Наивысший успех в этом мире достигается не руками единицы, а суммарным стремлением к лучшему и крепостью твоей системы поддержки. Сам по себе человек, разумеется, способен на многое, но лишь те, кого любят искренне и абсолютно, способны летать.
Понедельник с самого утра обернулся неприятным сюрпризом. Наруто понимал, что после новости о скором приезде Яхико и ужина с родителями Саске счастьем светиться не будет, и явился в школу на всём своём позитиве, готовый делиться теплом. Тому, правда, это тепло было абсолютно не нужно, впрочем, как и чья-то компания. Саске был в своих мрачных мыслях, совершал минимум телодвижений и в целом на мир очень вяло реагировал. Узумаки принял рисковое решение не трогать, подарить другу пространство, позволить перекипеть в одиночестве, пока не возникнет нужда в чьей-то помощи. Схема нормально работала, день получался приемлемо мирным, но потом настал час физкультуры, на которой сенсей решил устроить футбол, и стратегия невмешательства полетела в окно под ручку с чьими-то нервами. Восприятие на пределе работает. Наруто перемещается по полю, вгрызаясь взглядом в Учиху. Тот силу вообще не контролирует, отправляет мячи в ворота на такой скорости, что вратарь еле увернуться успевает, чтобы сотрясение не получить. Тренер не останавливает игру, у него причин нет, он же не знает этого альфу так, как его знает Анко, не видит красные флаги. Может, наоборот думает, что тут на все сто наконец-то выкладываются. А Саске мыслями не здесь вообще – он проходит через действия механически, причём с таким страшным лицом, что его с самого утра все сторонятся. А сейчас и подавно: игра смешанная, на поле полно бет и омег, которые точно не встанут, если придурок по ним попадёт. Наруто ещё в самом начале урока команды сменил и теперь играет против лучшего друга. Так его проще блокировать. Но, сука, на это уходит столько энергии, что тридцать минут кажутся бесконечными. Кибе в какой-то момент удаётся перехватить каким-то образом мяч у Учихи, отправить его ближе к воротам, чтобы кто-то перехватил. Этим кем-то оказывается тоненький Гаара, который бесстрашно лезет чуть не в центр борьбы, выскальзывая каким-то образом нетронутым. Ли обгоняет всех, даже самого Узумаки. Они с Гаарой в разных командах, но альфа этого омегу не тронет – он давно к нему дышит неровно. Омега об этом, разумеется, знает, поэтому не боится ни капли. Попытка забить гол блокируется, мяч вновь улетает ближе к середине, его вновь направляют Учихе. Ещё бы нет – его же никто не останавливает. Альфа готовится к пинку практически через половину поля. Между ним и его целью несколько людей, некоторые уже начинают убираться с дороги, но голубые глаза цепляются лишь за одного. Сай играет за команду Учихи, но тот вряд ли знает об этом. Сгорая от своей боли, он не смотрит вокруг. А омега оцепенел. Понимает, что нужно дёрнуться в какую-то сторону, но не знает, в какую. Смотрит альфе в лицо, над которым молнии в грозовых тучах чирикают, и не может пошевелить ни единой конечностью. Наруто в жизни своей не перемещался в пространстве так быстро. Даже не осознавал, что умеет. Видимо, мотивации правильной не было. Мяч, стоит признать, Сая не тронул бы. Он летел не прямо в него, если бы парень так и продолжил недвижно стоять, его бы не задело. Но Узумаки всё равно был необоснованно зол, отбивая мяч в сторону. Слишком быстро, слишком близко, слишком слепо. Все тридцать ёбаных минут. – Саске, какого хуя? – рычит блондин, наконец видя каплю осознанности в чёрных глазах. Хн, вот на это тренер реагирует. Предвидит конфликт, свистит, чтобы одёрнуть, приказывает им обоим на скамейках остаток игры отсидеть. Давно бы пора. Учиха ближе подходит, окатывает облаком своих ледяных, абсолютно недружелюбных феромонов, от которых Сай стратегически пятится дальше, Наруто за спину. – Прости, – брюнет голос смягчает. Не выносит, когда омегам страшно. Не станет намеренно доводить до такого. – Ты в порядке? Наруто периферией видит, что омега кивает. – Руки от меня убери, – цедит Саске уже ни разу не мягко, и альфа запоздало понимает, что действительно сжимает горло влажной футболки. То ли рефлекторно, чтобы держать между ним и омегой дистанцию, то ли от собственной злости. Звучит второй свисток, тренер шагает в их сторону. – Сядь туда, где должен был сидеть с самого начала урока, – рычит Узумаки, еле пальцы свои размыкает. В чёрных глазах догорают несколько разрушительных, расщепляющих хозяина на атомы эмоций. Дай кто им волю, он бы прямо здесь Узумаки сломал что-нибудь, но какие-то приличия ещё не забылись. Хотя где-то всё же кольнуло. Обычно, брюнет дотягивается до своей рациональности гораздо быстрее, а сегодня, похоже, целый день не может её обрести. Саске разворачивается, шагает к скамейкам, разминувшись с тренером по пути. Тот не выглядит злым. Есть у него в классах альфы, которые любят создавать проблемы, но Наруто с Саске – не одни из таких. Они нормально себя держат в руках, даже если с виду так вовсе не кажется. Учиха роняет себя на скамейку, облокачивается на стену, поправляя пропитанную потом футболку. Дышит тяжело, а взглядом Узумаки так больно пронзает, будто это он виноват в собравшейся над ними буре. Наруто медленно подходит, не слишком близко, чтобы не провоцировать. Ему бы самому не мешало остыть, а то его разрывает между желанием боль причинить и... И сломать его как-нибудь по-другому, до слёз довести, все его атрофированные чувства на поверхность вытащить. На то, чтобы отдышаться как следует, уходит весь остаток урока. Саске к этому моменту зал уже покидает. Нет смысла задерживаться, если на поле уже не выпустят. Блондин тоже мог бы в душевые направиться, но он в таком случае за своё поведение вообще не ручается, а усугублять раздор дальше не хочется. Это ранит его самого в первую очередь. К моменту, как остальных отпускают, Саске уже в раздевалке собирает последние вещи, людей вокруг себя не замечает, а они его стороной обходят. Им непривычно его видеть таким, он ни разу эту сторону им не показывал. Дейдара как не кстати появляется где-то у входа, ослепительный, как и всегда, подпирает дверной проём своим изящным плечом, приковывая взгляды к себе. Наруто дышит сквозь стиснутые зубы, хочет отвернуться, но не может свой взгляд отвести. Саске замечает омегу с трудом, но тот не просто так перекрыл собой единственный выход. Ждёт. Хочет взять то, что ему можно брать. Он для Саске, по сути, ничего и не значит. Не дорог, не ценен, не тот, кому нежную душу откроют. У Наруто есть множество привилегий, он этому мрачному сухарю ближе кого-либо здесь, и тем не менее трогать вот так у него права нет. И ревность неприятно сжигает дальше не успевшие восстановиться нервы, когда Цукури цепляет пальцами одну из пуговиц белой школьной рубашки, тянет к себе. Учиха обнимает тонкие плечи, разворачивает аккуратно, прислоняет к шкафчикам сбоку, говорит что-то тихо и... Уходит. Дейдара губы поджимает, будто ему только что всё веселье сорвали, но раненым не выглядит. У них друг к другу взаимное равнодушие, никому при любом раскладе не больно. Хн, никому. Узумаки отворачивается к своему шкафчику, понимая, что ему дышать тяжело. Лёгкие стискивает, болью полосует, вытесняет из них кислород, наливая постепенно свинцом. Так невыносимо, что хочется что-то разрушить. Примерно здесь он понимает, что на джиу-джитсу сегодня не пойдёт. В таком отравленном состоянии там появляться нельзя, потому что можно серьёзно кого-то травмировать. – Наруто, – невесомое прикосновение к плечу выдёргивает из мыслей в реальность. Альфа поворачивается, роняет на Сая свой взгляд. Омега успел уже сбегать в душ, его волосы ещё капельку влажные. Хрупкий и чистый, так доверчиво смотрит, что у блондина действительно что-то оттаивает. – С ним всё нормально? – уточняет, кивая на выход, но не спуская своих тёмных глаз с Узумаки. Они такие же чёрные, как и у Саске, но ни разу не бездонные. В эти не провалишься, не забудешь, как нужно дышать, глядя в них. – Личные проблемы. Он их вскоре решит, – отвечает, понимая, что не совсем правду сказал. – У него не было намерения кого-то калечить. – Я знаю, – кивает омега, руку от альфы так и не отняв, – я всё равно хотел тебя поблагодарить. – Я же играл против него, – пожимает плечами, сводя прикосновение на нет. – Наруто, ты ни минуты на этом уроке ни во что не играл, – качает парень головой, зарабатывая этим усмешку. Ну да, толку-то в другом убеждать, если все видели своими глазами, чем Узумаки, в основном, занимался. Чем он всегда занимается. В его мыслях лишь один человек. – До завтра, – прощается Сай. – До завтра, – кивает с улыбкой. Следит взглядом за уходящим брюнетом, ловит от него ответный за секунду до исчезновения. Почему же нельзя было влюбиться в него? Он действительно очень красивый, приятный, внимательный, тихий и искренний. Всё, как любит блондин, но, хн, возможно любит не сам по себе, а из-за кого-то. Душевые практически пустуют к моменту, когда Наруто до них добирается. Он не торопится, позволяет прохладной воде как следует мысли прочистить. Думает обо всём и ни о чём, переваривает свои эмоции, отпускает их одну за другой. Саске необходима поддержка. Чтобы эту поддержку оказывать, самому необходимо стоять на ровной поверхности. А иначе получится как на футболе: один играл на эмоциях, второй разозлился, чем лишь подлил бензина в уже и так бушующее пламя. Повториться это не может. Кто-то должен быть голосом разума. В клуб по кюдо Узумаки принципиально не заглядывает, шагая на выход. Знает и так, что сегодняшнюю тренировку Учиха пропустит. На метро лишь половину расстояния проезжает, дальше идёт пешком, чтобы точно прийти уставшим и успокоившимся. Простые спальные районы сменяются всё более и более роскошными, пока ноги не приносят в самый пафосный, хотя с виду притворяющийся приземлённым. Киоко приветствует тепло, как и всегда. Наруто, оставив рюкзак в коридоре, проходит к веранде. Саске, как и предполагалось, на заднем дворе. Целится до бесконечности долго, стреляет, попадает, но довольным не выглядит. Тетива оставила несколько ссадин на его руке, чего с ним со средней школы, кажется, не случалось. Злиться на него уже не выходит. Ему же чертовски хуёво, и весь этот говнистый характер вылез не потому, что он ублюдок, а потому, что на нём такие раны кровоточат, какие ни один целитель не залечит. – Джиу-джитсу пропустил, – хмыкает серо, прицеливаясь вновь. Даже взглядом его не задел. – Из-за меня? – Да, – смысла не видит скрывать. – Не подходи лучше, – предупреждает, – нихуя не попадаю. Это, конечно, не так, но там вот так чувствуют. – Оставь стрелы, – медленно подходит к мишени, – они красиво дополняют твой педантизм, но они ни разу ещё не возвращали тебе утраченный покой. – Это так, – соглашается. Лёгкое смещение. Острие стрелы посмотрело блондину прямо в глаза, – его мне способен вернуть только ты. От этой фразы мурашки по коже. Узумаки взгляда с бездонных глаз не спускает, пока делает несколько шагов назад. Лопатки прислоняются к нагретой солнцем мишени, по артериям гоняет адреналин. Его так безумно ведёт от подобных моментов. Когда они видят только друг друга, доверяют больше, чем было бы здравым, готовы друг за другом в пропасть шагнуть, не колеблясь и не оглядываясь. Настоящая связь, куда глубже, чем обычная дружба. Он на одном из подобных моментов и осознал, что испытывает к этому альфе нечто не совсем платоническое. – Заденешь – я вытру этот чудесный газон твоим бледным лицом, – предупреждает, понимая, что в принципе любые дороги ведут сегодня исключительно к этому. – С учётом того, что я целюсь тебе между ключиц, «задеть» – это промазать, – информирует, после чего делает ровный вдох, добираясь до той невъебенной концентрации, на которую не многие люди способны. А блондин им откровенно любуется. Хочет даже такого, с иглами, предупреждающим о скорой смерти оскалом, чем-то кровавым в глазах. Любит каждую эмоцию, каждую слабость, каждую прихоть. – Стой ровно, – последнее, что альфа слышит до того, как стрела гулко вонзается в мишень слева от уха, подняв дыбом волосы своим мимолётным свистом. Они всегда добираются до цели быстрее, чем ты замечаешь, как тетиву отпустили, и каждый раз удивляют, как в первый. – Действительно не попадаешь, – хмыкает, наблюдая, как брюнет тянется к новой стреле. – Мишень попалась болтливая, – дёргает бровью еле заметно, вызывая у друга смешок. В этот раз очень долго прицеливается. А Наруто молчит, потому что контур вокруг него там и с закрытыми глазами, наверное, нарисуют, а долгие прелюдии случаются лишь перед трудными выстрелами. – Не двигайся, – шепчет. – М-кей. – Не дыши. Узумаки прикрывает глаза, стараясь достигнуть недвижности, несмотря на то что в нём каждая клеточка дрожит упоительным предвкушением. Феромоны танцуют с адреналином, подогреваются, обостряют все органы чувств. Только здесь, только с ним альфа и может нормально дышать, хотя ему секунду назад приказали такого не делать. Шею режет неприятно, обжигающе. Блондин рефлекторно немного отдёргивается, в дыхании на мгновенье ломается. Учиха недовольно цокает в нескольких метрах. Он своим орлиным зрением прекрасно видит, насколько сильно задел, а вот Наруто, даже пальцы приложив, не особо ещё понимает. – Кровью истекаю? – для галочки спрашивает. – К сожалению, нет, – хмыкает, приближаясь. Его длинные пальцы трогают подбородок, и Наруто покорно отводит голову в сторону. А на коже электричество копится, разгоняет сердце уже совершенно другим возбуждением. – Глубже, чем я рассчитывал, – признаёт Саске, оглядывая как следует шею. Его дыхание ощущается невесомо на коже, и он идиот так близко стоять. – Все мои шрамы, – протянул голосом чуть более низким, чем ожидал, – так или иначе от тебя. Брюнет возвращает голову друга в прежнее положение, пережав его подбородок в разы жёстче, чем прежде. Глаза в глаза. Ещё секунда, где-нибудь сверкнёт искра, и всё вокруг полыхнёт. – Это потому, что ты мне отвечаешь на двадцать процентов. – С чего ты это взял? – начинает, прекрасно зная, к чему это ведёт. – Я уверен в твоей силе так же, как ты уверен в моей меткости, – склоняет голову еле заметно, а Наруто безумно, блять, хочется попробовать кожу на этой шее на вкус. – Я видел каждый из твоих спаррингов, я помню их лучше тебя. – Я знаю, – чуть слышно. Напомните, как дышать. – Хн, – крепкий захват плеч, твёрдое движение ногой. Секунда, и блондин уже на земле, старается не думать слишком сильно о нависнувшем над ним альфе, и ещё сильнее старается не смеяться. Движения у Учихи чистые, он же перфекционист до мозга костей. Но, твою мать, как же медленно. – Знает он, – цокает, хлопая рукой по щеке. – Пальцем даже не дёрнул. – Я не успел, – не может тихий смех удержать. – Ты мне-то не пизди, – дёргает бровью. На секунду между ними повисает тишина. Никаких движений, даже никаких мыслей. Только зрительный контакт и острейшее желание провести рукой по бедру сидящего сверху человека. – У тебя встал, – уведомляет Учиха, поднимаясь. – Ещё бы, – хмыкает, принимая протянутую сверху руку, – ты же сидишь на мне. Блондина тянут наверх. – Не сидел бы, если бы кто-то ворон не считал. Ебать. Для зоркого, меткого, идеального во всём человека, он такой, сука, слепой. – Да я не жалуюсь, – интересно, насколько прямо ему нужно сказать, чтобы идиот услышал? – Твоя очередь стоять за мишень. – Нет, – усмехается, – когда лук в твоих руках, я стою у тебя за спиной и только за ней. – Трусишка, – улыбается ласково. Учиха, конечно, не преувеличивает: стреляет Узумаки отстойно. Если бы он хотел, мог бы, наверное, наработать какой-то навык, но зачем, если Саске так любит скрупулёзно поправлять? – Постой, – руки ложатся на талию, чтобы развернуть в хоть немного правильную позу. – Да опусти ты лук, идиот, – хлопает по предплечью под смех блондина. – Столько раз объяснял, обезьяна бы поняла, – носок упирается в пятку, сдвигая её в сторону и немного вперёд, вторую ногу тоже как-то перемещают в пространстве. Наруто не отслеживает, знает лишь то, что его крепко держат и смело манипулируют его положением в пространстве. Сказать, что Наруто обожает стрельбу – не сказать ничего. – Окей, теперь подними. Руку прямо держи, – подхватывает один локоть, отводя второй ровно вбок, – эта под углом... Ты слушаешь? – М-хм... Он нихуя не слушает, но правильный ответ всегда «да». Сердцебиение, говорят, нужно замедлять перед выстрелом, но это сейчас вообще не вариант. Вдох, найди свою цель, выдох, зафиксируй стрелу, ещё вдох, уже готов отпускать, выдох... – Прицелиться бы не мешало, – комментирует Саске, когда стрела глухо вонзается в деревянный забор. – Я целился, – опускает лук, немного не веря, что даже по мишени – а она довольно большая – не попал. – Держи, – вкладывает в руки блондину ещё одну стрелу. В этот раз Наруто встаёт в стойку сам, и его даже не поправляют особо, но потом... – Саске... – выдыхает, когда к его лицу практически вплотную прислоняются щекой. – Тихо, – чуть слышно. Пальцы брюнета обнимают запястье удерживающей лук руки, корректируют направление. Пальцы второй за талию бездумно придерживают. – Сделай пару вдохов, посмотри, насколько сбивается прицел. – Откуда мне знать, – шепчет, – я не умею видеть миллиметровую разницу. – Тогда, просто стреляй, – отстраняется. Наруто тут же отпускает тетиву, и стрела вонзается в мишень. Слишком близко к краю, чтобы быть достижением, но хотя бы не мимо. – Дышишь хуёво, – замечает Учиха, – концентрируешься ещё хуже. – Сам бы попробовал сконцентрироваться, когда чужое дыхание чувствуешь, – укоризненно на него посмотрел. – В тебе одни оправдания, – поднял лук, едва вдев в него новую стрелу, и выстрелил, ни секунды не тратя. Чертовски уверенно и практически в яблочко. – И правда, куда мне тягаться с тобой, – сократил расстояние, заработав себе вопросительный взгляд. Учиха не отпрянул, даже когда Узумаки подошёл непозволительно близко, но, судя по взгляду, с толку всё же был несколько сбит. Ерундовая разница в росте, что с дистанции не заметна вообще, вблизи всё-таки ощущается: кончик носа блондина фактически трогает переносицу. Сердце болезненно бъётся о рёбра. Так просто было бы податься вперёд и прикоснуться к губам. – Стреляй, – приказывает низко, чувствуя, сколько сил там уходит на то, чтобы не отклониться назад хоть немного. – Осторожно, – тянет, принимая из чужих рук стрелу, – по лицу не получи. Брюнет мягко становится в стойку. Условия не нарушает – ни одного сантиметра не дарит себе, не теряет осанки, когда чужой нос мажет по его виску, не дёргается, когда дыхание с приоткрытых губ опаляет его бледную щёку. Наруто отстраняется, позволяя совершить выстрел. Прямо в цель. – Ну и скотина же ты, – цокает Узумаки, не скрывая своего недовольства. – Если хочешь посмотреть, как я нервничаю, не тебе надо стоять надо мной, а моему отцу с его тысячей комментариев обо всём, что я не так делаю, – подкинул совет. – Я и не подозревал, что ты умеешь не так делать вещи, – удивление практически искреннее. – Так и знал, что ты что-то скрываешь. Брюнет коротко усмехается, готовя ленивый удар по плечу, но Наруто успевает перехватить кулак где-то на полпути. – Проснулся? – хмыкает Саске довольно. – Ещё бы, – сил уже нет. Вывернуть запястье – плёвое дело, Учиха при всех своих познаниях не успеет из этого вывернуться. – Нх, – брюнет тяжело валится на колени, хлопнув в ответ по руке Узумаки и сжав её стальной хваткой, чтобы остановить движение, но, хн, это так не работает. То есть, Наруто не станет на полном серьёзе вред причинять, но в реальной схватке это нихуя не поможет. – Что ты делаешь? – уточнил, наслаждаясь сбитым снизу дыханием. – Твоё преимущество в том, что я на ногах, а ты – нет. Секунда промедления, и Учиха, словно очнувшись, обнимает лодыжку рукой и подаётся всём весом вперёд. Опять же, исполнение чистое, но, сука, так медленно. Выпрыгнуть из такого захвата и вжать его мордой в пол – плёвое дело, но блондин мягко перекатывается на спину, позволяя совершить над собой эту микропобеду, но потом отталкивается от земли руками и одним резким прыжком поднимается обратно на ноги. – Охуеть, – не скрывает, что впечатлён. Он-то сам до сих пор на коленях. – Один-один, – признаёт, поднимаясь следом. – Так почему я это всё вижу впервые? – Видишь не впервые, – качает головой Узумаки. Как наблюдатель, Учиха был свидетелем вещей и покруче. Как участник, однако... Ну, на него руку здесь не посмеют поднять. – Не говори только, что больно сделать боишься, я и по быстро бегающим целям стреляю не плохо. – Хах, – это чистая правда. – Сойдёмся на том, что я не хочу твоим золотым ручкам вред причинять, – подкинул самую безобидную из причин. Саске за фразу цепляться не стал. Да и всё их противостояние в принципе сегодня было не искренним. Так, чтобы отвлечься, разбередить в каменном сердце что-то помимо всепоглощающего мрака. Чтобы вздохнуть, почувствовать поддержку, размять мышцы и, если повезёт, посмеяться. Саске тянется за новой стрелой. Наруто усаживается на тёплую траву, наблюдая. – Расскажешь, в чём дело? – идёт напрямую, опираясь на ладони для комфорта. – Родители? – первое предположение. Он же с ними встречался вчера. – Нет, – усмехается так, словно альфа что-то воистину тупое сказал. – Мы с Итачи поговорили, – натягивает тетиву. – И? – И, – повёл головой, рассекая одну из стрел на мишени надвое, – он последовал совету твоего отца. Наруто чуть хмурится, ожидая подвоха или шутки, но Саске, похоже серьёзен. Итачи послушал Минато. Этот омега, в целом, крайне рационален, умеет рассудительно прислушаться к тому, что ему говорят. За исключением одной чувствительной темы. Они все, включая даже самого Наруто, получали от Учихи старшего за то, что пытались не в своё дело влезть. Все знали, что за эту черту нельзя никому. А его отец, типа, шагнул, погулял за ней и вышел нетронутым? Ещё и результатов добился? – Он выбрал Яхико, – не спросил, а утвердил. Учиха кивает, смотрит в голубые глаза пронзительно, словно в них все ответы. Наруто их не имеет, но всё же пытается дарить ощущение стабильности, хоть какой-то безопасности. Безрезультатно. Сердце брюнета не здесь, оно со старшим братом – в единственном месте, куда силой не добраться, где все их таланты бесполезны. Страдания любимого не прекратить, но можно их разделить. Его бы к себе прижать, пообещать, что в жизни его не отпустишь, но он же в руки не дастся. – Объективно, – хлопает рукой по земле рядом с собой, – ты вообще хоть какому-нибудь альфе его бы спокойно отдал? Учиха усмехается, слишком иронично в контексте. Подходит охотно, когда зовут, рядом садится. – Тебе бы отдал. Фраза сквозит слепым, абсолютным доверием, от этого должно быть тепло на душе, но вместо этого режет неожиданно сильно. Напоминает, насколько односторонняя у Наруто любовь. – Прости, но к твоему брату у меня совсем не такие чувства, – пытается говорить непринуждённо, но нечто горькое всё же в тон попадает. – Знаю, – хмыкает безвкусно, – но ты же хотел объективно. – В мире полно нормальных альф, – напоминает на случай, если тут об этом забыли. – Если бы нормальные ему были нужны, – выдыхает, откидываясь на спину и прикрывая от солнца глаза. Узумаки оборачивается, смотрит на его открытую уязвимость, на чуть хмурые брови, ровную линию носа, трепещущие ресницы, на губы. Иногда, ему не так уж и трудно игнорировать свои желания, бывают моменты, когда ничего грузом на душе не лежит. Но прямо сейчас, когда он сломлен страхами и в поддержке нуждается, чему-то алчному, сидящему внутри, хочется посмотреть, какую ещё команду этот альфа сейчас согласился бы выполнить. Он в целом мотивации лучшего друга под вопрос не ставит: сказали сесть рядом – он сел, задали вопрос – он ответил. Все стены с Наруто опущены, никаких сомнений и подозрений. Если бы он только знал, какими грязными порой бывают мысли Узумаки, насколько центральную роль он сам в этих мыслях играет... – Когда он прилетает? – бесстрашно хлопает по ровно вздымающейся груди, оставляет руку на ней, а его не одёргивают. – В пятницу. – Хорошо себя будешь вести? – Не надейся. – Ещё раз такую хуйню на физкультуре устроишь, я тебя не отпущу просто так, – предупреждает. – Да успокойся ты, я бы его не задел, – хлопает наугад по ключице. Глаза всё ещё из-за солнца не может открыть, и оно к лучшему. Ему не следует видеть, как на него смотрят сейчас. – Ты ему нравишься, ты заметил? – М-хм, – а как он, интересно, заметил? – И? – Что: и? – не ожидал попасть в эту тему. – Ну, ты же любишь за любовь потрещать. Может быть, вот она, за соседней партой сидит, а ты не замечаешь. Врезать бы этому дебилу сейчас. – Так, ты же за соседней сидишь, – напомнил, вновь хлопнув по груди, и Саске, заебавшись, накрывает его руку своей, чтобы её зафиксировать. Серьёзно, преступно слепой. – Заметь меня, может, уже. – Тебе внимания мало? – ожидаемо, фраза над головой пролетает. – Очень. – Мы и так всё время друг с другом проводим. – Мало, – повторяет с нажимом. – Тебе стоит переехать ко мне. Учиха тепло усмехается. – Поверь, я бы переехал. Это чистая правда, но не потому, что Наруто тут очень любят, а потому, что ему без брата в родительском доме дышится плохо. Поэтому, когда он здесь, то он на этом газоне, на свежем воздухе.***
Расфокусированное зрение не сразу смогло распознать тусклые цифры на стоящих на тумбочке часах. Время за полночь, Итачи удивительно резко вынырнул из сновидений, словно чем-то разбуженный, но понять, чем именно, сразу не смог. Пустая, тихая комната – ничего необычного. Пока слух не тронул негромкий щелчок входной двери. Сердце неприятно пропустило удар. Надежды на то, что это Саске, не было – если бы он ехал к брату так поздно, это было бы по какой-то совсем неотложной причине, а по такому он сразу звонит. Кушина без предупреждения бы тоже не заявилась, родители вообще в этой квартире были лишь раз. Омега выполз из кровати так бесшумно, как смог, сразу же взял телефон в руки, набрал «110», но ещё не позвонил, заставил себя повременить, чтобы удостовериться, что он действительно в какой-то опасности. Сердце стучит в ушах так оглушительно, что не получается толком понять, создаёшь ли ты при перемещении шум. Взгляд носится по пространству в попытке найти, что можно бы было использовать в качестве самозащиты, но ничего подходящего в комнате нет. Шутка Наруто про ношение с собой везде стрел уже ни капли забавной не кажется. Уж под кровать точно можно на всякий лук положить – так хоть спать станет спокойнее. Резко вспоминаются все приёмы, которым его Наруто и Саске учили. Сразу за ними вспоминаются комментарии о том, что он слишком медленный, слишком мелкий, слабый, дохлый и так далее. Узумаки что-то советовал, какой-то приём, для которого много веса не нужно. Нужно было слушать внимательнее. Осторожно, ступая лишь на носочки, парень выглядывает в крошечный зал. В коридоре темно, но там, однозначно, кто-то стоит – омега слышит какое-то копошение. Чем тише он старается дышать, тем громче у него это получается. Тело мелко дрожит. Может, легче где-нибудь спрятаться и выскользнуть как-нибудь из квартиры? Усталый выдох разрезает воздух, и душа, что тело уже чуть не покинула, весьма болезненно в него возвращается. Твою мать, кто так делает? – Яхико, – выдыхает, прислоняясь к стене. Ноги еле держат, – какого чёрта? Я полицию хотел набирать. В коридоре слышится смех. – Прости, я не хотел тебя будить. Закрой глаза. Итачи послушно закрыл, и включившийся через пару секунд свет его не ослепил. – Когда ты прилетел? – щурится, привыкая к яркости. – Я ждал тебя только к вечеру. – Да я разобрался со всеми делами и решил проверить, есть ли билеты пораньше, – улыбнулся омеге своей самой очаровательной улыбкой, проходя в зал, – они были. – Почему мне не написал? Я бы встретил, – не смог скрыть своего недовольства. Такие сюрпризы он совсем не любил. Тем более не мог оценить, в каком болван чудесном настроении. Он, блять, так испугался. И рад, разумеется, что незваным гостем оказался Яхико, но капельку обижен на него за весь этот цирк. – Маленький ворчун, – усмехается, цепляя его за плечо, чтобы прижать крепко к себе. Ласковые феромоны наполняют лёгкие, в глазах у омеги слёзы стоят. – Кретин, – прошептал, – ты напугал меня. – У четырёх людей есть ключи от твоей квартиры, и ты первым подумал на ночного вора? – находит всю ситуацию очень забавной. – Я считал, что всем четырём хватит ума предупредить, если они заехать в середине ночи решат, – оттолкнул его от себя с твёрдым намерением вернуться обратно в кровать. – Забыл учесть, что ты у меня безмозглый. Настроение альфы не пошатнулось, даже когда его оставили одного. Он спокойно переоделся, быстро зубы почистил и нырнул в кровать позади свернувшегося комочком Итачи. Из комочка пришлось развернуться, когда его потянули к себе, а потом и вовсе выгнуться на глубокий укус в тыльную сторону шеи. Выспаться омеге не удалось, встать с первого раза – тоже. Душ пришлось бегом принимать, на работу ехать с полувысушенной головой, а кофе пить уже там, ибо и так почти на час опоздал. Сасори даже комментировать не стал – лишь окно распахнул, спасаясь от осевших на парне феромонов свежим воздухом и сигаретным дымом. Сев привидением за свои расчёты, брюнет достал телефон. Вы: «Яхико приехал» – Перепроверишь? – спросил Акасуна, скидывая щелчком клавиши что-то на электронку. – Вчера закончил, всё нахуй смешалось, я не понимаю, бред это или что-то разумное. Учиха кивает. Они часто помогают друг другу вычислять ошибки в расчётах и данных. Свежим взглядом на это проще смотреть. – Ты за кофе? – понял взгляд в спину уходящему альфе. – Да. – Мне возьми. Сасори, не оборачиваясь, честь отдаёт и скрывается в коридоре. Взгляд мгновенно возвращается к экрану. Они почти закончили с теоретической частью проекта, и на финальном этапе, до выведения моделей на тестирования, неточности нужно скрупулёзно отлавливать, иначе весь проект может полететь в мусорку. Телефон вибрирует. Кушина: «Когда?» Вы: «Ночью. Напугал меня, скотина» Кушина: «Приезжай на обед» Итачи пробегает вглядом по количеству нуждающихся в проверке страниц, прикидывает, сколько времени ему требуется, чтобы закончить с этим и с собственным. Но отталкиваться нужно всё равно от Кушины: она сегодня на смене, и у неё с перерывами не так свободно. Вы: «Во сколько?» Кушина: «В час. Заедешь за чем-нибудь?» Вы: «Не вопрос. Хочешь чего-то конкретного?» Кушина: «Похуй» Короткое слово перед тем, как пользователь покинул переписку. Значит, ей нужно было бежать. А расшифровывается как «похуй, что угодно, от здешних кафешек тошнит». Внимание возвращается к экрану компьютера, взгляд бегает не только по цифрам, но и по заключениям, комментариям, сноскам и прочему. В какой-то момент возвращается Акасуна, ставит ему на стол стакан с кофе, молча за своё рабочее место садится. У них с Итачи тут всё как часы: они чудесно работают вместе, дополняют разные навыки друг друга, каждый привык к привычкам другого, пошёл на какой-то компромисс, чтобы общий труд был продуктивным и слаженным. В этом офисе математика с физикой встречаются с искусством, креативным видением. И команда из двух человек работает слаженно, получает от этого кайф. Мечта, а не работа. Правда, в двигателе не покопаешься. Ты только придумываешь, а собирает уже кто-то другой. Но порыв под капотом поковыряться, к счастью, можно реализовать через гараж лучшей подруги. – Я отметил пару моментов, в самом конце, – отправляет документ обратно. – Гляну и сразу отправлю наверх, – предупреждает, получает кивок. Итачи роняет взгляд на телефон. Тот мигает входящим сообщением. Яхико: «Малыш, когда у тебя перерыв?» Вы: «В час еду обедать с Кушиной» Яхико: «Всё ещё злишься?» Вы: «После Кушины точно перестану» Между прочим, не точно. Яхико: «Как же. Передавай ей привет, скажи, мне жаль, что не смогу присоединиться. Она же всегда так скучает по мне 😉» Вы: «Если она возьмётся за сковородку, не надейся, что я пожалею» Яхико: «Ври дальше» Омега тяжело выдыхает. Есть у Яхико одно качество, которое при разных обстоятельствах можно обожать и не выносить. Это не отходчивость, а практически неспособность воспринимать чужой негатив всерьёз. Любые угрозы и оскорбления слетают с него, не задевая, не задерживаясь в его памяти, не тревожа его по ночам. Это бывает чудесно, когда автором этих угроз является младший брат, а Яхико их слышит, смеётся и всё равно его по-своему любит. Но во все остальные моменты это будто проклятье, ибо он совершенно не видит глубину некоторых проблем, глубину ран, с которыми Учиха живёт. Яхико: «Тогда, поужинаем вечером» Итачи оставляет без ответа. Там же всё решили уже. Весьма иронично страдают дефицитом внимания. К часу Учиха подъезжает к больнице. Прогуливающийся по холлу охранник узнаёт парня сразу, кивает в совершенно неожиданную сторону, подсказывая, где подругу искать. – В пункте приёма скорой помощи? – замирает. – А, – смеётся альфа, поняв, откуда конфуз, – нет, она на улице. Итачи тоже усмехается, благодарит за подсказку, выходит обратно. Находит Узумаки на одной из укрытых тенью длинных скамеек. Она выглядит по-рабочему выжатой. Кушина поднимается, едва приметив омегу, обнимает его за шею, а он занятыми руками даже ответить толком не может. – Трудный день? – клюёт её носом в висок. – Да нет, обычный. Не без придурошных, конечно, но в целом ничего особенного. Приседает обратно на скамейку, а Итачи с ногами залезает, чтобы удобнее к женщине развернуться. Первым делом к кофе приступают, а потом уже к еде. – Хм, я не ела онигири, кажется, с университета, – посмеялась с этого, шелестя пластиковой упаковкой. – А я с позавчера, – усмехнулся омега. – Настолько лень заранее ланч приготовить? – неодобрительно бровь изогнула. – Прежде, чем гастрономическую полицию включать, взгляни на себя, – порекомендовал, вызвав волну тёплого смеха. Узумаки предприняла попытку щёлкнуть парня по носу, но он успел вовремя отдёрнуться. – Что там с твоим... – вовремя остановилась, но Итачи прекрасно знал, какое там слово стояло. С тех пор, как Саске начал стабильно называть альфу мудаком, а не по имени, это распространилось в массы и подхватилось. – С моим, – выдохнул, до сих пор испытывая не то обиду, не то раздражение, – приехал в двенадцать ночи, тихо так зашёл, чтобы не разбудить. Ещё бы в кровать, придурок, залез, кого-то из нас бы к тебе точно на скорой везли. Там очень по-доброму усмехаются. – А ты, разве, не должен, быть рад, что у вас дополнительные сутки открылись? Итачи отводит свой взгляд. Он тоже думал об этом, но любая радость наталкивается на суровую реальность: на сколько бы его альфа ни приехал, это не навсегда. И, возможно, брюнету комфортно злиться на что-то, чтобы легче было потом отпускать. – А ты, – переводит стрелки, – не должна быть рада, что я не рад? – Я рада, – обещает, – где-то про себя. – Кушина, – выдыхает, роняя ладонь ей на колено, – пожалуйста, больше не надо. Каким бы злым я ни был тогда, цензурить твои мысли никогда не хотел. Прости меня и перестань молчать, мне от этого не по себе. – Болван, – усмехнулась, таки щёлкнув по носу, – я не поэтому молчу. До меня просто дошло, что единственное, что моё мнение делает – это боль тебе причиняет, а я так не хочу. Люби, кого ты хочешь любить, я буду счастлива твоему счастью. Брюнет улыбается, хотя «счастье» колет привычно. Ему, бывает, это счастье приписывают. Мол, раз они с Яхико вместе так долго, через ссоры и расставания, стало быть, счастливы. Но счастливым здесь себя, почему-то, не чувствуют. Хотя, без своего альфы жить омега тоже пробовал, и это гораздо хуже, пожалуй. Женская рука цепляет за шею, тянет к себе, Итачи склоняет голову к ней на плечо, прикрывает глаза от тёплых объятий. Не будь между ними горячего кофе и недоеденного ланча, он бы ближе подвинулся, может, вообще лёг бы как-нибудь ей на колени. – Лапочка, – шепчет, водя пальцами по голове. То же самое она сказала ему, когда они только познакомились. – Такой смышлёный, а такой дурачок. Брюнет усмехается, не находя аргументов для спора. Именно так и ощущает себя. – Всем обязательно нужен человек, с которым можно быть дурачком, – отстраняется, чтобы кофе хлебнуть, пока Узумаки трясётся от смеха. – Ага, только это партнёр твой должен быть, в идеале. Чтобы ты ему жаловался, какая я подруга плохая, а не наоборот. Слушай, – поворачивается, внезапно делая лицо непривычно серьёзным, – а, может, нам надо было не дружить, а мутить? На этом моменте даже Итачи сгибает практически пополам, и приходится упереться ладонями в нагретое дерево скамейки, чтобы совсем на неё не упасть. – Ох, это было бы супер, – поднимает взгляд на неё и от её смеющегося лица сам ещё больше смеётся. – Сидели бы в горяченной ванне каждый вечер, тянули бы вино. – Я бы откормила твоё тощее тельце, – кивает сквозь смех. – Я бы ночевал в гараже, – дополняет картинку, не скрывая, что есть в том доме ещё одна дама, которую парень трепетно любит. – И романтика завяла под ржавыми гайками, – кивает на выдохе. – Хей, они не ржавые, – тянется за новым онигири. – А какие? Проверенные временем? – бровь изгибает. Омега одобрительно щёлкает в воздухе пальцами. – Ты хоть представляешь, как некоторые трудно откручивать? Они делались раз и навсегда. – Да я в целом не понимаю, на что ты её восстанавливаешь, – прислоняется боком к больничной стене, смотрит на омегу пронзительно, с каплей усталости. – Ты же знаешь, что я на ней ездить не стану. – Знаю, – кивает. – Это не про функциональность, а про уважение. Пыль должна вытираться не только снаружи. Узумаки дарит улыбку, печальную, но всё-таки светлую. Этот автомобиль для неё имеет куда более высокую цену, чем любой покупатель способен заплатить, чем любой километраж, который на ней ещё можно проехать. Это не просто напоминание об отце, это её отец и есть. Столько воспоминаний скоплено внутри и вблизи этой машины, столько историй. Даже Итачи был свидетелем парочки идиотских ситуаций, а он у её родителей был лишь два раза. Глядя на эту машину, можно услышать гортанный смех ушедшего из жизни беты, поймать фантомный запах его сигарет и нагретого на солнце сена, услышать лай их сторожевой собаки и, господи, мелодию единственной кассеты, на повторе проигрывавшей какую-то в край устарелую японскую музыку. Там душа их деревни, их быт и простота тех будней, в которых Кушина выросла. – Откуда ты такой взялся? – мягко сжимает пальцами щёки омеги, делая его похожим на хомяка с полным ртом онигири. – Из очень душной семьи, откуда же ещё? – усмехается, чуть подавшись назад, чтобы высвободиться из женской хватки. – Кстати, как Саске? – осмеливается спросить, наконец. – Он остынет, – обещает, не сомневаясь в этом по какой-то причине, – хотя, врать не буду, подумываю купить в гостиную пару мишеней. – Он тогда к родителям возвращаться вообще смысла не увидит, – предупредил и сам не понял, в шутку или серьёзно. – Он и сейчас туда приходит для галочки. – Чистую одежду забрать, грязную оставить, – подтвердила она, – остался бы уже, они же на следующий год разлетятся по университетам и съедут от меня оба – я это чувствую, – фыркнула недовольно, принимаясь собирать обёртки от их перекуса. – Не переживай, из Токио не уедут, – брюнет в этом, почему-то, на сто процентов уверен. – Ага, пока придурошный Намикадзе не предложит какой-нибудь Кэмбридж, Оксфорд или что там у них ещё есть. И всё, и хуй я своих птенчиков видела, – так экспрессивно махнула рукой, что немного кофе выплеснулось из стакана. – Так, мы с ними поедем, – вбросил Итачи совершенно будничным тоном, потому что, блин, очевидно. – Будем мутить и пить вино в ванной. Моей зарплаты вполне хватит на двух людей, можешь быть домохозяйкой, за рецептами которой охотится весь район, или там работу найти, медсестёр сейчас везде не хватает, – дёрнул плечом, опять, наверное, разбивая обо что-то романтику. – Ты забываешь, что я не говорю по-английски. – Ты забываешь, что наши болваны на нём тоже не говорят, – усмехается омега. – Не волнуйся, Узумаки, твои птенчики всегда будут рядом с тобой. – Клянёшься? – улыбается, наконец, так, как только Узумаки умеют. – Жизнь на это готов положить, – кивает Итачи. И вот так просто, за несколько десятков минут беседы с правильным человеком от мрачной меланхолии не остаётся и следа. Учиха отпускает всё, что его тяготило, не придаёт мелким раздражающим факторам никакого значения. Отогрелся на красном солнышке, которое в Токио горит лишь для нескольких. А после такого и работа идёт в удовольствие, и на дороге никаких идиотов не видно. Яхико по привычке садится за руль, хотя это Итачи, вроде бы, за ним заезжает. Альфа выбрал ресторан очень метко и даже не шутил этим вечером никакие из шуток, что напоминали омеге о чём-нибудь грустном. Они чудесно поужинали, а по приезде домой открыли бутылку вина, но выпить забыли. Сгорали далеко не от такой жажды. Их жажду так просто утолить не получится. На это нужна не одна бессонная ночь, не десятки и даже не сотни укусов. На это вечности не будет достаточно.