весёлые глаза и светлые кудри

чондэ не больно. совсем нет. он ярко улыбается, и в улыбке этой ни капли горечи, даже если изо рта течёт струями кровь, отвратительный вкус которой он никогда не мог терпеть. бэкхён растерянно гладит чужое плечо, пока голова кима лежит на его собственном. они сидят в каких-то развалинах. сложно даже сказать, чем было это место — каменные основания стен вокруг них не так уж высоки, а судя по количеству крошки, которая когда-то была зданием, про реставрацию этого места никто и не думает. ну, ладно, вот бэкхён подумал. в любое из мест, которое касается горизонтальной поверхности, неприятно упираются камни, большие и маленькие, тупые и острые. бёну, если честно, всё равно. подобные вещи во все времена смущали именно чондэ. наверное, будь сейчас любой другой день, тот вскочил бы, распихал камни ногами, притворяясь, будто от этого "матча" зависит судьба футбольного мира. или стал бы ворчать, побитым щенком глядя под ноги, будто камни это хоть в малейшей степени убедит и пристыдит. но сейчас он неподвижно остаётся рядом. тишина укутывает их обоих, словно в кокон, а заодно прихватывает и всё окружение. бэкхён совсем не против остаться наедине с чондэ в тишине, однако теперь ему бы скорее хотелось тараторить без устали. сил на слова нет, да и ким не проявляет какого-то желания к разговору. так что бён молчит, сжимая лишь пальцы на чужом плече немного крепче. бэкхён, конечно, задумывался о смерти. любой из них, даже — особенно — вечно жизнерадостные чондэ и чанёль. сейчас бён думает, что, может быть, ему стоит ускорить этот процесс и убить себя самостоятельно, когда это всё закончится. если это всё закончится. хотя, конечно, с другой стороны он может сделать это прямо сейчас. никто не поспособствует, но и останавливать тоже некому. раздражает лишь мысль о том, что невольно в это втянет и чондэ. бэкхён этого не хочет, поэтому продолжает сидеть в том же положении. при очередном землетрясении бён закрывает глаза, по-детски думая, что, может, всё после этого исчезнет. голова чондэ скользит ниже по его плечу, и бэкхёну даже кажется, что тот улыбается, но он одергивает себя: сейчас совсем не время для улыбки. ситуация — треугольник. помимо двух озвученных есть и ещё одна сторона. умереть сейчас, после всего этого было бы.. жалко. бэкхён на самом деле эгоист, даже если другие так не думали. он мастер бороться за свою жизнь и шкуру, и сегодня в который раз это доказал. хотя, пожалуй, им всем — в первый. в глубине души он всегда знал, что однажды придётся, но легче от такого не стало... бы, если бы было хоть сколько-то тяжело. единственная тяжесть сейчас — голова чондэ на плече. бён поворачивается к нему. ким никак не реагирует, и, ну, ещё бы! правой рукой, не зажатой между собственным боком и чондэ, бэкхён касается чужого подбородка. хотя на взгляд об него с лёгкостью выйдет отпилить себе половину тела, ощущается прикосновение к коже этого человека в любом месте, как к котёнку, действительно. вернее, до этого раза. пожалуй, таких холодных котят бён ещё не трогал. бэкхён смещает хватку так, чтобы макушку светлую к себе поднять. ким никак не реагирует, и это действительно ожидаемо. бён гладит щеку, а потом наклоняется, чтобы украсть поцелуй с краешка нежных губ. затем он осторожно перекладывает левую руку за чужую спину, чтобы сместить их объятие так, что чондэ окажется прямо перед ним. губы мажут по виску, а возлюбленный вновь никак не реагирует. «ну да, — думает бэкхён. он съезжает спиной чуть ниже, чтобы скорее лежать, чем сидеть у стены, и кима можно было наклонить к нему. освободившаяся рука перебирает русые кудри. — всё верно. мёртвые не должны реагировать.» глаза чондэ закрыты, и никаких опровержений нет. в конце концов, это сам бён закрыл их, потому что без жизни в них вся их красота — ничто.