Выходя на охоту

      Она медленно открыла глаза. Даже движение век отдавалось дикой головной болью. Руки и ноги настолько затекли, словно она уже год стоит в одном положении без малейшего шанса шевельнуться.       Впереди яркий белый свет. Настолько яркий, что она чувствовала себя пленницей, что долгое время держали в подвальной темнице и резко выкинули на самое яркое солнце. Глаза слезились. Больно. Очень больно.       Почему она здесь? Почему запястья сводит от боли? Почему ноги неподвижны? Почему она чувствует себя сломлено? Что произошло с ней за последние сутки? Ведь только вчера она была с ним. Он окутывал её теплом своего тела, лёгкими и нежными касаниями, поцелуями. Он дарил ей себя.       Привыкнув к искусственному освещению, девушка начала осматривать себя. Руки были в кандалах, закрепленных к потолку. На ногах кандалы, но уже более массивные, тяжелые, широкие. На шее что-то было надето. Точно не кандалы. Это было что-то прочное, но мягкое. Словно ошейник на охотничьей собаке.       Ноги настолько затекли, что в какой-то момент подкосились, и она висела на руках. Она не могла сказать, сколько времени пробыла в этой позе, но отчетливые кровоподтеки от кандалов давали понять. Долго, очень долго.       Она пыталась вспомнить, что же произошло вчера. А может и не вчера это было. Она не знала, какой сегодня день, да и день ли сейчас. В помещении не было окон, часов — ничего, что могло бы дать хоть какую-то подсказку. Она находилась в клетке, как какое-то животное. На полу лежал матрас без постельного белья. В углу стояла миска с едой и вторая с водой. И этот чертов ошейник. Она начинала паниковать. Она не животное. Так почему её держат тут вот так? Скованную, изнемогающую то ли от боли, то ли от голода или жажды. Ей казалось, что даже к рабам в прошлые времена относились лучше.       Мысли путались, казалось, она что-то вспоминает, как тут же теряла суть своих мыслей. Она в бреду, наркотическом бреду. Она испытывала боль в пояснице, суставах, мышцах, костях. Будто, даже волосы чувствовали боль. Тело било судорогой. Слабость пропитала её изнутри, выходя наружу холодным потом. Её тошнило, голова гудела, живот скручивало от резкой боли. Ей хотелось забыться, оставить свое изнемогающее тело. Она не хотела чувствовать это всё. Хотелось оказаться дома, в объятиях такого любимого и единственного мужчины. Хотелось прижаться к нему и слышать его голос, что был нежным только с ней. Боги, почему? Ну почему даже сейчас все её мысли были о нём?       Вспышка. В голове появился фрагмент последнего вечера, что она запомнила. Мужчина поцеловал её, мягко обнимая за талию, и прошептал ей на ушко:       — Спокойной ночи, моя девочка. Завтра я заеду за тобой, — Его голос был так нежен и в то же время твёрд, решителен. Он не предупреждал, ставил перед фактом.       — Я буду ждать тебя, — Казалось, она ждала всю жизнь только его. Много мужчин пыталось добиться её расположения, но сердце никому не открывало дорогу. Только он. Только он смог растопить её лёд. Только он смог увидеть её суть, самые темные уголки её души. Он буквально понимал её без слов — хватало лишь её взгляда. И он понимал, чего она хотела. Им не нужно было говорить друг с другом. У них была особая связь. Связь, что предначертана судьбой. Они оба это понимали, осознавали, чувствовали. Их связь была осязаема в самом прямом смысле этого слова. Они чувствовали мысли друг о друге.       Тепло разливалось по её телу, начиная от сердца и доходя до самых кончиков пальцев рук и ног. Он думал о ней. Она чувствовала его беспокойство, его панику, его страх. Страх потерять её навсегда. Она пыталась представить его образ, представить, как крепко его обнимает, словно пытается стать с ним одним целым.       — Почувствуй меня. Найди меня. Спаси меня, — Она собрала последние силы, чтоб прошептать эти слова. Он должен услышать. Он должен… должен… должен…       — Так, так, так. Моя красавица наконец-то проснулась, — Мужчина открывал дверь клетки, в которой держал девушку.       Его взгляд оценивающе прошёлся по всему её телу. Даже одежда не могла скрыть её привлекательность. Её рост, длинные волосы, тонкая талия, грудь, медленно возвышающаяся при каждом вздохе.       — Малышка, неважно выглядишь, но не переживай. Я сейчас тебя подлечу, — У неё не было сил сказать что-то ему в ответ. Она заставляла себя смотреть ему прямо в глаза, не отводила взгляда, будто стоит сомкнуть веки, и она их больше не откроет.       Мужчина достал из кармана брюк шприц с каким-то препаратом. Липкий страх начал пропитывать тело девушки. Она знала, это ничем хорошим не закончится. Но сил катастрофически не хватало. Она не смогла противиться ему. Все, что она смога сделать, этот лишь плюнуть ему в лицо.       — Какая строптивая. Мне нравится. Это будет даже интересней, чем с твоей подругой, — Мужчина подошёл непозволительно близко. Их разделяла лишь одежда, что была на них. Его рука властно легка ей на подбородок, обхватив его с такой силой, что девушка непроизвольно застонала от боли.       — Ты будешь моей столько, сколько я захочу. Ты будешь жить столько, сколько я позволю тебе. Сейчас мне нравится твоя строптивость, но не думай, что тебе всё сойдёт с рук.       Он схватил её локоть, поворачивая его внутреннюю сторону на свет. Найдя вену, он ввёл лекарство. Голова мгновенно заполнилась туманом. Все звуки в одно мгновение пропали. Ноги подкосились. Ее желание исполнилось. Она не чувствовала боли, не чувствовала ничего. Она снова повисла на руках — потеряла сознание.       Выждав некоторое время, мужчина освободил её ноги, затем руки. Она упала в его объятия. Он перенёс её тело в соседнюю комнату, которая значительно отличалась от клетки: белые стены, огромная кровать с белым шелковым бельём. Прикроватный столик с пластиковой посудой, чтоб не позволить ей напасть на него, от неё ведь можно ожидать чего угодно.       Он нежно положил её на постель, осмотрел запястья и щиколотки. Куда-то ушёл, но быстро вернулся с аптечкой. Обработал раны, перевязал бинтами. Перед тем, как надеть уже не железные кандалы, а кожаные, поцеловал её запястья. Оставил поцелуй на губах.       — Такая бойкая, дерзкая. Не с тем человеком ты связалась, глупая. Посмотрим, как ты будешь вести себя завтра.