***
Сначала Луи отводят в общую комнату с другими мальчиками, но как только он устраивается на удобной односпальной кровати, входит сотрудник из вестибюля и говорит, что его переводят в другую комнату. Ворча, он решает не спорить. Чем скорее он доберётся до своей новой комнаты, тем скорее он сможет заснуть, и ему уже всё равно, с кем он будет делить эту комнату. — Доктор Стайлс выделил вам одну из наших одиночных камер, — объясняет мужчина, когда они поднимаются по лестнице на верхний этаж здания. Мужчина, судя по бейджеку, мистер Хадсон, повторяет уже услышанную ранее Луи информацию о том, что дверь запирается снаружи и никто, кроме персонала, не может быть допущен в эту комнату. Луи устало кивает, и бормочет «понял», когда его просят дать устный ответ. Он зевает, бросая свои скудные пожитки рядом с простым столом. — Какие-нибудь вопросы? — спрашивает его мистер Хадсон с легким нетерпением, желая выйти из комнаты. Луи с любопытством выгибает бровь. — Как так получилось, что у меня есть собственная комната? — мистер Хадсон пожимает плечами, и на его серьёзном лице появляется лёгкая улыбка. — Я думаю, что доктор Стайлс подготовил для вас индивидуальную программу, Луи, — говорит он, подавляя усмешку. — А заключённых, участвующих в индивидуальных программах, следует держать отдельно от тех, кто участвует в более общих планах, чтобы ни вы, ни они не отвлекались от вашего плана лечения. Брови Луи ползут вверх, обдумывая это новое развитие событий. Тогда, выходит он в одиночке? Он бывал там раньше, и, честно говоря, его это устраивало. — Без разницы, — ворчит он, одаривая мужчину наглым взглядом и пожимает плечами, садясь на кровать. — На данный момент вы будете питаться в столовой, как и все остальные, но вы будете есть самостоятельно в другой части зала, — мистер Хадсон продолжает скучающим тоном. — Только если доктор Стайлс не решит, что вам нужна полная изоляция, в этом случае вам будут подавать еду только здесь или в процедурном кабинете. Завтра утром кто-нибудь придёт и заберет вас на завтрак. Вам нужно будет проснуться, принять душ и быть готовым ровно в 7:30 утра, также быть одетым в предоставленную униформу. Усталость берёт верх над его любопытством, так что он просто кивает, устно подтверждая, что понял, и закидывает ноги на двуспальную кровать (больше той, что была у него в предыдущей комнате), которая никогда бы не могла выглядела более привлекательной для него, чем сейчас. Мистер Хадсон кивает и выходит, и как только Луи слышит, что срабатывают электронные дверные замки, он быстро раздевается, не удосуживается даже умыться или почистить зубы, и ложится под одеяло. Сон накрывает его почти мгновенно, хоть сны и прерывистые, и запутанные, кажется, что в конечном итоге они всё равно возвращаются к напряженной паре зеленых расчетливых глаз.***
Завтрак был хорош. Было странно находиться одному и отдельно от всех в оживленной шумной столовой, заполненной молодыми людьми, но в любом случае его всё устраивает, поскольку еда была вкусной и свежеприготовленой. Луи не особо возражал против одиночества; ему никогда не нравились другие парни его возраста. Его друзья, если людей, с которыми он взламывал дома, действительно можно было назвать друзьями, были старше, в основном от двадцати лет и старше, и они никогда не вели светских бесед или рассыпались в любезностях. Итак, Луи был счастлив в своей простой серой униформе, состоящей из приталенной футболки и мягких спортивных штанов, сидя за тихим столом, поедая вкусный завтрак, и точно также был счастлив вернуться обратно в свою тихую комнату, ожидая, пока кто-нибудь придёт и заберет его на первую встречу с его «руководителем лечения», которая была запланирована на позднее утро. Ему позволили выбрать пару книг, поэтому он лежал на своей удобной кровати и читал с полным желудком, позволяя себе немного вздремнуть время от времени. Это было приятно. Он чувствовал странное удовлетворение, незнакомое чувство после многих лет преступлений, и заключений в холодных, суровых камерах. Было около 10:30, когда веселый мужчина-сотрудник, представился мистером Хауэллом, подошел и открыл дверь, чтобы забрать его и отвести в процедурный кабинет. По дороге мистер Хауэлл объясняет, что Луи получит свой план реабилитации от своего руководителя, который, скорее всего, будет включать в себя как минимум один или два сеанса терапии в день, обычно утром, сразу после завтрака. После обеда ему положено заниматься зарядкой (род упражнений ему объяснит руководитель), и затем, вероятно, у него будет свободное время до ужина. Поскольку у него был индивидуальный план, все эти задачи будут выполняться только штатными сотрудниками. Когда они подходят к толстой и прочной двери, за которой, как предполагает Луи, процедурный кабинет, мистер Хауэлл поворачивается и подмигивает ему. — Так что вам лучше подружись со мной и другими помощниками, — произносит он, ухмыляясь Луи. — Потому что вы будете проводить с нами очень много времени. Луи фыркает и хмурится. — Сомневаюсь, — отвечает он настолько грубо, насколько только может. — Вы, наверное, все здесь зануды. Мистер Хауэлл закатывает глаза и выглядит так, словно собирается возразить и отругать Луи, но потом щурится и выпрямляется. — Вам нужно быть осторожным со своим языком, молодой человек, — говорит он зловещим тоном, но с лёгкой улыбкой. — Или это принесёт вам настоящие неприятности. Прежде чем он успевает ответить, мистер Хауэлл открывает дверь и проводит его внутрь, веля встать перед роскошным столом, он объявляет об их присутствии. — Луи Томлинсон прибыл на вводную встречу по поводу плана его лечения, сэр, — произносит он в пустоту комнаты, а затем быстро разворачивается и тихо уходит. Луи стоит в замешательстве несколько секунд, пока не слышит движение слева от себя, когда из боковой комнаты выходит никто иной, как доктор Стайлс, вытирающий руки небольшим полотенцем. Сердце Луи замирает при виде него. Сегодня он выглядит ещё привлекательнее. Он одет в облегающие темно-серые костюмные брюки и обтягивающую кремовую рубашку, облегающую его мускулистый торс так, что Луи может прекрасно видеть, насколько подтянут этот высокий мужчина. Во рту Луи пересыхает. Доктор Стайлс садится за стол в большое впечатляющее кресло, и Луи автоматически присаживается на пустой стул напротив. — Я сказал тебе сесть, Луи? Тело Луи напрягается. Голос доктора Стайлса звучит сурово, и от его тона по телу мальчика бежит холодок. Однако, почти сразу же его покидает это кратковременное чувство страха. Он Луи Томлинсон — несговорчивый и неуправляемый Луи Томлинсон, который не собирается потакать какому-то псевдо-доктору выскочке, даже если этот доктор ходячий на ногах секс. — Не знал, что мне нужно спрашивать разрешения, чтобы подышать, сэр, — протягивает он, саркастически подчеркивая обращение. Доктор Стайлс мычит, сцепляя пальцы, как злодей из плохого фильма, заставляя Луи закатить глаза. — Я оставлю это без внимания, — бормочет он, глядя на заключённого в течение неловкой и долгой паузы. — Ты научишься. — А я думал, что встречаюсь со своим «руководителем лечения»? — спрашивает Луи, при этом показывая руками кавычки в воздухе. — Я и есть твой руководитель лечения, — спокойно отвечает мужчина. — Думал, ты большой и важный начальник, — говорит мальчик, пытаясь быть дерзким, но у него не совсем получается добиться этого, потому что его колотящееся сердце мешает ему войти в свой обычный дерзкий образ. — Я начальник, — ухмыляется доктор. — Почему? — Луи выпаливает, и доктор Стайлс с любопытством приподнимает бровь. — Почему вы, и начальник, и руководитель моего лечения? — продолжает он, на что доктор небрежно пожимает плечами. — Потому что ты особый случай, Луи. Я видел твоё дело, и кому-то с таким криминальным прошлым, как у тебя нужна определенная поддержка на пути к исправлению. Луи чувствует подозрение, немного теряя дар речи, слегка вздрагивая, когда доктор Стайлс внезапно встаёт, и обходит стол, возвышаясь перед мальчиком. — Встань, — приказывает он, и до того, как Луи успевает осознать свои действия, он встаёт и поворачивается лицом к доктору Стайлсу, стискивая челюсти от раздражения из-за собственного послушания. — Уже лучше, хороший мальчик, — тихо произносит доктор, и на его лице появляется улыбка. Прежде чем Луи успевает придумать что-нибудь дерзкое, доктор берёт его за плечи и поворачивает лицом к кушетке для осмотра в углу комнаты. Луи волнуется и нервничает, но позволяет подвести себя к ней, чувствуя жар от руки у основания его позвоночника. — Раздевайся, — приказывает затем мужчина, и Луи удивленно поворачивается к нему с недоверчивым выражением лица. — Меня уже обыскали, доктор Стайлс, — говорит он с раздражением в голосе, но доктор только смеётся и качает головой. — Я не собираюсь тебя обыскивать, Луи, — произносит он, настолько удивленный его предположением, что на его щеках появляются ямочки, посылая ещё одну волну жара по телу Луи. Потрясающий мужчина перед ним внезапно становится ещё привлекательнее. — Мне нужно сделать несколько анализов, прежде чем я смогу подтвердить твой план лечения, — Луи хмурится с сомнением на лице, и доктор продолжает объяснять ему. — Я решил, что твоя программа будет включать в себя в основном физическую нагрузку, поэтому мне нужно убедиться, что процедуры подходят для твоего типа телосложения и что мы не допускаем ничего из того, что может привести тебя к травме. Как бы необычно это ни звучало, Луи не может не почувствовать легкое облегчение от того, что этот «план», о котором постоянно говорит доктор, не будет включать бесконечные сеансы терапии или уроки об опасности преступной жизни. Физические нагрузки он может стерпеть. Луи был в хорошей форме. Он любит футбол и бег трусцой, а также регулярно ходил в спортзал. Его тело было скорее стройным и маленьким, чем мускулистым, но он обладал превосходной выносливостью, вероятно, обусловленной тем, что он так регулярно убегал от полиции. Поэтому он отбрасывает свои сомнения, решая, что чем скорее он выполнит просьбу доктора, тем скорее он сможет приступить к любым сеансам, которые этот человек приготовил для него сегодня, а затем, просто надеется пообедать. Он медленно, слегка нерешительно начинает снимать одежду, пока доктор Стайлс бесстрастно наблюдает за ним, скользя зелеными глазами по каждому дюйму кожи Луи, по мере того как она обнажается. Хоть в комнате и тепло, мальчик всё равно слегка вздрагивает под взглядом доктора, когда наконец снимает боксеры и встаёт перед ним полностью обнаженный. Он наблюдает, как сжимается челюсть доктора Стайлса, и задаётся вопросом, о чём он думает, когда вдруг мужчина делает шаг вперед, и Луи внезапно чувствует жар от близости тела, желая, чтобы его член оставался мягким и не показывал, какое влияние мужчина на него оказывает. Доктор Стайлс ничего не говорит, пока проводит, по мнению Луи, стандартный осмотр: кровяное давление, частота сердечных сокращений, он проверяет его рефлексы, осматривает глаза и уши с помощью небольшого фонарика. Он берёт немного крови и упаковывает образцы в маленькие пробирки, тратя несколько минут на написание заметок и маркировку пробирок, прежде чем вернуться и встать рядом с Луи, который теперь сидит на смотровой кушетке, свесив ноги. Он не уверен до сих пор в том, почему ему нужно быть обнаженным во время проведения этого осмотра, но эта мысль быстро забывается, когда доктор Стайлс спрашивает: — Ты девственник, Луи? — Что? Зачем это? — заикаясь спрашивает он, озадаченный этим вопросом, пока доктор Стайлс нетерпеливо закатывает глаза. — Некоторые из твоих процедур будут включать проникновение, — спокойно произносит мужчина, игнорируя шокированное выражение лица Луи и продолжает так, будто он не сказал ничего странного. — Я знаю, что в своем деле ты указал свою ориентацию, как гомосексуальную, но мне нужно знать, вставляли ли тебе когда-нибудь что-нибудь в анус. Луи несколько мгновений сидит с отвисшим ртом, слишком ошеломленный, чтобы говорить, и в момент его замешательства доктор Стайлс толкает его обратно на кушетку, бесцеремонно поднимая ноги, разворачивая его на заднице, а затем быстро сгибает ноги вверх под углом и прижимает спиной к кровати. Плавными движениями доктор Стайлс извлекает опоры для ног из-под кушетки, и, прежде чем Луи успевает это заметить, его лодыжки уже оказываются зафиксированными в них тугими манжетами, которые прикрепленны к чашечкам для стремени. — Что вы делаете? — хрипло выдавливает мальчик, когда наконец обретает свой голос. Доктор улыбается, и от острых уголков его улыбки у Луи перехватывает дыхание, а его член, который уже и так был на грани эрекции, заметно твердеет. — Ответь на вопрос, Луи, — спокойно говорит доктор, натягивая на руки латексные перчатки и доставая с подноса, стоящего сбоку от кушетки, бутылочку. Луи с зачарованным ужасом наблюдает, как мужчина распределяет смазку на пальцах. Он тяжело сглатывает, когда понимает, что доктор смазывает все свои пальцы, а не только один. — Меня не трахали, если вы это имели в виду, — выдавливает Луи, паникуя и отвечая, несмотря на свое замешательство из-за происходящего. — Кто-нибудь растягивал тебя пальцами или трахал игрушками? — прямо спрашивает мужчина, и он замечает, как тот переходит с языка официальных медицинских терминов к сленгу. Луи понятия не имеет, что происходит, но его тело реагирует на вопрос, и член дёргается, а дыхание учащается. — Только я сам растягивал себя, но н-никто больше меня ничем не трахал, — признаётся он, чувствуя себя маленьким и уязвимым на этой кушетке, связанный в стременах, с разведенными и поднятыми ногами вверх, предоставляя себя великолепному, устрашающему доктору между своих ног. — Хорошо, хороший мальчик, — выдыхает доктор Стайлс, и Луи беспомощно наблюдает за тем, как скользкие пальцы его руки в перчатке исчезают из поля зрения его глаз. На долю секунды ничего не происходит, и все тело Луи напрягается в предвкушении того, где в конечном итоге окажутся эти пальцы. — Сейчас я собираюсь провести внутренний осмотр тебя, Луи, — мягко произносит доктор Стайлс. — А затем я проверю показатели некоторых твоих пределов, чтобы знать, как быстро мы сможем достичь определенных уровней лечения. Луи бледнеет, всё ещё ожидая почувствовать пальцы на своей дырочке, но его паническую дымку прерывает громкий скрежет, когда доктор нажимает чистой рукой кнопку на стене и говорит в прикрепленный рядом ящик. — Не могли бы вы войти и помочь, мистер Хауэлл? — говорит он, и через несколько секунд дверь открывается, входит сотрудник, который сопровождал Луи в эту комнату. — Дежурный, делайте за меня записи, пожалуйста, и, если вы сможете принести мне секундомер и зонд, это будет очень полезно. Мужчина кивает и собирает необходимые предметы, вставая рядом с доктором, с любопытством рассматривая в лежачем положении Луи, его глаза блуждают по его твёрдому члену и обнаженной дырочке. Доктор Стайлс что-то напевает, проводя чистой рукой в перчатке вверх и вниз по задней части его бедра, словно успокаивая, когда он извивается под их взглядами. Латекс перчаток слегка цепляется за мягкие волосы на ногах мальчика, и доктор, хмыкнув делает раздраженное лицо. — Хауэлл, добавьте еженедельную депиляцию всего тела к программе Луи, пожалуйста, — произносит он, и кивнув, санитар добавляет пометку в папке, которую держит. Заключённый скулит, ужасно смущенный, а теперь ещё и испуганный, растерянно пытается свести колени вместе, чтобы спрятаться. — Отрегулируйте стремена шире, пожалуйста, — хмыкает Доктор Стайлс. — Мы же не хотим, чтобы он мог сомкнуть ноги, пока я провожу тесты, — спокойно произносит мужчина. Луи задыхается и хнычет, когда служитель шире раздвигает его ноги. Его тело, кажется, наконец выходит из шокового состояния, и он попытался сесть и дотянуться до лодыжек, чтобы попытаться снять манжеты. Доктор закатывает глаза и кивает дежурному. — Ограничьте движения, пожалуйста, — бормочет он, и сильный мужчина толкает Луи обратно на кушетку, удерживая предплечьем его грудь, чтобы он оставался лёжа, пока Хауэлл наклоняется и вытаскивает длинные ремни из-под кровати. Его быстро пристёгивают, прижимая руки по бокам широким кожаным ремнем, который также удерживает его за рёбра. — Что это, блять, такое? — задыхается он, напуганный и разочаровано возбужденный таким грубым обращением. — Будет намного легче, если вы успокоитесь и перестанете сопротивляться, — отвечает веселый служитель, улыбаясь ему и застегивая наручники на его запястьях, прикрепляя их к бокам кушетки, чтобы даже те ограниченные движения, которые у него остались после пристёгивания были предотвращены. — Кляп? — спрашивает дежурный у доктора Стайлса, который смазывает длинный металлический предмет, при взгляде на который Луи дрожит. — Нет, я бы хотел слышать его мысли по ходу проведения тестов, — произносит доктор, и без предупреждения мальчик чувствует, как длинный, толстый палец входит в него, до костяшки пальца. Луи завывает, корчась от всего, что сковывает его движения. — Вы не можете этого делать! — он кричит, но оба мужчины игнорируют его, Луи чувствует, как палец медленно начинает входить и выходить из него. Мальчик растерянно хнычет от того, как он возбуждён, но его тело каменеет от мысли, к чему весь этот осмотр его привёл. Что это за место? Они ведь не могут делать со мной такое? Это должно быть незаконно. Мысли проносятся в его голове, но как только он чувствует, что его тело приспосабливается, в него входит ещё один палец, и прежде чем он успевает принять это, пальцы раздвигаются внутри него, растягивая. Он выкрикивает слова, умоляя их остановиться, и отпустить его, спрашивая, почему они это делают. Двое мужчин продолжают спокойно разговаривать между собой, и сопровождающий делает записи после каждого комментария доктора. По какой-то причине тот факт, что они разговаривают о нём, как и его хныканье и мольбы, не значат для них ничего, будто его тут вовсе и нет, заставляют его член болезненно твердеть, и чувствовать проходящее сквозь всё его тело тепло вместе с нарастающим оргазмом. — Я думаю, нам понадобиться кольцо, Хауэлл, — произносит доктор, и другой мужчина кивает, беря что-то с подноса с инструментами и быстро натягивает силиконовое кольцо на твердый, изнывающий член Луи. Он стонет, когда кольцо доходит до основания члена, и вздрагивает, чувствуя, как другое, меньшее кольцо натягивается вокруг его яиц. Контроль, в котором оказывается его член ощущается ужасно, заключённый не может сдержать стон от этого ощущения. За этим следует долгий период самого мучительного возбуждения и отрицания, которые Луи когда-либо испытывал. После того, как доктор безжалостно всадил в него три пальца, и, кажется, целую вечность, спокойно обсуждал реакцию Луи с дежурным, который делал записи, мужчина резко вытаскивает пальцы и заменяет их толстым металлическим зондом, который смазывал ранее. Он не такой толстый, как пальцы доктора, но гораздо длиннее, из Луи вырывается резкий выдох, когда доктор проталкивает его в него, так глубоко, что мальчик может почувствовать в животе. — Хорошо, хорошо, — бормочет доктор, поворачиваясь лицом к Хауэллу, но не отводит глаз с пульсирующей дырочки Луи. — Субъект может принять зонд на всю длину без видимого дискомфорта, — говорит он, когда дежурный кивает и бормочет: — Восемь дюймов взято безболезненно, — записывает он в своих записях. — Секундомер, пожалуйста, Хауэлл, — произносит доктор Стайлс, и дежурный встаёт, хватая часы в ожидании дальнейших инструкций. Луи настолько потрясен, что молчит, потерявшийся в болезненном возбуждении и страхе, он податлив во власти реакций своего тела. Доктор наклоняется над ним и нежно улыбается ему сверху вниз. — Теперь, Луи, нам нужно провести еще один тест, а затем мы сможем рассказать тебе о твоем плане лечения, пока ты восстанавливаешься, — говорит мужчина, и мальчик может только снова заскулить в ответ, неспособный упорядочить свои мысли, чтобы говорить сквозь туманную пелену, которая, кажется, проникла даже в его перегруженный мозг. — Сейчас я собираюсь снять кольцо с члена, Луи, — строго произносит мужчина, и этот тон проясняет разум Луи достаточно, чтобы выслушать и попытаться понять его слова. — Я хочу, чтобы ты сдерживал свой оргазм как можно дольше, хорошо? Нам нужно определить, как долго ты сможешь контролировать его. Если ты сможешь продержаться пять минут… — улыбка доктора меняется с нежной на зловещую. — Тебя будет ждать хорошее вознаграждение. Посмотрим, сможешь ли ты сделать это для меня, Луи? Вознаграждение. Мозг Луи работает неправильно, но он хорошо улавливает суть. Он хочет получить эту награду, передышку, и чего-то нежного и спокойного, что вернёт его на землю и успокоит его колотящееся сердце. — Да, сэр, — шепчет мальчик, и доктор Стайлс улыбается ему, гордая улыбка доходит до ямочек на его щеках и заставляет Луи покраснеть от непроизвольного удовольствия, что он смог угодить мужчине. Член Луи болит и его яйца уже полностью наполнены семенем, когда служащий снимает с него кольцо, зонд внутри него начинает вибрировать, и он вдруг становится не настолько уверенный в том, что способен продержаться целых пять минут. Мальчик завывает, когда вибрация усиливается, и его член выделяет предэякулят, пачкая живот, пока он корчится и извивается под ремнями на своем теле и наручниками на запястьях. Единственная причина, по которой Луи способен выдержать эти пять мучительных минут, заключается в том, что доктор Стайлс перестал к нему прикасаться. Мальчик знает с полной уверенностью, что, если руки доктора хотя бы коснутся его ободранного, болезненного члена, он тут же кончит. Как бы то ни было, как только дежурный подтверждает, что пять минут истекли, тело Луи содрогается в мучительных конвульсиях, когда его тело погружается в безумное наслаждение, и из его члена брызжут полосы спермы по его груди и животу, пачкая ремни, пока он громко стонет. Волны удовольствия перерастают в чрезмерную чувствительность, и Луи ловит себя на том, что умоляет доктора остановить вибрации внутри него. После неприятно долгой паузы доктор смягчается, и вибратор затихает, пока заключённый задыхается, пытаясь восстановить дыхание. Когда из него вытаскивают зонд, скулёж вырывается из глубины его горла, из-за чувства в равной степени облегчения и расстройства от пустоты, которую он ощущает внутри себя. Его тело истощено, измучено, но удовлетворено, и, когда его глаза опускаются от усталости, он видит довольное выражение лица доктора Стайлса, когда тот кивает дежурному. — Он идеален, помощник Хауэлл, — слышит Луи, когда его сознание отключается. — Именно то, что я искал.***
Луи начинает приходить в себя, и его внимание привлекает собственный пах, в котором ощущается непривычная сдавленность. Когда дымка начинает рассеиваться, он вздрагивает, понимая, что его член трогают. Он пытается заговорить, но издаёт только тихий стон, его веки трепещут, в попытке очистить разум от оцепенения. — Ах, ты снова с нами? — тихий голос успокаивает его. — Такой хороший мальчик для меня, Луи. Ты так хорошо справился. Он моргает и качает головой, постепенно осознавая, что его туловище и руки всё ещё скованны, но ноги уже свободны от стремян. Когда к нему возвращаются воспоминания о последнем часе или около того, его глаза встревоженно распахиваются. — Что за херня… — начинает он, прежде чем чья-то рука накрывает его рот и крепко закрывает большой ладонью сверху, так что следующие его слова звучат не более чем просто приглушенными звуками. — Шшш, Луи, — спокойно произносит доктор Стайлс, возвышаясь над ним и одной рукой зажимая рот, а другой рисуя маленькие круги по небольшому пухлому животику мальчика. — Твоё обследование и тесты прошли исключительно хорошо, и тебе будет приятно узнать, что я разработал для тебя полную программу, и что я буду лично контролировать все твоё лечение. Ничего, кроме самого лучшего для заключенного 001, — он улыбается, и Луи стонет, паника и замешательство всё ещё затуманивают его разум. — Я знаю, что у тебя есть вопросы, — продолжает доктор. — И, если ты пообещаешь вести себя хорошо и не поднимать шум, я позволю тебе спросить всё, что пожелаешь. Как тебе такое, Луи? Парень яростно кивает, мгновенно осознавая, что это его единственный шанс разобраться в том, что с ним творят. Возможно, ему удастся найти выход из этого кошмара, если он будет сотрудничать. И быть может, он смог бы найти выход из этой ситуации, если бы точно понимал, с чем имеет дело. — Хороший мальчик, — бормочет доктор с довольной улыбкой, и Луи старается не обращать внимания на дрожь, пробежавшую по его телу от реакции мужчины. Доктор убирает руку со рта, и на мгновение он не уверен, с чего ему стоит начать. В его голове слишком много вопросов. — Заключенный 001? — это единственное из тех слов, что произнёс мужчина, на чём сосредоточился его мозг, поэтому он решает спросить пока только это. Мужчина радостно усмехается. — Да, Луи! Ты первый и единственный объект, который я нашел, и который соответствует всем критериям моего личного исследования. Так что да, ты мой «пациент номер один». Как только мы закончим, Хауэлл позаботится о том, чтобы твой номер был вытатуирован красиво и четко, чтобы все знали, что ты мой… — Доктор Стайлс делает паузу и печально ухмыляется. — Я имею в виду мой пациент, — говорит он, снова посмеиваясь про себя. У Луи есть много татуировок, так что это требование его не беспокоило, но мысль о том, что этот опыт останется с ним навсегда, заставила его покрыться мурашками. Он вздрагивает, но отгоняет это чувство, поскольку ему нужно задать ещё более насущные вопросы. — Вы изнасиловали меня, — хрипит он, наблюдая, как доктор просто пожимает плечами и с нежностью качает головой. — Это не было насилием, Луи. Это было обследование для подтверждения и подготовки твоего плана лечения. Все наши методы санкционированы властями. Что? Как это дерьмо может быть санкционировано властями? — Не понимаю, — шепчет Луи, и доктор Стайлс подносит руку к его шее, слегка поглаживая, а затем сжимая, не слишком сильно, чтобы ограничить дыхание, но давление достаточно сильное, чтобы заставить пульс Луи подскочить. — «Петрович» — это разработанная лично мною экспериментальная программа, которую правительство поручило мне опробовать на ряду испытуемых в надежде, что в случае успеха её можно будет распространить по всей стране и всей исправительной системе в качестве альтернативы традиционному содержанию под стражей. Речь звучит отработанной, как будто доктору приходилось объяснять это слишком много раз, что ему уже наскучило это. — На данный момент программа имеет 100% успех, поэтому недавно она была расширена, и ты стал частью нашего нового набора. Мы работаем уже почти два года, и ни разу за всё это время к нам не попадал объект, настолько идеально отвечающий моим конкретным требованиям. Луи вздрагивает от смысла этих слов, но продолжает, не зная, сколько ему ещё позволят задавать вопросы. — Я расскажу всем, что вы со мной сделали, — тихо говорит он, надеясь, что это прозвучит угрожающе, но на деле его голос звучит очень вяло. — Нет ни единого шанса, что это дерьмо законно. — Следи за речью, Луи, — ругает его доктор Стайлс, и мальчик вскрикивает, когда сильный удар прилетает по внутренней части его бедра. — Ты не будешь ругаться в моем присутствии. А что касается того, чтобы рассказать кому-либо, не стесняйся и рассказывай кому хочешь. Ты увидишь, что твои обвинения не зайдут слишком далеко. Доктор наклоняется, приближаясь к лицу мальчика, зеленые глаза пристально смотрят в его. — Для твоего же блага тебя будет намного лучше, милый, если ты просто перестанешь мне сопротивляться, понимаешь? Я могу сделать твою жизнь очень приятной или очень неприятной. Выбор за тобой, — он наклоняется ещё ниже, нежно целуя Луи в лоб. Его плюшевые, мягкие губы заставляют кожу мальчика покалывать. — Иди на хуй, — шипит заключённый, и доктор Стайлс вздыхает, качая головой и резко выпрямляется, подходя к изножью кушетки и грубо раздвигая ноги мальчика. Луи пытается свести их вместе, но доктор стоит между ними, блокирую телом любые движения. Мужчина спокойно нажимает кнопку на боковой стороне кушетки, и верхняя часть медленно поднимается, сажая Луи настолько высоко, что он может видеть свой собственный пах, который всё ещё ощущается скованным чём-то. Его глаза опускаются вниз и мгновенно расширяются, пронзительный всхлип вырывается из глубин его горла. На его теле закреплено что-то вроде жгутов, сделанных из кожи и хрома, которые застегнуты вокруг его таза, его член также заключен в хромированную клетку. Осмотрев всё это, мальчик понимает, что странное чувство скованности, которое он испытывал, возникло из-за того, что это приспособление было зафиксировано вокруг его талии, а кожаный ремень проходил между ногами, надавливая на промежность и между ягодиц. Его охватывает паника, и он чувствует, как его глаза наполняются слезами, пока доктор Стайлс спокойно рассматривает его между ног. Он качает головой, чтобы избавиться от слез, решая не показывать своей слабости, и стискивает зубы, вызывающе выпячивая подбородок. Доктор только усмехается. — Какой злющий мальчик, — бормочет он. — Собираешься сопротивляться мне на протяжении всего пути, да? Луи не отвечает, всё ещё пытаясь успокоить своё сердце и выровнять дыхание. Его мозг лихорадочно работает, пытаясь найти выход из какой бы херовой ситуации это ни было. Доктор кладёт прохладную руку на его член в клетке, заставляя его вздрогнуть от давления. — Последний шанс, дорогой, — протягивает мужчина. — Подчинись мне сейчас, и я буду с тобой мягче, — в приступе ярости, страха и паники Луи может только покачать своей головой в ответ, пока доктор пожимает плечами с ликующим блеском в глазах. — Как пожелаешь. Это пояс верности, Луи, и только у меня есть ключ. Твой прекрасный член в клетке, так что ты не можешь эрегировать и уж точно кончить. — он берёт с подноса что-то, чего Луи раньше не замечал. — Это может показаться не слишком сложным, но, боюсь, что как только я закончу со всем, тебе будет непросто. И тебе будет просто необходимо кончить, Луи. Мальчик чувствует холодное и скользкое давление на свою дырочку, и ахает, когда что-то металлическое и выпуклое входит в него, медленно растягивая его сфинктер, прежде чем скользнуть внутрь и прижаться к стенкам самым восхитительным и возбуждающим образом. Он стонет и корчится, пытаясь освободиться от рук доктора Стайлса, которые закрепляют между его ног что-то, что он не может видеть. По-видимому, полностью удовлетворенный проделанной работой, мужчина снова подходит к Луи и достаёт небольшой пульт дистанционного управления. Прежде чем заключенный успевает подумать, мужчина нажимает на нём кнопку, и пробка внутри него включается, начиная резко вибрировать и пускать короткие ритмичные всплески импульсов по стенкам, стимулируя простату. Луи выгибается, упираясь в ремни, и откидывая голову назад, крепко зажмуривая глаза, испытывая страдания, пока его простата стимулируются, но при этом он не может эрегировать. Луи чувствует, как его член пытается налиться кровью, но в итоге бесполезно прижимается к клетке. Внезапно вибрация прекращается, и мужчина улыбается ему. — Ты будешь носить этот пояс до тех пор, пока не будешь готов сотрудничать со мной без возмущений, Луи, — произносит доктор как ни в чем ни бывало, и улыбаясь так, будто они обсуждали что-то совершенно обычное. — Как только ты скажешь мне, что готов, я сниму пояс и позволю тебе кончить, и, если ты продолжишь хорошо ко мне относиться в течение следующих 48 часов, мы сможем реализовать менее интенсивный подход. — А сейчас, — оживленно говорит он, хлопая в ладоши и выпрямляясь. — У тебя есть выбор. Ты можешь одеться и пойти пообедать в общей столовой, а затем, если захочешь, провести остаток дня в одиночестве. Конечно, у меня останется пульт, и я буду наблюдать за тобой через камеры, которые установлены по всему комплексу. Он указывает на камеру высоко на стене, и Луи знает, что они будут буквально повсюду. — Или ты можешь остаться здесь, и я позабочусь о том, чтобы тебе принесли еду сюда на случай, если ты не хочешь, чтобы кто-нибудь видел тебя, пока ты, э-э, отвлечен вибрациями. У Луи уже не оставалось никаких идей, как он может избежать этой пытки, но единственное, в чем он отчаянно нуждается — это во времени и личном пространстве вдали от доктора Стайлса, даже если это означает мучительную трапезу в столовой. — Первый вариант, — бормочет он, отказываясь смотреть в глаза доктору и изо всех сил стараясь сохранять остатки подобия своего достоинства и контроля. — Отлично! — весело отзывается доктор и немедленно начинает снимать ремни вокруг тела мальчика. Как только его руки оказываются освобожденными, Луи хватается за ремень на талии и тянет его, дергая во всех направлениях, но не добивается никакого результата, кроме резкого дискомфорта, когда клетка впивается в него и только усиливает давление на его простату, пока пробка вибрирует внутри него. Он стонет, пока доктор Стайлс смеётся, покачивая головой и предлагая Луи одеться, передавая ему одежду. Плечи мальчика опускаются от поражения, и он молча одевается, чувствуя себя совершенно измотанным и побежденным. Как только он одет, мужчина зовёт мистера Хауэлла обратно в кабинет и велит ему проводить Луи на обед, а когда он закончит, отвести его в свою комнату и поставить постоянного дежурного снаружи. Когда Хауэлл открывает ему дверь, доктор Стайлс зовёт мальчика. — Помни, Луи, — говорит он с мягкой улыбкой на своем прекрасном лице. — Тебе нужно будет просто позвать дежурного, когда ты будешь готов полностью согласиться со своим лечебным планом, и он приведёт тебя ко мне в любое время. Все зависит только от тебя, голубчик. Луи хмурится, и доктор Стайлс злобно ухмыляется, подмигивая ему, пока служитель выпроваживает его за дверь.***
День был настоящей пыткой, а ночь ещё хуже. Обед прошёл вполне сносно, потому что, похоже, доктор Стайлс свел вибрации к минимуму, чтобы Луи мог спокойно поесть, и использовал всего три резких и интенсивных всплеска вибрации, которые начинались каждый раз, когда ему нужно было встать со своего места, чтобы собрать посуду или вернуть поднос. Но это чувство безопасности длилось недолго, и он провел мучительный день в своей комнате, корчась на кровати в болезненном возбуждении, тщетно пытаясь снять хоть какую-то часть пояса верности, застёгнутого вокруг него. Ужин подали в его комнату, и пробка внутри Луи оставалась почти выключенной, давая ему долгожданный отдых от безжалостных пыток. После еды он попытался заснуть, но сейчас было уже 4 часа утра, и он терпел прерывистые вибрации часами, из-за которых он был измотан и его член изнывал, мальчик не мог никак облегчить страдания и рыдал каждый раз, когда совершенно в любой момент вибрация внутри него начиналась снова. Наконец, когда он больше уже не может терпеть это, его мозг под влиянием усталости, отчаяния и душераздирающего внутреннего принятия того факта, что выхода из этой ситуации нет, он вылезает из постели и стучит в дверь своей спальни, всхлипывая от облегчения и падая в объятия большого служителя, который стоял снаружи, умоляя его отвести к доктору Стайлсу. Служитель просто кивает и ведёт его по коридору, и когда Луи спотыкается и падает на пол в изнеможении, чуть не летя кубарём с лестницы, мужчина поднимает его, как будто он ничего не весит, и несет его на руках, как принцессу, всю оставшуюся дорогу. Даже несмотря на дымку боли и беспокойства, затуманивающую разум Луи, он удивляется, когда его приводят в тот же кабинет, в котором он был ранее, ожидая, что доктор Стайлс будет уже спать в своей постели. Однако, когда доктор открывает дверь, его волосы взлохмачены и он одет только в шорты для сна с обнаженной грудью сверху, выглядя более привлекательным, чем любое человеческое существо, которое Луи когда-либо видел. И дело не только в его отчаянии, мужчина действительно выглядит как бог. Улыбка, которая растёт на лице доктора, когда он видит Луи в объятиях дежурного, полна самодовольного ликования, но мальчика уже не волнует это, потому что он не может сосредоточиться ни на чём, кроме того, чтобы прекратить свою агонию. Дежурный кладёт его на смотровую кушетку, к которой Луи был привязан ранее, и мальчик корчится, когда вибрация не останавливается, потому что доктор Стайлс что-то бормочет санитару и выпроваживает его наружу, закрывая за ним дверь. — Готов ли ты полностью принять свою программу реабилитации, Луи? — спокойно спрашивает доктор Стайлс, улыбаясь мальчику прямо из-за двери. Заключенный задыхается и скулит, заикаясь и невнятно произнося слова. Мужчина подходит к нему, осторожно устраивая свою большую руку на обнаженной груди Луи, проводя по ней успокаивающие круговые движения. Он достаёт пульт и поднимает его, пока Луи затаив дыхание, ожидает, что вибрации прекратятся. Но когда врач нажимает кнопку, интенсивность только увеличивается, создавая постоянную болезненную стимуляцию простаты. Он завывает и его спина выгибается на кушетке, слёзы текут по его лицу. — Пояснее, пожалуйста, Луи, — ухмыляется ему мужчина, со своими потемневшими зрачками, пока он наблюдает, как мальчик тяжело дышит и бьется в конвульсиях. — Я принимаю, — выдавливает из себя он сквозь стиснутые зубы, теперь полностью сосредоточенный исключительно на прекращении пытки. — Я принимаю программу. Пожалуйста, доктор Стайлс, — рыдает он, пока доктор следит за ним. — Пожалуйста. Внезапно пробка затихает и тело Луи падает, его тело охватывает долгожданное облегчение, и разум проясняется настолько, что он может настроиться на то, чтобы понять слова доктор. — …ежедневные сеансы со мной будут начинаться в девять утра после завтрака. Здесь тебя накормят обедом, а во второй половине дня мы продолжим терапию. Твои упражнения будут объединены с нашими занятиями. И ты будешь получать инструкции от меня, и только от меня. Сердце Луи немного успокаивается, и когда его дыхание выравнивается настолько, что он может говорить, он задаёт вопрос, на который боялся получить ответ больше всего. — Что будет происходить на сессиях? — страх распространяется по его животу, пока доктор Стайлс злобно улыбается. — О, принцесса, — выдыхает он, наклоняясь так близко, что его губы касаются ушной раковины Луи, заставляя его дрожать. — Мне будет очень весело с тобой. Рука доктора скользит вниз по его телу, мальчик хнычет и корчится, боль в животе усиливается, когда мужчина сжимает и щипает его мягкую кожу. Ужас сменяется острой потребностью, и Луи умоляет выпустить его член из клетки и кончить. Он скулит, пока доктор напевает и продолжает изучать руками каждый дюйм его тела. Заключённый снова рыдает, когда вдруг доктор смягчает и достаёт связку маленьких ключей, одним из которых отпирает клетку. Член Луи мгновенно заливается кровью и за считанные секунды становится твёрдым, как камень, от этого ошеломляющего чувства у него кружится голова. Мальчик хватает член, обхватывая его рукой и сильно сжимая, прежде чем жгучая пощечина ударяет по его кулаку, задевая член, и заставляя мальчика вскрикнуть от боли. — А-а-а, — протягивает доктор Стайлс, хватая руку Луи и отдёргивая ее. — Ты не можешь прикасаться к своему члену или дырочке, пока ты под моим присмотром, Луи. Теперь только я контролирую твое тело, и только я даю тебе разрядку. Луи может только скулить, когда доктор снова поднимает пульт, и вибрация пробки внутри него начинается с полной силой. Его тело болезненно содрогается, и когда доктор берёт его член в руку и быстро дрочит, он кончает, крича от силы оргазма, пронизывающего его тело.***
Когда Луи просыпается он ощущает комфорт и тепло, и ему требуется минута или около того, прежде чем он осознает свое окружение. Он находится в спальне, которая определенно не была той простой и скудно обставленной камерой, которую ему отвели. Эта комната была дорого обустроена, а одеяло и простыни были мягкими и приятно ощущались на его коже. Он лежит обнаженный на широкой мягкой кровати, но, потянувшись, понимает, что пояс верности всё ещё туго закреплен на его тазу, и слегка застонав, мальчик приподнимает одеяло, чтобы осмотреть себя. Клетка снова окружает его член и яйца, но, когда он сжимает свой ноющий сфинктер, он обнаруживает, что пробки больше нет, и волна облегчения проходит по его телу, заставляя его вздрогнуть. Когда Луи стягивает с себя одеяло и свешивает ноги с края кровати, он понимает, что его лодыжки прикреплены к изножью кровати длинными цепями. Он громко разочарованно скулит, падая обратно на спину на кровать в раздраженном поражении. — Ах, ты уже проснулся! — голос доктора Стайлса доносится из-за открытой двери спальни, и мгновением позже появляется красиво выглядящий мужчина, в расстегнутой до середины груди рубашке и джинсах. Доктор садится на кровать и кладёт свою большую руку на талию Луи. Он вздрагивает, пытаясь вывернуться, но хватка мужчины усиливается, и его пальцы впиваются в кожу заключенного. Мальчик хочет драться, оттолкнуть этого человека от себя, сказать ему, чтобы он отвалил, но после последних нескольких дней у него просто нет на это сил. Луи напуган и ошеломлен, он начинает понимать, что доктор Стайлс действительно может сделать его жизнь очень неприятной, если он просто не подчинится ему. Несмотря на то, что уголок его мозга всё ещё кричит ему не делать этого, он близок к тому, чтобы именно это и сделать. — Луи, я знаю, что ты напуган, — спокойно произносит доктор, словно читая его мысли. — Но, если ты захочешь, ты можешь получать удовольствие от реабилитации, знаешь ли. Просто делай то, что я говорю, и всё будет протекать просто идеально. Луи не отвечает, но перестаёт извиваться и резко успокаивается, глядя на доктора, когда его хватка становится совсем слабой, он начинает вырисовывать маленькие круги на животе Луи большим пальцем. Почувствовав себя немного смелее, мальчик прочищает горло, откашливаясь: — Мне придётся носить эту штуку вечно? — печально спрашивает он, надеясь, что его оленьи глазки и слегка надутые губы приведут к снисхождению. Доктор Стайлс счастливо улыбается и поглаживает другой рукой кожаные и хромированные ремни на его бедре. — Не навсегда, голубчик. Если в течение следующих 48 часов ты докажешь мне, что искренне привержен программе, я разрешу проводить время без пояса при условии соблюдения основных правил. Это было не то, на что он надеялся. Луи хотел услышать, что ему больше никогда не придется носить это орудие пыток, но «время без пояса» звучало невероятно привлекательно в этот момент, поэтому он не стал настаивать на этом дальше. Было позднее утро, и доктор Стайлс позволил Луи спать столько, сколько он хотел, потому что его телу нужно было восстановиться после безжалостных терзаний, которым он подвергся в предыдущий день. Завтрак накрыт на столе в гостиной, совмещенной с кухней в квартире, по-видимому, в которой они находятся, и Луи одет в спортивные штаны и обтягивающую футболку, которые доктор оставил для него, пока он принимал душ, а после неловко вытирал свой чертов пояс верности. Мужчина не дал ему нижнего белья, и этот факт не ускользнул от его внимания, а только усилил страх, который пробирает его до костей. Пока они едят, мужчина знакомит его с программой и правилами, которым он должен будет следовать. Доктор Стайлс отказался сообщать подробности того, что будет происходить во время реабилитационных сеансов, только сказав Луи, что со временем он научится различным навыкам и он ожидает от него, что он будет делать именно то, что ему приказывают. Необходимо было следовать многочисленным правилам, из которых шесть ключевых, доктор Стайлс записал на маленькой карточке, и настоял на том, чтобы мальчик всегда носил её с собой: 1. Луи должен есть всю предоставляемую еду, пить много жидкости и выполнять все упражнения в соответствии с указаниями доктора Стайлса или назначенных ему сопровождающих. 2. Обращаясь к врачу, Луи должен использовать «Сэр», «Доктор Стайлс» или «Хозяин». Иногда доктор Стайлс может дать разрешение использовать свое имя — Гарри. 3. Получая приказ от доктора Стайлса, Луи должен приложить все усилия, чтобы следовать ему, независимо от ситуации и того, насколько трудным или неприятным он может быть. 4. Луи должен всегда говорить правду, и, если какое-либо из правило нарушается, Луи должен немедленно сообщить об этом доктору Стайлсу, чтобы наказание было приведено к исполнению. 5. Луи не должен прикасаться к своим гениталиям никогда, кроме как для их очищения, не допускается мастурбация или эякуляция без явного разрешения доктора Стайлса. 6. Опознавательный знак Луи должен быть всегда виден. Пока ему объясняют правила, желудок Луи опускается всё ниже и ниже, глубина послушания, которая ожидается от него, проясняется всё чётче и чётче по мере того, как говорит доктор. Он пытается отказаться от некоторых из наиболее возмутительных требований, но ему резко напоминают, что, если он продолжит сопротивляться, в него снова вставят пробку, и в любой момент отправят обратно в свою комнату, чтобы снова страдать. От одной мысли об этом Луи становится плохо, поэтому он перестаёт спорить, предпочитая молчаливо соглашаться, и всё ещё продолжать надеяться вопреки всяким надеждам на то, что у него получится найти выход из этой ситуации. Если он будет действительно хорошо себя вести, и будет делать всё, что от него требует врач, то, возможно, его время в учреждении сократится, и он сможет досрочно выйти и вернуться к своей обычной жизни. Однако, его заинтересовывает ключевое шестое правило, и когда доктор предлагает ему высказаться, он спрашивает об этом. — Ах да, татуировка, — улыбнувшись говорит доктор, сверкая глазами. — Я знаю, что ты будешь вести себя прекрасно со мной в течение следующих двух дней, а потом мы сделаем её для тебя, дорогой, не волнуйся. Луи, должно быть, выглядит неудовлетворенным таким ответом, потому что доктор слегка усмехается над ним. — Это всего лишь твой номер заключенного и несколько других опознавательных букв, вот и всё, Луи. У всех заключенных есть такой, чтобы сотрудники могли легко вас опознавать. — Почему это обязательно должна быть татуировка? — спрашивает мальчик, несмотря на легкое раздражения доктора этим вопросом. — Это же навсегда. — Это и должно быть навсегда, Луи, в этом и дело. Эта программа не временное решение для наших заключенных, это на всю жизнь. Льготы и поддержка продолжаются, когда заключенные возвращаются в общество к обычной жизни. Этот знак позволяет властям определить, что кто-то участвует в программе, и действовать по отношению к нему соответствующим образом, если возникает такая необходимость. Луи желает продолжить спрашивать, но поднятая рука и строгий взгляд заставляют его замолчать. — Хватит вопросов, голубчик, — твердо произносит доктор. — Мне нужно позвонить, и пришло время твоего первого сеанса реабилитации. Следуй за мной. Его проводят в кабинет, в котором он был накануне, он вдруг понимает, что все комнаты доктора Стайлса объединены вместе и что, должно быть, именно здесь он постоянно живёт. Мужчина проводит его через комнату, и садится в своё мягкое офисное кресло, приказывая ему встать на колени между его ног под столом. Он опускается на колени, и глаза мальчика расширяются, когда доктор расстёгивает ширинку и вытаскивает свой большой, полу-вставший член из нижнего белья. Луи с трепетом поднимает глаза на доктора, и мужчина ухмыляется ему. — Мне нужно сделать очень важный звонок, Луи, — говорит он, и его улыбка становится всё шире и шире. — И пока я это делаю, я хочу, чтобы ты согревал мой член у себя во рту. Тебе запрещается сосать или лизать, ты должен просто согревать его. Ты понял, голубок? Луи кивает и бормочет: «Да, сэр». Раньше ему приходилось делать много минетов, поэтому он не боялся члена во рту, но, несмотря на своё беспокойство, он признаёт, что член доктора превосходен. Он чувствует почти облегчение — кажется, его первая сессия пройдёт относительно легко. — Хороший мальчик, — говорит доктор и берёт нижнюю челюсть мальчика в руку, оттягивая её вниз так, чтобы его рот открылся, пока другой рукой скользит к затылку Луи, и крепко схватив его за волосы, наклоняет вперед, медленно запуская свой член в приятную теплоту рта мальчика. Луи немного кашляет, когда большой гладкий член скользит по его языку и упирается в заднюю стенку горла, но он сосредотачивается на том, чтобы расслабиться, осознавая, что член доктора, скорее всего, будет становиться все твёрже и больше. Как только нос Луи касается подстриженных лобковых волос мужчины, он успокаивается и закрывает глаза, позволяя своим мыслям отвлекать его, и извлекать максимум пользы из ситуации, в которой он оказался. Доктор Стайлс что-то мурлычет над ним, глубоко вздыхая, прежде чем заключённый смутно слышит, как мужчина берёт трубку. Сначала он позволяет разговору протекать без внимания, но как только он краем уха улавливает своё имя, мальчик слегка вздрагивает, открывает глаза и смотрит на доктора. Он окидывает его взглядом сверху вниз, смотря ему в глаза и улыбаясь так, что Луи захотелось убежать и спрятаться. — Луи — необычный случай, вы правы, — протягивает он в трубку, не отрывая глаз от мальчика. — Настолько, что я взял его, так сказать, под свое крыло, лично разработал его программу и буду его ведущим специалистом по лечению. Луи наблюдает, как доктор Стайлс кивает в ответ на слова собеседника и слегка ухмыляется. — Да, вы, конечно, правы, генеральный директор, но у меня сейчас есть свободное время, когда учреждение работает так слажено, и я всегда говорил, что проведу конкретное исследование, если появится подходящий заключенный. И Луи Томлинсон как раз подходит для моих целей. Мальчик не может сдержать дрожь, пробегающую по спине от зловещих слов, и мужчина протягивает руку, обхватывает затылок Луи, зарываясь пальцами в его мягкие волосы. Как только он крепко держится за них, он немного наклоняется вперед, и его, теперь уже полностью твердый член, ударяется о заднюю стенку горла Луи, заставляя его поперхнуться. Член доктор Стайлса толстый и длинный, и глаза мальчика наполняются слезами, широко раскрываются и испуганно смотрят, когда мужчина держит его в таком положении, не давая ему дышать. — Да, он хорошо воспринял это. Уже очень глубоко погружен в терапию, — произносит доктор, удерживая голову Луи еще несколько секунд, прежде чем отпустить его достаточно для того, чтобы он мог дышать. Он усмехается, когда видит отчаянное выражение лица Луи. — Ну, поначалу, конечно, было некоторое сопротивление. С нашими более сложными объектами всегда такое случалось, но мы справились с этим, и теперь Луи действительно отзывчив по отношению ко мне. Он ухмыляется, его ямочки лопаются, когда он снова наклоняется вперед, и Луи может только плеваться и пускать слюни, пока слезы текут по его лицу из-за нехватки кислорода и глубокого проникновения члена в горло. Он умоляюще смотрит на доктора, который снова резко входит в него, толкая свой член ещё глубже, заставляя горло Луи саднить. — Нет, нет, ещё нет, но мы только начали, директор, — самодовольно продолжает доктор Стайлс, когда зрение Луи расплывается, и он видит пятна перед глазами, а его легкие горят от необходимости дышать. Хватка на его голове ослабляется настолько, что он может отодвинуться назад на дюйм, чтобы, наконец, сделать вдох через нос, от этого ощущения у него кружится голова. Доктор Стайлс изучает его сверху, пока глаза мальчика опущены, и он потерян в пространстве. — Я начинаю видеть, как Луи демонстрирует то поведение, на которое я надеялся, — говорит он в трубку. — Но мне придется по-настоящему разрушить его стены, чтобы добраться до той точки, где он должен быть. Так что нам предстоит ещё долгий путь, сэр. Луи, отстраняется ещё немного, что позволяет поступать кислороду и оставаться в смутном сознании, но огромный член доктора всё ещё мешает ему глубоко вдохнуть, чего так жаждет его тело. Мужчина заканчивает разговор, и Луи слишком ошеломлен, чтобы слышать что-либо ещё из-за шума в ушах, боли, клубящейся в его разуме, и жжению в легких. Он чувствует, как доктор наклоняется к нему, отстраняя его за волосы назад так, чтобы член выскользнул из его рта. Тело Луи расслабляется, и он задыхается в попытке сделать слишком большой глоток воздуха. — Успокойся, голубчик, — тихо и медленно говорит доктор на ухо мальчика. — Ты так хорошо справился, Луи. Теперь тебе осталось только проглотить мою сперму, а потом ты сможешь отдохнуть до следующего сеанса, хорошо? Он пытается говорить, сказать, что ему нужен перерыв, умолять о паузе, но всё, что он может сделать, это невнятно бормотать и качать головой, поднося руки к коленям доктора, обхватывая их, и укладывая на мгновение на них свою голову. — Нет, ничего подобного, Луи, — строго произносит доктор Стайлс. — Открой рот для меня. Ну, давай же. Он чувствует твердые руки на своей голове, поднимающие её, и пальцы, впивающиеся в его челюсть, чтобы он открыл свой рот снова. Он стонет и немного всхлипывает, когда член доктора скользит обратно ему в горло. К счастью, доктору требуется всего несколько минут, чтобы жестоко трахнуть его глотку, пока член мужчины проникает настолько глубоко в горло Луи, что даже глотание становится затруднительным, сперма брызжет в открытое горло и заполняет его носовой канал. Когда его рот освобождают, он несколько мгновений всё ещё не может дышать, кашляя и пуская слюни, чтобы очистить дыхательные пути. Доктор похлопывает и гладит его по спине, помогая прокашляться, и когда у него, наконец, получается свободно дышать, мужчина легко подхватывает его, относя на диван в углу комнаты и доставая мягкое одеяло. Он укладывает Луи, укутывая одеялом и доставая воду из маленького холодильника возле своего стола, заставляя его выпить половину бутылки, прежде чем полностью удовлетвориться. — Тебе нужно отдохнуть, голубчик, — воркует он, поглаживая лицо Луи, и, если бы у него было достаточно силы, он бы оттолкнул его, но сейчас он не может этого сделать. Он слишком утомлён и перегружен. Но несмотря ни на что, эта мягкая забота такая желанная, что Луи утыкается носом в руку доктора, прежде чем он осознаёт, что делает. Он поднимает глаза и видит, как доктор Стайлс нежно улыбается ему, и выражение его лица настолько отличается от того зловещего, которое он видел, пока мужчина разговаривал по телефону. — Так хорошо справился для меня, милый, — бормочет он, наклоняясь вперед и покрывая поцелуями сначала лоб мальчика, а затем щёки. Луи закрывает глаза и усталость берёт верх над ним, но, прежде чем он погружается в сон, он чувствует, как плюшевые губы касаются его лица двумя мягкими поцелуями, по одному на каждое веко.***
Шея. Из всех мест, где можно было вытатуировать его опознавательный знак, они выбрали шею. У Луи было много татуировок, так что его беспокоила не физическая боль, а тот факт, что на его теле будет существовать постоянное напоминание о его жалком поражении, которое он не сможет полностью скрыть, даже когда в конце концов вернется к своей нормальной жизни. Но татуировки ведь можно удалить или скрыть, и это заглушает эхо слов доктора о том, что программа рассчитана на всю жизнь, так что Луи старается просто игнорировать всё это. Надежда, каким-то образом выбраться из ада, в котором он оказался, остаётся его единственным утешением, поэтому ему приходится цепляться за неё изо всех сил. Последние 48 часов были утомительными и унизительными. Доктор Стайлс почти всё время заставлял его носить анальную пробку, хоть и не вибрирующую всё время напролёт, но безжалостно мучающую и не позволяющую Луи кончить во время сеансов до тех пор, пока он не выполнит какое-нибудь задание мужчины. Вся проблема заключалась в том, чтобы унижать себя, по-видимому, только ради развлечения доктора, выполняя его отвратительные приказы. Он заставлял его доводить себя до края несколько часов подряд под вспышки камеры, пока мужчина фотографировал то, как мальчик кончает, прежде чем в конце концов не сжалился, и не оставил его в покое, когда уже бедный член Луи не стал болезненно пересохшим и замученным. Доктор трахал его рот, в то время как один вибратор работал внутри него, а другой был привязан к внешней стороне клетки, в которую был заключен его член. Это возбуждение вызвало у Луи бешеное отчаяние, которое побуждало его сосать член доктора Стайлса так хорошо, как он никогда в своей жизни не сосал. Настолько было велико его отчаянное желание получить одобрение мужчины, чтобы тот наконец мог позволить ему кончить. Занятия, на которых он выполнял физические упражнения, проводились в квартире мужчины, в небольшом домашнем спортзале, который у него там был. Упражнения были обычными, но Луи было приказано выполнять их обнаженным, пока доктор делал фотографию за фотографией в самых интимных ракурсах. Последним унизительным испытанием стала болезненная восковая эпиляция всего тела, которую проводили трое санитаров под наблюдением доктора Стайлса, проверяя, чтобы каждый дюйм тела заключенного был достаточно гладким, прежде чем он детально сфотографировал его. Однако, самым пугающим и вводящим в ступор было отношение мужчины между сессиями, когда доктор был не только добр к Луи, но и относился к нему как к сокровищу, успокаивая его и заботясь о нём с нежной улыбкой, иногда кормя его из рук, когда мальчик был слишком изнеможён. Когда Луи спросил его об этом, он назвал это «последующий уход» и, похоже, желал сделать всё так, чтобы он чувствовал себя максимально комфортно в момент этого небольшого реабилитационного периода. Луи ненавидел то, как ему это нравилось. Он ненавидел то, что в какой-то части его запутавшегося разума, он желал больше боли и унижений из-за последующих за этим, нежных и внимательных ласк и ухода. Его татуировку делают быстро и качественно, и когда Луи стоит уже после этого в ванной, наконец, без пояса верности, чтобы нормально помыться, он внимательно изучает её в зеркале. Несколько случайных букв и посередине номер, который ему присвоил доктор Стайлс — 001. Татуировка чёрная и большая, расположенная вертикально вдоль точки пульса, рядом с кадыком, и достаточно высоко на шее, чтобы её нельзя было скрыть даже водолазкой. Он стонет, моя руки, и выходит из ванной, молча ожидая, пока татуировщик замотает её. Хауэлл, дежурный, который сопровождает его почти всегда, когда доктора Стайлса нет рядом, отводит его обратно в квартиру после процедуры, и сообщает, что мужчина уехал на встречу в Лондон и не вернется до утра. Луи подают ужин, а затем привязывают за ноги к кровати и оставляют спать. Это был блаженный сон, и когда около 9 утра его будит врач, мягко тряся его, он чувствует себя слишком уютно, чтобы добровольно просыпаться, пока голос доктора Стайлса не становится строгим, сообщающим ему, что он должен открыть свои глаза или будет наказан. Мужчина выглядит так же великолепно, как и всегда, но устало, и Луи на мгновение надеется, что он пропустит первый сеанс, чтобы отдохнуть. Но эта надежда вскоре развеивается, когда они заканчивают завтракать и доктор, кажется, внезапно замечает пятно на шее мальчика поверх его новой татуировки. Он протягивает руку и осторожно снимает повязку, оттягивая её так, чтобы татуировка была полностью видна. Луи наблюдает за тем, как доктор застывает на месте, а глаза сосредоточенно останавливаются на метке, пока его зрачки с каждой секундой становятся всё темнее. — Господи, — бормочет мужчина себе под нос, а затем рычит что-то ещё, что Луи не может ясно расслышать, но это пугающе похоже звучанием на «моё». Прежде чем он успевает возразить, доктор подхватывает его на руки и относит в процедурную комнату, которая одновременно служит кабинетом врача. Мужчина раздевает его догола, на этот раз не надевая ужасный пояс верности, а затем осторожно укладывает на смотровую кушетку. Мальчик не сопротивляется, пока на его запястья надевают наручники, а верхнюю часть тела фиксируют ремнями, поднимая и закрепляя ноги в высоких стременах. Луи изо всех сил старается не возбуждаться, и не доставлять доктору Стайлсу удовлетворение от своего возбуждения, но мужчина смотрит на него так, будто хочет его съесть. Пьянящее чувство неподвижности и беспомощности слишком сильное, чтобы держать себя в узде. Доктор торопится, и, наблюдая за ним, Луи замечает большую выпуклость на его брюках. Конечно, раньше он тоже был возбуждён и неоднократно использовал рот и руки Луи, чтобы доставить себе удовольствие, но на этот раз он выглядит иначе — более настойчивым и менее контролируемым. Татуировка, кажется, вызвала в нём что-то дикое, и сердцебиение Луи учащается, пока он размышляет о том, что этот человек собирается с ним сделать. Доктор Стайлс собирается впервые трахнуть его. Луи просто знает это. Мужчина стоит между высоко и широко расставленных ног мальчика, и его тело расположенно так, что его задница находится рядом с краем кушетки, давая доктору полный доступ ко всем его наиболее чувствительным местам. Он наблюдает за тем, как глаза доктора Стайлса жадно скользят по каждому дюйму его тела, и хоть он ещё и не прикоснулся к Луи, он почти ощущает его взгляд, как легкое перышко, падающее на его чувствительную кожу. Выражение лица доктора мрачное и зловещие, а дыхание прерывистое, когда он берёт член Луи в руку, начиная медленно дрочить его, водя кулаком вверх и вниз и потирая большим пальцем расщелину, используя предэякулят, чтобы облегчить скольжение. Низкий стон вырывается из уст Луи, и он непроизвольно поднимает бедра на встречу руке, пока доктор Стайлс хмыкает и покачивает головой. — Не двигайся, Луи, — рычит он, и его голос звучит ниже, чем Луи когда-либо слышал. Он лезет под кровать и вытаскивает ещё два ремня, закрепляя их вокруг бёдер заключённого так, чтобы даже то небольшое свободное движение, которое у него было, исчезло. Мужчина берёт смазку и обливает ею Луи, покрывая его член, яйца и дырочку, заставляя мальчика шипеть от ощущения холода и влажности. Затем доктор достаёт большой фаллоимитатор из ящика рядом с ним и смазывает его, но когда он снова поворачивается к Луи, он резко останавливается, скользя взглядом от его мокрой дырочки к шее, сосредотачиваясь на татуировке. Ураган эмоций бунтует внутри Луи, и он стискивает зубы, когда через несколько мгновений понимает из-за чего это. Он чувствует разочарование. Он хочет, чтобы внутри него был член доктора Стайлса, а не фаллоимитатор. Луи рыдает, осознавая, насколько отчаянным он стал, потому что теперь он не в силах доверять даже собственному разуму. Он хочет этого. И он жаждет этого. Рассматривая его в течение долгого времени, доктор Стайлс, кажется, принимает решение, и, аккуратно кладёт смазанный вибратор на поднос рядом с собой, вытаскивая кольцо для члена, и Луи кричит, чувствуя, как мужчина натягивает приспособление на его твёрдый член. Когда кольцо опускается и прижимается к основанию, доктор тянет его, заставляя мальчика скулить, пока вторая петля туго сжимается вокруг его яиц. — Это не помешает тебе кончить, мой милый, — мягко произносит доктор, поглаживая и без того ноющий член Луи, заставляя его хныкать. — Но это поможет тебе продержаться дольше. Ты кончишь только тогда, когда я позволю тебе, понятно? Луи снова скулит, но кивает, зная, что, любое сопротивление бесполезно, и он будет наказан, если не подчинится. — Да, сэр, — хрипит он, когда доктор улыбается ему. — Хочу, чтобы ты называл меня хозяином, мой хороший мальчик, — бормочет он, его глаза сверкают голодом и опасностью. — Хотел разработать тебя фаллоимитатором, но мне нужно почувствовать тебя максимально туго, только для себя, — произносит мужчина, и Луи немного всхлипывает при мысли о том, что именно таким образом потеряет свою девственность с этим мужчиной. — Я хочу слышать тебя, голубчик. Хочу слышать, как ты плачешь, умоляешь и скулишь, только для меня. А затем Луи чувствует, как большой член мужчины толкается к его сфинктеру, медленно и неустанно, миллиметр за миллиметром, пока вход Луи не растягивается, и вой нарастающий в глубине его горла, превращается в громкий крик боли и подавленности. — Чёрт, детка, ты такой тугой, — хрипит доктор, продолжая медленно заполнять девственную дырочку Луи, пока его член неприятно растягивает стенки мальчика. Доктор Стайлс никогда до этого не вставлял в Луи ничего столь большого и длинного, и это проникновение ощущается болезненным и шокирующим, но настолько возбуждающим, что Луи не может справиться со своими чувствами. Затем доктор резко толкается в него, и последние несколько дюймов его члена заполняют Луи одним толчком так глубоко, что он чувствует это в животе. Когда мужчина начинает делать толчки, поначалу глубокие и медленные, мальчик стонет и слёзы стекают по его лицу, его крики остаются единственным выходом для выражения чувств, которые испытывает его связанное и беспомощное тело. Вскоре боль притупляется, и тело Луи начинает получать удовольствие, пока доктор Стайлс трахает его так грубо и глубоко, как только может, наклоняясь и подбирая угол для того, чтобы поочередно попадать по простате мальчика и упираться членом в стенку его прямой кишки, заставляя выпирать живот. Член Луи настолько твёрдый и налитый кровью, что изнывает от боли, и возбуждение, скопившееся в низу живота, начинало распространяться волнами по всему телу. Каждый толчок доктора приближает его к краю, и внезапная паника охватывает его, когда он понимает, что не может больше сдерживаться. — Я близко, хозяин, пожалуйста, остановитесь! — кричит он, и доктор останавливается глубоко внутри Луи. — Молодец, что сказал мне, голубчик, — отвечает он, ухмыляясь, вытаскивая член, и наблюдая за тем, как он выскальзывает из мальчика так, что только кончик остаётся внутри. Выражение на его лице сменяется на любопытство, и когда Луи чувствует, как мужчина толкается обратно, он скулит, ощущая дополнительное растяжение своей узкой дырочки. Доктор прикладывает палец к своему члену и с благоговением наблюдает, как тело мальчика раскрывается вокруг него. Мужчина глубоко и прерывисто вздыхает, прежде чем, кажется, полностью теряет контроль, и резко быстро толкается, прижимаясь пальцем так, чтобы его член терся о него и усиливал ощущения. Дополнительная растяжка стенок ощущается настолько больно, что Луи откидывает от оргазма на несколько ярдов, заставляя его тяжело дышать и скулить каждый раз, когда мужчина заполняет его внутри, пока дырочка мальчика ноет от давления. Доктор Стайлс одержимый мужчина, рычащий и страстно трахающий Луи. Его глаза чёрные от похоти, пока он наблюдает за тем, как тело мальчика глубоко принимает его член. Он резко останавливается и злобно ухмыляется, беря фаллоимитатор, который он смазывал ранее, снова щедро покрывая его смазкой, пока Луи задыхается, пытаясь отдышаться, прежде чем его снова продолжат трахать. Когда в Луи вставляют фаллоимитатор, это ощущается как облегчение. Мальчик чувствует себя ужасно опустошенным, когда доктор заменяет свой член на игрушку, и он ненавидит себя за то, что снова желает мужчину внутри себя, несмотря на боль. Доктор Стайлс какое-то время лениво трахает его вибратором, доводя до края, а затем несколько раз останавливаясь, заставляя Луи рыдать от отчаяния и молить о разрядке. Выражение лица мужчины темнеет с каждой просьбой заключенного, пока наконец что-то не щёлкает внутри него, и он хватает Луи за бёдра настолько сильно, что вероятнее всего там останутся синяки. Мужчина выпрямляется, пока фаллоимитатор всё ещё находится внутри мальчика, и его глаза раскрываются от ужаса, когда он понимает, что доктор собирается сделать. — Давай посмотрим, насколько ты сможешь растянуться, голубчик, — рычит он, и Луи кричит, извиваясь внутри с фаллоимитатором, пока его сфинктер до неприличия сильно сжимается вокруг мужчины, заставляя доктора шипеть от напряжения вокруг его члена. Он делает паузу, давая мальчику привыкнуть к новой растяжке, но Луи слишком подавлен под покровительством своего мучителя, страдая от боли. — Пожалуйста, не надо больше, хозяин, пожалуйста! — умоляет он, пока доктор Стайлс игнорирует его мольбу, двигаясь внутри него ещё на дюйм, и нежно улыбаясь, когда Луи снова кричит. — Ты можешь принять это, детка, — воркует он и резко входит в него, выталкивая воздух из лёгких Луи, заставляя его задержать дыхание. Эрекция Луи спала, и боль взяла верх над его возбуждением, но доктор берёт вялый член и осторожно дрочит ему, делая всё, чтобы снова вернуть возбуждение мальчика. Этого было слишком. Луи может только подчиниться. Вся борьба покинула его тело. Всякая бунтующая мысль, всякое необузданное искушение угасло, и теперь он наконец принимает всё, что даёт ему доктор, его хозяин. Он снова твёрдый, и его хозяин трахает его всё быстрее и глубже, вытаскивая фаллоимитатор вместе со своим членом, безжалостно трахая мальчика. Дырочка Луи теперь неаккуратная и зияющая. Он чувствует, как доктор Стайлс приближается к своему оргазму, когда толчки становились более хаотичными и резкими, как вдруг его шею сжимает рука, позволяя ему дышать, но заставляя его мозг ещё больше затуманиться. — Скажи моё имя, голубчик, — рычит доктор, трахая сильнее, пока Луи пытается выговорить слова. — Док… доктор Стайлс, — скулит он изо всех своих сил, и его хозяин резко качает головой, вбиваясь своими бёдрами в Луи и кряхтя. — Нет, — командует он. — Скажи моё имя, детка. Назови меня Гарри. Скажи это! — мужчина выкрикивает последние слова, и Луи может лишь слабо повиноваться. — Гарри, — выдыхает мальчик, его собственный оргазм нарастает, пока мужчина продолжает трахать его и дрочить его член. — Громче, голубчик. — Гарри! — Луи кричит, и почти мгновенно мужчина стонет, а толчки становятся медленнее, но сильнее, пока одним последним толчком, самым глубоким, он не кончает в Луи. Жар, ощущение полноты, боль и беспомощность, наконец, берут верх над мальчиком, и он кричит, когда собственный оргазм накрывает его, сперма брызгает из его члена между ними. Они оба тяжело дышат, пытаясь восстановить дыхание, когда Гарри вытаскивает свой член из Луи так осторожно, как только может, воркуя над мальчиком и нежно проводя руками по его животу и бедрам. Мужчина вытаскивает фаллоимитатор, и Луи чувствует, как из него вытекает сперма, заставляя скулит от этого ощущения. — Шшш, голубчик, я позабочусь о тебе, — бормочет доктор, хватая мягкую ткань и осторожно вытирая дырочку, не создавая слишком сильного давления, чтобы не причинить его мальчику вреда. Он быстро снимает наручники и ремни, прижимая Луи к своей груди и перенося его на диван. Луи наслаждается последующей заботой. Мягкие прикосновения тёплой влажной ткани успокаивают его измученное тело, а мягкие слова, слетающие с губ Гарри, успокаивают его беспокойный разум. Он податливый и тихий, пока о нём заботятся, мальчик молча подчиняется, когда его кормят и заставляют пить воду. Он падает в руки доктора, когда его сажают в теплую ванну и моют, Гарри тщательно очищает каждый дюйм его тела. К тому времени, как мужчина относит его в спальню, непокорный голос в голове Луи, который мешает ему полностью подчиниться мужчине, почти затихает. Почти. Он набирается храбрости, поворачивается к доктору и смотрит на него самым мягким и наименее враждебным взглядом, который только может изобразить. — Эм, хозяин? — зовёт он, используя прозвище, которое, по его мнению, сделает Гарри счастливым. Доктор ласково улыбается ему, поглаживая его лицо. — Да, мой голубчик? — Программа, — начинает он, стараясь сформулировать вопрос как можно точнее. — Вы сказали, что это, эээ, на всю жизнь? Могу я спросить, что это на самом деле значит? Гарри усмехается и смотрит на Луи, пока мальчик затаив дыхание ожидает, надеясь, что не сделал ничего, что могло бы послужить ему наказанием. — Я удивлен, что ты ещё не понял этого, детка, — отвечает мужчина, забавляясь. — Каждому «заключенному» Петровича назначается руководитель лечения, который становится их доминантом. Заключенные становятся покорными, и как только полное подчинение устанавливается в рамках программы, эти заключенные возвращаются к нормальной жизни. Как мозаика, всё начинает складываться на своих места в сознании Луи, и непокорный голос в его голове, который раньше был тихим, становился всё громче и громче по мере того, как растёт чувство тревоги. Его испуганный вид заставляет Гарри радостно ухмыльнуться. — Есть несколько уровней отношений доминанта/сабмиссив, которые сохраняются во внешнем мире, любимый, — спокойно объясняет он. — Уровень А, где сабмиссив ежемесячно встречается со своим доминантом, но в остальном живет нормальной жизнью; Уровень B, где необходимы еженедельные встречи; и уровень C, где сабмиссив постоянно проживает с доминантом, а в остальном живёт свою обычную жизнь. Луи пытается обдумать то, что ему говорят. Возможно, всё не так плохо, как он боялся. Возможно, если он ведёт себя хорошо, и, если он предан программе и доктору, своему доминанту, после всего этого он сможет жить относительно нормальную жизнь. Надежда снова зарождается в его груди, и он садится, осторожно улыбаясь, пока Гарри продолжил. — Также есть Уровень X, — зловеще произносит доктор Стайлс, и от этого тона у Луи по спине пробегает холодок. — Сабам уровня Х не разрешается возвращаться к нормальной жизни, они становятся постоянными подчиненными своего доминанта. Они живут, чтобы служить своему хозяину, отказываясь от жизни вне подчинения. Выражение лица Гарри, заставляет Луи чувствовать тошноту. — Эта отметка, — он мягко проводит пальцами по необработанной татуировке на шее Луи. — Эта красивая отметка с инициалами обозначает, кто будет твоим доминантом, голубчик, а после твоего номера заключенного написано, каким уровнем подчиненного ты будешь на всю оставшуюся жизнь. Мысли Луи возвращаются к татуировке на его шее, он отчаянно пытается вспомнить, какие буквы она содержит. Гарри, смеясь, не останавливает его, когда мальчик вырывается из объятий мужчины и бежит в ванную комнату. Он в ужасе смотрит на свою шею в зеркале, смех доктора эхом отдаётся в его голове, и полная реальность его будущего, наконец, становится кристально ясной, когда он из раза в раз перечитывает символы татуировки, которая решила всю его судьбу. HS001X