Тебе такие нравятся?
19 января 2024 г. в 18:43
Громкий звонкий смех. От него нигде не укрыться, смех везде, он обволакивает его, утягивая за собой в бездну. Он оказывается перед аудиторией, полной студентов, абсолютно обнаженный, смех переходит в хохот, а среди толпы стоит мама, с поджатыми губами, глядит осуждающе и молчит.
Цветков проснулся в липком холодном поту. Еще долго, стоя под струями воды, он пытался смыть со своего тела остатки липкой безысходности, доказательства собственной ничтожности и несостоятельности.
Спасибо, мама, ты воспитала достойное подобие себя!
Сколько прекрасных женщин встретилось ему на пути, сколько зовущих глаз и манящих губ. Но он ждал ту, единственную, он верил в mamihlapinatapei. Хрупкое тело, бледная кожа, страдальчески изогнутые губы… Словно та, чье тело было зверски изувечено штыками, сойдет с пожелтевших снимков в его объятья, ища защиты, любви и понимания. Сергей гладил кончиками пальцев потускневшие от времени фото, смаргивая подступающие слезы. Страсть смешивалась с болью, тело сводило судорогой и наступало облегчительное опустошение.
Но в этот раз, вслед за сладкой истомой:
- Мерзкий грязный мальчишка! Немедленно вытащи руки из-под одеяла! Завтра в школе я поставлю тебя перед классом и заставлю рассказать о том, чем ты занимаешься по ночам, позоря облик пионера!
Этот крик, застывший в глубинах памяти, сжал сердце ледяной рукой с коротко остриженными ногтями, мешая вздохнуть. А воздух, свежий утренний воздух, влетающий в распахнутую форточку, пах приторно-сладковатым ароматом духов.
- Ты такой же, как твой отец. Тебе от женщины нужно только ее тело!
Да, мама, ты права. Только тело. Они все лишь жалкое подобие той единственной, у них в глазах лишь обреченность и принятие, слепое подчинение его воле. И только тела – нежные, хрупкие, беспомощные, но такие желанные, открывшиеся его жадному взору, только они свидетельства того, что он настоящий, он живой человек, а не очередной пыльный фолиант из маминой коллекции.
Причудливые тени скользят, лаская, по женской коже, легкий ветерок треплет тонкие волосы, ниспадающие на острые плечи. Шаг за шагом, покорно и обреченно юная нимфа восходит на эшафот. Нет-нет, девочка моя, это не казнь, это освобождение! Это я преподнес тебе этот дар; они отняли, а я вернул. Ты свободна, лети…
Сергей снял очки и вытер набежавшие слезы. Она прекрасна, словно богиня, но она не та, она не понимает и не чувствует его боли… Он протянул руку, желая прикоснуться к телу, безжизненно повисшему в петле. Тонкие длинные пальцы погладили воздух, повторяя очертания плеч, бедер, длинных ног. Ее маленькие острые груди, совсем еще девичьи, не налившиеся женской округлостью, были скрыты фанерной табличкой с кривой надписью «partisanen». Декан упал на колени, ловя, с благоговейным трепетом последние мгновения оглушительного восторга, тело его содрогнулось в конвульсиях, выгибаясь навстречу лучам солнца, пробивающимся сквозь густые кроны вековых кленов.
Вот уже третий час Меглин уничтожал неаппетитные салатики в шумной столовой университета. Раздраженная и вконец вымотанная бездельем, Стеклова даже не пыталась понять ход его мыслей.
- Ты думаешь, он мимо пройдет, и ты его учуешь? – даже не пыталась скрыть сарказм Есения.
Не отрываясь от очередной порции салата, Родион буркнул, - Угу, - продолжая смотреть поверх ее плеча.
- Слушай, и с мелкими сидеть, и сессию… Трудно же! – проговорила одна из студенток, обращаясь к подруге.
- Да нет, не трудно, - пожала плечами та.
- Да нет, трудно. – резюмировал Меглин, вмешавшись в разговор девушек, - Тяжело быть старшей сестрой, по себе знаю.
Его шутка, в совокупности с фирменной ухмылкой и янтарным блеском насмешливых глаз, явно польстила студенткам.
- Зато потом мамой легко будет. – неожиданно тепло улыбнулся следователь и вышел, проводив оценивающим взглядом проходящую мимо студентку.
- Прикольный! Нужно телефончик попросить! – захихикала брюнетка.
- У него нет телефона. – надменно бросила через плечо Стеклова, проходя мимо удивленных ее резкостью девиц.
- Простите, вы не врач, нет? – подскочил Родион на улице к психологу, выходящему из отделения милиции.
- Н-нет, - обеспокоенно ответила женщина.
- Там ребенок… Я подошел к машине, там мяукнуло, я думал… - сбивчиво объяснял Родион быстрым шагом подходя к Мерседесу.
«Психологиня» заглянула в салон, - А где ребенок?
И тут же застонала от боли в заломленной за спину руке.
- Тихо, тихо… - прошипел ей в ухо следователь, - Ты спрашивала, как женщину посадить в машину? – обратился он к Есении, - Очень просто. Скажи ей, что там ребенку плохо, тут же побежит спасать. Женщина, значит – мать, мать, значит – жертва. Поняла?
- Поняла она, отпусти ее. – Стеклова радовалась, что в этот раз роль жертвы досталась не ей.
- Козлина! - истерически крикнула убегающая женщина.
- Многодетная семья, это стая, где общее благо важнее личного, - терпеливо объяснял Меглин стажеру, - Вот так появляются хорошие родители, верные друзья, герои… и жертвы маньяков. Наташ, ты моя хорошая! – внезапно расплылся в улыбке следователь, обращаясь к эффектной незнакомке, - Сто лет тебя не видел.
Девушка расплылась в ответной улыбке, подкрепив ее двусмысленным жестом, - Я бы тебя еще сто лет не видала. Чё, новая твоя? – бросила она оценивающий взгляд на Есению.
Меглин тут же подхватил, - Ну, типа того… - и, встав рядом с Натальей, осмотрел Стеклову с ног до головы.
- Ну, ничё так… - небрежно мурлыкнула красотка.
Обалдевшая от такой вопиющей наглости Есения, поспешила занять место в аудитории.
- Сегодня наши гости из компетентных органов проведут с вами инструктаж по обеспечению личной безопасности. – вещала из-за трибуны дама, - Прошу вас, пожалуйста. – обратилась она к Меглину.
Он небрежно облокотился на стойку, - Значит, я хочу, чтоб было тихо. – негромко и повелительно сказал он в микрофон, - Еще тише. – потребовал он вкрадчивым баритоном.
- Тема лекции – как не стать жертвой маньяка. Поднимите руки те, кто считает себя жертвой… Нет таких? Человек, который охотится, считает по-другому. – следователь оглядел студентов, – Чтобы не стать добычей, надо знать две вещи об охотнике: чего он хочет и чего боится. Иногда они совпадают. Сейчас моя ассистентка наглядно продемонстрирует то, чего он хочет.
Меглин распахнул дверь аудитории и пригласил уже знакомую Есении девушку. Наталья легко вспорхнула на стол, за которым восседал преподавательский состав, и легким движением сбросила с плеч плащ, оставшись в одних сапогах на высоком каблуке. Собственная нагота абсолютно не смущала девушку, даже наоборот – она наслаждалась эффектом, произведенным на зрителей. Толпа ликовала, слышались аплодисменты, свист, одобрительные возгласы; и в этом балагане тонул недоуменный ропот педсостава университета.
Есения бросила вопросительный взгляд на Родиона, но он не наслаждался устроенным его подругой шоу, а что-то напряженно высматривал.
- Ну что, развеялась немножко? – весело уточнил Родион, выходя с Натальей из здания университета. Есения, убрав руки в карманы джинсов, шагала сзади, обескураженная выходкой наставника.
- Может, потанцуем как-нибудь? – следователь явно находился в приподнятом настроении.
Наталья продемонстрировала многозначительный жест, приоткрыв ярко накрашенные губы.
В ответ Меглин расхохотался, как мальчишка.
- Тоже из «ваших»? – хмуро уточнила Есения, - Эксгибиционистка…
- Грубое слово, - отмахнулся Родион, - Наташа – красивая барышня. – вполне объективно завершил он разговор.
Но Есения не сдавалась, - То есть тебе такие нравятся?
Меглин повернулся, чтобы ответить, но внезапный щелчок отбросил его далеко в прошлое.
Приступ…
Ну, здравствуй, Бергич, давно не виделись!
Сергей Леонидович заперся в квартире, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания. Перед глазами стояла обнаженная богиня – развратная и прекрасная. Ей не поклоняться хотелось, не любоваться, а принести себя в жертву, как агнца. Вот она – обратная сторона медали, то, с чего все началось. Красивая, смелая, свободная, оставившая далеко позади робких тургеневских барышень, навязанных заботливой матерью.
- Такие тебе нравятся? Распутница… - шипит материнский голос, обжигая память.
- Мама, я могу решить сам! – пытается вырваться юноша из-под удушающей заботы.
- Ты меня в могилу сведешь! – пронзительно кричит память декана отвратительно-любимым голосом, - Так значит, такие тебе нравятся?
Цветков сунул голову под ледяную струю воды, надеясь заглушить воспоминания, превращающие его в бесхребетного маменькиного сынка, в вечный объект насмешек со стороны более опытных друзей. Волна боли прокатилась по позвоночнику, растекаясь по венам, подобно яду. Не обращая внимание на капли, стекающие с мокрых волос на рубашку, он бросился в комнату. Только один укол, и все закончится. Он тоже будет свободным, ничто не будет опутывать и удерживать.
- Если тебе грустно, испеки торт.
- Ты права, мама. Ты, как всегда, права…