Чем дольше расставание, тем глубже шрамы, что оно оставляет? На самом деле, время совершенно не важно. Пара дней для одного может оказаться мучительнее нескольких лет для другого.
Субботы были и будут самыми любимыми днями Наруто. Лениво просыпаться, спускаться на аромат кофе и лёгкого завтрака, наблюдать, как мама порхает по кухне. Её по субботам ничего не тревожит, какой бы трудной ни была её неделя. А она была трудной. В среду женщина задержалась на работе и уехала ночевать к Итачи, а не домой. Наруто не слабо перенервничал, пока ждал её, но, узнав, что она у омеги, не только успокоился, но и решил, что так к лучшему. Он не умеет поднимать маму на ноги так же быстро, как умеет Итачи. А Кушина не может себе позволить быть с сыном такой же беззащитной, какой ей необходимо быть в эти моменты. Учиха вернул её домой восстановившейся, привычно громкой и вновь улыбающейся. Наруто не стал допытываться до деталей, он уже всё из интернета узнал: какой-то пьяный урод на полном ходу врезался в скорую. Не видел, типа, её, со включенной сиреной. Внутри было два парамедика, начинающая рожать женщина, её муж и их восьмилетний сын. Персонал к восьми вечера, обычно, в больнице меняется, но смену сдать не успели. К работе приступили обе, особенно медсёстры, на которых лежит вся беготня, развоз до операционных, проверка показателей, помощь в оказании первой помощи и поддержание жизни по пути на хирургический стол. Плюс три часа к смене. Минус нервы и силы стоять на ногах. В четверг она отдыхала. Спала, в основном. В пятницу вновь вышла в дневную смену, на которой, к счастью, не было ничего из ряда вон. Кушина была, вроде, собой, но всё-таки потускневшей, немного осунувшейся. А сегодня, смотрите-ка, подпевает включенному плейлисту, проверяя имеющиеся в холодильнике продукты. На столешнице уже ни сантиметра свободного места, на столе чашка остывающего кофе с болтающимися в ней кусочками льда. – Доброе утро, – улыбается парень, мгновенно чужим светом заряжаясь. – Утречко, – улыбается мама, – это тебе, – взгляд на чашку. Альфа, на самом деле, холодный кофе не любит, спокойно поглощает горячие вещи даже в самый жаркий летний день, но из солидарности умирающим от температурного ада – так и быть – выпьет холодный. – Как насчёт мори соба? – всё продолжает что-то доставать из холодильника. Наруто понимает, что она сама с собой, но всё равно кивает. Тянется к тарелке с горячим завтраком, млеет от вкуса, слышит, как Итачи ставят на громкую связь, обсуждая, чего для ужина не хватает. Чудесное, спокойное утро. Первая половина дня так и проходит: с Кушиной, что делает тридцать дел одновременно, и Наруто, что максимально не лезет ей под руку и расчищает пространство после того, как мама по нему ураганом пройдётся. Итачи с Саске приезжают к четырём, половина закусок уже ждёт на обеденном столе, некоторые ещё предстоит сделать из привезённых продуктов. Кушать садятся уже где-то к пяти. Они не всегда готовят сами. В зависимости от настроения еда по субботам бывает домашней или заказанной где-то, сложной или простой, горячей, холодной, сытной и лёгкой – каждую неделю по-разному. Но вкусно абсолютно всегда. Альфа наслаждается ужином, представляя, как круто будет, когда его отец тоже будет на каждый из них приглашён. Саске сбоку молчит – он не любитель трещать за столом, но слушает очень внимательно, улыбается мягко на чужие шутки и является прекрасным примером того, как выглядят люди, когда всё родное для них перед глазами сидит, живо, здорово и счастливо. Кушина пьянеет быстрее обычного, решив открыть охлаждённое белое вино вместо красного, и скорость речи приближается к той, которая у неё на работе включается. Итачи внимательно слушает, смеётся, медленно тянет вино из бокала и не комментирует монолог, чтобы не перебивать. Всё идеально. – На следующих выходных меня не будет. .. А? Палочки прямо в воздухе замирают, лапша соскальзывает с них обратно в тарелки. Три пары глаз поднимаются на омегу, реальность обратно включается, сменяя собой замечательный сон. – Я улетаю в Сеул, – поясняет, глядя исключительно на младшего брата. – До воскресенья. Напряжение охватывает комнату, словно атмосферное давление возросло вдвое и давит со свей силы, пытается сравнять всех с землёй. Предпосылок к движению сбоку не было, но Наруто его предугадывает, поднимается с лучшим другом синхронно, чтобы уберечь его от слов, о которых он будет жалеть. А слова ядовитые, разгорячённые, такие, после которых не сможешь быстро оправиться. – Отличная мысль, я тоже думал проветриться, – вклинивается, не даёт Саске и слова сказать, вытаскивает его из-за стола, – мы сейчас, – дарит омеге улыбку, ловит от мамы встревоженный взгляд. Вытолкнуть Учиху за дверь совсем не сложно – он собственными ногами идёт и даже молчит. Но, стоит двери закрыться, эмоции получают выход. Саске – человек крайне спокойный, стабильный и ровный, с чудесным самоконтролем. Но, если дело касается старшего брата, перекипает так быстро, что даже Наруто увернуться не успевает. Как это бывает с людьми, которых злость посещает не часто, в гневе они по-особенному страшны. – Убери руки, Наруто, – цедит, так пройдясь кулаком по рёбрам, что у блондина дыхание перехватывает. Вложенная в удар сила вынуждает отпрянуть, но Узумаки оправляется быстро, вновь ловит за руку, рывком разворачивает. Понимает, что перегнул, когда буквально вышвыривает Саске через ступени крыльца. Тот, к счастью, баланс не теряет – приземляется устойчиво на ноги. Когда в нём бушуют эмоции, навредить ему в принципе сложно. Он будто не чувствует: ни боль, ни здравомыслие, ни гравитацию. – Отойди или я сделаю больно, – предупреждает серьёзно. – Сделай мне больно, – шагает вперёд, вниз, к нему, совсем близко. Феромоны вгрызаются в горло, приходится прикрыть глаза и чуть отвести голову, ибо сущность твердит ответить агрессией на агрессию, но разум напоминает, что добавлять сверху нельзя. – Не смей срываться на нём, – снова глаза в глаза. Ясно голубые ощутимо темнеют, чёрные отливают кроваво-красным. – Только ранишь его. – Раню его вовсе не я, – смыкает пальцы на горле футболки. – Так, и не добавляй, блять, – чуть теряет контроль. Не железный же. Саске закашливается коротко от вспышки чужого влияния, отпускает, немного отходит назад. Наруто не позволяет слишком сильно отпрянуть на случай, если снова придётся ловить. – Очнись, ты не остановишь его, – сам ловит ткань футболки, чтобы вблизи удержать, Учиха дёргается, будто собираясь снова ударить, но останавливается. Узумаки отчётливо видит, как разум перебарывает эмоции, ему с первых мест отлично видно, как бездонные глаза меняют оттенки. – Делов-то, – дышит с трудом, восстанавливая обратно контроль над собой, – в багажник закинем – и всё. Самолёт улетит без него. – Ага, а с моей мамой что будешь делать, когда она выйдет дать за это пизды? – изгибает бровь вопросительно. – Паду смертью храбрых, – смотрит очень серьёзно, – а вообще-то Кушина могла и помочь. Тоже ведь не в фан клубе у австралийской мудилы. Отпусти. Наруто подозрительно щурится. – Ты ведь не врёшь мне сейчас? Не побежишь делать что-то тупое? – Тупое по твоей части у нас, – ведёт головой. – Посмотрите-ка, вернулся, – усмехается, хлопая ладонью по бледной щеке, за что получает аналогичный ответный удар. – Отъебись, Узумаки. – Прилично веди себя – я слова тебе не скажу, – отпускает. – А давай, ты выключишь свою полицию нравов? – морщится, словно от мерзкого вкуса во рту. – Саске, – зовёт, и брюнет замирает, успев сделать лишь шаг в сторону лестницы. – Ну что? – выдыхает. В глазах вперемешку мелькают усталость, догорающий гнев и росточки портящегося настроения, которые с каждым днём будут сильнее на парня влиять и к следующим выходным достигнут апогея. – Я серьёзно, не влезай в этот спор, – просит от чистого сердца. – Аргументами ты его мнение не поменяешь. Оттолкнёшь только. Ему и так тяжело с ним встречаться и расставаться, не делай и этот город холодным. Пусть ему будет хорошо возвращаться домой к лапочке младшему брату. – Господи, ладно, – вскинул руку, обрывая речитатив, хотя у Наруто была там ещё парочка фраз, – я понял. Обратно вернулись в тишине. За столом она тоже висела, будто разговор после уходя двух участников так и застыл, с мёртвой точки не сдвинулся. – Ты в порядке? – уточнил Итачи, подняв взгляд на брата. Альфа подцепил бокал омеги, глотнул из него дважды, поморщился, слишком активно кивнул несколько раз. Он не в порядке, конечно, но лекарства от этого нет. Чужое решение не поменяется вне зависимости от того, смирились с ним тут или нет. – Два дня? – спрашивает серо, опускаясь на стул под внимательным взглядом Наруто. – Вечером пятницы улетаю, вечером воскресенья возвращаюсь. Вновь пара кивков. Не согласие, а попытка переварить информацию. – Я знаю, что… – начал омега, но тоже был прерван жестом руки. – Если я встану на колени и буду тебя умолять не лететь, ты останешься? Омега слегка на вдохе спотыкается, смотрит так вымученно, что блондину хочется Саске заехать как следует. Ну любит он, твою мать, неужели не видишь? Это не выбор, нет смысла никого ни на что уговаривать. Если бы он мог выключить свои чувства и не мучаться, он бы это сделал давно. В чём смысл вешать вину? Чтобы ещё сильнее страдал? – Нет, – отвечает чуть слышно. – Тогда, хотя бы сказки мне не рассказывай, – просит альфа, ослабляя напор. Не хочет, не выносит видеть, как Итачи сыплется. Но и отпустить к Яхико спокойно не может. – Мне от этого легче не станет. Он хотел сказать что-то ещё, вдохнул тяжело, чуть подался вперёд, сжав пальцы в кулак на эмоциях. Наруто был готов снова его за дверь выволакивать, но ему не пришлось. Учиха держал себя в руках. Поджал губы, не давая словам быть озвученными, выдохнул не очень ровно, вновь прильнул к спинке стула. Они с братом смотрели друг на друга, терзались, но больше не говорили. Тему «Яхико» в этом доме обходят дальними тропами, потому что она никогда не ведёт к чему-то хорошему. Тем же вечером Саске писал, что по дороге домой они помирились. Это же утверждал и Итачи, отвечая на заданный в чат вопрос. Обещал, что всё хорошо между ними, что мнениями не сошлись, но ругаться дальше не будут. Наруто обоим отправил что-то из серии «я за вас рад», но в реальности понимал, что радоваться не чему. Саске стал прицеливаться в два раза дольше обычного, и пусть в центр мишени всё ещё попадал, это будто отнимало у него абсолютно все силы. А Итачи целую неделю не заходил в гараж, что в целом всегда вызывало волнение.***
Настроение у Итачи последнюю неделю было, мягко говоря, нестабильным. Его переполняло желание увидеть своего мужчину, заранее засевшая в груди горечь от предстоящего расставания, печаль от душевных метаний младшего брата. Было ощущение некой загнанности, перманентной и непреодолимой. Саске будет больно, если он улетит, Яхико будет больно, если не улетит, ему самому будет в принципе больно при любом из этих раскладов, а Наруто с Кушиной заденет как сопутствующий ущерб. И ничего с этим не сделать, чёрт возьми. Он, с одной стороны, не выбирал, чтобы было так, но, с другой стороны, именно он стабильно выбирает, продолжает грёбаный парадокс, из которого нет красивого выхода. Легко выбирать своё счастье, ставить его выше счастья других. Только Итачи до счастья не дотягивает. Он выбирает одну боль за место другой, между одним и другим одиночеством. Отчаянно хотелось хотя бы в самолёте поставить эти мысли на паузу, но они всё не отпускали, и короткий перелёт показался ему бесконечным. Багаж забирать ни к чему – у омеги с собой лишь рюкзак. Паспортный контроль весьма быстро проходит, ноги несут парня уверенно – он в этом аэропорту ориентируется не хуже самого персонала. Не в первый раз спускается на эскалаторе из терминала международных перелётов и не последний, наверное. Скорость шага увеличивается по мере приближения к выходу, у которого его уже ждут. Каждый раз в одном и том же месте, с тем самым пронзительным взглядом, от которого щиплет в глазах. Итачи прыгает своему альфе в руки с разбега, Яхико его ловко ловит, прижимает к себе, запрокидывает голову вслед за потянувшими короткие волосы пальцами, втягивает парня в глубокий, очень жадный поцелуй. По щекам бегут беззвучные слёзы – без них ещё не получилось ни разу. Он так скучал по этим рукам, по губам, по запаху... боже, феромоны творят невероятное. Так истосковались друг по другу, что переплелись уже намертво, танцуя головокружительный танец. В их облаке так хорошо, спокойно и правильно, что тревоги прошедших дней временно отпускают. – Яхико, – выдохнул то ли сквозь всхлип, то ли сквозь стон. – Мой сладкий, – шепчет альфа, – как я скучал. Брюнет крепко обнимает за шею, прислоняется к нему лбом, дышит его воздухом, его потрясающим запахом. Яхико подхватывает удобнее под бёдра, тоже не спеша отпускать. Пока они вместе, мира просто не существует. Здесь так правильно, так хорошо, что невольно ужасаешься, как давно вы были порознь. Как вообще это выдержали? Что важнее всего: откуда взять силы улететь послезавтра? – Ты голоден? – голос чуть хриплый. – Есть один обалденный ресторан, в который я давно хочу тебя отвести, – у слов нейтральный посыл, а взгляд такой, словно в ресторане главным блюдом Итачи и будет. – Завтра, – даже не рассматривает всерьёз как вариант. Не этот вид голода сейчас требуется утолить. – Мм, не ты ли, случайно, хотел посмотреть на Сеул? – усмехается, возвращая брюнета на пол. – Не я, – качает головой, – это ты в пустоту обещаешь его мне показать, – хлопает по щеке от души, показывая своё недовольство. – Так, поехали, я покажу. – Поехали лучше к тебе, и я тебе что-нибудь покажу, – переплетает их пальцы, следуя за своим мужчиной к подземной парковке. Яхико улыбается ласково, смотрит на Учиху так зачарованно, как только он умеет. И омега чувствует себя самым красивым, самым желанным, самым любимым на всём этом свете. Дорога до квартиры кажется мучительно долгой. Феромоны подогреваются, воображение уже придумывает предстоящие события этого вечера, Яхико дышит тяжело и старается на Итачи не смотреть, а тот, напротив, взгляд не может оторвать и не дышит вообще. Не может. – Мелкие как? Сильно дуются? – вновь пытается в нейтральные темы. – Саске очень зол, – не скрывает, – а Наруто… – говорящая пауза. – Если честно, я не знаю, какого он мнения. Ему приходится в нейтралитет уходить, чтобы сгладить разговор между нами. Яхико кивает, съезжая с трассы в сторону своего района. Он прекрасно понимает, на чьей Наруто стороне по итогу, как это понимает и омега. Он же их собственноручно учил друг за другом смотреть, останавливать от совершённых сгоряча действий, чтобы обязательно кто-нибудь был голосом разума. Но по итогу-то, если придётся, они убьют друг за друга. Хотелось бы только, чтобы жертвой их был не Яхико. Хотя… Тронув взглядом серебряное кольцо на пальце мужчины, брюнет думает некрасивую мысль, что позволил бы брату врезать этому болвану пару раз прежде, чем встревать между ними. – Я чувствую, куда ты смотришь, – оповещает Яхико негромко, внимательно отслеживая проезжающие автомобили, чтобы улучить момент и выехать на перпендикулярную улицу. – Сними его, – демонстрирует открытую ладонь, параллельно нажатием кнопки опуская окно. Сейчас, оттолкнувшись от раздражения, пока альфа не успел использовать против него свои очаровательные ямочки, есть все шансы действительно вышвырнуть аксессуар прямо на тёмный асфальт. – Хорошо, – усмехается, поворачиваясь. Протягивает свою руку, мол, на, снимай, если хочется. Недовольным ни разу не выглядит, а значит в ход сейчас козырь пойдёт. Омега снимает кольцо с безымянного пальца, вертит его секунду в своих, успевает на внутренней стороне прочитать своё имя, равнодушно укладывает локоть на дверь и выпрямляет руку, перевешивая её из открытого окна. Готов. Отпусти – упадёт. Позади машины начинают сигналить, не оценив внеплановую остановку перед поворотом. А Яхико их будто не слышит. – Ну же, – подталкивает альфа к действию, – разомкни свои пальцы, и больше его не увидишь, – закидывает руку на спинку пассажирского кресла, наклоняясь чуть ближе, – может, подберёт кто-нибудь, кому очень нужен этот миллион вон. Омега чуть ведёт головой, перехватывает взгляд, видит смешинку. Автомобилисты позади начинают уже что-то кричать, и Учиха в корейском не силён, но уверен, что там, в основном, маты. – Бросай, бросай, – разрешает мужчина. – Что собирался делать, если бы действительно выбросил? – уточняет, закрывая обратно окно. – Татуировку бы набил, – щурится, не давая понять, серьёзно он или нет. – Идиот, – выдыхает, сдаваясь. А потом видит ответную раскрытую ладонь перед собой, отрицательно головой качает, – я не верну его тебе. Уберу куда-нибудь в доме, пару лет в прятки поиграешь, хоть не будешь скучать. – Нет, малыш, – как же бесит этот его чудесный настрой, – либо туда, – кивает на закрытое окно, – либо мне на палец. Третьего варианта я тебе не даю. Итачи сжимает губы, тяжело выдыхает. Это вовсе не выбор: в какую сторону вам удобнее переступить через себя? До смешного не смешно. Но альфа, кажется, твёрдо намерен ждать, сколько потребуется, не поведёт автомобиль дальше, пока ему не подчинятся. И омега сдаётся. Вкладывает кольцо ему в руку. Иначе это разрешиться и не могло, он-то знает, что выбросить сил точно не хватит. – Я не заставляю тебя носить, не заставляй меня снимать, – проводит рукой по худому колену, наконец-то, выруливая на дорогу к облегчению всех застрявших позади. Итачи хочется рассмеяться. Заставить? Не заставлять? Он самого-то себя заставить не может отстоять свою точку зрения. Не может быть сильным, только не с ним. О каком принуждении речь? Он же только и делает, что ожидает чужого внимания. Ёбаных свободных минут между тренировками, перерывов между сезонами, контрактами… Слабый, зависимый мальчик – всего-то. На телефон очень кстати сообщение приходит, отвлекает от неприятных мыслей. Губы трогает печальная улыбка. Саске: «Нормально долетел?» Он просил не улетать, на колени ещё встать грозился. Но всё равно приехал в аэропорт проводить. Спрашивает, долетел ли. Сколько ему стоит спросить только это и ничего больше? А удержаться от нелестного комментария – сколько? Если кто спросит, как выглядит безвозмездная любовь, чистая, жертвенная – то только вот так. Его маленький мальчик, который готов защитить от всего в этом мире. А Итачи его от самого болезненного защитить не в состоянии, потому что это – он сам. Вы: «Отлично долетел» Это не правда. Вы: «Присмотри завтра за Кушиной. Увидишь в её руках сковородку – сразу всех эвакуируй» Саске: «Может, ей как раз это и нужно, чтобы пар немного спустить» Вы: «😂» Саске: «Не переживай, вдвоём-то мы с ней, наверное, справимся» Усмешка. Наивный, однако. Вы: «Справляться со смертными будешь, от Кушины лучше сразу беги» Саске: «Ладно, тебе лучше знать» Взгляд на дорогу. Дом уже виден. Вы: «Мы почти к дому подъехали» Саске: «Береги себя» Каждый раз просит. Вы: «Люблю» Откинув телефон к оставленному на заднем сиденье рюкзаку, брюнет поднимает взгляд на открывающийся перед ними гараж. За пару месяцев этот дом не поменялся ни капли. Он небольшой, как любит Итачи. Гараж на два автомобиля, но одно место пустует, потому что второму «хозяину» не хочется его ничем своим заполнять. Небольшой сад, закрытый высоким забором от мира, потому что омеге очень нравится завтракать на свежем воздухе. А внутри дома… Там как в токийской квартире: фантомное присутствие двоих, но живёт лишь один. – Саске волнуется? – комментирует метко случившуюся переписку, нажатием кнопки закрывая гараж. – Расскажу, когда бесить перестанешь, – бросает омега, выходя из автомобиля и от души хлопая дверью. Машина тоже перед ним капельку виновата – чёртова тойота ярис. Японка. Самый популярный во всей Японии автомобиль на этот год. Второй в том списке – тоже тойота. И третий. Восемь, сука, из десяти – всё тойоты. Омегу бы так не бесило, если бы его альфа ездил на их корейских конкурентах, но он, блять, остановил выбор на единственном, с которым у них личное. По больному. Раздражение, реальное секунду назад, затирается при входе в дом. Феромоны альфы внутри так основательно обосновались, что трогают до мурашек по коже. Они в каждом уголке, на каждой вещи. Вдыхаешь – и ты дома. Яхико не жалко – он их отпускает, ещё сверху добавляет, напоминая, как легко может заставить колени неметь. Пальцы ложатся на талию, крепко сжимают, тянут назад. Итачи против воли запрокидывает голову, прильнув лопатками к чужой груди. Он ненавидит себя за слабость, но ему хорошо, и смысла дальше канючить он просто не видит. Болван не исправится, сколько его ни учи, кольцо не снимет, тойоту свою не продаст, не перестанет намекать, что брюнет чудесно смотрелся бы в этом доме перманентно. А Итачи не поставит точку между ними, он уже пробовал, альфа играючи им подрисовал хвостики, превратив в запятые. Футболку тянут наверх, потом и резинку с волос. Омега податливо двигается, облегчая мужчине задачу. Первый укус прямо в шею срывает с губ парня протяжный стон. Это ощущение ни с чем не сравнится – когда чужие феромоны по венам бегут, отбирают контроль у твоих, присваивают тебя себе. Жаль, что эффект не навсегда. – Капризный малыш, – выдыхает мужчина блаженно, ведя по свежей метке губами. Его по-своему кроет. – Столько лет пытаюсь тебе угодить, всё никак не могу. – Лучше молчи, – советует, позволяя развернуть себя и наклонить над каким-то предметом мебели. На языке вертится «не в ту сторону пытаешься», но омега молчит, настроение портить не хочет. Да и они уже достигли той стадии, где некоторые важные разговоры нет никакого смысла начинать, потому что они никуда не ведут. Только нервы впустую растрачивают, добавляют горечи в атмосферу. И мысли – очень важные – озвучивать перестают. Альфа тянет за бёдра на себя, входит глубоко, срывает жалобный стон. Итачи так изголодался по их ненасытным ночам, что у него слёзы текут по щекам. Напускная нерасторопность уступает нетерпеливой жадности, и они себя отпускают. Забирают своё: нежно, больно, стоя, на кровати и на полу. Укусы обжигают кожу, сорванные стоны горят ещё в лёгких, голова кружится просто чудовищно. Уместить несколько месяцев томительной тоски, обиды, злости, неудовлетворённого желания, феромонного голода и жажды прикосновений в двое суток? Они не волшебники, но они попытаются.***
– Ты дыру сейчас в дисплее просверлишь, – Узумаки швыряет в него полотенце, и альфа мгновенно жалеет, что попёрся за ним в раздевалки. Обычно, пока Наруто душ принимает, Саске ждёт его на улице, но сегодня что-то дёрнуло притащиться сюда. Хн, что-то. То удушливое и тревожное, что функционировать нормально не даёт. Полностью никогда не проходит, но рядом с этим придурком хоть чуток затихает. – Ещё раз так сделаешь, – поднимает полотенце в воздух, перехватывая насмешливый взгляд, – я его тебе в какое-нибудь интересное место засуну. – В то же самое, где сейчас твоя голова? – уточняет блондин, ловко ловя летящее обратно полотенце. – Что там с Итачи? – спрашивает уже серьёзно. Учиха выдыхает и вновь роняет взгляд в чат, где куча непрочитанных сообщений и непринятых вызовов. – Я убью этого мудака, – тянет, переполняясь раздражением. – К слову о нём, ты ему-то пробовал звонить? Саске поднимает взгляд на блондина. Тот не шутит, но глазами улыбается. Это его чудесное настроение бесит не слабо. – Не смотри на меня так. Там сейчас два телефона. Если с одного не берут, самым логичным будет попробовать позвонить на второй. Продолжительный вдох, медленный выдох. Спокойно, чего ты завёлся? Наруто же прав. Как бы тебе мысль ни претила, Итачи сейчас с Яхико. Любит его, блять, доверяет ему. Телефон этого мудака у тебя есть. Возьми и позвони. Либо так, либо покупай билет до Сеула. – Пошли, а то тут сейчас полыхнёт от твоего настроения, – хлопает блондин по плечу, и Учиха поднимается с низкой скамейки, шагает следом за ним и очень внимательно дышит, пытаясь восстановить контроль над эмоциями. Кто бы ещё сказал, как это делается. Альфа в принципе чувствительностью к внешним факторам не страдает, его безумно сложно чем-то действительно задеть. Если вы не Итачи, конечно. Когда это происходит, Саске натурально теряется. Ощущений слишком, яркость никак не убавить. А он, блять, не может дышать. Выбирает имя из списка контактов, закипая от одних этих символов. Наруто хмыкает негромкое «какой молодец», и получает за это в плечо, но ему всё смешно. А вот Саске совсем не до смеха. Гудки тянутся друг за другом, ноги отказываются дальше нести. Замирают от холода, что по ним неумолимо ползёт, пока никто не поднимает трубку. Узумаки разворачивается. В голубых глазах уже нет насмешки. Они всё понимают. И брюнет смотрит в них религиозно, потому что в них есть что-то такое, что удерживает ногу на тормозе. Без этих глаз, без этого человека его сейчас просто сорвёт. – Саске-чан, – улыбается голос из трубки, а в груди ярость смешивается с облегчением. Странная парочка со странным привкусом. – Всё хорошо? – Хорошо? – тянет альфа зловеще. – Пока мрази, вроде тебя, ошиваются возле Итачи, мне хорошо быть просто не может. – Саске, – шепчет Наруто, скользя рукой по напряжённому плечу, будто физически может остановить чужой яд. Но такие чудеса даже Узумаки не под силу. – Я по тебе, мелочь, тоже скучал, – Яхико стряхивает с себя все угрозы и оскорбления бесяче легко. – ... Саске? – откуда-то издали доносится невнятный вопрос, и сердце пропускает удар. – М-хм, – отвечает Яхико так омерзительно нежно, что зубы, блять, сводит. – Держи, – уже практически шёпотом. – Хей, всё хорошо? – уже ясно и в трубку протягивает старший брат. – Где твой телефон, идиот? – выдыхает облегчённо, смаргивая что-то с глаз. – Мой... – осекается, только сейчас, видимо, вспоминая о нём. – Я его в машине оставил. В машине. Вчера. Даже не вспомнил о нём. Чем они занимались всё это время, представлять не хотелось, и Саске многое бы отдал, чтобы включить наивность и на секунду не знать. – Прости, я совершенно забыл. – Ты в порядке? – на всё остальное похуй уже, просто будь в порядке. – Я, конечно, в порядке, – усмехается омега, – не волнуйся. Завтра вечером вылет. – Когда приземлишься? Я тебя встречу. – В семь. Не надо встречать, тебе же в школу в понедельник. – Думаешь, что я лучше высплюсь, не увидев, что ты цел и невредим? Я встречу, – повторил с нажимом, потому что это не вопрос. – Окей, – никогда с братом не спорит, если Яхико на горизонте. Он хоть и смеётся с того, что Саске переживает, но всё же где-то в своей влюблённо-тупой голове понимает, что переживает альфа не на пустом месте. – Если он тронет тебя, я оторву ему руки, – не удержался. – Он тронет меня, и ты ничего ему не оторвёшь, – поправил Итачи, и где-то там в декорациях его мудак тепло рассмеялся. – До завтра, – улыбнулся омега напоследок. – Береги себя, – выдохнул, чувствуя себя абсолютно бессильным. Как можно спасти человека от него самого? И как можно спасти человека, если он наотрез отказывается быть спасённым? – Он в порядке, – обещает Наруто, что так и держит его за плечо. Всё пытается вернуть альфу в себя. Как вообще рядом стоит? От брюнета разит такой злостью сейчас, ему самому этим дышать тяжело. – Скажи это, – приказывает. – Он в порядке, – повторяет, переступая через себя. – А теперь поверь в это, – отнимает ладонь от плеча, чтобы хлопнуть ей по бледной щеке, но Саске перехватывает запястье, останавливая это движение. – Ты в край охуел, – ведёт головой. – Н-да? – дёргает бровью, и Учиха чувствует мягкий хлопок по другой щеке. Ему бы пару рёбер сломать. Хотя нет, не ему. Какому-то другому альфе. В Сеуле. – Завтра ты его увидишь, – обещает блондин. А Учиха просто кивает. Он же ничего сделать не может. Не властен над временем, пространством и чужими поступками. Ему остаётся лишь ждать, надеяться и верить во всякие сказки о том, что с его братом всё совершенно нормально. – Останешься со мной? – Да, – будто могло быть иначе, – поговори о чём-нибудь. И Наруто говорит. Саске даже не слышит, о чём. Не понимает темы, не различает интонацию. Просто чувствует, что лучший друг рядом, и пропитывается ощущением, что с ним бок о бок проблемы становятся чуть менее проблемными. Следует за светом, как мотылёк, будто кроме этого ничего в мире и не существует, но это, конечно, не так. Есть там ещё один, далеко, в другой стране. Он меньше этого, но греет сильнее, с самого твоего первого дня на земле. И альфа не может ежесекундно не думать, не умолять вселенную о том, чтобы только не угасал. Пусть этот свет вернётся к нему, пусть не потускнеет. Едва успев пересечь дорогу, Саске опускается на низкий бортик тротуара. Дальше просто не в силах. Болтовня на фоне мыслей не заглушает, они всё равно возвращаются только к одной. Узумаки замирает, стоит над ним свидетелем скорби по живому. Мимо плетутся автомобили. Тёмные глаза следят за ними, фиксируются на перемещающихся точках, отпускают их, находят новые. Что бы он отдал за белую хонду сейчас. Где-то в периферии видно, как блондин опускается рядом, его колено мягко задевает колено брюнета, но не в силах одёрнуть от сгустившейся мрачности. – Я встану, – обещает Учиха, сам себе не верит при этом. Но встать необходимо. До ужина с Минато всего несколько часов, а им с Наруто ещё нужно как-нибудь Кушину развлечь, чтобы она не перенервничала и не потянулась к сковородке, о которой предупреждал брат. Им есть, где быть, есть, ради чего брать под контроль свои чувства и работать головой. Надо подняться – Саске знает. Но знать и делать – вещи разные. Одна фантомно существует где-то рядом, а вторая где-то в другой реальности, где ты и сам материален, а не безвольное облако грохочущих громом эмоций. – Я хочу, чтобы эта мразь перестала дышать, – шепчет признание, чтобы вербализировать хоть капельку непередаваемого, непереводимого, неописуемого. – Я знаю, – максимально понимающе. – Он сказал мне не трогать, – это уже другой «он», но уточнений не нужно. Не для Наруто. – Он его любит. Саске фыркает пренебрежительно. Не может лицо не скривить. Любит, конечно. Из всех альф в мире... этого. Перед ним их столько на колени готово упасть, а он всё бежит за своим палачом. – Яхико хоть раз его действительно калечил? – и опять тупой вопрос. Что же у тебя там за программа такая, что через раз то метко, то мимо? – Все их отношения – это калечить. С разных дистанций. – Я не об этом. – А в этом нет разницы, – маленький порыв съездить в лоб остаётся проигнорированным, потому что он опять не ему. На этот раз брату. – Абсолютно никакой разницы, Наруто, потому что всё то время, что Итачи с ним вместе, а это дохуя лет, он медленно, но уверенно вянет. Но, окей, если хочешь сузить круг до физического. Ты сам, что ли, не видел? – Это не совсем травмы, – защищает его почему-то. – Стёклышки свои протри, – советует, всё пытаясь в яд, но тот не хочет капать с клыков. – Или загугли. Или у мамы спроси, – последнее уже выдохнул. Сил бы кто дал переспорить этого альфу. – Кстати о маме, – насильно пытается переключиться на другую мысль, – какой план? – Итачи оставил мне бутылку её любимого вина, – хмыкнул Наруто, – оно всегда безотказно работало. – Работало не оно, – качает Саске головой, смотря в какую-то точку на сером асфальте. – Да, не лучшая суббота для встреч, – был вынужден признать, – но работаем с тем, что есть. – Закажем что-нибудь, чтобы ей не готовить. Она же всегда стрессует, хоть и говорит, что ей нравится всё делать самой. – Хм, – усмехается. – Рамен? – Как хочешь. – Ты сегодня вообще что-нибудь ел? – Что-нибудь ел, – подтверждает серым тоном, хотя сам не уверен, что не врёт. – От мамы получишь. – Хоть отвлечётся немного, – усмехнулся, окончательно добравшись до дна и находя это каплю забавным.***
Минато было сказано подъехать к пяти, он припарковался перед домом ровно в пять, но ему всё равно казалось, будто он слишком рано. И дело не в том, что сегодняшний день с самого утра тянулся мучительно долго, и даже не в том, что он так и не заехал в магазин за бутылочкой красного, потому что не вспомнил, какое пьёт Узумаки, а в том, что белой хонды возле гаража не наблюдалось. А это значит, что им с Кушиной придётся надеяться лишь на себя, придумывая темы для разговоров, заполняя неловкие паузы и пытаясь обходить трудные темы, для которых сегодня не время. Ебать, насколько незаменимым человек может стать просто в силу своей непринуждённости. Очень недооценённое качество, такие люди создают в мире мир, не нуждаясь в том, чтобы бросать ему вызов. Выдох. Давай же, Намикадзе, ты такой храбрый у себя в голове, имеешь наглость считать, что вообще ничего не боишься, а сейчас, блять, сидишь и не можешь найти в себе силы покинуть безопасный салон своего автомобиля. Ну на слабо себя возьми в конце концов или что там на тебе ещё эффективно работает? Память настолько некстати подкинула воспоминания о невесомых прикосновениях Итачи к спине, что альфа сам себе усмехнулся, хоть и признал, что переставлять ноги, смотря фее в спину, было проще, чем прямо сейчас. – C’mon, don’t be such a coward, – командует самому себе чуть слышно, делает глубокий вдох, чуть задерживает дыхание и успешно из машины выходит. Шаг, другой – это же просто. Интересно, стоит ли ему постучать? Дверь, вроде бы, в этом доме остаётся открытой, если в нём ещё кого-нибудь ждут. Дверь действительно ему поддалась, впустив в коридор, который хоть и был прохладнее улицы, облегчения никакого не принёс. Чуть дальше по коридору из кухни высунулась красная макушка Узумаки, за которой по инерции последовала и вся копна её длинных волос, перевесившихся через плечо. В зелёных глазах ещё плескалось некое любопытство, и это вызвало у мужчины усмешку. – Ты на школьницу капельку смахиваешь. – Губу закатай, Намикадзе, этот поезд ушёл, – изогнула тонкую бровь, исчезая обратно в проёме. Минато, честно говоря, каплю опешил, услышав что-то из серии той Кушины, с которой он в универе романы крутил, что в контексте того, кем женщина являлась сейчас, слегка настораживало. – Ты выпила? – решил начать с очевидных теорий этой странной трансформации. В ответе необходимости не было – едва пройдя на кухню, взгляд тронул практически пустую бутылку красного. Кушина сидела, забравшись с ногами на стул, и, уложив на стол локоть, чуть покачивала в руке свой бокал. – Ещё бы я не выпила, – усмехнулась Узумаки не весело, – нам с тобой на трезвую голову ещё рановато встречаться. – Хоть в чём-то наши мнения сходятся, – выдохнул, доставая бокал и для себя, прекрасно запомнив, где они располагаются. – Где остальные? Ужинать с тобой один на один – последнее, чего мне бы хотелось. Без обид, – вставил из вежливости, пока напротив садился, – или с обидами, – усмехнулся, подумав немного. – Как тебе хочется. – Мм, – улыбнулась немного зловеще, – это очень взаимно. Мальчики ушли за едой и скоро, к счастью, вернутся. Оставили меня без дел с бутылкой вина. Есть теория, что я, типа, подобрею от этого. Усмешка. Вино мягко прокатилось по горлу. Хорошее, шёлковое. То, что нужно. – Вы действительно собираетесь каждую субботу? – спросил, разворачивая пустую бутылку к себе, чтобы изучить этикетку как следует. Он знал, вообще-то, что каждую, но решил, что это неплохой вариант в погодные, нейтральные темы. – М-хм, – короткий глоток, – на неделе сложно спокойно поужинать, у всех в графиках какие-то приблуды. По субботам всем удобно. Кивок. Собственно, ничего нового. – А у тебя что по выходным? Они есть? – не искренний интерес, а поддержание рабочей стратегии. – У меня вполне нормированные рабочие часы, – повёл плечом. Ничего особенного. – Дёрнуть могут в любое время, конечно, но только по неотложному. Со всем остальным разбирается Хатаке. – Какаши Хатаке? – от удивления даже чуть вперёд подалась. Минато кивнул, пытаясь решить уравнение. Какаши тоже выходец из семьи дипломатов, эта профессия в целом довольно наследственна. Но, если Минато вырос в Японии в плюс-минус британской семье, то Хатаке, наоборот, вырос в Великобритании в плюс-минус японской семье. В Токио прибыл довольно давно, но Намикадзе ума не приложит, где Кушина с ним могла пересечься. – Вы знакомы? Она искренне, от души рассмеялась. – Он был постоянным пациентом, когда я проходила медицинскую практику. Когда он перестал появляться, я уверена была, что он в тюрьме какой-нибудь сидит. В жизни не встречала человека, кто ввязывался бы в драки так часто. – Да он так пытается чувствовать, – помахал альфа в воздух рукой. – И он сесть не может, даже если захочет, – усмехнулся, – у него дипломатический иммунитет. – К вам, смотрю, кого попало нанимают, – хмыкает женщина пресно. – А ты, смотрю, круг расширять начинаешь: сначала на меня рычала, теперь уже на всё моё посольство. На очереди мои родители, получается? – Родителей сюда не вплетай, – пригрозила пальцем Кушина. Разговор хорошо начинался, но подогрелся до опасных температур слишком быстро. Минато метнул предупреждающий взгляд, Узумаки ответила похожим. Пара секунд невербальной борьбы, и зелёные глаза опустились к бокалу с вином. – Они знают? – тихий вопрос. Видно, что волнует. Можно было бы посмаковать момент, да он как-то не смаковался. – Никто ещё не знает, – вдохнул глубоко, успокаиваясь, глотнул немного вина. Был рефлекторный порыв рассказать о причине подробнее, но он быстро прошёл, а спрашивать дальше не стали. Сидеть на кухне вдвоём, к счастью, не долго пришлось. Входная дверь хлопнула, и Намикадзе даже глаза невольно прикрыл от того, как ему полегчало от этого звука. Они с Кушиной прихватили бокалы и переместились в гостиную, где Наруто уже доставал из пакетов контейнеры. Вместо трёх «мальчиков», которых ожидали увидеть, пришли только двое, и это разочаровало слегка, но улыбка сына мигом стёрла все неприятные чувства. – Не Ичираку, – комментирует Наруто, забирая принесённые мамой палочки, – но тоже ничего. – А ты у меня опять на голодовке? – цокает Узумаки, недобро нависнув над Саске, который в тишине сидел за столом, игнорируя всё, кроме своего телефона. – Я не голоден, – поднимает взгляд на неё. Точно, Наруто упоминал, что этот альфа не фанат горячей пищи в жару. – Ты надо мной не издевайся, несносный ребёнок, – щёлкает его в лоб, получая в ответ еле заметную улыбку, – иди яблоко себе на кухне найди, чай там завари, я не знаю. Какие-то калории должны в тебя попасть. Печалиться можно и в сытом состоянии, – кивнула в сторону кухни. Учиха приказ весьма быстро исполнил и даже с приятным лицом, но телефон с собой прихватил – он в целом от него практически не отрывался в этот вечер. И был чуть более выпавшим из реальности, чем обычно. Это никто не комментировал, но кто-нибудь то и дело касался его внимательным, участливым взглядом. Когда все только ещё сели за стол, можно было на еду отвлекаться, но та весьма быстро закончилась, а никаких насущных тем так никто и не поднял. Генератора общения чертовски не хватало. – Белое вино пьёшь? – повернулась Кушина к мужчине. – Я сейчас выпью что угодно, – признался с усмешкой. – Как удобно, – хмыкнула женщина, – а мне и подсыпать тебе в бокал нечего. – Хватку теряешь, – соглашается альфа, за что получает натуральный подзатыльник, какой, знаете, детям в шутку прописывают. – Охуеть тебя швыряет, конечно, – прокомментировал, до сих пор не понимая, чего ему ожидать. Какая-то метаморфоза происходила в Кушине, и альфе очень хотелось бы знать, к добру это или нет. – Она всегда себя так ведёт? – адресовал сыну вопрос. – Как: так? – не понял Наруто. – Когда не знаешь, действительно ударит или в шутку, – подсказал Саске, с тяжёлым вдохом откладывая, наконец, телефон от себя и поднимая взгляд на Намикадзе, – всегда, – заверил, вспомнив про полусъеденное яблоко, – особенно на белом вине, которое сейчас принесёт. Можно мне тоже стакан? – обратился к Кушине уже. – После половины яблока? – изогнула бровь, как бы намекая, насколько это тупо звучало. – Вот ещё. Но в чае с минералкой можешь себе не отказывать, – улыбнулась совершенно лучезарно. – Чай с минералкой, – покивал, поднимаясь. Не расстроился от слова совсем. Такой же ровный, как и с Наруто, совершенно лишённый острых углов. Лапочка подросток, хотя по нему так сразу не скажешь. – Дай-ка это сюда, – Наруто успел выцепить из чужих рук телефон, протеста, впрочем, как обычно, не встретил. Только чуть потухший взгляд сверху-вниз. – Мне тоже налей, что ты там собрался пить. – Точно ничего подсыпать нет? – выдохнул брюнет серо. – О, я проверила, – хохотнула Кушина, – не наш день, – плечом повела, вновь удостоившись тихой, еле различимой улыбки. Учиха на кухне исчез, а Минато, наблюдая, как сын вертит в руках его телефон, находил в братьях параллели. Итачи был ласковым громко, совершенно этого не скрывал, а Саске был ласковым тихо, по секрету, где-то там про себя. Создавал впечатление, будто ничего в мире не трогает, но к чужой заботе мгновенно тянулся. Совершенно ручной. Сразу же вспомнился большой дом, в котором ничем домашним не пахло, ту фразу омеги про то, как у Кушины тепло. И даже слишком многое стало понятно. В общем и целом, они промучились в компании друг друга три с половиной часа. Никаких оживлённых обсуждений не случилось, звенящая тишина повисала над столом то и дело. Наруто рассказывал о всякой школьной всячине: как он вечно пересдаёт биологию, как добился расположения сенсея по стрельбе, которая прежде пыталась вышвырнуть его с тренировок, потом смирилась, а теперь даже вроде бы рада видеть его, как у них соревнования скоро начнутся – всё в таком роде. Минато слушал внимательно, впитывал каждый маленький факт. Кушина смеялась над особенно вкусными шутками и подливала вино. Саске… Он смотрел на альфу так, будто слушает, но совершенно никак не реагировал, даже когда сам появлялся в рассказе, называемый «хмурой задницей». На разговор ему было плевать, но не было плевать на людей, которые здесь собрались. Поэтому он просто присутствовал, получал какое-то своё удовольствие от компании, но активно не принимал в этом ужине никакого участия, даже толком не ел.***
Следующее утро еле наступило. Альфа всё ждал, а оно всё не хотело, ломалось. Саске глаз, кажется, вообще не сомкнул, всю ночь торопил стрелки часов, но те отчаянно сопротивлялись. Кушина с утра ему тепло улыбнулась, обняла очень крепко, поставила перед ним тарелку сытного завтрака и чашку холодного кофе. Всё без слов. Они тут не нужны. Его бесконечно любят в этом доме, и он оттаивает неминуемо, даже если пытается покрыться ледяной корочкой и откинуться в последний путь. День тянется бесконечно, а ожидание настолько мучительно, что альфа оказывается в аэропорту за три целых часа до посадки. Сидит на неудобном стуле, держит в руке кофе, который не пьёт, смотрит на проходящих мимо людей и опять считает секунды. Цепляется взглядом за каждые тёмные волосы, удары сердца пропускает неминуемо. А потом, спустя целую вечность, Итачи выходит к нему. Его крошечный, тоненький брат. На нём лишь рюкзак, но даже так показалось, что он тащит на себе слишком много. Бледный, тусклый, как и всегда после встреч с мудаком. Заново склеенный и заново разбитый. В нос ударил отвратительно резкий запах Яхико, альфа им едва не подавился, но обнял брата крепко, оторвав его от земли. – Хей, ну чего ты? – смеётся, уложив голову на плечо и поглаживая волосы именно так, как делал в детстве, а у Саске слёзы на глазах, и он опять не знает, куда уместить все свои чувства. В какой сосуд переложить? А то они его изнутри разрывают. – Саске, мне нечем дышать, – это он не о хватке, а о феромонах вокруг, но что с ними поделать? Альфа отпускает. Ему тоже нечем дышать, причём перманентно. Рука тянется к рюкзаку, Итачи передаёт его молча. А потом... Пальцы смыкаются на тонкой футболке, тянут за горло вперёд. Он уже видит два укуса на шее, знает, что на груди они тоже есть, и на спине, и по ногам, и на его израненной душе. Но почему-то хочется не просто знать это, а видеть. Чтобы помнить, за что ненавидишь ублюдка. – Саске, – перехватывает запястье, но поздно. Увидел уже. Пять меток на груди – и это лишь те, что сразу видны, а сколько их там по всему его телу? – Не начинай. – Не продолжай, – шепчет, а у самого жжёт уже не только в глазах. – Малыш, – ладонь мягко ложится на щёку, – ты придумал опасность, которой нет, и сам себя ей терзаешь. На это невыносимо смотреть. – Ты не знаешь, что такое «невыносимо смотреть», – качает головой, отступая, потому что феромоны Яхико глотку уже перехватывают. – Кхм, ты голоден? Или домой? – Я сегодня не ел, – признаёт, хотя это видно и так. – Кушина приготовила твоё самое любимое. Улыбка трогает губы. Ещё чуть-чуть подождать, и омега тоже отогреется. В кругу любимых людей только так. Соврать бы ещё себе, что навсегда, так нет же, у мрази контракт подходит к концу, и пусть Саске знает, что в Токио он не останется, страшно от мысли, что приедет погостить к ним надолго. Не на два дня. – Как прошло? – пропускает брата вперёд перед раздвинувшимися дверьми. – Расстались, надеюсь. Если бы только это что-то меняло. К сожалению, даже разбегаясь, беря длинные перерывы, отвлекаясь на другие отношения, эти двое возвращались друг к другу. Поэтому единственной гарантией свободы омеги была бы чья-то непредвиденная, совершенно случайная смерть. – Он опять кольца покупает, – выцепляет серебряное кольцо из кармана, передаёт его брату. – Пусть покупает, пусть хоть в них утонет, ты-то зачем принимаешь? – вертит в пальцах крошечный предмет, видит гравировку с ненавистным именем. Ловит такси взмахом свободной руки. – Он, вроде, парочку уже возвращал. – В этот раз не вернёт. – Постой, – ловит за локоть на полпути до остановившейся у тротуара машины, – ты серьёзно собираешься за него выходить? – Нет, Саске, – отвечает с той непонятной альфе тоской по тому абсолютному ублюдку, – у меня рука не поднялась его выкинуть. Носить не собираюсь. И фундаментально оно ничего не меняет. – Очень даже меняет, – качает Саске головой, возвращая омеге кольцо, – ты опять его ждёшь. – Я всегда его ждал, – парирует, цепляя край футболки, чтобы потянуть брата в сторону ждущего такси. – Саске, прошу, давай не сегодня. Выбери какой-нибудь день в календаре, приходи после школы, и можешь до ночи мне мозги полоскать, но не прямо сейчас, – практически впихнул альфу в открытую автомобильную дверь. – Как насчёт марафона на целые выходные? – уточняет сразу, отодвигаясь по сидению дальше, чтобы освободить ему место. – Окей, но с тебя вишнёвый пирог. Без сладкого я твою болтовню сутками слушать не буду, – прикрывает дверь за собой, называет адрес таксисту. – Без проблем. Уж что, а сладкое он в состоянии брату устроить. Это, в общем-то, одна из его важных семейных обязанностей – баловать омегу вкусняшками. – Иди сюда, тупой ты омега, – протягивает руку, ожидая, когда к нему в объятие нырнут. – Грубиян, – цокает, но придвигается ближе, укладывает голову на плечо, позволяет себя крепко обнять, сам обхватывает вокруг рёбер. Когда-то давно Саске точно так же прижимался к нему, искал в нём комфорт и защиту, а теперь натурально боится отпускать от себя. – Как ужин прошёл? – спрашивает, слушая, как сердце альфы медленно успокаивается. – Ну, до сковородок не дошло, но мыслишки про отравление были, – усмехнулся, перебирая длинные пряди волос. – В целом, не так уж и плохо, хотя я не особо их слушал. Кто-то игнорировал мои сообщения. – Меня не было всего двое суток, – напоминает, но подавляющую часть своей воинственности уже потерял, пригревшись под боком. – И они бы пролетели быстрее, если бы я знал, что с тобой всё в порядке. – Со мной когда-то было вообще не в порядке? – голову приподнял, чтобы в глаза посмотреть, но Саске надавил на затылок, возвращая болвана обратно. – С выпускного класса старшей школы. Саске прекрасно помнит тот день, когда брат уезжал на свои последние школьные соревнования по стрельбе. Ещё лучше помнит день, когда он с них вернулся. Всего-то три дня и несколько турниров между разными префектурами, что может пойти не так? Оказывается, дохуя всего. К примеру, можно случайно встретить красавчика австралийских корней, который приехал болеть за друзей, но потом такой «детка, я только на тебя и смотрел». На самом деле, альфа точно не знает, что мудак ему там говорил, чтобы за такой короткий срок полностью очаровать его брата, но в своей голове представляет абсолютно тупые, клишейные, порой мерзкие фразы, ибо человек этот ему глубоко омерзителен. – Ворчать прекращай, – буркнул сонно омега. – Вот ещё.