Mutantur memorias

— Я тебя спрашиваю, или у тебя не только со зрением проблемы? — Ты это мне? — Гарри во все глаза смотрел на Реддла и не верил в происходящее. — Как этого здоровяка зовут, я знаю, а тебя я вижу впервые. — Кажется я сошёл с ума. Ты не можешь меня видеть. Ты не должен… Дыхание Гарри участилось, и продолжить он уже не смог. Только ошалело смотрел на Тома, моргал и рывками хватал воздух. Но ноги предательски подогнулись, парень осел на вечно сырую от повышенной влажности землю парника. — Ладно, позже поговорим, с тобой происходило такое раньше? — Нет, я никогда раньше не говорил с воспоминаниями. — Парень, ты бредишь, кажется. Я говорю о панической атаке. Вероятнее всего это именно она. Случались с тобой раньше такие приступы? — Том внимательным взглядом сканировал Поттера и, видимо, резво соображал, что с ним происходит, и как ему можно помочь. — А, да, дай мне минутку-другую, я приду в себя, — его голос был очень тих и Тому пришлось нагнуться, чтобы услышать хоть что-то. — Давай, постарайся считать до десяти и подстраивать вдохи и выдохи под счёт, сконцентрируйся на том, что тебе помогало раньше, и не выпускай это из мыслей. — мягко проговорил Том, опускаясь на корточки перед мальчиком. Интуиция подсказывала, он был ровесником Тома, но выглядел на порядок младше, тощий, с непонятным шрамом на лбу и изумительно красивыми глазами. — Не составит труда. — выдохнул мальчик. Гарри начал всматриваться в лицо Реддла: бледный, хотя сейчас Гарри может рассмотреть почти прозрачный румянец; длинные ресницы, задерживающие капельки света, что отражаются от стеклянных стен теплицы; мягкие пряди тёмных волос аккуратно уложены, кажется, погрузи руку в эти волны, и можно задохнуться от ощущения мягкости… Он восхищал и покорял одним своим видом. Только взглянув на него, вот так, лицом к лицу, глаза в глаза, Гарри почувствовал, что если раньше он ползал возле края обрыва, осторожно посматривая вниз, но вовремя отдергивая себя, то сейчас — он уже летит. Летит вниз с этого обрыва и остановиться невозможно. Да и хочется ли? Дыхание Гарри постепенно приходило в норму, когда Хагрид напомнил о себе: — Ребята, не знаю, что тут у вас происходит, но мне уже пора, было приятно…э-э… встретиться, да-а. Пока. И как только Хагрид вышел из теплицы, Гарри перестал чувствовать всё окружающее, теплица стремительно удалялась, и парень вылез из Омута. Избранный с пустым взглядом упал в ближайшее кресло и схватился за голову, тут же пожалев о том, что недавно подстригся — взяться на голове было не за что. С волосами было бы куда проще принимать такие задачки Судьбы. Надо обо всём подумать, рационально, без эмоций, пройтись по фактам. Гарри метнулся к журнальному столику, где лежало перо и пара листов пергамента, и начал резюмировать. Что мы имеем? Мы можем пересматривать свои воспоминания с помощью Омута Памяти. Ключевое слово — пересматривать, не проживать. И я так уже делал с Дамблдором, а на четвёртом курсе сам посмотрел воспоминания директора без чьей-либо помощи. И всегда всё шло одинаково в плане процесса — залетаем, смотрим, улетаем. Я достал у Хагрида несколько воспоминаний с Томом. И сегодня процесс не отличался ничем от того, что проделывал ранее. Вывод — я всё делал правильно, вопрос не в моих действиях. Или… Я же попросил его посмотреть на меня… Может ли это иметь какой-то смысл? С Дамблдором мы болтали параллельно воспоминанию, и не происходило ничего из ряда вон. Нет, не в этом дело. Может ли частота воспроизведения нитей повлиять на что-то? Кассеты же затираются в проигрывателях… Отмечу этот вопрос, надо поискать ответы в библиотеке. Что дальше? Чем еще отличалось моё путешествие от того, что я делал раньше? Стоп. А может дело в Дамблдоре? Я всегда или был с ним, или смотрел его воспоминания. А он величайший маг в мире. Может с более слабым волшебником всё идет по-другому? А Хагрид еще и полу-великан, его кровь разбавлена до невозможности, еще и не доучился. Его магический потенциал наверняка ниже любого второсортного студента. Гарри мысленно дал себе оплеуху за такие оскорбительные слова в адрес Хагрида. Но правда правдой остаётся, как её ни назови. Но это же просто воспоминание, оно не должно нести никакого энергетического запаса, чтобы вести себя как-то иначе! Это просто запись! Она не может меняться в зависимости от того, кто и с кем её смотрит! Чушь какая… Ладно, вырисовывается два главных вопроса: влияет ли на воспоминание частота его просмотра и может ли на него повлиять магический потенциал носителя… или смотрящего… или объекта воспоминания… Да, как-то так. Гарри откинулся в кресле и потер переносицу. Вопросов с каждым днём всё больше, и хоть бы на один найти ответ… Терзало юношу не только то, что он вылил сейчас на бумагу. Самое главное — почему он не ощущал отвращения? Перед ним в нескольких сантиметрах стоял убийца его родителей, человек, из-за которого умер его крёстный. На его счету множество жизней и покалеченных судеб. Так почему Гарри не ощущал в себе и толики неприязни? Он забеспокоился за меня? Мне стало плохо, а он, вопреки всему, что я мог предположить, начал заботиться обо мне? О юноше, которого он даже не знал… Да кто ты такой, Том Реддл? И шрам не болел... Эти факты не помещались в систему координат парня. Кто угодно, но только не он. Он же высокомерный, эгоистичный, жестокий и хладнокровный социофоб, лишенный и намека на эмпатию! Как это чудовище может быть таким чутким к незнакомцу? Конечно, Гарри лукавил самому себе — кем-кем, а чудовищем в прямом смысле Том не был точно. Юноша необычайно красив и притягателен. Не зная его ближнюю родню, можно подумать, что там затесались вейлы — настолько он ослепителен. Многому ещё нужно найти объяснение. Гарри посмотрел на круглые настенные часы и решил не откладывать поход в библиотеку, отбой через четыре часа, к тому же нужно поесть. В голове прикидывая, сколько времени может потребоваться для поисков нужной литературы, Гарри решил, что самое время для откровенного разговора с Гермионой. Она его лучшая подруга, она член его семьи, она точно не осудит и поможет.

***

После ухода друга Гермиона ворочалась и никак не могла уснуть. Хотя мадам Помфри щедро плеснула ей в бокал умиротворяющего бальзама, и веки прикрывались от свинцовой тяжести, только их смыкая, Гермиона вскакивала в постели и панически озиралась в попытках обнаружить призрачного нападающего. На часах пробило четыре часа, а значит занятия на сегодня были окончены, и девушка решила дождаться того, кто поможет ей справиться с пустой тревогой. Спустя мучительные и вязкие, долгие четверть часа в дверь постучали. — Входи уже скорее, я не сплю. — Я знал, что ты меня простила. — в дверь протиснулся Рональд Уизли с опухшим подобием лица и беззастенчивой улыбкой. — Ну что, подруга, второй раунд? Гермиона закричала, когда тот приблизился к её постели и потянул руки к ней. Она начала отбиваться от парня, своими кулачками вцепившись в волосы насильника. Тот зашипел от боли, а Гермиона, открыв глаза, увидела, что зажимает платиновые локоны. Перед ней сидел Драко, причитающий что-то о буйстве гриффиндора. — Боже, Драко, это ты! Прости меня! — Женщина, если тебе не нравится причёска, можно сказать об этом, а не вырывать её с корнями! — Прости, прости, прости! Я… мне привиделось… — Всё, моя девочка, ты больше никогда не увидишь его. Но я, пожалуй, буду переспрашивать теперь, узнаешь ли ты меня, прежде чем подойти, — он со смешком потрепал макушку девушки и притянул к себе. — Иди ко мне. — Драко, я ведь нормально себя чувствую, почему это происходит со мной? — Грейнджер, вот ты, вроде бы, умная ведьма, одна из умнейших ведьм столетия, и не знаешь, что такое посттравматический синдром? — Опять этот твой снисходительный тон… — проворчала Гермиона. — Что делать, если приходиться растолковывать такие вещи? — И долго это будет продолжаться? — Пока мы не справимся с ним, детка. Не переживай, я буду рядом. — Драко, у тебя своих хлопот много, еще и со мной таскаться. Тебя не видели, когда заходил ко мне? — Нет, у нас была травология, я улизнул на пять минут раньше звонка. Не переживай. — Надеюсь, никто из студентов не прознает об этом… — О чем конкретно ты волнуешься? — Как о чем? О тебе, конечно, пустая, ты, голова! — Драко почувствовал, как внутри, прямо от сердца, по сосудам разливается тепло. — Ты фигурируешь в этой истории, нам не нужно, чтобы тебя заподозрили в связи с грязнокровкой. — Не говори таких слов. — А тебе, значит, на втором курсе можно было? — не без ехидства припомнила Гермиона. — Я был ребёнком, подражающим своему отцу. Это естественно. К тому же меня бесило, что ты такая умная и глупая одновременно, - Драко прилёг рядом с Гермионой, соблюдая разумную дистанцию. — Это в каком месте я была глупой? — Якшалась абсолютно не с теми людьми! Ладно Поттер, он чистокровный, хоть и придурок, но рыжий болван… Предатели крови, Гермиона, не просто так предателями зовутся. — О… Я всегда думала, что его семью зовут предателями крови, потому что общаются с такими как я. — Не совсем, сейчас и из-за этого так назовут, да, однако Уизли стали предателями гораздо раньше. Их хотели выкинуть из списка «Священных 28». Но, так как это невозможно, решили заклеймить. — Какой же проступок нужно совершить, чтобы получить такой страшный титул? — В нескольких поколениях подряд, примерно с восемнадцатого века, мужчины их рода были насильниками. Конечно, одно дело, когда это ролевые игры, — Драко поиграл бровями в ухмылке, — и совершенно другое — множественные обращения девушек, собирающихся вступить в род, но по тем или иным причинам, считай оправданиям, в последний момент расторгавшие помолвки. При выяснении обстоятельств правда вскрылась, и последствия ждать себя долго не заставили - клейма нет хуже, чем это. При определённых обстоятельствах и с соответствующими клятвами - даже убийство - не так страшно. — Почему же они именно «предатели крови», а не обычные маньяки? — У чистокровных волшебников есть множество ритуалов и традиций, Гермиона, и особо важные из них выполняются магией на крови. Магическая помолвка, а далее брак — одни из таких. Приносятся клятвы и обеты, подкреплённые кровью магов, нарушить такие обеты — оскорбление самой Магии, такое преступление может вызвать множество непредсказуемых последствий. Так вот Предатели крови оскверняли именно эти священные клятвы. Теперь ни один уважающий себя маг и не посмотрит на то, чтобы завести хоть что-то общее с ними. — Мерлиновы панталоны… — Гермиона сидела с открытым ртом и не могла поверить в то, как непростительно мало она знала всё это время. — Драко, ты же знал, что мы с Гарри росли в маггловских семьях. Почему же ты не рассказал нам раньше о таком? Откуда же мы могли узнать, что они из себя представляют? — Что? Поттер жил у магглов? — О-о, ты не знал? Ладно, не в этом суть. Почему ты не пояснил нам, что к чему? — А с чего я должен был? Поттер, которого на каждом шагу восхваляли, которому в рот смотрели всю дорогу… Да его Святейшество могло и этого рыжего отчистить, мне казалось. А ты меня раздражала, и вообще, детка, как я должен был понять, что вы оба просто невежды дикие? Гермиона упёрла руки в бока и гневно посмотрела на Драко: — Ещё раз назовешь меня глупой, Драко Люциус Малфой, клянусь, продолжу начатое и повырываю всю твою блистательную шевелюру! — Её ноздри раздувались от негодования, а глаза начинали метать молнии. — Всё-всё, женщина, спокойно, только не волосы! — Драко в полуулыбке выгнул краешек губ, чтобы проверить серьёзность момента, но улыбнулся шире сразу, как увидел игривых бесят в глазах девушки. — Вот и славно, — улыбаясь буркнула она. — Драко, расскажи еще о традициях чистокровных. Я никогда и подумать не могла, что это так увлекательно. — в разрез своим слова Гермиона сладко зевнула и прилегла на плечо юноше. — Что ж рассказать. Так, по запросу «что-нибудь», и не выйдет, наверное, — Драко приобнял девушку, а как услышал лёгкое сопение, продолжил уже тише, — могу рассказать о традиции исключительно Малфоев. Лорды Малфой любят единожды и навсегда. Полюбив, представитель рода отдаёт тому своё сердце. А дальше или живёт со своим возлюбленным, которому сердце отдано, в мире, согласии и гармонии или умирает спустя годы мук, одиночества и тоски. В ответ Драко услышал сонное чмокание и улыбнулся. Пока слышать ей это не нужно. — Спи, детка, я рядом.