Where the Sunflowers Blossom

— Я сделал всё, что мог... Знаменитые последние слова – слова, которые он использовал, чтобы усилить проклятие, оставленное после себя. Слова, которые он обменял на последний взгляд, первый за несколько недель, на Итадори. Хигурума должен был умереть, потому что у него не было другого выбора. Победа над Сукуной требовала жертвы, и не было никого более подходящего, чем Хигурума. Он уже отрёкся от закона так же, как закон отрёкся от него, и у него не было цели. Единственное, что имело значение в последние дни, – это покаяние. Не из-за правительства или кодекса, а из-за того молодого человека. В Японии подсолнух приписывали адвокатам, таким же, как и он, но на самом деле это был цветок Итадори. Яркий и большой, прямо как его сердце. Хигурума помнил, будто это было вчера, как они наткнулись на небольшое поле подсолнухов. Итадори полюбились их цвет и живость, и, идя среди цветов, он улыбался, словно любящий король, взирающий на своих подданных. Итадори был последней хорошей вещью в мире, и Хигурума пошёл бы на всё, чтобы помочь ему. Даже на смерть. И это было нормально, потому что им вообще не суждено было встретиться. Всего несколько месяцев назад Хигурума был обычным человеком, но по странной иронии судьбы стал оккультистом, заброшенным в мир, ещё более хаотичный и в то же время логичный, чем его собственный. С того момента его дни были сочтены. Но Хигурума ни о чём не пожалел, даже когда увидел агонию, промелькнувшую на лице Итадори как раз перед тем, как всё погрузилось во тьму. Он рассчитывал на смерть, более того, был готов загладить вину ценой своей жизни. . . . Так почему же тогда он просыпается в поезде, в пустом вагоне, не считая юноши, сидящего чуть поодаль? Хигурума моргает. Он растерян, но внимательно осматривается. Его костюм как новенький, а ботинки чистые. В его теле нет боли, только лёгкая скованность, возникшая от слишком долгого лежания. У него на месте руки и остальные конечности, хорошо отвечающие на команды мозга. Он тянется к своему лицу, проводя пальцами по носу, который должен был быть рассечён шрамом. Поезд мчится сквозь лес, пышный и зелёный, вагон несильно потрясывает, но в этом нет ничего необычного. Хигурума может видеть свет утреннего солнца, проникающий через окно, но не уверен, откуда он исходит. Осознав, что каким-то образом жив, Хигурума смотрит на молодого человека, который молчаливо сидит на одном из мест, глядя в окно напротив. Его жёлтые волосы аккуратно подстрижены, и он одет в тёмную униформу. Черты его лица тонкие, немного чужеродные, но это только внешность. Он здесь тоже не просто так. Хигурума не знает, зачем он здесь. Где он вообще? Поэтому он говорит: — Извините, где останавливается этот поезд? Молодой человек, наконец, отвлекается и переводит взгляд на Хигуруму. — Не знаю. Остановится, как остановится, — загадочно отвечает он. Хигурума замирает. — Не похоже, чтобы вас это беспокоило. — В загробной жизни нет места беспокойствам. Ох. Так вот где они находятся. Кто бы мог подумать, что загробная жизнь – это поездка на поезде? Хигурума бы подумал, что должен был проснуться в машине, но у него самого никогда не было автомобиля. — Тогда почему вы здесь? — спрашивает он. Юноша поджимает губы. — Я кое-кого жду, — отвечает он. — Ученика, о котором я заботился. Это его поезд. Он остановится, когда придёт его черёд садиться. — Ребёнка? Ты ведь и сам студент. Молодой человек осматривает себя сверху вниз. Он кажется немного озадаченным на мгновенье, а затем вздыхает. — Конечно, я похож на студента, — бормочет он. — Я только из аэропорта, где меня ждут друзья. Я должен взять с собой ученика, чтобы он мог пойти с нами. Он не любит одиночество. Хигурума усмехается. — Напоминает мне кого-то, кого я знаю... — Он тоже смотрит в окно, теряясь взглядом в деревьях, мимо которых они проезжают. — Он хочет взвалить на себя всю чужую боль, но бескорыстен до безрассудства. Я беспокоюсь за него, хотя должен быть мёртв. Он и правда оказывает такое влияние на людей. — Как тесен мир. — Возможно, дело в неординарном человеке. Суровый блондин, который чувствуется очень взрослым независимо от возраста, вспоминает Хигурума чьё-то описание. — Вы – Нанамин-сан. Юноша вздыхает, но на его губах появляется мягкая улыбка. — Просто Нанами. Только он меня так называет. Не думаю, что слышал о тебе. Они входят в туннель, и всё снова погружается во мрак, только яркий свет сверкает в конце. Слышно только шум, типичный для поездов. Затем в окне появляется солнце, освещающее прекрасный пляж. Они проезжают мимо океана. Здесь безмятежно и умиротворенно. Молодой человек теперь повзрослел, стал крупнее и выше. Его волосы по-прежнему разделены на пробор, но униформа сменилась строгим костюмом с узорчатым галстуком. Он выглядит усталым, измученным работой человеком. — Хигурума. Меня зовут Хигурума. Я встретил Итадори после тебя... — Понятно. С ним всё в порядке? — Насколько возможно. Я оставил его с проклятием. — Как и я. Некоторое время они сидят молча, не обмениваясь ни словами, ни взглядами. А что ещё сказать? Двое взрослых мужчин возложили бремя спасения мира на плечи юнца, который был ещё почти совсем мальчишкой, в этом их позор. Они могли бы сделать больше, не так ли? Но были ограничены своими собственными способностями – смертностью. Как много боли они причинили ему, в попытке защитить? Это и есть причина, по которой Хигурума проснулся здесь? Будет ли Итадори рад увидеть его в этом поезде? Он хочет снова увидеть Итадори, но это будет слишком рано, будь то через пять минут или сто лет. Итадори – последняя хорошая вещь в мире, и когда этот поезд остановится – всё пропало. Ни разу за всю свою жизнь Хигурума не думал, что полюбит кого-то так, как он любит Итадори, и это пугает его даже после смерти. Не останавливайся, даже если это означает, что я буду ездить на этом поезде вечно. — Мы ужасные взрослые, — говорит Хигурума без осуждения. В конце концов, он был адвокатом – он описывает ситуацию так, как её видит. — Превзойдённые простым подростком. Нанами снова вздыхает. — Говорят, что у каждого поколения свои гении. — И это должен был быть он? — По правде говоря, никто кроме него не был бы. И это неопровержимый факт, хотя Хигурума и хотел бы, чтобы это было не так. — Он сказал мне, что я не должен умирать, понимаешь? Что я мог бы просто уйти. — Но ты этого не сделал. — Ты тоже. Хигурума не знает всей истории произошедшего в Сибуе, но помнит отстранённое выражение лица Итадори, когда было упомянуто имя Нанами. — Знаешь, он был немного засранцем, но также очень хорошим человеком. Когда Годжо-сэнсэя не было рядом, он был. Он присматривал за мной, потому что заботился обо мне, и я никогда не хотел его разочаровывать. Он напомнил мне Дедушку. Он был для меня самым близким к семье до Чосо. Это большая честь, и Хигурума задаётся вопросом, что Итадори думает о нём. Он задаётся вопросом, давал ли он когда-нибудь Итадори чувство принадлежности, привязанности, любви. Он был настолько решителен в отношении своей смерти, что забыл обо всём, что мог бы дать. Он жалеет, что не дал Итадори большего. Он должен был похвалить его при малейшем улучшении. Он должен был удержать прикосновение чуть дольше. Хигурума скучал по всему этому, скучал по Итадори, который уже стал такой важной частью его сердца. Горе наконец-то проявилось в груди, но не за его жизнь. На мгновение Хигурума желает снова стать живым. Он опускает взгляд на руки, лежащие на коленях. Они дрожат, крепко охваченные сожалением и чувством вины. Я бы хотел провести больше времени вместе, Итадори. Прости, пожалуйста. — Почему вы здесь? — тихо спрашивает Нанами. Возможно, он почувствовал всё, происходящее в сердце Хигурумы. Возможно, он понял. — Потому что должен сказать ему, что он хорошо справился, — отвечает Хигурума. — Он часто забывает об этом, потому что думает, что должен спасти всех. Но спасение даже одного человека имеет значение. Он спас меня. — Тогда не вешай нос, Хигурума. Он будет нуждаться в тебе так же сильно, как и ты в нём, так что оставь колебания. Хватка горя на руках Хигурумы ослабевает, и он снова поднимает голову, глядя в окно. Пляж превратился в бескрайнее поле подсолнухов, море превратилось в золото. — Они прекрасны, — говорит он, расслабляясь в своём кресле. — Да, — отвечает Нанами. — Они напоминают мне его. И они замолкают, проезжая в поезде сквозь место, которое является сердцем Итадори.