***
Странное дело, Астариону понравилось, как в этот раз Лив выкрикивала его имя и молила о пощаде. Звучало намного лучше, чем когда её лупил жрец богини боли. Астарион, конечно, Лив не лупил, но за испорченную ночь отыгрался. Пожалуй, он ещё никогда так не доминировал над кем-то во время секса, но с Лив правда была в том, что во всё остальное время доминировала над ним она. Она захапала его жизнь в свои руки. И радовалась этому. За это он ещё не раз её укусит. И вообще, Лив сама попросила не быть с ней доброй… Что его волновало, так это запечатанные воспоминания. Лив серьёзно считает, что справляется? Да ему глаз с неё спускать нельзя, иначе дроу опять натворит какую-нибудь убийственную ерунду! И если проклятые земли, что лежат вокруг Лунных Башен, хоть вполовину так страшны и опасны, как бухтит друид Хальсин, то за их выживание там можно начинать волноваться. Потому что Лив непременно захочет испытать себя на прочность. На поиски гитов с ними увязался и волшебник. Помучившись про себя ещё немного, Астарион решил-таки поделиться с Гейлом опасениями. — Эй, волшебник, ты можешь как-нибудь… посмотреть, в порядке ли наша предводительница? Ментально, я имею в виду. Потому что даже мне понятно, что с ней что-то не так. Гейл усмехнулся. — Боюсь, это очевидно всем, но никто пока не осмелился поднять эту тему. Что до меня, то признаюсь, что провёл свою диагностику проблемы, попытался разобраться осторожно, но уловил лишь лёгкий след чар. — И что же именно заставило тебя это сделать? — Лёгкое, едва уловимое изменение… или лучше даже сказать — искажение Плетения вокруг Лив аккурат в моменты… резкой смены настроения. Не могу заверить с полнейшей уверенностью, но наша предводительница, скорее всего, заключила с кем-то сделку. Не с дьяволом, — сразу же оговорился Гейл. — След, который я почувствовал… сложнее, необычнее, зловреднее… Боюсь, это чары карги. — Вот как… она, как и Шедоухарт, будто бы не помнит чего-то, — задумчиво проговорил Астарион. — А чем это грозит нам? И можешь ли ты что-то сделать? — Боюсь, я бессилен. Я не знаю, в чём предмет сделки. Хотела ли Лив что-то получить… или избавиться от чего-то? Что отдала карге? И как та исказила и извратила выполненное желание? Сделки с каргой не проходят бесследно, — наставительно заметил Гейл, даже подзатыльник отвесить захотелось. О каргах Астарион слышал — мерзкие и коварные твари, бессмертные и злопамятные. Заключить сделку с каргой — выбросить на ветер не что-то, а себя самого. Как Лив вообще додумалась до такой глупости? И где нашла каргу? — Её тяга к саморазрушению растёт, — глухо проговорил Астарион, смотря в спину Лив. — Если ничего с этим не сделать, погибнем мы все. — А что будет с Лив, тебя, значит, не волнует? — взъелся волшебник. — Если я погибну окончательно, меня уже ничего волновать не будет. Звучит как ужасная панацея от волнения, скажу я тебе. Я и так делаю не мало, чтобы удержать её от края пропасти, к которой она… несётся вприпрыжку. Гейл на всякий случай внимательно глянул на Лив, но её по-прежнему крепко держала Лаэзель — и никуда она дроу вприпрыжку не отпустит, пока не найдутся эти несчастные ясли гитов. — Я подумаю, что можно сделать, — ответил волшебник. — Пока же… ей лучше не оставаться одной. — Сказал и смерил Астариона и хмурым, и не одобряющим взглядом. — Возможно, что тяга Лив к тебе — часть… её проклятья, так это назовём. То, что её разрушает. — О, и с чего ты взял, что я её разрушаю, а не наоборот? — Потому что есть связи, которые делают сильнее. А есть такие, которые утягивают на дно. Манят опасностью, острыми ощущениями. Но не дают покоя. Покой же это то, что идёт от сердца, — прочитал лекцию Гейл. — Покой, как ты выразился, нужен далеко не всем, — клыкасто усмехнулся вампир, хотя внутри у него всё уже клокотало от злости. — А кое-кому нужно уметь проигрывать. — Она не приз, который можно выиграть! Или трофей, который можно завоевать, — возмутился Гейл. — Да брось, — отмахнулся Астарион. — Всё в нашей жизни в итоге или завоёвывается, или выигрывается в кости у госпожи удачи. А если ты считаешь, что что-то даётся просто так, то это тебя уже выиграли или завоевали. На Астариона повеяло холодом. И больше волшебник не сказал ни слова.***
— Нет, мы не станем красть у гитов яйцо, — сурово прошептал Астарион. — Почему? — с восхитительно детским изумлением спросила Лив тоже шёпотом. — Потому что гиты расстроятся и выпустят нам кишки. Гитов здесь много, а кишок, боюсь, на всех не хватит. Из-за чего гиты расстроятся ещё сильнее. Дроу задорно улыбнулась ему. Но от идеи с воровством яйца отказалась. Хорошая девочка! …Однако, как она умудрилась разрисовать портрет Влаакит и никому не попасться, для Астариона осталось загадкой… А немного позднее, когда перед ними предстала проекция самой Влаакит, Астарион о-о-о-о-очень надеялся, что Лив не взбредёт в голову похвастаться недавним хулиганством… Но Лив взбрело в голову искать артефакт, упомянутый в записях храма. Это после того, как все гиты в яслях получили приказ их убить — негодяев, упёрших у них артефакт. — Нам нужно сматываться! — возмущался Астарион, пока Лив скакала вокруг двух статуй. — Гитов слишком много! Брось ты эту затею! — Как они посмели объявить меня предательницей? Как посмели лишить очищения! — но возмущение Лаэзель перекрывало его собственное. — А вдруг артефакт стоит того? — легкомысленно не согласилась Лив. — Лаэзель, не могла бы ты врезать по этой статуе? Лаэзель врезала, не присматриваясь, статуя провернулась, и в стене открылся тайный проход. Вампир заскрипел зубами. Почему все здесь такие ненормальные? Вообще-то, это он провёл двести лет под пытками! Это ему можно было бы многое простить! Но эти идиоты! — Гейл, ты ещё здесь? Волшебник с трудом оторвал взгляд от какого-то подобранного снаряжения гитов, которых они только что поубивали — всё бормотал, что впервые видит воочию и какое удивительное что-то там. — Да, артефакт. Кровь Латандера. Оружие против нежити. Раз жрецы так старательно его спрятали, оно того стоило. Поддержка бога солнца должна пригодиться в проклятых землях, где царит проклятье мрака. — Вот видишь, крикнула Лив уже из тайного прохода. Астарион поспешил за ней, предчувствуя большие неприятности от поиска этого артефакта… И не зря… Астарион буквально на пару секунд опоздал — Лив без раздумий схватила булаву, так соблазнительно размещённую на постаменте. И сразу же они вдвоём угодили в какой-то барьер, а вокруг всё засветилось, загудело… Открылся какой-то портал — судя по зелени, наружу. Из него же в зал протянулся яркий луч солнечного света. Нет, концентрированного солнечного света! Астарион это почувствовал кожей и внутренне заледенел от ужаса. Конечно, что же ещё жрецы бога солнца могли обрушить на воришек? Луч солнца, усиленный множеством линз. — Используй телепортацию! — крикнул вампиру Гейл, поднимая с пола Лаэзель, попытавшуюся прорубиться к ним в барьер. — Скорее! Что ж, для такого случая каждый в отряде и таскал с собой парочку свитков с заклинаниями телепортации. У Астариона была «Дверь в пространстве». Он схватил хохочущую Лив, прикусил слегка, чтобы заткнулась, закинул на плечо и использовал свиток. Вместе с волшебником и гитьянкой они проскочили через портал на крышу. И одновременно поняли, что времени у них очень мало, крыша необъятная, до края бежать и бежать, так ещё и до дна ущелья, если не повезёт, лететь до ночи… — Колдуй своё «Падение пёрышка», волшебник, — велела Лаэзель, когда они добежали-таки до края крыши, и вытащила какой-то пузырёк с зельем. — Что ты… — Колдуй, я сказала! Гейл подчинился. Лаэзель хрустнула костяшками, потянулась… а затем подхватила волшебника, подняла над головой, как снаряд, не обращая внимания на его испуганные возгласы, и метнула с крыши. И почему это Гейл оказался самым ценным среди них, раз гитьянка начала с него? Как ни странно, волшебник рухнул пластом на небольшой клочок земли вдали от храма. Следом Лаэзель метнула туда Лив — и округу снова наполнил её хохот, сменяющийся то визгом, то просто криком. Следом, не дожидаясь приземления дроу, гитьянка схватила Астариона. — А к-как же ты?! — просипел вампир, почти готовый хвататься за воздух. — Воскресишь, если что, — мрачно ответила Лаэзель и швырнула его, как пушинку. У вампира все двести лет перед глазами пронеслись, кажется, он орал, как резаный весь полёт, пока не рухнул на камни, отшиб себе всё, но чудом выжил. Лив хохотала, катаясь по траве, Гейл уже выпил пару пузырьков слабого исцеляющего зелья. Они видели, как от храма отделилась ослепительно-сверкающая на солнце точка — Лаэзель прыгнула и… полетела. Вот же пройдоха! Астарион даже испугаться за неё успел… немного. Храм Латандера взорвался, ослепительная вспышка поглотила его полностью и весь мир окрасила в яростный белый свет. Вампир инстинктивно отпрянул, шлёпнулся на землю, и закрыл голову руками. Даже с такого расстояния он почувствовал жар и боль. Или, возможно, это испуг сыграл с ним такую шутку… Взрывная волна едва не сбросила Лаэзель в ущелье, но гитьянка всё же смогла добраться до них и тяжело рухнула на колени прямо с высоты. Гейл с восхищением попытался её поддержать, но она опрокинула его лёгким толчком и скривилась. — Руки прочь! Воины Гит и не с таким справляются! — прошипела она и улеглась на траву, тяжело дыша. — Ясли… все, кто там был, погибли… Это трагедия! — Они должны были нас убить, — напомнил Астарион. — Всё равно трагедия! — Лаэзель резко села и посмотрела на Лив. — В следующий раз, когда решишь схватить какой-то удобно расположенный артефакт, подумай трижды! Астарион тоже посмотрел на Лив, с опаской, потому что смеяться она перестала и сейчас внезапно выглядела совершенно серьёзной. — Удивительно, что ты скорбишь о них, ведь собственная королева, в которую ты так верила, обманула и тебя, и весь твой народ. — Замолчи! Тебе не понять. — Да, не понять… Мне нет дела до королей и королев. Даже с богами у меня теперь туго… зато я сама выбираю, куда мне идти. — Слишком громкие слова для кого-то, вроде тебя. — О, зачем же тогда было меня спасать? — улыбнулась Лив снова той самой улыбкой, от которой у Астариона нутро леденело от иррационального страха. Когда Лив так улыбается, он не знает, чего от неё ждать. — Я не жду благодарностей и делаю, что должно. Настоящий воин не бежит от опасностей. И не бросает позади соратников, которые ещё могут быть ему полезны. Ты странная, но ты ничего не боишься и идёшь там, где другой испугается. «Да она просто больная на всю голову, потому и не чувствует ни страха, ни чего-то ещё, пока вдруг не накроет», — угрюмо подумал Астарион. — Прошу вас, давайте оставим на сегодня все споры! — взмолился волшебник. — Слишком многое нам нужно обдумать. — Хорошо. В конце концов, ты помогла мне найти ясли, — сказала Лаэзель дроу. — Что вышло, то вышло. Личинки всё ещё у нас в голове. Лив промолчала, Астарион насторожился и поднялся на ноги. — Наконец-то здравое предложение. Давай-ка, радость моя, пошли, — обратился он к Лив и протянул ей руку. Дроу внимательно посмотрела на него, словно хотела уличить в чём-то, но за руку взялась и встала. И сразу же прильнула. — Возьми на ручки, — попросила она невинно и нежно. Астарион закатил глаза, мысленно выругался и ответил: — Ну хорошо. После чего бесцеремонно закинул её себе на плечо и хорошенько шлёпнул по заднице за попытку помотать ногами. В ответ Лив попыталась дотянуться до его зада, но не смогла и фыркнула. Волшебник, шедший за ними споткнулся пару раз, после чего Лаэзель с раздражённым рыком взяла его под мышку и легко потащила, заметив, что он будет ей должен за помощь.***
Когда уже ночью в лагере наконец наступила тишина после всех обсуждений и суеты, Лив снова пришла к вампиру в палатку. Со своей подушкой и одеялом. Ругаться с ней Астарион не стал. Уж легче присматривать, чем пытаться догнать и остановить. Но вопросов у него к дроу было много. Как только Лив постелила себе и улеглась, и правда не приставая к нему, как ранее было обещано, Астарион заговорил: — Знаешь, радость моя, временами мне кажется, что ты сумасшедшая. Провалы в памяти, резкая смена настроения, неадекватные действия, смех без причины и что ты ещё вытворяешь? Но потом, стоит понаблюдать за тобой, складывается уже иное впечатление. Ты притворяешься, играешься и прекрасно отдаёшь себе отчёт в своих действиях. Так что же с тобой не так? — Тебе разве недостаточно того, что ты можешь питаться мной? Пользоваться мной. Зачем мне в душу лезть? — Вот как ты на меня смотришь? Весьма неприятно. — Да брось, все выживают, как могут. Союзы живут долго лишь тогда, когда выгода высока. — И какая же мне выгода от тебя? Я тебе нужен, чтобы спать хорошо. А ты мне? Кровь я могу найти и сам. Сегодня я неплохо полакомился гитами. Завтра перебьюсь какой-нибудь живностью. — А кем ты собираешься перебиваться в проклятых землях? — Культистами. — До них ещё нужно дойти. Нет, я тебе тоже нужна. Чтобы не ослабнуть. Всё остальное не важно. — Я готов рискнуть, поупрямствовать и выставить тебя вон. Страдай и дальше у костра. Или лезь к кому-нибудь ещё. Если хочешь быть в связке со мной, дорогая, то придётся быть честной. Со мной. Лив в ответ просто повернулась к нему спиной и накрылась одеялом с головой. Астарион сжал и разжал кулаки, досчитал про себя до пяти и тоже улёгся к ней спиной. Не может он себе позволить выпихнуть её со спальным мешком вон. Снова терпеть! Укусить её хоть, что ли, ночью? Через какое-то время он почувствовал, как Лив пододвинулась и привалилась спиной к его спине, пошуршала одеялом, тихо вздохнула и затихла. К утру она повернулась и обняла его. И снова плакала… а потом улизнула, не сказав ничего. И весь день выглядела угрюмой. Собрала отряд и ушла исследовать горный перевал без вампира. Решила напомнить, кто тут лидер. И непонятно, что хуже: когда Лив смеётся и веселится без особой причины или же когда застывает и становится бесчувственно-хладнокровной. Притворяется ли она? Или запуталась в себе? Надавить на Лив Астарион всё же не рискнул. В конце концов, какой бы мелкой сволочью она ни была, от него она не отстанет, потому что нуждается именно в нём. Хотя для Астариона загадка, почему Лив пристала именно к нему. Вытирать сопли — талант Гейла. Потому что ищет вовсе не доброты? А чего? Боли? Острых ощущений? Наказания? Родственную душу? Или всё же Гейл прав — и Лив с Астарионом из-за своего проклятья, потому что он с лёгкостью может разрушить её? Доломать… Почему-то от этой мысли совсем не радостно. Почему, как разрушать и доламывать, губить, так сразу он? Лив не захотела идти через Подземье. И через несколько дней пути отряд почувствовал, что приближается к проклятым землям. Воздух понемногу становился всё холоднее, краски окружающего мира выцветали, тёмное небо хмурилось, и всё меньше встречалось всякой живности. Живой по крайней мере. Хальсин сказал, что с этого момента их судьба будет зависеть от света. Все эти дни Лив не разговаривала с Астарионом днём и приходила к нему спать ночью. Не слишком последовательно и гордо это с её стороны, по его мнению, но Лив так и ложилась к нему спиной и быстро погружалась в транс. А потом плакала, заблудившись где-то. Астарион поворачивался к ней, какое-то время лежал, подложив под голову руку, слушал хныканье, думал, потом придвигался, разворачивал её к себе и обнимал. Почему он вообще всё это терпит?.. Гейл не придумал, как помочь Лив. И вообще выпал на какое-то время из мира после неожиданной встречи с магом-стариканом Эльминстером и пламенным приветом от Мистры. И нечего было умничать… Остальных тоже занимали собственные тревоги, будь то поиски похищенного отца или следование по пути дражайшей богини. На взгляд Астариона, по-настоящему серьёзной была лишь проблема Карлах. Ах да, ещё и очередные гиты объявились, только воздух сотрясали они не за Влаакит, а пропавшего Орфея. Ну хотя бы не стали пытаться отнять несчастный артефакт. У Астариона было противное чувство, будто во тьму они войдут растерянными и запутавшимися. И никакой свет не поможет им без сильного лидера. Возможно, сам он слегка ошибся, когда попытался пошантажировать Лив и повысить свою значимость… Теперь предстояло как-то это исправить.