I need a little room to breathe

Теплый свет окутывал комнату, заставляя щуриться сразу, как только чуть-чуть приоткроешь глаза. Честер сидел на полу, возле кровати. Встать и лечь не было сил. Никаких, абсолютно. Выжатый лимон – так бы он себя описал в данный момент. Да и не хотелось засыпать. Кошмары опять будут мучать его, а совесть ожесточенно грызть. Вина окутывает, сначала как пелена, как туман, а затем сковывает цепями и лишает возможности дышать. Было больно, очень. Хотелось плакать, от осознания, что он один. Совершенно. Все слышат твой крик, но никто не слушает твоих слов. Его вечно окружали толпы безразличных к его чувствам, но не к музыке, людей, но среди них не было никого, чье одно лишь присутствие обрадовало. За исключением одного. Майк? Шинода был слишком добр к нему. Он ненавидел его за это и одновременно, был безмерно благодарен. Но Чез сам справлялся со своими проблемами. Пускал все на самотек. Терпел, пока это не превращалось в нервный срыв. Так ведь взрослые решают свои проблемы, да? В горле застрял ком. Я не могу дышать. Неприятное ощущение. Непонятное. Хочется от него избавиться, хочется проглотить этот ком в горле. Хочется освободиться от железных кандалов вины, которые не давали возможность встать и уйти, перестать терпеть и просто сбежать. Слезы скоро потекут из глаз, а пока надо лишь потерпеть. Подождать, лишь бы это закончилось. Страдать, пока сон не возьмет над ним вверх. Но засыпать было всегда страшно. Эта мука, которая достается каждый раз, когда наступают сумерки, а стрелки часов переваливают за девять. Девять вечера. А потом девять утра. Снова бессонные ночи, но я же сильный, я стерплю и это. Ему было трудно говорить со всеми. Что-то мешает разговаривать. Да и, собственно, не о чем говорить. В его жизни не происходило ничего, чтобы радовало. Даже присутствие близких, даже музыка. Все стало бессмысленным. Всё стало бесполезным. Все это калечило жизнь. Оставляя лишь за собой неприятный осадок, который мог не проходить неделями. Потом можно обмануться чудесным ощущением свободы и снова упасть с небес носом в грязь. Казалось что никто не понимает его. Казалось что все что он делает –бессмысленно. И бесполезно. Утопая в своих мыслях, насколько бы больно не было. Но после боли, он понимал, что живой. Что дышит, чувствует все это. Всю тягость мира. Но любовь, которую ему дают, он, увы, не чувствовал. Сладкой жизнь казалась до момента осознания. До всех травм и падений, что он ощутил на себе. Дверь медленно открывается, будто думая, что за ней кто то спит. Чез давно не спал. Бессонница окутала его, с ног до головы. Он не хотел просыпаться, больше никогда. Лишь бы не чувствовать боль, которая будет утром. Которая ноющим ощущением где-то в районе груди напомнит о том, что ты всё ещё жив. — Честер? — Майк не был удивлен. Он давно знал о его состоянии, чувствах. Не удивлялся видя его подавленным и разбитым. Не удивлялся видя его безмерно счастливым. Лишь надеялся, чтобы он был счастлив как можно дольше. Знал, что в компании он – самый счастливый человек. Но когда остается один… — Я в порядке, в полном, — он не смог больше держаться и слеза все-таки упала. А потом ещё одна и ещё. Это превратилось в бесконечный поток слёз. Бесконечный поток слабости, уязвимости. Было стыдно перед ним. Стыдно, что он видит его таким. Хотя, кому он врет, Майк все всегда знал и будет знать. — Что такое, Чез? — Шинода сел рядом, облокотившись на кровать. Внимательно оглядел его, вчитываясь, как в самую интересную книжку, в каждую эмоцию на его лице. Ничто не уйдет от его цепких карих глаз. Честер не видел его лица. Вместо него, огромное размытое пятно. Помехи, что окружали его, были повсюду. Будто на старой мыльнице, которую они разбили, буквально недавно. Он был будто нереальным. Будто нежным сном, что забрал его. Тем приятным ощущением, когда гитарные рифы окружают комнату, а клавиши на синтезаторе выдают аккорды. Какого черта? Он слышал лишь отголоски его слов, что-то про его самочувствие и прочий бред. Голос его размывался в пучине света, звука и времени. Время. Казалось, что оно тянется, как жвачка и становится вечным. Все его слова, будто превращались в одну странную мелодию, в один мотив. Паника накрыла Честера. Что-то одновременно приятное и безумно пугающее. Дышать становилось трудно и так больно. Виновата бессонница или же это реальность? Реальность, в которой он утопает. Прикоснувшись к щеке Шиноды, она была теплая как и раньше. Улыбка, что создавала ямочки. Теплый запах одеколона, который так сильно нравился ему. Но всё казалось будто нереальным. Майк коснулся его руки. Так аккуратно и нежно, прям как раньше. Рука его была холодной, будто трогает не человека, а мертвеца. Честер дернулся, будто обжигаясь от его холода. Хотелось убежать отсюда. Не чувствовать больше ничего. Но что-то будто останавливало его. Не давало отойти и на пару метров. Он приблизился, дабы рассмотреть его еще больше. Глаза Честера блестели. То ли от страха, то ли от слез, побывавших недавно на его щеках. А в голове играли лишь его любимые песни-электронщина, что так сильно нравилась ему. Вспоминалось лишь, как Шинода ночью притащил его в студию. Хотел сыграть ему новые мелодии, что так и просились в новый альбом. Но уже ничего не будет как раньше. Майк был уже не тем, да и Чез тоже. Надо признаться в этом хотя бы самим себе. Честер прижался к нему, не желая отпускать, больше никогда. А Майк лишь улыбнулся. Просидев в его объятиях пару минут, он отстранился, смотря на него. Его лицо… Все было как раньше. Та же улыбка. Те же глаза, что мерцали как две пуговки.