de felibus

Сказать, когда именно обширный вальер зоопарка города N вновь стал обитаемым, казалось, не мог никто, исключая людей, что привезли его нового обитателя одним ранним утром, когда лишь вороний грай да далёкая сирена пожарной машины нарушали хрупкий покой прозрачного как стекло апрельского воздуха. На фургоне, кузов которого, тихо скрипнув, привнес в своеобразное общежитие нечто новое, бурно цвела ржавчина, но на облупившейся краске ещё можно было опознать название и эмблему какой-то зоозащитнической организации, посвятившей свою деятельность, судя по фотографиям ниже, спасению крупных кошек. В тот день же, видимо, приводился в действие приговор для одного из питомцев тесных боксов. Но вот фургон тихонько загудел, кашляя ядовитым дымом, и скрылся за зданием суда, чьи окна выходили на служебный въезд в ограде зоопарка, и утро вновь замерло в своей привычной тишине. Ещё через час на улицах появились дворники, и служащие зоопарка, глухо стуча тарами с едой и тихо переговариваясь между собой, начали утреннюю кормежку, не обойдя, впрочем, и вальер, что ранее привлек наше внимание. Ещё через два часа зоопарк был открыт, и остатки утренней свежести пугливо попрятались по самым темным уголкам его территории. Скрип троллейбусов принес на дорожки его много новых голосов, запахов, цветов, и вокруг оград запестрели курточки, шапочки, кепки и зонтики, заботливо прижимаемые к груди чуткими мамашами. Возле недавно пустовавшего барьера замерла девочка лет шести и, нахмурив прелестные бровки, громко продекламировала то, что было написано на свежевымытой табличке: "Лев африканский. Альбинос", - а затем, чуть более тихо, добавила, обращаясь, вероятно, к матери, что стояла за её спиной, неловко улыбаясь: "Мама, а где лёва? Лёва заболел, да, мама?". И мать ещё что-то ответила, уводя дочь к вальеру с парой молодых рысей, также появившейся в зоопарке совсем недавно по какой-то программе обмена. Более особого внимания пустой на первый взгляд вальер не получал ещё дня два, заставляя украдкой перешептываться служащих. Чудо случилось на четвертое утро, когда рассветное золото казалось особенно холодным, а мир под ним - особенно неживым. Но вот в дверном просвете домика появились царственная голова, широкие плечи, и навстречу новому дню вышел обитатель вальера, даже нет, не вышел - вывалился, ведь лапы его, лишенные вместе с когтями передних фаланг, двигались тяжело и словно вынужденно, отзываясь при каждом соприкосновении с землёй болью в опухших суставах. Изрядная цена за спокойствие кого-то из царьков мира сего в присутствии его питомца? Цзюнь У, а такую кличку льву дали волонтёры за царственный облик и тихое безразличие, казавшееся, впрочем, лишь безмерным терпением, окинул взором свои законные несколько десятков квадратных метров, зевнул, являя миру подобную входу в преисподнюю пасть с подпиленными клыками, и, словно поняв что от него теперь ожидается, прошествовал к глыбе базальта, где и разлёгся, являя каждому мимо проходящему свою царственную особу во всём её истерзанном великолепии. И действительно, посмотреть было на что: помимо слишком уж очевидных доказательств поражения, потерпленного перед жадностью, пугливостью и эгоизмом Homo Sapiens, тело животного хранило подтверждение как минимум двадцати крупных ранений, оставивших колоритные следы на спине, лапах, морде животного. Но вот положенный срок покоя завершился, и на дорожки зоопарка хлынула толпа, и... Потянулись дни, дни долгие и в большинстве своих деталей совершенно безрадостные для молочно-белого хищника. "В большинстве своем" - это потому что радости в жизни Цзюнь У все же были, но пересчитать их можно было буквально по пальцам. Одна из них, например, заключалась в визитах местного ветеринара, Се Ляня, и его бесстыжего, как зверь догадался по их поведению и запахам, партнёра. И если первый ласково говорил с животным, массируя измученные артритом лапы или промывая гноящиеся ранки на месте неумелого шва, украшающего пузо льва ещё со времён прежнего места жительства, второй при первой встрече при помощи Ютуба и взгляда а-ля суровый дрессировщик пытался объяснить царю зверей почему нельзя кусать его руку и голову когда тот сует их в пасть все тому же несчастному льву чтобы доказать, как Цзюнь У понял, Се Ляню, что тот ничего не боится. Не Се Лянь. Однако, как бы то ни было, со временем юноша немного успокоился и начал помогать возлюбленному с заботой о звере, и тогда уже сам хищник начал понемногу оттаивать, позволяя молодому самцу хвастаться удалью и выслушивать от пассии гневные отповеди на тему того, что лев и так за жизнь натерпелся и не стоит его дальше мучить. В такие моменты "мученик" обычно только жмурился и зевал, не понимая причины подобной суеты, а Хуа Чен, а возлюбленного Се Ляня звали именно так, только тихонько смеялся, а затем затыкал рот своего единственного жарким поцелуем. После гнев сменялся на смущение, и вот уже только тихие стоны и просьбы не смущать животное смущают покой вечернего воздуха, в то время как зверь, словно не желающий видеть дальнейшие непотребства, устраивается на ночлег возле входа в свое жилище снаружи. Такие визиты, впрочем, случались не слишком часто, а потому большую часть ночей хищник все же дремал в своем "логове" либо же смотрел в его проем на чернеющие в тусклом свете фонаря решётки. Вторая радость в жизни льва появилась спустя три месяца от даты его собственного возникновения на территории вальера. То был обыкновенный жаркий день, и Цзюнь У, следуя своему обыкновению, лежал на скале, позируя фотографам-любителям и малышне, когда удивленный вздох пронесся по толпе, заставив зверя приподнять тяжёлую голову и прищурить не по-звериному мудрые и глубокие глаза: из-под зарослей папоротника, украшавших тенистую сторону его территории, кто-то смотрел в ответ. То были два золотисто-зеленых глаза, отчаянные, но лишенные страха. Спустя секунду их обладатель также явил себя толпе во всей красе. Это оказался кот, самый настоящий домашний кот породы русская голубая, шерсть которого, впрочем, на макушке и вдоль левой лапы топорщилась и лезла невпопад, придавая животному облик, смутно напоминающий васнецовскую Алёнушку. Зрители замерли в ожидании, расплакался чей-то ребенок. Кот неукоснительно шел к эмалированному подобию миски, где на момент происходящего безобразия лежали пять килограммов бараньего фарша, перемешанные с витаминами на вкус омерзительными, но, вероятно, полезными, ибо упаковку с ними служителю передал Се Лянь. А кот меж тем одним прыжком достиг посудины и, схватив немного фарша в пасть, ринулся наутёк. Публика выдохнула, засмеялась, заулюлюкала своим массивом, на что лев только потряс гривой да уложил голову обратно, на изувеченные лапы. Какое ему дело до всяких там "одряхлел", если кот не сбежал, только затаился вновь в кустах, наслаждаясь обедом и изредка посматривая на хозяина территории. Вечером, впрочем, наглое животное подверглось отлову, по результатам которого и выяснилось, что зверь кастрат, не заразен, а шерсть подпорчена ожогами. Служители только повздыхали, когда лев, доселе мирно дремавший на копне соломы, вдруг встал и подошёл к людям. Поводил носом, поморщился... Чихнул... Кот на руках у Се Ляня, проводившего как раз таки инспекцию на предмет паразитов, тихо зашипел. А затем произошло непредвиденное: царь зверей тихонько ткнулся носом в серое пузо, а наглый ворюга вдруг разучился царапаться, и... В общем, кота назвали Мэймэй, причем при написании то были два иероглифа "слива", а звучало все все равно как "младшая сестра". Имя такое выдумал Хуа Чен, позже шептавший на ухо льву что-то про петухов, гаремы и зону, где сестричками называют в шутку птичек. Сказать, понял ли царственный зверь намёки, было сложно, а вот относиться к коту он начал почти по-дружески, то есть позволял бить себя лапой, есть из своей миски, спать на своей территории и изредка ловил несчастного пастью, заставляя посетителей зоопарка визжать, охать и звать служителей. По этой то причине возле таблички с видом обитателя вольера появилась другая, говорящая о том, что серый камикадзе вовсе не камикадзе. Так и тянулись дни, долгие и почти счастливые, если не считать болезненных следов из далёкой, почти чужой жизни. Тянулись, а затем оборвались, и сделали это так же внезапно, как когда-то в этих стенах и появился странный, одинокий житель. Просто в какой-то момент лапы зверя подкосились, и служитель, явившийся в положенный срок с мясом, обнаружил того в неестественной позе и компании обеспокоенно мяукающего Мэймэя. Что дальше? Грохот каких-то странных... Носилок? Тихий, быстрый и вкрадчивый голос Се Ляня, суета, суета... Розоватый свет померк за двадцать минут до открытия зоопарка, и только серый кот остался сидеть у дверей "операционной", и сидел ещё дня два, наверное, пока все тот же юноша не осознал глубину потрясения животного и не забрал его домой, наблюдать последние три месяца жизни того. Что случилось с незадачливым воришкой? Ответ может дать лишь оказавшаяся в полном одиночестве душа, лишённая цели, мечты и смысла продолжать существование одинокой шестерёнки из старых часов, давно отправленных в утиль. А вальер долго не пустовал, и спустя какие-то там полгода обзавелся новыми жителями: тигром и львёнком, ко взрослому хищнику по непонятным причинам привязанным, и долго смотрели они на огни святого Эльма, бегущие по стальному скелету электробашни, и долго тянулся сюжет новых жизней, на деле лишенных и гордости, и свободы под взглядами увлечённых Homo Sapiens.