* * *
— Какого хуя ты не поехал домой? Сколько ты вообще выпил, что тебя так унесло? — Никита причитал без конца, затаскивая Юру вверх по лестнице, — И где твои очки? — В такси... Забыл... Наверное, — парень ответил только на последний вопрос, не найдя в себе силы на раздумья над первыми двумя. Перед глазами всё расплывалось, он честно старался передвигать ногами, но своими попытками он делал только хуже, поэтому решил довериться никитиным рукам. Бля, всё прямо как десять лет назад, когда он первый раз наклюкался до беспамятства и добирался до дома на замечательном транспорте под названием плечо Никиты. Юра мысленно усмехнулся этим воспоминаниям и закрыл глаза, погружаясь обратно в забытьё. С горем пополам они добрались до квартиры. В голове у Никиты всевозможными красками с радужными переливами светилось слово «блять». И достался же именно ему такой припизднутый экспонат в качестве лучшего друга. Пока он шёл к холодильнику за бутылкой минералки, невольно нахлынули воспоминания. Да, всё повторяется, прямо как тогда, в его шестнадцать и юрины пятнадцать. Уголки губ сами собой поползли вверх, но спустя секунду Никита опомнился и забрав нужную бутылку направился обратно к оставленному на диване Юре. Тот осоловело пялился в потолок, пока в голове во все стороны шмякался спутанный клубок из мыслей. Всегда это происходило, стоило ему хотя бы слегка перебрать с алкоголем. Кто-то, набухавшись, начинает бесконтрольно бить стёкла, орать во всю глотку и искать того, кто ему в ебало пропишет разок. Кто-то внезапно открывал в себе натуру бесстыжего флиртуна и начинал беззастенчиво липнуть ко всему, что движется и не движется. Кто-то просто моментально засыпал. Но Юра не относился ни к одной из этих категорий, нет, он пополнял отряды гиперчувствительных нытиков, любящих изливать душу первому, кто попадётся под руку. Те самые откровенные разговоры на балконе в четыре утра, пока все остальные продолжают веселиться? О да, дайте два, пожалуйста. Только пьяным в стельку он мог позволить себе такую слабость, именно поэтому он боялся переборщить, он боялся этого. Боялся уязвимости. Боялся показывать кому-то своё сердце-оголённый провод, только дотронься и электрический разряд прикончит обоих. — Вот, держи, — Никита протягивает Юре бутылку, — Главное ковёр мне тут не заблюй, — он разворачивается, чтобы выйти из комнаты, но его останавливают. — Никит, стой!.. — внезапный оклик заставил слегка вздрогнуть и в недоумении обернуться на друга, — Пожалуйста, не уходи пока... — Никита не воспринял бы эту просьбу всерьёз, если бы он не услышал в голосе Юры эту нотку... плаксивости? Он впервые видел и слышал Юру таким. В комнате не был включен верхний свет, Никита не любил зажигать его. Сейчас их двоих освещал лишь тускловатый свет экрана компьютера. Никита явно замялся, не решаясь сделать шаг ни вперёд, ни назад. Юра смотрел на него, заглядывал в его глаза. В голове сейчас не было ни единой рациональной мысли, она абсолютно отключилась, отдавая бразды правления сердцу. Юре уже плевать, он чувствовал, что ещё секунда и его сердце по швам затрещит от переизбытка чувств, слова сами полились изо рта. — Ты такой красивый, знаешь? Я бы тебя поцеловал сейчас. С тобой заебись, я не знаю... Ну, круто просто... Мне нравится смотреть на тебя, быть рядом и всё такое. Я с ума схожу, Никит, мне, наверное, надо лечиться, я странный, — Юра говорил сбивчиво, цепляясь за руку Никиты, не отводя от него взгляд. Никита понимал всё и не понимал ничего одновременно. Он не знал, смеяться ему или плакать, но молчал, давая Юре закончить. — Никита, Никита... Никита... Да у тебя даже имя красивое, я бы его повторял и повторял целую вечность.. И смех у тебя прикольный такой... Вот какого хуя? Какого хуя в тебе всё такое? Почему ты хоть в чем-то не можешь быть ебланом, чтобы мне не так стыдно было тебя всего с головы до пят любить и к твоим ногам ложиться? Мне вообще так похуй. Мне похуй, Никит, пойми. Никита понимал. Или не понимал. Ясно было одно — он прикольный, а ещё Юре похуй. С одной стороны Никите хотелось сейчас улыбаться до ушей, с другой — в голос смеяться с нелепицы, вылетающей изо рта друга. Он хотел было что-то ответить, но Юра вдруг продолжил свой монолог. — И я, короче, не ебу что это. Думал, от недотраха что-ли... Но нихуя-я-я... У меня реально крыша едет, спать не могу, жрать не могу, просто хочу вот так вот всегда вместе с тобой ржать на камеру. Мне ты нужен, пиздец просто. Я... я... Никита вдруг заметил скопившуюся влагу в глазах Юры, готовую уже хлынуть наружу, отпуская всё то, что так долго хранилось внутри. — Юр, тише, тише, — Никита сел рядом с ним и Юра сразу уткнулся в его плечо, оставляя влажные пятна от слёз на футболке, — Успокойся, всё нормально. Ты сейчас всё равно адекватно мыслить не способен. Протрезвеешь — поговорим. Если, конечно, вспомнишь вообще, что тут наговорил мне. Никита гладил Юру по спине, пока слёзы не перестали течь.* * *
Глаза открывались с трудом, но солнечный свет настойчиво пытался пробиться сквозь веки и Юра, наконец, разлепил их, параллельно пытаясь приподняться на локтях. Бля, что за... Понадобилось много времени чтобы переварить в своей голове информацию, что он лежит на диване у Никиты дома. Что, блять, вчера вообще происходило? Взгляд блуждает по комнате и натыкается на валяющуюся на полу бутылку минералки. Пазл потихоньку складывается. Вот он на тусовке в честь дня рождения друга, вот он едет куда-то пьяный на такси... Пока Юра сверлит взглядом одну и ту же точку, Никита бодро заходит в комнату. — О, проснулся. Утро доброе, дружище, — не сдержав смешка произносит он. — Блять, Никит, просто не смотри на меня сейчас, умоляю тебя, — у Юры внутри истерика и бесконечный стыд, а ещё желание вмазать себе по роже. Его кончики ушей горят и он закрывает руками красное от смущения лицо. Никита был готов взорваться от желания снова подъебать этого идиота (либо от желания его поцеловать, он пока сам не понял) — Давай, просыпайся и иди на кухню, позавтракаешь. И поговорим нормально, — тепло улыбаясь проговаривает он и исчезает в дверном проёме. Юра облегченно выдыхает и не успев вновь погрузиться в рефлексию слышит, как трезвонит его телефон. Подняв трубку, он слышит голос Серёжи. — Чувак, ты там живой после вчерашнего? Ты вообще в хламину убитый был. Признался хоть Никитосу своему? А то весь вечер мне про него уши прожужжал, Ромео, ебать, — на том конце провода слышится, как Серёжа ржёт, а ещё слышится истерический смех Никиты, вернувшегося в комнату. И Юра мысленно обещает себе не притрагиваться к алкоголю ближайшие лет пять.