***
Двести лет! Двести лет он верил, что на спине у него и правда вырезано стихотворение. Какой-нибудь поэтический ужас, сочинённый самим Касадором. Оказалось же, что ещё двести лет назад Касадор задумал принести своих отродий в жертву и вознестись. Обрести невероятную силу и новые способности. Новые возможности. Стать «живым» вампиром. Вернуть себе всё то, что ранее было недоступно. Ублюдок не заслужил такой силы! Такого чуда! Астарион не жертвенный баран! Но пока у него на спине эти символы… Как бы его ни пытал скелет Гоуди, шрамы с кожи не сходили. Касадор будто не только вырезал на нём символы — он выжег их. Не только на теле, но и на душе, на разуме. На всём Астарионе. Поставил клеймо обречённого. И после этого нёс всякую чушь о том, что они семья. Семья, недостойная тех даров, что дал им Касадор. Он врал, говоря, что хочет, чтобы они достигли совершенства. Он просто лгал, насмехался и издевался над ними — семью несчастными отродьями. Урод! Астарион выслушал Рафаила молча, почти хладнокровно, хотя бы внешне. Такие знания надо было обдумать, переварить. Но позже, когда дьявол исчез, Астарион пришёл в отчаяние. Он всего лишь жалкое отродье. Вещь. Инструмент, который и создали-то с заранее известной целью. А он-то дурак! Двести лет пытался понять, почему выбор пал на него. Может быть, Касадор всё же знал что-то о его талантах? Или хотел слепить из него кого-то более… подходящего для того, чтобы разделить с ним хотя бы крупицу силы? И не он один. Отродья старались выслужиться. Все они верили, что смогут что-то получить в награду, стоически терпя ад, который обрушивал на них Касадор. Какими глупцами они были… В отряде, кажется, посочувствовали Астариону. Или пожалели. С облегчением подумали, что это не их ноша и не их дело. Но что ему со слов поддержки или одобрения, что Касадор заслуживает возмездия? Не на их спине вырезана часть адского контракта. Победить, уничтожить Касадора мало. Астариону нужна компенсация. За все двести лет пыток и унижений. И за муки, которые он переносит даже сейчас, находясь среди свободных. И за то, что ему приходится снова и снова прогибаться под сумасшедшую дроу. Ему нужна компенсация. Дьявол задери Касадора, Астарион хочет украсть у него ритуал! Вознёсшийся вампир, вновь способный вкусить саму жизнь, не отвергнутый солнцем… это должно быть что-то грандиозное! За это всего-то надо угробить шесть других отродий. Но как быть со своей печатью? Развалившись на своём спальнике, Астарион отчаянно представлял, мечтал, что будет делать, если эта сила достанется ему. Он сможет поселиться, где захочет. Никаких больше разрешений и приглашений войти не понадобится. Он сможет гулять по побережью днём. А если он получит в своё распоряжения особняк, то станет закатывать там пирушки. И закажет лучшим художникам по портрету. Мечтания прервала Лив. Она влезла в палатку и бесцеремонно забралась на вампира. «Снова она! Ни минуты покоя от неё! Достала!» Он мрачно уставился на неё. — Мечтаешь, как бы украсть у хозяина силу? — спросила она, хитро сощурившись и растягивая слова. — Хочешь ли ты поменяться с ним местами? — Я хочу уничтожить его. Но прежде, — зло проговорил Астарион, — пусть упадёт на колени и молит о пощаде. Уверен, он будет визжать. — Покажи мне его. — Что?.. — Покажи мне его, — повторила Лив и погладила вампира по щекам, Астариона же мороз продрал по коже от её взгляда. — В воспоминаниях. Открой мне свой разум. — Нет! — огрызнулся он, внутренне заледенев совершенно. — Нет, даже не думай. — Тебе так стыдно? — Замолчи! — приподнявшись, воскликнул он. — Ш-ш-ш, не кричи, — прошелестела она и приложила палец к его губам. — Не зли, не дразни тьму. Он бы её укусил, но… прикосновение оказалось тяжёлым, словно она ему рот запечатала. Астарион уставился на Лив, в который раз пытаясь понять, о чём она думала. И кем была. Искательница приключений, которую приключения завели на какую-то кривую дорожку ещё до этой истории с наутилоидом? Или же она обладательница какого-то странного магического наследия? Которое незаметно для других, но пронизывает её целиком. Гейл сказал, что ощущает след магии карги вокруг Лив, но самому Астариону это почти ни о чём не говорило. Его интуиция отмечала Лив просто: берегись, она опасна! Но по каким-то причинам она пиявкой присосалась к нему. И она достаточно безумна, чтобы не испугаться истинного вампира. Проглотив злость и тревогу, вампир сжал талию дроу. Внешне Лив не кажется ни особо крепкой, ни сильной. Даже удивительно, откуда у неё столько сил для сражений? Она танцует с клинком в руках и использует магию. И не раскрыла ни одного своего секрета. — Почему бы не поговорить о тебе, радость моя? Ты закрытая книга. Хочу знать, когда нас уже настигнут какие-нибудь неприятности, связанные с тобой. — Мне нечего рассказывать. В этих краях я не бывала, — взяв его за руки, ответила Лив. — И ничего ужасного не натворила. У меня нет ни страшного хозяина, ни дьявола-покровителя. — А грандиозный прародитель есть? — А с чего такой интерес? Хочешь познакомиться с моей семьёй? — обняв его и наклонившись, — спросила Лив. — Не знаю. Стоит ли? Она загадочно улыбнулась и поцеловала его. — Разве нам плохо вдвоём? В нашей пустоте… — прошептала она ему на ухо и свалила на лежанку. …В странной тишине, царящей во всём храме Шар, Лив шептала ему «Люблю...» и так, словно это было самое последнее и важное слово в её жизни. Но что оно означало? Как такое признание должно было ощущаться? У Астариона от него мурашки бежали, а Лив всё повторяла, обнимала его и целовала. Она отличалась от всех, с кем он был. Надломленная, потерянная, остро в нём нуждающаяся. И удивительно нежная в последние дни. Правда ли она готова отдаться ему без остатка — не только в постели? Она ему не нравится, совершенно не нравится, Астарион нутром чует, что она ему не пара и не ровня, но других кандидатов нет. Больше не на кого рассчитывать. А она, хоть и танцует над пропастью, но позиций лидера не сдаёт. Возможно, все ощущают в ней какую-то неясную угрозу и надеются, что пронесёт. В отчаянные времена нужен тоже кто-то отчаянный? Как бы там ни было лучше бы им поскорее выбираться отсюда. Пока Лив не прыгнула во мрак вниз головой. Но они застряли в храме Шар, как кажется Астариону, а Лунные башни и их основной враг, которого они ещё даже в глаза не видели, далеко. — Ты веришь, что мы переживём эти злоключения? — спросила Лив, обессиленно прижавшись к нему. — Я на это надеюсь. Я этого хочу, — ответил он, обняв её. — Даже если ничего не получишь? — Свободу я получу в любом случае, — жёстко сказал он. — Но сверх неё… — Астарион подумал, что он мог бы рассказать Лив откровенно и о ритуале, и о своих планах. — Больше свободы я хочу отомстить. И если представится хотя бы малейший шанс украсть у Касадора силу, которую обещает ритуал, я это сделаю. Приятно было вдруг оказаться на солнце и не загореться. Оставшись без личинки в башке, я снова стану самым обычным отродьем. Мне придётся и дальше скрываться в тенях. — А если Рафаил тебя обманул? Или рассказал далеко не всё? Касадор тоже может быть обманут дьяволом. — Гадать бессмысленно. Пока личинка ещё есть, я хочу добраться до города. Но между мной и моей целью стоит целая армия! — посетовал он. — Ещё и Мистра требует, чтобы её бывший любимчик подорвался и уничтожил Абсолют. И он готов. — Будет очень смешно, если всё решится так просто, — фыркнула Лив. — Но ты… — Астарион едва не облизал губы от волнения. — Ты ведь поможешь мне? В одиночку мне не справиться с Касадором. Не вырвать у него свою свободу. Лив приподнялась и, положив подбородок на согнутую в локте руку, уставилась на Астариона. Вот опять она стала похожа на зверька в засаде. — Я помогу, если мне найдётся место рядом с тобой, — ответила она и погладила его по груди. — Если честно, то я не знаю, куда мне идти, когда всё это кончится… — Ты не помнишь откуда ты? — Я помню… Я… не хочу туда возвращаться, — тихо проговорила она и снова улеглась ему на грудь. «Понятнее не стало». Какое-то время они молчали. Потом Астарион решился спросить: — Почему ты прилипла ко мне? Не хотелось связываться с кем-то… обременительным и старомодным? — он усмехнулся, хотя чувствовал, что в горле застрял ком. — Не пойми меня неправильно, нам неплохо вдвоём, но… — Ты обалденно кусаешься. Обожаю это ощущение. Во мне словно дыра, и только тобой её можно заткнуть. Весьма буквально, — пощекотав его, ответила Лив. — Пока я с тобой, я хочу жить… — Как иронично… Она приподнялась, заправила прядку волос за ухо и посмотрела на него и с укором, и с лёгкой насмешкой. — Я думала, что уж ты сам точно знаешь, насколько великолепен. — Само собой! — спохватился он. — Но разве причина только в этом? В том, насколько я… хорош в постели? Она фыркнула и схватила его за кончики ушей, чуть потянула. — Дурачок! Ты хорош! Ты сам для меня как сладкая ловушка… а я муха. — Мухи, знаешь ли, любят кружить не над самыми… аппетитными вещами. Она рассмеялась, легко и задорно. — Ты противный! Я укушу тебя за язык! — А ты ненормальная. «Но только такая, наверно, и могла запасть на меня… по-настоящему. Не боясь запачкаться или погибнуть в моих руках. И я… пожалуй благодарен за это». — Значит… я могу справедливо считать, что ты всецело моя? — спросил он, прихватив её за зад. — А у тебя были сомнения? Он не стал отвечать. Лив фыркнула и поцеловала его.***
Последнее испытание не обходится без жертвы. Без ритуала. В мире теней, во владениях Шар всех, кто дерзнул ступить на путь тёмного юстициара, ждала жертва. Песня Ночи. Не оружие. Аасимар. Она назвалась дочерью Селунэ. Она была бессмертна, но умирала сотни раз. Чтобы встретиться с очередным претендентом в элитные воины Шар. И вот богиня, отвергнутая Кетериком Тормом, захотела оборвать жизнь предателя и призвала Шедоухарт сразить Песню Ночи окончательно Копьём Ночи. — К этому моменту я шла всю свою жизнь, — дрожащим голосом проговорила Шедоухарт, направив на Песню Ночи копьё Шар. — Я стану юстициаром! И всё же Лив видела тень сомнений в её глазах. Или проблеск… До этого мига Шедоухарт старалась вести себя, как подобает адепту Ночной Певуньи, но в её душе будто бы пробивались лучики света. Сейчас они могли бы вспыхнуть… или погаснуть навсегда. — Не дай ей убить Песню Ночи, — обратился к Лив Хальсин. — Это усилит проклятье! — Это чудовищно! — вклинился и Уилл. — И ты сама знаешь, что заблуждаешься, идя по этому пути, Шедоухарт! — Не будь наивным, Герой Фронтира. Это моя судьба, а прочие поступки… что ж, можешь счесть за притворство ради выгоды. — Это не так! — возразил он. — Мало чести в том, чтобы проткнуть безоружного, — фыркнула Лаэзель. — Сойдись с ней в битве, пусть мастерство и судьба выбирает, кому жить. — Что бы ты ни выбрала, давай скорее, — взмолился вампир. Шедоухарт посмотрела на Лив. Один пронзительный взгляд. — Делай, как сочтёшь нужным, — сказала ей Лив.