Ты – не ты, когда на тебе столько меток.
Поездка в Лондон выдалась богатой на события. Они в принципе всегда получались такими. Четырнадцать часов перелёта, сорок восемь часов в стране в целом, из которых около двенадцати уходит на рабочие моменты, а в остальные тридцать шесть нужно уместить хоть капельку сна и весь дефицит общения с родителями, скопленный за шесть месяцев, что вы друг друга в живую не видели. На родительской ферме особо ничего и не поменялось, жизнь текла медленно, интересных новостей практически не было. Это ощутимо осложнило задачу. Невозможное он сотворил: рассказал о Наруто родителям, даже, кажется, нормально по полочкам разложил, почему им не следует лететь в Токио следующим же рейсом. Отец сначала подумал, что он пошутил. Не поверил, пока с десяток фотографий не увидел. Мама заплакала сразу же. Тихо так, с глазами, блестящими ярче млечного пути: по звёздочке за каждую секунду, что ты сам знал, а ей не рассказывал. Минато и сам не понимал, почему не мог раньше этим всем поделиться, ощущал груз на душе, потому что, вообще-то, с родителями был очень близок. Примирившись с новостью, они, конечно, захотели сразу же познакомиться со своим внуком, не причитали даже, что детство его не застали, а сразу же перепрыгнули на все его актуальные интересы и роль, которую они сами могут сыграть в его жизни. Вот тут пряталась самая большая подводная мина, потому что альфа не знал даже, хорошей ли было идеей позволить им познакомиться онлайн, через чаты и видеозвонки. Попросил пока потерпеть, пообещал поднять разговор о поездке Наруто в Лондон в ближайшее время. Ему самому этого очень хотелось, и он подумал, что, исполнив невыполнимую просьбу своей феи, он заслуживает помощи с собственной невыполнимой просьбой, а именно: сделать так, чтобы его сын смог прилететь на другой континент и познакомиться с его семьёй, не травмируя при этом Кушину. Ну, и, если она тоже Минато в процессе никак не травмирует, это было бы плюсом, конечно. В общем, обратно в Токио Намикадзе летел довольный собой и со спокойной душой, хоть и чертовски уставший. Какаши все дела в его отсутствие разрулил без проблем, поэтому от короткой командировки можно было хорошо пару дней отдохнуть. Первый из них альфа практически полностью проспал, а во второй выбрался в продуктовый и вечером отлично побегал. Перед крепким сном самое то. Хн, только вот крепкий сон не случился. Около двух часов ночи мужчину разбудил входящий вызов. На экране светилось имя Кушины, и один этот факт забрал у альфы покой. – В чём дело? – ответил, позволив тревоге случиться. На том конце послышался смех Узумаки, но не прямо в трубку, а фоном. Она, похоже, с кем-то разговаривала. Интересно, она знает о том, что позвонила Минато, или это вышло случайно? – Кушина, – позвал её громко, чтобы даже на расстоянии что-нибудь слышалось. Она продолжила трещать неразличимые слова, и трубку где-то здесь следовало бы положить, но мужчина не смог. Был всё же шанс, невысокий, но не нулевой, что его набрали намеренно. Что Узумаки в какой-то неприятной ситуации или опасности, что набрала его незаметно для собеседника. В конце концов, Кушина – женщина яркая, объективно очень красивая, а таких иногда, к сожалению, одаривают неприятным, нежеланным вниманием. В общем, Минато остался на линии. Вслушивался в смятую речь, выискивал в ней какие-то подсказки. А потом всё оборвалось. В динамике зашуршало, проворчало «блять, кого набрала?» женским голосом, а потом замолчало. Прикола Намикадзе не оценил, но и уснуть обратно не смог. Понимал, что, скорее всего, беспокоиться не о чем. Не его проблемы… – Сука, – выдохнул, подчёркнуто откинув от себя одеяло. Похуй, всё равно же из-за смены часовых поясов проснулся бы рано. Заняться нечем, почему бы не покататься по городу? Не проверить, дома ли Узумаки, на работе ли, жива ли, в порядке ли. Не волнуемся – нет, просто хуй в два часа ночи пинаем. А где именно его пинать и с кем – это же лишь наше дело. Итачи поднимать не хотелось, но было предчувствие, что именно он знал бы точно. Поэтому в пустой чат улетело «Ты знаешь, где Узумаки? Она мне звонила». Не спит – прочитает и ответит. Спит – завтра утром будет очень смешно. Краем глаза, пока одевался, следил за тем, прочитано ли сообщение, но, спустившись к машине, перестал. Актуальность, так сказать, потеряло. Улицы были приятно пустыми, времени на дорогу ушло по минимуму. Хонды у дома не обнаружилось, но свет на первом этаже где-то горел. Были все шансы удостовериться, что с женщиной всё в порядке, и вернуться обратно в кровать до восхода солнца. Звонок в дверь, напряжённое ожидание. С одной стороны, было бы круто, если бы внутри происходило свидание по обоюдному, адекватному согласию, с другой, это было бы каплю неловко. По итогу, правда, всё оказалось совершенно не так. Кушина открыла дверь, туманным взглядом вперилась в альфу, хлопнула пару раз накрашенными ресницами, вдохнула, словно собиралась что-то сказать, выдохнула, передумав, головой качнула, нахмурилась. – Минато, – удивлённый тон подчеркнул не только очевидность ночного гостя, но и искреннее, неподдельное непонимание тому, какого хуя он появился в такой час на пороге. – Кушина, – повторил тон точь-в-точь, понимая, что его действительно набрали по пьяной ошибке, причём пьяной настолько, что звонка даже не помнили. – Ты в порядке? Узумаки, не соединив в голове ни единой точки, уронила взгляд на себя, будто бы ища причину такому тупому вопросу, потом даже назад глянула, удостоверяясь, что никакой нечисти за спиной не стоит, потом вновь посмотрела на альфу. – Я супер, – многие под алкоголем растягивают лениво гласные, с Кушиной происходило обратное. Она говорила так же быстро и невнятно, как врачи рецепты пациентам писали. – Приехал зачем? – Посмотреть на живую тебя, – выдохнул, лицезрея, как женщина, не пытаясь слушать ответ, уходит обратно вглубь погружённого в полумрак дома. Альфа следом шагает, дверь за собой прикрывает, совершенно забывает снять обувь, но понимает это лишь в гостиной. Свет исходит от кухни и остальное пространство освещает не эффективно, поэтому рассмотреть, что Кушина в своей сумке ищет, возможным не представляется. На ней шикарное красное платье, лёгкая тёмная кофта валяется на полу рядом с парой туфель на каблуке – их стянули вот-вот, только в дом прошли, поэтому сейчас, добредя обратно до кухни, выпивают целый стакан прохладной воды, параллельно что-то пытаясь читать на экране мобильного. Узумаки не слабо пьяна и кажется вполне адекватной, но что-то всё же мешает развернуться и просто уйти. – Наруто дома? – спрашивает, не зная, зачем ему эта информация. – Мм? – отвлекается от телефона, – Наруто? Нет, он у Саске. У них дома, – поправляется, рассмеявшись, – они вряд ли знают об этом. Интересно, как хуёвые люди воспитывают таких не хуёвых детей, – рассуждает, возвращаясь обратно в гостиную и взяв прямой курс на блондина. – Наруто вот тоже получился отличным. Значит ли это, что я – полный отстой? Альфа решает воздержаться от мнений, да их никто и не слушает. Узумаки сама с собой разговаривает, катаясь на горках всяких разных пьяных эмоций. – До чего же ты, сучёнок, горячий, – возмущается, вплетая пальцы в светлые волосы. Минато настолько опешил, что пару секунд, кажется, даже не дышал. Не перехватил женские запястья, не отодвинул её от себя. Наклонился, как в трансе, когда его потянули вниз, и ощутил прикосновение губ. Это его и отрезвило. Когда-то он знал каждый их миллиметр, а сейчас... будто целует впервые. – Занесло тебя знатно, конечно, – отдёргивается оперативно. – По какому поводу вечеринка? – отнял от себя тонкие руки. – Кто-то уходит на пенсию, – помахала рукой насколько могла в крепкой хватке. – Мы, типа, притворяемся, что тебе не плевать? – О, нет, мы не притворяемся, – заверяет Минато. Ему же должно быть плевать. Они не друзья, между ними ничего никогда уже не будет простым, потому что там целый, блять, человек. Он искренне желает ей долгой жизни, но его не касается, какой эта жизнь будет. Повторяй это себе, чтобы не дай бог не забыть. – Мне… Ответ повисает неозвученным в воздухе, прерванный шумом снаружи. Кто-то пытался открыть входную дверь, потом в неё постучал, потом нажал на дверной звонок. Альфа роняет на Узумаки свой взгляд, пытаясь вычислить, если это какой-то её пьяный друг, но она сбита с толку не меньше. – Ты ждёшь кого-то ещё? – уточнил, отпуская. – Ещё? – не поняла. – Я вообще никого не ждала. Неровной походкой обратно к двери, еле слышный щелчок. – Итачи? – опять неподдельное удивление. А Намикадзе дёргает проверить их чат. Сообщение до сих пор не прочитано. – Привет, – голос хриплый, чуть ниже привычного. – Хотел проверить, что ты нормально доехала. Хн, какой знакомый порыв. Омега тоже решил удостовериться, что с ней всё нормально. Может, звонок, разбудивший мужчину, предназначался Учихе? Их имена не стоят рядом в алфавитном порядке, но, фиг знает, насколько пьяное сознание ошибиться способно. Один умный звонок, один тупой. Обратно в ноль возвращаемся. – Гай подвёз, как и всегда, – голос удивительно нежный. Узумаки в прямом смысле тает от этого парня. – Он не пьёт, ты же знаешь. Омега хмыкает в ответ, проходит в дом, осторожно ступая. Знает о чужом присутствии по припаркованной снаружи машине и, вероятно, по запаху. Настроение у Намикадзе не то чтобы супер стабильное, он всё-таки волновался. – До дома довёз, но от глупостей это тебя не остановило, – заключил с коротким кивком, проходя в гостиную, приобняв рукой Кушину за плечи и подарив Минато чертовски недружелюбный взгляд. Намикадзе сощурился, не догнав, чем он заслужил подобную реакцию. В конце концов, последний их разговор закончился очень тепло. С хуя ли ты, котёнок, шипишь? – Колючки спрячь, они сегодня не в тему, – хмыкнул беззлобно. Он, в принципе, не против получать от этого мальчика, если это за дело, видит бог, пару раз точно заслуживал, но не этим вечером точно. – Не в тему, Минато, здесь только ты, – протянул с удивительным холодом, и альфа настолько опешил, что временно утратил дар речи. Кушина их слушать и не пыталась, была слишком занята обнимашками. Ладно хоть к Учихе целоваться не лезла. Хотя… Рука в край бесстыдно скользнула по шее, вынудив Итачи не очень красиво дёрнуться, а после пальцы и вовсе оттянули край мягкой толстовки. Минато чуть зубами не скрипнул. Он же, вроде бы, ей как ребёнок. Ну лучшая подружка как максимум… Мысль оборвалась стремительно, прерванная болезненным выдохом женщины: – Он на тебе живого места не оставил. Минато фразу дослушать до конца не успел – начал бродить взглядом по открытым участкам кожи. И сразу же понял, что он из-за своих непростых настроений позволил себе неприсущую ему безалаберность, потому что метки виделись не только на запястьях рук в этот раз, но и на тонкой шее. И на нижней губе. Глаз, кажется, дёрнулся. Их в полумраке, блять, видно. – Успокойся, – шепнул мягко омега, наклонившись и так легко подхватив Узумаки на руки, что Минато снова тупо моргал в пустоту. Что за омега такой? Мелкий же до жути. – Если я уложу тебя в кровать, ты уснёшь или продвинешься дальше по своей телефонной книге? – совершенно искренний вопрос, словно ему ничего не стоит приехать так хоть тысячу раз, остаться, подержать волосы, пока тут будут над туалетом стоять. – Я усну, – усмехнулась, хлопнув его по груди. – Останешься? – Мне нужно вернуться. – Отвлекла на самом интересном? – уточнила Кушина. – Передай своему мудаку: мне не жаль. – Поверь, мой мудак это знает и так, – выдохнул омега, двинувшись к лестнице с ней на руках. На альфу подчёркнуто не смотрел, и Минато понимал, почему. Ему чуть отпрянуть пришлось, когда в нос ударило запахом. Феромоны самого омеги были остаточно заведёнными и передавали острую нужду, желание и абсолютно никакого давления – сладкий, покорный мальчик, которого можно в любую угодную позу поставить, иными словами. Но эта сладкая смесь была в клочья разодрана феромонами альфы. Намикадзе понимал, что меток там много, а собственничество только на других альф скалится, а омег напротив обнимает с любовью. Но, ебать, этот запах был таким резким и ядовитым, что блондин невесомо мазнул рукой под носом, проверяя, что из него не капает кровь. Что за красавица и чудовище? Итачи такой... светлый. Добрый, приземлённый, ласковый, очаровательно заботливый, приятно рассудительный, красивый до одури и чертовски стабильный. Не сыплется от тяжёлого взгляда, не делает шаг назад под давлением. Не боится отстаивать мнение, и, блять, вы бы только знали, какой это пробуждает азарт. Как такого можно... Это же омега на десять из десяти, его хочется держать рядом, наслаждаться им и брать по ночам так, чтобы он задыхался от удовольствия. От удовольствия, блять, а не от боли. Нужно ценить это чудо, а не бросать, оставляя в томительном ожидании на несколько месяцев кряду, а потом метить с таким откровенным садизмом. Каким уёбком нужно быть… – Тебе стоит уйти, – предупреждающий голос с хрипотцой оборвал опасные мысли. Минато нашёл парня взглядом. Тот стоял где-то на середине лестницы, едва в поле видимости. Уже без своей ценной ноши, соответственно и без теплоты в голосе. Хн, у меня сегодня по феромонам ничего доброго, но тебе-то что бояться? На тебе сейчас смесь пострашнее. – Стоит? – переспросил с недобрым смешком. Сегодня все головы повыключали? Какой-то день на изнанку, о котором его не предупредили? – Стоит, – кивнул Учиха так утвердительно и спокойно, что альфе даже стало не по себе, – на мне много меток, я кожей чувствую, что тебе хочется проверить, сколько именно, – вот тебе и добрый мальчик. Жуткое перевоплощение. – Их достаточно, они очень свежие. Я поэтому в чёрном. У Намикадзе, честно, сердце провалилось куда-то. Омега говорил с таким незнакомым отчуждением и необоснованной откровенностью, что пальцы прошил мерзкий зуд. Потому что так, блять, хотелось, собственноручно избавиться от всего, что омегу ломает. А в том, что он поломан, Минато уже не сомневался. – Мне хочется, – начал медленно спускаться по ступеням, – разбить тебе лицо об этот стол, – кивнул на обеденный стол, на который альфа облокачивался, – или о стену, – повёл плечом, скользнув пальцами по перилам, – или о своё колено, – добавил, ступив на паркет. Минато постарался это всё мимо ушей пропустить и не принимать на свой счёт, потому что прекрасно понимал, кто на самом деле ему сейчас угрожает. Биология. Помеченные омеги во время секса вообще любых альф, кроме своего, воспринимают в штыки, даже сами по себе. А уж циркулирующие по его системе феромоны Яхико в передозе, которую они оставят от такого количества меток... о, они могут нашёптывать только кровавые идеи на ухо. – Я не собираюсь трогать тебя, – протянул, не сдвинувшись с места. Это же защитный механизм. А защищать тут не от кого. Так, во всяком случае, казалось Минато. Наивно, наверное, он же чувствует, как собственные феромоны подогреваются, закипают опасно, уговаривают никуда котёнка не отпускать, потому что считают, что его жизнь там под угрозой. А с тобой-то, разумеется, нет, у тебя-то к нему только нежное. – Тебе хочется, – поправляет без капли сомнения, отпускает осторожно перила. Пытается убедить себя пройти в коридор. Рациональность ещё не совсем поехала. Минато всеми силами держит язык за зубами. Спровоцировать проще простого, а феромоны мудачного альфы так ездят по голове, что омегу остро хочется проверить на наличие телесных повреждений. Хах, точнее, пересчитать эти повреждения самолично. Раздеть, блять, и всего осмотреть. Может, в больницу отвезти. Но альфа молчит. Не его мальчик. Сущность, правда, противится. Уточняет «хули не твой?», и взгляд от этого получается не в меру тяжёлым. Итачи своего с мужчины спускать тоже не смеет, через раз дышит, крадётся медленно к выходу. Видно, что выторговывает это спокойствие у себя немыслимой ценой, насильно каждую секунду делает правильный выбор, не даёт меткам контролировать себя полностью. Охуенно сильный, даже сейчас. Сдался тебе твой мудак, шёл бы лучше на ручки ко мне, я бы окружил тебя всем вниманием, которого ты заслуживаешь. Входная дверь тихо хлопает, полумрак накрывает сверху ещё и тишиной. Абсолютно дебильная ситуация, мог же остаться в кровати, а вместо этого стоишь тут, держишь в себе феромоны, действия и слова, волнуешься за людей, которые с удовольствием бы тебе разбили лицо за дело и за просто так. Выдох. На улице мягко заводится автомобиль. Минато в очередной раз ловит лишнюю мысль слишком быстро. Он же не за рулём? На нём много меток, они свежие, и поэтому он в чёрном… Яхико не дал бы ему сесть так за руль, правильно же? Это не запрещено, всё-таки не опьянение, но все же мы видели, как у него восприятие едет. В прошлый раз он еле мысли пинал, в этот раз хочет альфу прикончить. Мыслит не ясно. Намикадзе оказывается на улице быстрее, чем успевает понять.***
– Что за, – выдыхает Итачи, падая в автомобиль. Пальцы трясёт, а картинка настолько плывёт, что он события отрывками смотрит. Всё ещё капельку в шоке. Он понимал, что Минато здесь, видел чёрную мазду, пока парковался, уловил тревожно-раздражённый запах мужчины не в коридоре, а, кажется, на пороге, но его всё равно будто застали врасплох. Взглядом, властными феромонами, в которые настроение в холостую уходило, не задевая Кушину, да и не рассчитанное ни на чей чувствительный нос, тем, как он уверенно приказал поправить своё поведение. А поведение это вырвалось из-под контроля так быстро и неожиданно, что брюнет сам себя испугался. В жизни ещё не испытывал такой агрессии, безосновательной причём, совершенно не заслуженной. И самая жесть была в том, что омега это всё прекрасно понимал. Разум работал, но эмоции творили что-то поверх, будто отдельно. Не его реакция. Но ощущалась чертовски реальной. Порыв покалечить прошёл, стоило ступить на свежий воздух, но откаты от страшных мыслей продолжали преследовать. Что за чёрт? Так сильно ему полярности ещё не сносило. Пальцы автоматически поворачивают ключи в зажигании, двигатель заводится с приятной, комфортной вибрацией. Вдох, выдох. Всё нормально, вернёшься домой, этот тремор пройдёт. Кушина в порядке, она же и позвонила сказать, что всё хорошо, что она выезжает домой, проверять, добралась ли, кажется, не было необходимости. Если бы омега знал, что здесь Намикадзе, точно остался бы дома. Автомобиль мягко трогается, еле приходит в движение, когда приходится резко вжать в пол педаль тормоза. Сердце удар пропускает, и от этого в груди всё будто немеет. Минато прямо перед ним. Так близко, словно бампер воображаемый, а омеге именно так и кажется, когда мужчина медленно наклоняется, укладывая на него ладони. Он так пронзительно смотрит в душу, что нивелирует любые препятствия между. Кажется, что дотянется прямо до тебя, сквозь металл и лобовое стекло. Как он вообще оказался на дороге? Омега без понятия. Он порезался о его взгляд прежде, чем целиком увидел. И теперь уже не понимает, в нужном ли направлении поехал. Задел ли? Костяшки чужих пальцев требовательно стучат по окну, и Учиха, перенервничав в такой степени, что дрожит с ног до головы, опускает стекло нажатием кнопки. Минато говорит что-то, но внимание целиком занято сканированием чужого тела – всё пытается понять, есть ли там повреждения. – Ты в порядке? – спрашивает прямо, находя себя в той страной пустой тишине, что наступает в сознании во время острого стресса. Когда не знаешь, что должен чувствовать, потому что осознать ещё произошедшее не можешь. Повисает тяжёлая пауза. Минато, вмиг передумав говорить то, что начал секундами ранее, смотрит внимательно, будто ждёт, что на лбу появится бегущая строка и расскажет, что там в голове происходит. Его мнение, вдруг, становится важнее всего в этом мире, что контрастом выделяется на фоне испытанной к нему когда-то будто давно агрессии, и это жирно подчёркивает, что голова не справляется, не следит за хронологией, пропускает много информации мимо. Картинка от этого получается кустарной, неполноценной, временами вообще смахивает на неадекватный сон. – Ты спрашиваешь, если я в порядке? – альфа клонит голову набок. Злым не выглядит, но и на доброго тоже не тянет. Что за тон непонятный? – Выйди из машины. Злой. Точно злой. Такой строгости в голосе брюнет прежде не слышал. Сюда феромоны бы не помешали, чтобы знать точно, но они и с той стороны оборвались. Тебе лишь гадать остаётся, читать по мимике, напрягать своё зрение и цепляться за мелкие жесты и громкость голоса, хотя на отделы мозга, отвечающие за анализ, надеяться уже не приходится. Брюнет не двигается, поэтому дверь открывают за него, ремень тоже отстёгивают за него, подцепляют за локоть, чтобы вытянуть на свежий воздух. На ногах омега вполне ровно стоит, но вызванное страхом онемение уже ползёт по ступням – прямо по тому месту, куда сердце провалилось. Итачи прислоняется к пассажирской двери, чтобы, если что, не падать прямо на землю, а сползти по гладкой поверхности. А взглядом всё по мужчине гуляет. Не видит сломанных костей и конечностей под неестественными углами, но не верит собственной компетентности оценить это всё, и посему продолжает безрезультатно сканировать альфу сверху-вниз и обратно. Минато закрывает окно, достаёт ключи из зажигания, хлопает дверью, ставит сигналку. Приказывает ждать его здесь и пропадает в доме Узумаки на какое-то время. Учиха пытается проморгаться. Голова всё ещё кружится, его немного тошнит, но самое страшное – покинувшая сознание ясность. Страшно, без шуток, потому что без неё ты понятия не имеешь, с чего начинать восстанавливать под ногами землю. – Ты пил сегодня что-нибудь? – интересуется альфа по возвращении. Замирает в полуметре, всё ещё смотрит в самую душу, но не видит её, потому что она из тела упорхнула куда-то. – Что? – еле слышно. – Ты вот такой из-за каких-то препаратов или... – Нет, – качнул головой. – Какой: такой? Омега крупно вздрагивает, ощутив мягкий шлепок по щеке. Не видел ни движения рукой, ни шага вперёд. Мужские пальцы задерживаются на подбородке, чуть приподнимают, чтобы как следует зрачки разглядеть, а Итачи на полном серьёзе кажется, будто он какой-то момент пропустил. Ну, не бывает, что человек стоит вон там, а потом перемещается ближе, касаясь тебя. Это даже быстрым не назовёшь, это что-то из серии супергероев, телепортации и полётов в небе. – У тебя реакции, будто тебя руфием накачали, – отвечает Намикадзе прямо, после чего чуть отстраняется. – Когда в следующий раз будет принципиально ехать к пьяной Кушине на зов, такси себе закажи. Об этом Итачи как-то вообще не подумал. Да он вообще не помнит, что происходило в его голове, когда он за дверь выходил. Скорее, по привычке поехал, на автомате. Кушина же всегда после корпоративов приезжала к нему, кушала ночью с ним, засыпала в кровати рядышком, и Учиха спал спокойно, зная, что с ней всё в порядке. Мелодия, поставленная лишь на её вызов, взволновала омегу настолько, что он в прямом смысле выбрался из рук своего альфы в самый разгар горячего секса. Он за дверь-то выскочил быстрее, чем Яхико успел понять, что случилось. – Куда тебя отвезти? Учиха взгляд перехватывает. Всё ищет логику в собственных поступках, всё её не находит. За реальностью следит, но та всё равно творит что-то чудовищно странное. – Домой. Минато, однозначно, слышит его, но колеблется, внимательно лицо осматривает, всё в нём что-то разглядывает, а омега вжимается сильнее в гладкую дверь своей хонды. Ему совершенно не по себе, а Намикадзе и без помощи запаха умеет очень сильно давить, вытравляет все силы бороться одной морщинкой меж бровей, подчёркивающей, что что-то ему не по душе. – Ты меня немного пугаешь, – шёпотом признаётся, сильнее всего желая сейчас, чтобы на него перестали так смотреть. Мужчина усмехается, взгляд невольно ослабевает, уже не кусает так сильно, смягчённый улыбкой в уголках. Но сердце всё равно бьётся не ровно. – Ты же мне только что угрожал сделать больно, – напоминает едва ли не ласково. Очень тонко даёт понять, что никакой угрозы не видит в тебе, угрожай ты ему собственными руками или бампером автомобиля. – Я бы не стал, – заверяет с уверенностью человека, напившегося до тёмных пятен перед глазами, но настаивающего, что адекватен. – Я верю, – обещает снисходительно. – Пройдёшь для меня по бордюру? Итачи хлопает глазами, но руку в протянутую ладонь сразу же вкладывает. Его тянут вперёд, разворачивают, направляют по невысокому бортику, расслабляя свои пальцы и позволяя продемонстрировать эквилибриум, но оставляя возможность ухватиться за него, если потребуется. Омега идёт себе ровно, не понимая, к чему этот цирк. Он прекрасно знает, как и в какие дали едет от меток сознание, и баланс здесь ни при чём. Вестибулярный аппарат нормально работает. Да всё, в целом, работает, просто из небольшого тумана. – Точно домой? – уточняет Намикадзе, удовлетворив свою прихоть о ровной походке. – Хотя бы ты не начинай, – выдыхает, отдёргивая руку, потому что поддержка ему не нужна. – Итачи, я твоего альфу не знаю, – напоминает мужчина взвешенно. Он стоит на дороге, и бордюр сокращает немного их разницу в росте, но, вопреки этому, брюнет чувствует себя подчёркнуто маленьким. – И, объективно, мне не хочется возвращать тебя туда, откуда ты приехал только что. – Меня возвращать и не нужно, я сам вернуться могу, – громкие слова, здесь в них ни на секунду не верят. Хотя бы потому, что ключи от машины сейчас у Минато. И получить их выйдет лишь в том случае, если их отдать пожелают. А там не желают – ясно дали понять. – Пожалуйста, – шепчет, самолично же перечёркивая своё смелое заявление. Намикадзе смягчается, вдруг, кивает, мол, ладно. По салону чёрной мазды витает ощутимое количество чужих эмоций, и феромоны Яхико вновь реагируют, находя что-то неприемлемое в этом всём. По Минато это тоже проезжается знатно, вынуждает опустить все окна в машине. Когда автомобиль трогается, ветер очень приятно обнимает лицо, и омега разворачивается к окну, высовывает свою руку, играя с этим ветром тонкими пальцами. Не трезвеет ни капли – метки будут как минимум до завтра косить мыслительный процесс, но это не страшно. Со стрессом прошли и тошнота с головокружением, и пусть Минато говорит, что он как обдолбанный, Итачи чувствует себя вполне себе ничего. Ну, за минусом маленького порыва сломать этому мужику шею. – У Кушины так часто бывает? – уточняет Минато, расслабленно ведя автомобиль по полупустым улицам. Может, всё ещё пытается определить уровень чужой адекватности. – Нет, – ветер сопротивляется, толкает ладонь, но Итачи не сдаётся – держит её перпендикулярно потоку, перебирая пальцами воздух, – обычно, она приезжает ко мне. Но, хах, – почему-то и правда смешно, – она не переносит Яхико. Ещё один аргумент в пользу Саске, – на выдохе. Печаль и вина привычно скребутся в груди, дальше, глубже вгрызаются. Скоро станешь от них не отделим. – Я вернусь, проверю, что с ней всё в порядке. – Не надо. Ты последний, кому стоит с ней быть. – Уверен, что в компании лучше, чем одной. Даже если эта компания – я. – Ты ошибаешься, – поправляет Итачи спокойно. Стоило бы в глаза заглянуть, проверить, что к нему прислушаются, но танец собственных пальцев буквально загипнотизировал, омега взгляда не мог оторвать. – Когда мне понадобится совет – я спрошу, – поправляет, решив, что хватит уже быть послушным и понимающим. – Suit yourself, – выдыхает. С него тоже хватит. Устал. Хочет в руки к своему альфе, где можно быть маленьким и капризным, а не вот это вот всё. Намикадзе молчит. Он в целом, вроде, до людей не особо доёбывается. Позволяет самим делать выбор, самим осознанно делать ошибки. Наблюдает, как взрослый за детской игрой, редко вмешивается, считая, что так уроки лучше усвоятся. – Вот здесь, – Учиха включается, задев взглядом собственный дом. Минато уверенно проезжает указанное здание, разворачивается на перекрёстке, подъезжает ближе, чтобы дорогу не переходить. Из одной двери в другую – проще некуда. – Спасибо, – благодарит, выбираясь из автомобиля. – Итачи, – зовёт, вынуждая развернуться и, наклонившись к окну, посмотреть на себя, – напиши мне с утра, что с тобой всё нормально, – как обычно, просит не вопросительным тоном. – Если не напишу? – уточняет, поймав волну бесстрашия рядом с домом и собственным альфой. – Напишешь, – утверждает, будто знает вперёд тебя. – Окей, – выдыхает, чтобы уже отпустили. – Night, – протягивает ключи от оставленной у Кушины хонды. – Night, – сбегает от него сразу же, прячась в приятной безопасности подъезда. Яхико появляется в коридоре, едва услышав хлопок входной двери, подкрадывается, пока парень обувь снимает, скользит руками по талии. Не злится. Учиха вообще ни разу не видел, чтобы он выходил из себя. – Со всем разобрался? – шепчет на ухо, пробираясь пальцами под толстовку и сразу же сжимая до приятной боли соски. – Нх, – Итачи откидывает голову ему на плечо, губу закусывает, по новой сдирает едва засохшую кровь, чувствует во рту неприятный металл. – Кто на тебе? – интересуется, стягивая с парня толстовку. Ткань одежды неприятно липнет к недавно свернувшейся крови и так омерзительно по коже ползёт, что омегу неприятно передёргивает. – Минато, – стонет, почувствовав укус прямо в лопатку. Его крыло и так, всегда безбожно кроет рядом с этим мужчиной. И альфа не стесняется добавлять сверху. Мир привычно плывёт, слух притупляется. Онемение тянется к копчику. Когда оно начинает ползти по позвоночнику вверх, омеге становится действительно страшно. – Ещё один мой фанат? – усмехается, прекрасно зная, как к нему относится эта семья. – Я чуть не покалечил его, – делится зачем-то, пока его избавляют от остатков одежды, – дважды. – Хороший мальчик, – Яхико целует в один из шейных позвонков, ласково сжав пальцами горло, – мой сладкий. От очередной метки парень едва не скулит. Их уже слишком – Итачи понимает это каким-то отделом мозга. Ноющая ломка перемешивается с частичным онемением. Колени подгибаются, но альфа крепко держит. Слизывает с кожи кровь. Такой властный, что и сдохнуть в его руках не жалко. – Возьми меня, – стонет, еле дыша. Хочется перекрыть ощущения. – Сейчас, сладкий, – целует любовно в висок, наклоняясь, чтобы подхватить парня на руки. Целует его в губы, пока омега цепляется дрожащими пальцами за его шею. Яхико аккуратно укладывает на кровать. Ноги безвольно разводятся в стороны. Картинка так сильно плывёт, что начинает немного тошнить. Прикосновения ко внутренней части бедра такие невесомые, Итачи не чувствует их. Лишь покалывание сродни статическому электричеству. – Нх, Яхико, – запрокидывает голову, уже еле вынося этот тремор. – Не издевайся надо мной. – Разве я могу? – шепчет сверху. – Ты такой безумно красивый. Пальцы ведут по меткам на теле. Итачи не чувствует боли от них, но каждую помнит. – Мой. – Войди в меня, я умоляю. Альфа вошёл. Комнату тут же наполнили надрывные стоны. Они долго ещё не стихали, потому что засыпать было страшно. Оргазмы отвлекали от передозы феромонами, возвращали частично чувствительность в онемевшие места. А мысли полнились голубыми глазами с чего-то. Глупости, у Яхико они зелёные, но в темноте же не видно, да и зрение слишком сильно плывёт. А воображение закрашивает голубым, тёмным таким, недобрым, оттенком, от которого не по себе. И с утра, не поспав и пары часов, испытывая жуткий отходняк от передозировки – с тошнотой, мигренью и прочим… омега не смеет забыть о том, что от него ждут «со мной всё в порядке».