rises the moon

в комнате отдавало сыростью и затхлостью, смешанными с одиночеством и безмолвном криком о помощи. тело начинало болеть от перенапряжения. колени ноют, когда на них слишком долго стоишь. пахло ладаном. на полу, на ковре, который когда-то был красным, а сейчас коричневым от грязи, я стоял на коленях и молился. задавать вопросы как и кому не нужно было. я чувствовал страх и чье-то присутствие, свеча, стоявшая на тумбочке запылала. молился не ради милости божьей… просто, это была привычка. эффект плацебо, который помогал не сойти с ума. он помогал против боли, физической и душевной. постоять вот так и прошептать какие-то слова, записанные на подкорку сознания, смысла в которых уже найти невозможно. невозможно понять, ради чего и почему меня увлекает религия. но я надеюсь, что все пройдёт лучше. может, его жизнь улучшится? она не улучшалась, а становилась только хуже. постоянные крики, звуки битой посуды, тусовки, чье-то траханье за стеной. просто надоело, просто уже нет сил терпеть этот бардак. все это заканчивалось в воскресенье, когда, кажется, весь дом, все соседи начинали верить в бога. становилось тихо до невозможности. слышно было только как люди готовили еду и шкреблись крысы по углам. не сразу, но приобрелась привычка держать дверь открытой на этот один единственный день в неделю. потому что никто в целом доме её не закрывал, все словно проветривали квартиры и мозги заодно. воскресенье подходило к концу, значит завтра понедельник. снова попытки найти работу получше, снова безысходность, громкие крики, стоны и собачий вой. бедные облезлые коты сидели, выжидая свою еду, которую выносили добрые хозяева редких квартир. если повезёт. если не повезёт… что ж. мне может было и жалко их, если бы не одно но. у меня у самого еды не было. в холодильнике только одна единственная и одинокая бутылка пива, полученная не самым приятным способом, которым можно было. за окном завывал ветер, врезаясь в стены дома, которые пахли бедностью. богом забытое место, зато дешёвая аренда. самое то, когда тебя выперли с работы, тебя бросила девушка, а твоя сестра отказалась от тебя. после смерти родителей с самого детства мы стали не такими дружными. как бы я не пытался помочь своей сестре, она не принимала эту помощь, считала что сама со всем справится и она справлялась. она начала справляться так хорошо, лучше своего брата, что теперь мы были на разных ступенях успешности. отказалась она из-за нищеты, в которой пришлось жить мне, из-за наших вечных спорах в том, кто был виноват в смерти родителей и почему никто из нас ничего не сделал, чтобы их спасти. это убило наши отношения напрочь. мир был тяжёлой штукой, подминающий всех под себя. вспышки вирусов пожирали людей то тут, то там. я, как человек, желающий для человечества всего самого лучшего, пошёл на опасную работу — бороться с этими самыми вирусами. кто же знал, что из-за ошибки весь отряд погибнет? кроме меня… так что на состояние повлиял ещё и длительный запой, который до сих пор не заканчивался. теперь я работал охранником, не спал, жил на свою копеечную зарплату, имея за спиной прошлое крепкого борца с биотерроризмом. было забавно думать о том, как Клэр все ещё продолжала свою службу там, в то время как я… сидел здесь, на полу и молился. молился на завтрашний день, чтобы он прошёл лучше, чем вчерашний. чтобы хоть что-то наладилось. иногда приходилось выходить из своей квартиры и отправляться по соседям в поисках хоть какой-то еды. план был очень прост: сможешь ублажить кого-нибудь, будь то мужчина или женщина и тебе дадут немного еды. поможешь убраться, тебе дадут немного денег. настолько мало, что на них ничего купить невозможно, душу они не греют, кошелёк не набивают. появляется чувство, которое сжимает сердце до неприятной боли во всей груди. и наконец, закончив свои страдания, я встаю с пола, закрываю дверь на ключ, думая о том, что лучший друг голодного — это сон? так ведь говорят. хотя иногда, я специально доводил все до голодовок, специально изнурял и винил себя, потому что не мог справиться с этой жизнью обычными мыслями. мне нужно было за что-то зацепиться, на что-то разозлиться и главной жертвой я выбирал именно себя. и как только я закрыл дверь, выключил свет, лёг на кровать и закрыл глаза, то почувствовал на себе чужой взгляд. мне настолько часто казалось перед сном, что кто-то следит, но сейчас это чувство было каким-то особенным… очень ярким. перед глазами будто загорелась вспышка, меня оглушило. разбилось окно и его осколки посыпались на пол, я вскрикнул и хотя хотел, чтобы это было похоже на боевой клич, больше походило на крик полоумного. достал из-под подушки нож, который всегда клал туда, опасаясь за свою жизнь во сне. руки ещё помнили те далекие времена службы, но и таинственный вор был не промах. он проник в дом и хотел прижать меня к кровати, пока я ещё не успел сообразить, как поймать его первым, но в итоге он сам оказался прижатым к стене с лезвием около горла. — режь, — рявкнул вор, из его груди послышался рокот. я надавил ножом на его шею, ещё чуть-чуть и задену яремную вену. разорву в клочья. — да кто ты такой, сукин сын?! — рычу я, вжимая его в стену своим телом и, кажется, слышу от него скулеж. — что тебе здесь нужно? — ох… не ругайся, котик. отпусти меня и мы разберёмся, — он буквально мурлыкал. я впервые слышал такой голос: хриплый, пропитанный чем-то мрачным, даже сверхъестественным. — я полицию вызову! не играй со мной, — слова сами грубым потоком вырываются из моего рта. жизнь научила грубо обращаться с людьми, которые не заслуживают никакой нежности и поощрения. — я там работал, — усмехается незнакомец и хоть я не вижу его лица, я интуитивно догадываюсь, что он ухмыляется во весь рот. — давай, включи свет. я вдруг почувствовал что-то не то. что-то до жути странное. мне показалось, что передо мной была галлюцинация, не иначе. глаза мужчины засверкали, стали красными. я отшатнулся как в каком-то бредовом сне. моя грудь испуганно вздымалась. — что ты блядь такое?! нет, не галлюцинация. может быть, биооружие? я не мог понять кому насолил, что они послали за мной киллера, но и также какого хрена вообще здесь происходит. я знал, что за окном располагается пожарная лестница и хлипкий балкон, я часто сидел там, чтобы прочувствовать какое-то необычное ощущение, которое чувствовал, кажется, несколько лет назад. потянувшись рукой к выключателю, я со всей силы вжал его, как будто нужно было сделать именно так. как будто он и не включился бы в противном случае. комната озарилась жёлтым свечением, окно и вправду было разбито, как и все мои сомнения насчёт того, что это сон. сны не бывают такими реальными. а люди в них… такими. незнакомец стоял у стены и не двигался, чтобы сбежать или напасть на меня. только его грудь вздымалась, руки были по бокам. вся ситуация похожа на какой-то тупой бред. он даже ничего не делает. другой проблемой, именно проблемой, была его внешность. его волосы были чёрными, подстриженными… что-то близкое к челке, как у эмо. эта самая эмовская чёлка прилипла к его лбу, на котором проступила испарина. он не был напуган, но по виду понятно, что бежал от кого-то. — прости за окно… я все починю, — быстро протараторил он, вытирая тыльной стороной руки влажные красные губы. меня притянула эта сцена. похабная сцена, какая бывает только в самой ужасной фетишисткой и грязной порнухе. он не вытер слюну, а просто размазал по собственной щеке, затем посмотрел на свои пальцы. на его руках были кожаные перчатки, он смахнул с них слюну. как бешеная собака. а глаза… глаза также были красными, но теперь уже не светились. больше было похоже на буйки. те самые, за которые нельзя заплывать. и казалось, за этот взгляд тоже, иначе утонешь. — что… кто ты такой? — все же удаётся спросить мне. он делает шаг вперёд, я выставляю нож, готовый перерезать ему горло, но он отмахивается от него. и все же, в каждом его движении была грация, хотя я и смотрел в его лицо, я чувствовал как он плавно и постепенно подходит ко мне. как наверняка его бедра покачиваются, пока он ровной поступью прокладывает путь ко мне по грязному ковру. блядь. — не переживай, — он смотрит куда-то в сторону, как будто пытаясь подобрать слова. — я сын дьявола. блядь x2. я протёр глаза, точно уверенный в том, что сейчас не сплю. потому что когда бодрствуешь, такое может привидеться только от бессонницы. а спал ли я в последнее время? я спал мало и обычно днем. сегодня мне решили устроить выходной, устали от моего вечно заебанного лица и отправили беднягу домой на отдых. как бы не тут то было. и надо же было именно сейчас и именно здесь припереться самому сыну дьявола. моя реакция была спокойной, потому что я ему не верил. я пустил смешок. — да ладно блядь, — я даже прыснул от смеха, скрещивая руки на груди. он остановился на расстоянии вытянутой руки от меня. ну давай же, нападай, в чем проблема? — и чем я могу помочь сыну дьявола? — не смешно, — сказал он, стиснув зубы и резко схватил меня за руку. — помоги мне. — чем? душу тебе свою продать? — я потянулся за телефоном. — могу скорую вызвать, думаю, ты знаешь зачем. — нет. зачем? на его лице высветилась серьёзность высшего уровня. он задумчиво осмотрел всего себя и цокнул языком, заметив, что никаких ран на его теле нет, а я сморозил чушь. меня больше удивляло то, почему его настроение так поменялось. — ваши людские замашки, — он фыркнул, осматривая мою комнату. несколько свечей, икона, крест, куча грязного белья в углу, салфетки у прикроватной тумбочки, смятая постель. всего этого ему хватило, чтобы сделать вывод обо мне. потом он тыкнул меня в живот. — да ладно, я пошутил. — сказал он, натянуто смеясь. я потянул его за руку и повернув к себе спиной, повалил на кровать. — сука! он забарахтался, пытаясь вырваться, скинул пульт с кровати и двинул локтем мне в живот. на секунду стало больно, а перед глазами заплясали звезды, так что мне пришлось отойти. я в шоке смотрел как он скатывается по кровати на пол, задевая ногами пульт, а затем отходит, смотря мне в лицо. внезапно экран телевизора зажёгся, но понять что там показывают я не успел. мы все ещё смотрели друг на друга, как два барана, а я в очередной раз задавал себе вопрос каким хером моя жизнь превратилась в это? — так кто ты такой? — спросил я снова достаточно настойчиво, настигая его резкими опасными шагами. в его глазах было что-то странное, будто ему нравилось грубое обращение с ним, либо же это было привычно и даже безразлично. он посмотрел в экран телевизора, потом на мою стену, где висел плакат со львом (повешанный даже не мной), будто что-то обдумывая. затем снял перчатку, обнажая утонченную руку. протянул с вальяжной грациозностью, да и каждое его движение было таким. я заметил, что вместо обычных обгрызанных или аккуратно обстриженных ногтей у него когти. — я… Леон Кеннеди.