The world was on fire and no one could save me but you
— Зачем спрашивала? — Амен перебивает льющийся из динамиков голос Криса Айзека.It's strange what desire will make foolish people do
— Ради приличия, — невозмутимо отвечаю я, пожимая плечами. Меня внезапно убаюкивает манящая прохлада и тусклый свет. Я прикрываю глаза, представляя, что мы просто едем куда-то далеко, подальше от Кемфилда. Вдвоём. Только мы, плейлист из восьмидесятых и быстро сменяющиеся ландшафты. Леса, поля, горы, а потом… Может, океан? Или Великие Озера? Куда бы Амен захотел меня отвезти? — And I'd never dreamed that I'd knew somebody like you, — я не замечаю, как начинаю завывать, не особо попадая в такт, — And I'd never dreamed that I'd need somebody like you . Вот мы уже останавливаемся в придорожной забегаловке, где Амен ворчит, что такой отвратной едой даже заключённых не кормят. Потом сбиваемся с маршрута, навигатор показывает, что мы уже у берега Тихого океана, а вокруг лишь одинокая заправка и нескончаемая равнина. Ближе к ночи встречаем дешёвый мотель. В номере, где дверь на щеколду закрывается, а пузатый телевизор только белым шум показывает, мы падаем на скрипучую кровать и смеëмся. Громко и долго, так, что в боку колоть начинает. — No I don't wanna fall in love (This world is only gonna break your heart) , — я продолжаю подпевать, слегка покачивая головой и отбивая ритм ладошками по бëдрам, пока не открываю глаза. Замолкаю и выгоняю из головы эти странные и наивные мечты. Такого никогда не будет. Точно не со мной. — Почему остановилась? — вопрос Амена застаёт врасплох. Я уже хотела извиниться, что ему пришлось терпеть мой скулёж, а теперь и не знаю, что сказать. — Решила пощадить твой слуховой аппарат. — Меня всё устраивало. Я поворачиваюсь в его сторону. Какой же он красивый прямо сейчас. Мужчина сосредоточено смотрит на дорогу, ровно держит спину, почти не соприкасаясь с сиденьем. Я двигаюсь взглядом по большим длинным рукам, подбираясь к ладоням, которые покоятся на руле. Он не сжимает его, периодически слегка проворачивая в нужную сторону. За бёдра он меня держал гораздо крепче… Чëрт возьми, это просто невозможно. Мы едем труп осматривать. Соберись, Эва, и перестань пускать слюни на человека, с которым вы не ругаетесь, только когда целуетесь. От неожиданно крутого поворота я подаюсь вперёд, и ремень безопасности неприятно впивается в тело. Я оглядываюсь по сторонам, понимая, что автомобиль давно мчится по горному серпантину, который с каждым метром становится всё уже и уже. — Притормози, — испугано проговариваю я, смотря на сияющую темноту. Я не могу разглядеть абсолютно ничего, но воображение рисует контуры обрыва, с которого так легко сорваться. — Мы так до утра не доедем, — ворчит Амен, но всё же сбавляет скорость. — Вот сидела бы дома… — Не начинай, — раздражённо бросаю я. — Не перебивай меня, — слишком чётко произносит Амен, стараясь сохранять спокойствие. — Так не попрекай меня, и перебивать перестану. Всё же просто! — мои ладони соединяются в молитвенном жесте, а глаза издевательски косятся в сторону мужчины. — Если я реально начну тебя попрекать за всё, что натворить успела, то до деревни ты пешком идти захочешь, чтобы не слушать больше, — Амен кидает на меня короткий насмехающийся взгляд, от которого и правда хочется открыть дверь и вылететь на ходу из машины. И неважно, сколько костей я при этом переломаю. — Лучше вспомни, сколько херни сам успел выкинуть, — я мотнула головой так резко, что шея заболела. Вокруг в один миг испарилась прохлада, стало невыносимо душно. Более напряжённой обстановку делало молчание Амена. Он как-будто не слышал меня или просто не посчитал нужным отвечать. Действительно, какая мелочь! Подумаешь, при любой удобной и совсем не удобной возможности он целует меня, смотрит этим выстреливающим эндорфином в голову взглядом и делает всё то, что я делать никогда и никому не позволила бы. Амен всë у меня внутри перевернул, ничего не подозревая, а потом чиркнул зажигалкой и сделал глубокую затяжку, от которой мне не хочется желудок наружу вывернуть, как было раньше. Нет, мне до жути, до пронизывающих холодом мурашек нравится вдыхать въевшийся в его кожу смолисто-горький запах. Если бы только запах! Боже, да у меня тело плавится от одних только воспоминаний. Школьный кабинет, его гостиная, ванная Дии, полицейский участок… Мы будто сливаемся в то, что сильнее и больше нас обоих, и это отбойными молотками не заглушишь, но мы пытаемся из раза в раз. — И я этим не горжусь, — в его голосе совсем ничего не читается, ни крупинки эмоций. Отрешенный и холодный белый шум. Ему всё равно. Это очевидно и понятно. Конечно, только я могу сутками, как сломанный проектор, проматывать одни и те же кадры, словно нет больше ничего в мире. Только его чертовы руки и губы. Мне нужно от него дистанцироваться очень срочно и надолго. Давай, Эва, думай об убийствах, об исчезнувшей мельнице, о чём угодно, только не о нём. Из двух зол надо выбирать то, которое не раскрошит в щепки сердце.***
Минут через сорок мы подъезжаем к ветхому деревянному дому, во дворе которого снуют полицейские с большими фонарями, хоть как-то освещающими местность. Видимость ухудшает мелко моросящий дождь, превращающий людей поодаль в расплывчатые пятна. — В дом ты не заходишь. Сейчас Тизиана позову, и ищи с ним свои иероглифы снаружи, — выпаливает Амен инструктаж, как только мы выходим из машины. — Мы так не договаривались! — я делаю шаг в его сторону и чувствую, что кросовки тонут в грязи. Я злобно цокаю языком, не сразу замечая, что рука Амена тянется к моему капюшону и накидывает на голову. — Мы никак не договаривались. Скажи спасибо, что из машины выпустил, — я только открываю рот, чтобы ответить, но Амен уходит. Замечательно! И ради этого я столько времени тряслась по колдобинам, а теперь и кроссовки испортила. — Может, хоть ты объяснишь, что происходит? — через несколько минут появляется Тиз. Его лица я почти не вижу, но по голосу распознаю недоумение. Естественно, Амен не придумал достойную легенду, откуда я здесь взялась. А я в такой растерянности, что двух слов связать не могу. Я начинаю покачиваться из стороны в сторону, судорожно обдумывая, что сказать. — Я… новостную сводку пишу в газету. Об убийстве Агнии, — моё никудышное вранье перебивает раскат грома, дождь усиливается. — Это поручение Амена. Он сказал, что людям стоит узнать о том, что в городе происходит. И о новом убийстве рассказать следует. Вот я и приехала узнать быстрее, что произошло. — Он вроде был против какой-либо огласки. — Видимо, одумался, — хмыкаю я и беру у Тизиана тяжёлый фонарь. — Пошли. Острые дождевые капли косыми линиями ударяют в лицо. На участке вокруг дома ничего особенного: покосившийся сарай, где сложены инструменты, широкий пень для колки дров, в который воткнут топор, несколько лавок и низкий забор, где не достаёт парочки досок. — Убийство в доме произошло? — чувствую себя крайне глупо, когда спрашиваю это, потому что очевидно, не просто так все присутствующие копы во главе с Аменом отправились именно туда. Но как ещё начать выпытывать у Тизиана информацию я не знаю. — Да, прямо в постели, бедолагу, прикончили, — он вздыхает, не спеша продолжать. — Не понимаю, кому он помешать мог. Обычный мужик, всю жизнь с женой здесь прожил, овец стриг. — А жена где? Она видела, как это случилось? — спрашиваю я, раскусывая мятную конфету, которую Аш как-то успел сунуть в карман куртки. — Нет, она у соседей была, вернулась ближе к полудню. У неё шок. Всё в одну точку смотрит, ни слова не сказала, — Тиз отворачивается, видимо, желая скрыть свои переживания. — В больницу отвезем её, может, заговорит. — Плохо, — я всё больше убеждаюсь, что приперлась сюда просто так. Вожу фонарём по поверхности бревенчатого дома, где преступник мог оставить новое послание, но ничего не нахожу. — Как убийца в дом проник? Дверь взломана? — Нет, но это мало о чем говорит. Я допрашивал местных, они частенько замками пренебрегают. Всë-таки деревушка маленькая, десять домов, если не меньше. Им некого боятся было. — Думаю, теперь они считают иначе, — я с трудом сдерживаю усмешку. Наверное, это нервное. Как-то не осознаю я, что в десятке метров от меня труп. Вот если бы я его увидела… Мы оборачиваемся на голос его напарника. Тот просит Тизиана достать записи судмедэксперта для Амена. Значит, какое-то время все они будут на улице. Вряд ли Блэквуд не заметит моей пропажи, но другого шанса не будет. Я кидаю взгляд на черный вход с полуразрушенными ступеньками и мысленно молюсь, чтобы всё получилось. — Черт, заколку где-то здесь выронила, — парни оборачиваются, а я наклоняюсь к земле, ища несуществующую вещь. — Вы идите, я догоню. — Только давай быстрее, — говорит Тизиан и исчезает из моего поля зрения вместе с напарником. Просто взгляну и сразу же уйду. Никому же хуже от этого не будет. Если он убит так же, как Исман в моих видениях, я должна об этом узнать. Убеждая себя в том, что действую абсолютно логично и адекватно, я толкаю отсыревшую дверь и вхожу внутрь. На маленькой кухне достаточно уютно, тёплый и мягкий свет, на плите стоит кастрюля с супом. Я сглатываю, осознавая, что ещё утром здесь кипела жизнь, а теперь… На это нет времени, Эва, погрустишь дома. Сейчас нужно собраться и пройти дальше. В коридоре квадратной формы нет ничего, кроме трёх закрытых дверей… и кровавой полосы на полу. К горлу подкатывает тошнота. Я резко открываю одну из дверей и отпрыгиваю на прежнее место, боясь заглянуть внутрь. Выдыхаю. Потом ещё раз. Прохожу в спальню, медленно обводя её помутненным взглядом. Большой резной шкаф, кресло-качалка с клетчатым пледом. Глаза добираются до кровати, где белоснежную простыню выжгло бурое пятно в человеческий рост. Брызги крови везде: на полу, на торшере, на стене. Я плотно зажимаю рукой нос и рот, боясь закричать и вдохнуть вязкий, металлический воздух. Выбежать хочу, но ноги намертво к полу приросли, когда я увидела висящие на стене фотографии. Среди них была точно такая же, как я нашла в гараже. В центре мой дедушка, Исман, а по бокам другие люди. Но теперь чёрно-белый снимок приобрёл краски, которые покрывают стекло кровавыми уродливыми мазками. Это ни черта не похоже на совпадение! Убитый знал Исмана. Он вполне может быть одним из детей на фотографии. Их здесь четверо — моя мама, девочка чуть старше неё и ещё два мальчика. По щекам мгновенно скатываются слëзы непонимания, страха и ужаса. Не могу больше здесь находиться. Я выбираюсь в коридор и уже хочу броситься наружу, однако кровавый след на полу почти гипнотизирует. Он точно ведёт к трупу, и я точно не готова его увидеть, но всё равно иду, попадая в гостиную. Очертания старенькой мебели быстро меркнут. На полу лежит человек, завёрнутый в чёрный мешок с молнией. Я вижу только грязно-синее лицо, тёмные впадины на щеках и прядки испачканных кровью медных волос. Морщинистые глаза плотно закрыты и губы приняли какую-то неправильную, кривую форму. Я поднимаю взгляд на стену, где у самого потолка вбиты два колышка, на которых висят толстые верёвки. На ковре под ними блестит густая бордовая лужа. Там его и оставили, как Исмана, как Агнию. Я присаживаюсь на корточки, стараясь не глядеть на мертвеца. Мне нужно убедиться в последнем. С этой мыслью я трясущейся рукой веду молнию на мешке вниз. Вижу разодранную грудную клетку, торчащие рёбра и месиво из сгустков крови внутри. — Тебе тоже недолго осталось, — утробный, хтонический звук бьёт по перепонкам. Я поворачиваю голову и вижу широко открытые глаза мертвеца. Серые губы неестественно растягиваются по его лицу. Я не могу шевельнуться. Он открывает рот, из которого выползают белые жирные черви. Глазные яблоки падают внутрь, а из глазниц брызгает чёрная жидкость. Я чувствую её едкий вкус на языке. Толстые руки хватают меня за плечи. — Они придут за тобой! По мне ползут черви, они кусают ноги и руки, подбираются к лицу. Они оставляют липкие дорожки на коже, больно сдирая её. Я не хочу умирать так! Эта мысль заставляет остервенело отбиваться от покойника, и я слышу, как хрустят его кости и как мой голос срывается от крика. Наконец, хватка на плечах ослабевает, и я отползаю подальше, продолжая ошарашенно глазеть на смеющийся труп. — Эва! — Амен грубо поднимает меня на ноги, не прекращая орать. — Головой своей думаешь? Куда тебя несёт? На минуту оставить нельзя! — Т-ты в-видел это? — я тычу пальцем в сторону чёрного мешка, совсем не воспринимая, что мужчина говорил до этого. — Труп? Представь себе, видел. А ты не должна была. Я запру тебя в твоём гребанном доме и ключи себе оставлю. Ты просто, блять, неуправляемая, — он волочит меня на выход, игнорируя вопрос, который я снова и снова повторяю, даже когда мы садимся в машину и отъезжаем подальше от этого места: — Ты видел? — Если не замолчишь прямо сейчас, клянусь, я развернусь и оставлю тебя ночевать вместе с покойником, — его слова действуют, и я замолкаю. За лобовым стеклом мне постоянно мерещатся тёмные силуэты. Кажется, в следующую секунду на дороге появится мертвец. Я лихорадочно тру руки, стягивая куртку. Меня как будто опять кусают эти твари. Осматриваю руки и не замечаю никаких следов, но они должны быть, я же чувствую, как что-то ползёт! Я чешу ладони, запястья, предплечья, оставляя белые полосы от ногтей. Может, они уже под кожу забрались? — Что ты делаешь? — я продолжаю по очереди скоблить руки. — Прекрати! — он пытается схватить запястье. — Эва! Автомобиль тормозит, и Амен выходит. На царапинах появляются капельки крови. Ещё немного и я вытащу этих гадов. — Успокойся, — Амен садится на корточки и тянет меня за ноги к себе, разворачивает, берёт за руки. — Ты испугалась, я понимаю, но так делать не стоит. Всё нормально, ты в безопасности. Это просто труп, и теперь он далеко, — его голос пробивается сквозь толщу ливня, который я замечаю только сейчас. — С тобой всё будет хорошо. Не бойся. — Извини. Я опускаю голову на колени, понимая, что всё, что я видела, — не реально. Труп не оживал, не говорил со мной, по мне не ползали черви. На макушку опускается ладонь, которая нежно поглаживает волосы. — И ты меня. Я не хотел на тебя кричать, просто когда увидел, что ты опять сделала так, как я сказал не делать… — Ладно, — я шмыгаю носом и поднимаю на него глаза. — Ты промок весь. Садись за руль уже, — Амен поднимает вверх уголок губ, от чего на щеке появляется небольшая ямочка. Раньше я еë не замечала. Он возвращается в водительское кресло и трогается с места. — Скорее бы домой доехать. — Кстати об этом, — длинные пальцы несколько раз ударяют по рулю, — погода паршивая, дорогу обратно размыло. Мы переночуем в соседней деревушке. Там есть турбаза, которая в горнолыжный сезон работает. — Но сейчас осень, — я поеживаюсь, не имея никакого желания ночевать в незнакомом месте. — Договоримся с хозяевами. Вряд ли своре полицейских и агенту ФБР они откажут.***
Минут через двадцать мы оказались на территории, огороженной высоким забором. Две полицейские машины остановились рядом. Амен и ещё несколько человек ушли переговорить с владельцем курорта, которому охрана доложила о нашем приезде. Ко мне подошёл Тизиан и облокотился на бампер автомобиля: — Ну что, Агата Кристи, довольна? Теперь наш общий знакомый мне голову открутит за то, что за тобой не уследил. — Да ладно тебе. Максимум, поворчит ближайшую неделю, — Тизиан коротко смеётся. — Вообще-то, я охренеть как перепугался, когда твой крик услышал. — Давай не будем об этом. Я просто не была готова такое увидеть, — мне даже на словах страшно возвращаться в тот момент, поэтому я решаю спросить о другом: — Дия уже выкалывает мне глаза на фотках? — Пока только сжигает твои подарки, — я поражено смотрю на брюнета. — Шучу. Не говорит она о тебе. Делает вид, что с ней всё в порядке. — Только вид, — грустно хмыкаю я. — Как думаешь, она простит меня в итоге? — Куда она денется. Не переживай так. Ты же знаешь Дию, отходчивая она. То, что для сестры сегодня конец света, через пару дней не имеет никакого значения. — Знаю, но она так на меня смотрела… — Завязывай себя корить. Я с детства ваши девичьи разборки наблюдаю. Вы всегда миритесь, — Тизиан похлопывает меня по плечу. — Лучше посмотри, куда мы забрели. Красота же! Вокруг действительно живописно. Дождь начал стихать, и за его пеленой просматриваются аккуратные домики, которые как будто выныривают из горных склонов. Вымощенные камнем дорожки утыканы по бокам подсветкой. Пожелтевшая трава выстрижена как по линеечке. Вдали виднеются металлические полосы горнолыжного подъемника и сам спуск. — Мы словно за тысячу миль от Кемфилда уехали. Всё такое ухоженное, — с удивлением подмечаю я. Тизиан ответить не успевает, потому что перед нами появляется Амен с двумя связками ключей, одну из которых протягивает Тизу и указывает рукой на нужный дом. Я тянусь за своими ключами, но мужчина убирает их в карман и идёт к багажнику, откуда достаёт дорожную сумку. — Апартаментов на всех не хватило. В некоторых ремонт идёт, — просто отвечает Амен на мой недоуменный взгляд и направляется к небольшому строению с верандой у входа. — И что? С Тизианом спи тогда, — с его стороны я слышу глухой смешок. — В каждом домике по два человека. С Тизианом будет Ëран. А ради твоих прихотей на полу я спать не собираюсь, — мы поднимаемся по крутым ступенькам и оказываемся в просторной светлой комнате с окнами в пол. — И сколько тут комнат? — устало вздыхаю я. — Гостиная и спальня, — Амен достаёт из сумки несколько вещей. — Я на диване лягу, ты на кровати. Не переживай, — говорит он и с первого раза находит ванную комнату, где благополучно скрывается от дальнейшего разговора. — Не переживай, — едко передразниваю мужчину и падаю на серый длиннющий диван. Размерчик как раз под Амена. Естественно, я переживаю! Только вечером в очередной раз решила держаться от Блэквуда подальше, и мои планы, как всегда, полетели прямиком с горнолыжного склона куда-то в бездну. С другой стороны, после моих галлюцинаций — пора перестать себя обманывать и называть вещи своими именами — одной оставаться не очень хочется. Я достаю из кармана телефон, чтобы почитать при каких болезнях могут быть зрительные, осязательные и слуховые галлюцинации одновременно, но значок сотовой связи перечеркнут крестиком. Наверное, это даже хорошо. Сейчас мне нужно отвлечься. Представлю на время, что крыша у меня не едет, и спокойно проведу остаток ночи. Даже несмотря на то, что рядом будет находиться причина моего ненормально учащенного пульса. Я пробегаюсь замученными глазами по интерьеру. Напротив меня — чёрный электрический камин, над которым висят три картины с абстрактным изображением то ли леса, то ли людей. Под ногами приятно шуршит длинный ворс ковра, сделанный, надеюсь, не из какого-нибудь убитого зверька. На полках, встроенных вдоль стены стоит несколько растений и книги. Рядом расположились два плетеных кресла с мягкими подушками и стеклянный столик. Мы бы с Аменом неплохо там смотрелись. Пили вино, читали бы вслух и прочая романтичная чушь. Интересно, что он читает? Есть ли у него время для такого? Это я могу перечитывать один и тот же роман раз пять. — Можешь идти, — я вздрагиваю, услышав голос Амена, который протягивает мне серое худи. Я скептически оглядываю вещь и случайно заглядываюсь на выступающие мышцы на руках, которые открывает хлопковая футболка. — Зачем у тебя в машине сумка с одеждой лежит? — Специально для непредвиденных случаев. Никогда не знаешь, где уснёшь сегодня, — мои глаза мигом округляются. — Я же недавно в Кемфилде, не всë разобрать успел. Цокаю на его попытки шутить и быстрым шагом иду в ванную. Нехотя раздеваясь, я посматриваю на разодранные руки. Да, после таких выступлений Амен окончательно убедится, что я психованная и что не стоит со мной связываться. И это реально волнует меня прямо сейчас? Я швыряю в сторону джинсы со свитером и забираюсь под душ, подмечая огромные размеры квадратной глубокой ванны. В ней бы с лёгкостью поместились двое. Ну конечно, Эва, давай, нафантазируй себе, как вы с Аменом нежитесь в горячей воде. Боковым зрением я замечанию большое круглое зеркало. В запотевшем стекле вижу свой никудышный силуэт. Когда-то мне нравилось на себя смотреть. Я могла вертеться обнажённой перед собственным отражением. Улыбаться. Как же давно это было. Наверное, тогда я бы могла приглянуться кому-то вроде Амена, а теперь… Теперь я не такая. Мне моргать больно от того, сколько я ревела этой ночью. Жалкая, да и только. Я намыливаю голову одноразовым шампунем, небрежно прохожусь по телу гелем для душа. Смыв всё это горячей, почти огненной водой, я выбираюсь из облака пара и ныряю в безбожно мягкую кофту. Ткань скрывает бёдра почти полностью, от чего мне становится спокойнее. Я тихо пробираюсь в гостиную, ожидая, что Амен уже спит, но мужчина перебирает какие-то бумажки, широкими шагами измеряя комнату. — Это материалы дела? — я пытаюсь глянуть через его спину на написанное, но Амен убирает бумаги в папку. — Чтобы я от тебя ни слова не слышал больше о расследовании, — он оборачивается, смеряя меня строгим взглядом. — Ладно-ладно, не бухти, — я выставляю руки перед собой в знак полного смирения. — Ты спать собираешься? — Собираюсь, — задумчиво произносит он и проходится по мне глазами, — Тебе идёт. — Я… Спокойной ночи, — я быстро опускаю голову, чувствуя, как краснеют щеки, и почти бегу в спальню. — Спокойной, — слышу тихий ответ и закрываю дверь. Мне очень хочется съехать по стене на пол и остаться там до утра, но я всё же добираюсь до мягкой кровати. Я верчусь на ледяной простыни, вспоминая долбанное «Тебе идёт». Это самый обыденный, ненавязчивый комплимент, но из-за того, что произнёс его Амен, своим гипнотически хриплым голосом, мне хочется на диктофон эту фразу записать и перед сном слушать. Больше часа у меня не получается уснуть. Мне давно пора отвыкать от снотворного, в котором я сейчас так нуждаюсь. Но как это сделать, если каждый раз, когда я опускаю веки, слышу мертвецки холодное: «Тебе тоже недолго осталось». Оживший труп сказал мне, что они придут за мной. Как я могу с таким справиться? Кто они? Сколько мне осталось? На опухшие глаза накатывают слезы. Я не хочу так жить. Не хочу возвращаться в осточертевший Кемфилд. Не хочу сходить с ума. Почему я не могу просто остаться здесь? Красивые виды, чистый горный воздух, тишина. Но какая разница, где я нахожусь, если от этого мало чего изменится? Мне будут сниться кошмары и мерещиться не пойми что. Я везде и всегда буду трястись от страха до последнего своего вздоха. Ненавижу! Скрип двери отрезвляет меня. Амен. Я стараюсь контролировать дрожь и делаю вид, что сплю. Слышу шаги. Противоположная сторона кровати прогибается под его весом. — Я слышал твои всхлипы, — открываю глаза и вижу его спину. Он сидит на краю кровати и не оборачивается на меня. — Могу остаться с тобой, если хочешь. Сердце пропускает удар, потом ещё один, а когда я выговариваю слабое «хочу», колотится так, что рёбра переломать может. Потому что Амен ложится напротив и смотрит. Во взгляде нет ни горящего пожаром желания, ни раздражения, ни холодности. Он какой-то другой, совсем мне не знакомый. Льдинки в зрачках такие тёплые и яркие, что глушат мглу комнаты, да и не только комнаты — они вбирают в себя все тёмные, мучающие меня чувства и манят своим согревающим светом. Я подбираюсь к этому свету, опасливо, боясь, что он уйдёт сейчас, но он не уходит. Амен обнимает крепко, ложится на спину и аккуратно пододвигает к себе. — Не хочу обратно в Кемфилд, — слова вырываются из меня сиплым воем. — Давай останемся здесь на день, — говорит Амен, крепко прижимая мою голову к своей груди. — Не смешно, — ноги бьёт дрожь, похожая на судорогу. Я же понимаю, что у него куча работы и он говорит так, только чтобы я перестала ныть. — Это правда, — рукой он обхватывает мои колени и тянет поближе к себе, начиная бережно поглаживать икры. — Осмотрим округу, виды здесь неплохие. — И зачем тебе это? — с недоверием спрашиваю я. — Чтобы тебе немного получше стало. — А это тебе зачем? — Не задавай мне таких сложных вопросов, — он медленно выдыхает слова, проводя носом по макушке. — Спи.