Среди сотен твоих имён

             Он выдыхает моё имя: Инсин. Я касаюсь его кожи, сжимаю ладонями его бёдра, целую его спину — между позвонками, под лопатками, над поясницей. Я раздвигаю его ягодицы и он мелко дрожит, привстаёт на локтях, выгибает спину. Его кожа пахнет морем и жимолостью. Он бросает на меня взгляд через плечо и раскрывает губы. Я прижимаюсь к нему бёдрами, и он тихо стонет, подаваясь навстречу — он хочет меня так же, как я его, и это до сих пор кажется невероятным, невозможным, непостижимым, волшебным. Неужели он так близко ко мне? Неужели я и правда держу его в своих руках, здесь, в его доме, в этой комнате с видом на океан из распахнутого окна с развевающимися занавесками, в его спальне, полной закатного света? Неужели это реальность, а не моя фантазия? Не фантазия тысяч других, кто хоть раз видел его? Я дрожу вместе с ним, и он улыбается и отводит взгляд, приподнимает бёдра выше, сам трётся об меня, ласкает своими ягодицами мой член, шире разводит ноги, приглашая меня. И я беру его, медленно и нежно, он стонет громче по мере того, как я заполняю его собой. Он крепко обхватывает мой член, он горячий внутри, мягкий, он зовёт меня не останавливаться, не мешкать, он подаётся ко мне, пока не забирает мой член в себя целиком, и тогда хватает ртом воздух и падает на подушку. Я чувствую, как он расслабляется сильнее, я вжимаюсь в него, наклоняюсь и снова целую в спину, и двигаюсь неторопливо, а он шепчет: “Ещё, ещё”.              Он так красив, когда на его лице румянец, кожа мокрая от пота, волосы растрепались, глаза вспыхивают зелёным огнём. Он сидит на моём члене, раздвинув колени, откидывает голову мне на плечо и дышит тяжело и быстро, ложится влажной спиной мне на грудь, приподнимается и опускается быстро и резко, вталкивая меня в себя. Я припадаю губами к его шее, я едва сохраняю разум. Я глажу его по груди, обхватываю руками, прижимаю к себе, я двигаюсь сильно и почти грубо — так, как он хочет сейчас, как он просит меня каждый раз, и чего я каждый раз жду с таким нетерпением, с таким желанием: почувствовать, что он мой. Я лихорадочно шепчу ему в ухо:       — Я люблю тебя, я люблю тебя… Дань Фэн…       И он отвечает, задыхаясь:       — Я люблю тебя…       Это не он принадлежит мне, а я — ему. Это не я беру его — это он завладевает мной. И я не хочу ничего другого. Я повторяю снова и снова: “Я твой, я твой”, и он улыбается, раздвигая тонкие губы, а его глаза горят драконьим огнём. Он отдаётся мне, целиком, — и всё же здесь есть только одна власть — его. Я слышу его голос, наяву и во сне, я смотрю его глазами, вдыхаю его дыхание, подчиняюсь одной его мысли, одному движению ресниц. Я спорю с ним, не соглашаюсь, иногда даже злюсь, но разве это что-то значит? Я знаю: вместе с моим сердцем он забрал всё, что является мной. И я отдал ему себя без сомнений, по собственной воле, я жаждал принадлежать ему.       Он двигается всё быстрее, выдыхая короткие стоны, он сжимает мой член так крепко, что я вцепляюсь зубами ему в плечо, пытаясь продержаться ещё немного. Он вскрикивает от моего укуса и стонет во весь голос, и с размаху садится на мой член так глубоко, что у меня темнеет в глазах, и я тоже кричу. И пока моя сперма льётся в него, он делает быстрые короткие движения, почти не выпуская меня из себя, и тоже кончает, вздрагивая, широко распахнув глаза, сжимая ладонью моё запястье до боли. И затихает.       Теперь он такой расслабленный, такой мягкий в моих руках, такой нежный, и я схожу сума от собственной нежности, она затапливает меня, я хочу, чтобы в каждом моём прикосновении, каждом поцелуе он ощущал мою любовь. Он знает это и чувствует, и трётся щекой о мою щёку, гладит меня по рукам, он так ласков, жар исходит от его тела, он так не похож на себя самого — другого, холодного и высокомерного, дракона, равнодушно взирающего на всех свысока. Но я люблю всё, чем он может являться.       — Я хотел бы встретить тебя раньше, — шепчу я, и он коротко смеётся.       — У нас ещё много времени впереди, — отвечает он.              Он выдыхает моё имя: Блэйд. Копьё в его руке дрожит. В его глазах страх сменяется ужасом по мере того, как он начинает наконец понимать и вспоминать. Я смеюсь, глядя на него, и подхожу ближе. Он пятится от меня.       — Это ты… — говорит он, сам не веря себе.       — Ты помнишь? — спрашиваю я.       Мара течёт по моим венам в равной пропорции с кровью. Меня наполняют злость и радость, и всё больше — желание.       — Я помню… другого тебя, — едва слышно говорит он.       Ужас растворяется в его взгляде, и я вижу что-то другое, что не могу распознать. Он не отводит от меня взгляд, он побледнел, его дыхание участилось, его рот приоткрыт, губы пересохли и он облизывает их языком.       — Покажи мне себя, — приказываю я.       Эти короткие волосы, эта грубая одежда не идут ему. Он выглядит не так, как должен. Я хочу, чтобы Дань Фэн показал себя. Я преследую его, а не пугливого мальчишку, под чьей личиной он скрывает себя.       — Я — не он, — отвечает мальчишка.       Это злит меня, но в то же время и возбуждает. Моя погоня была долгой, и я готов играть в эту игру. Я заставлю его, раз он этого хочет.       Я поднимаю меч и смеюсь. Мара заливается смехом во мне. Его кулаки сжимаются, и копьё больше не дрожит в руках. Он сопротивляется отчаянно, но неумело, я расслабляюсь, и это подводит меня — я пропускаю удар. Его копьё в моей груди, и он удивлён не меньше меня. Но вместе с тем — напуган. Вдруг он бросается ко мне, опускается на землю подле меня, приподнимает мне голову и смотрит в лицо.       — Я не хотел… — растерянно выдыхает он.       Я не могу понять, что за странные чувства обуревают его, но я знаю, что будет дальше. Я с улыбкой закрываю глаза и проваливаюсь в темноту.       Он рядом, когда мара возвращает меня к жизни. Он отскакивает от меня, когда я делаю первый вдох. В его глазах снова ужас и… слёзы.       — Я никогда не отпущу тебя, Дань Фэн, — говорю я.       Он не ждёт, пока я смогу снова подняться. Он подхватывает копьё и бежит.              Я выдыхаю его имя: Дань Фэн. Он выглядит чуть иначе, что-то остаётся в нём от того мальчишки, но его взгляд изменился, драконьи рожки поблёскивают в свете луны, длинные шёлковые волосы струятся по голой спине.       Он не возражает мне, хотя обычно не терпит своего настоящего имени. Но сейчас он ласково проводит ладонью по моей щеке и целует мои губы. Я дрожу от его прикосновения. Я больше не ненавижу его, моя ненависть рассеялась по ветру, как только он стал самим собой. Я стал искать встречи с ним, не чтобы убить — я жаждал видеть его, коснуться его, вернуть его. Моя ненависть была лишь заменой горю, что я испытал, потеряв его. Моя ненависть была любовью.       И он перестал бежать от меня. Он словно больше и больше вспоминал о нас, возможно — больше, чем помнил я сам. И однажды пришёл по своей воле, и коснулся моей руки, и обнял меня, и в его взгляде не было ни страха, ни сомнения, лишь память о прошлом.       И вот он снова в моих руках, и я дрожу от нетерпения, от возбуждения, что сжигает даже мару в моей крови. Я касаюсь его кожи, глажу её ладонями, она пахнет морем и зелёной травой. Он дышит быстро и часто, обнимает меня за шею, позволяет мне положить его на спину и тихо стонет, когда я прижимаюсь к нему. Он гладит меня по плечам, по спине, он улыбается, и в этой улыбке нет вызова, к которому я привык. Я беру его, осторожно, неторопливо, сдерживая свою страсть, чтобы не причинить ему боль, и он выгибается подо мной, закрывает глаза, прикусывает губу, и вот я уже безумен, я двигаюсь в нём быстрее, он сжимает меня так крепко, так горячо, и я шепчу, как люблю его, как скучал по нему, как он нужен мне, я задыхаюсь, я прижимаю его к себе и никогда, никогда не смогу отпустить. Вся тоска, что жила во мне, запертая на ключ ненависти, затапливает меня, покрывает потом мою кожу, жжёт глаза, сводит судорогами мускулы моих рук, что обнимают его. Он пахнет морем и травой, он двигается иначе, любит меня иначе, он хочет меня и, кажется, даже влюблён в меня, но когда он кончает с моим членом внутри него, он вскрикивает незнакомым мне голосом. Он царапает мою спину и плечи, прячет лицо, залитое краской, он так нежен, так страстен, так соблазнителен в своей горячей неопытности, и я заполняю его своей спермой, задыхаясь, закрыв глаза, но представляя другого его.       Я опустошён. Я счастлив. И раздавлен горем. Он лежит рядом и гладит меня по лицу. Я беру его пальцы и целую их, и они по-прежнему пахнут морем и травой. Я поднимаю на него глаза.       — Я никогда не верну своего Дань Фэна, — наконец говорю я то, что должен был понять давно, но понял только сейчас. — Его я потерял навсегда. Верно?       Он кивает и снова ласково гладит меня по лицу, пока я хороню мою любовь с запозданием в вечность.       — Но я здесь, — тихо говорит он. — Не плачь, — говорит он, — прошу, это разрывает мне сердце. Посмотри на меня.       И я смотрю на него, смаргивая невесть откуда взявшуюся влагу в глазах — я не могу вспомнить, чтобы я когда-нибудь плакал.       — Я помню нас, — шепчет он. — Других нас. Ведь Инсина тоже больше нет, его я никогда не верну. Но я снова люблю тебя. Сможешь ли ты полюбить меня?       Дань Хэн так похож на Дань Фэна. Но я больше не путаю их имена. Я оплакал свою любовь и развеял её прах по волнам океана. И всё же часть её здесь, распускается новым кровавым цветком в моей груди, расцветает белоснежными лепестками под бесконечно меняющимся солнцем Лофу, и я выдыхаю её имя: Дань Хэн.