Глазами дракона

Гермиона схватила Энджи за руку и молча и настойчиво потянула за собой. Лишь когда они стали подниматься, Дарлинг поняла - они идут в гриффиндорскую гостиную. Подруга почти втолкнула девушку в свою комнату, в которой никого не было. Соседки, видимо, все еще отплясывали на балу, или же проводили время в компании своей пары. Грейнджер, похоже, знала, что их не будет. - Садись. - сказала она, указывая на свою кровать, и Энджи послушно села, стягивая при этом туфли и забираясь на мягкий матрас с ногами, пряча их под длинной юбкой платья. - Гермиона... - тихо сказала слизеринка. - Что? - она протянула ей травяной отвар. - Да, я собираюсь вести себя как мамочка. И ты мне этого не запретишь. Дарлинг вымученно улыбнулась и посмотрела на кружку в своих руках, отдающую тепло ее телу. - Ты ведь... - Бал. Непонятная социальная конструкция, способная разрушить любые взаимоотношения. - буркнула Грейнджер, и уселась рядом. - Знаешь, он показывает многое, что скрыто в людях. - Да, я заметила. - закатила глаза Энджи, и в груди неприятно полыхнуло, а затем сжалось до оледенения кончиков пальцев. - И Малфой меня удивил. - тихо сказала подруга. В ее голосе не было осуждения или какого-то негатива. Она сказала это слишком спокойно, глядя на подол своего платья, разглаживая его от складочек. - Меня тоже. - пожала плечами слизеринка, игнорируя странные нотки в голосе Грейнджер. - Нет, ты не поняла, Эндж. - Гермиона подняла на нее глаза. - То, что было на балконе... Это был обычный, привычный Малфой. Такое поведение не удивляет, нет. Я, можно сказать, ожидала этого с самого начала, но... То, как он вел себя с тобой на балу... Как смотрел. Вот, что меня удивило. Мне кажется, он раскрылся с новой стороны. Или я чего-то не знаю? С тобой он такой всегда? Подруга выжидающе смотрела в глаза Дарлинг, а та теребила сережку, задумчиво глядя куда-то в сторону. Был ли Малфой с ней другим? Может, она не замечала? Или слишком привыкла... Но то, что было на балу, действительно показалось странным, и отличалось от его обычного поведения. На что намекает гриффиндорка? - Ты считаешь, такое нельзя сыграть? - хмыкнула Эндж, недоверчиво изогнув брови. - Ты не ответила на мой вопрос. - настаивала Гермиона. Девушка вздохнула. Что она могла сказать? - Я не знаю ответ на него. - тихо проговорила подруга, поджав губы и опустив ресницы. Должно быть, что-то смутно знакомое промелькнуло в ее памяти, но не засело в ней надолго, а потому она молчала. Грейнджер какое-то время вглядывалась в лицо Дарлинг, а затем кивнула, наверное, самой себе, делая какие-то выводы. - Понятно. Нет, я думаю, такое сыграть нельзя. По крайней мере я... Я думаю, что видела сегодня... Впервые видела... Искреннего Малфоя. Нет. Я думаю, что видела Драко, Энджи. - улыбнулась подруга и, перехватив нервно теребившую сережку руку Дарлинг, сжала ее. - И ты его видела. Именно поэтому заплакала. Я права? Я уверена, ты не обронила бы и слезинки, веди он себя как обычно по-скотски... Девушка почувствовала, как глаза снова защипало. То, как резко она рухнула вниз, показалось ей невыносимо болезненным и, спасибо Гермионе, теперь она поняла, почему. Наверное, холодное сознание снова возвращалось к ней. - Я поверила ему. - сказала она, закрыв глаза, останавливая влагу. - Именно. - снова кивнула гриффиндорка. - Худшее, что он мог сделать - это заставить меня поверить ему! - воскликнула Энджи, и горячая слеза скользнула по щеке. В ту же секунду она брезгливо смахнула ее, словно какую-то грязь. Ну не плачет Энджела Дарлинг! Никогда! Уж тем более из-за какого-то слизеринского хорька. Гермиона вздохнула и обняла ее, прижав к своему теплому телу. - А знаешь, что можно было сыграть? - сказала она успокаивающим голосом, поглаживая девушку по спине. - Ту самую ненависть на этом балконе. На мгновение слизеринка замерла. Странное зернышко, брошенное подругой, остро впилось в голову. - Что? - Дарлинг подняла глаза. Она была уверена, что Грейнджер будет кидаться проклятьями в Малфоя, но она... Оправдывала его? Или... Пыталась найти объяснение его поступкам? Почему? Сердце защемило, ощутив смешанные эмоции. Гермиона не на ее стороне? - Я хочу сказать, что... - кажется, она почувствовала, как напряглась Энджи, а потому поспешила объяснить. - Я не берусь утверждать, что Малфой прекрасный человек, потому что это не так. И я не хочу оправдывать этот отвратительный поступок, но... Просто хочу, чтобы ты имела ввиду, что все может быть немного сложнее. Все-таки, у него репутация! Он - негласный лидер факультета, и должен, так сказать, держать марку. - Грейнджер! Что ты хочешь этим сказать? Ближе к делу! - Энджи начинала злиться, и уже стала сверкать молниями из глаз. - Я хочу сказать, что он, почему-то, врал на том балконе, Энджи. Это все. - сказала подруга, не мигая заглядывая в ледяные глаза Дарлинг. - Не могу сказать, о чем именно он врал, но врал точно. - Ты теперь у нас вместо веритасерума? - Энджи приподняла бровь и усмехнулась. Гермиона пожала плечами. - Я просто очень наблюдательна. Делай выводы сама. Но, он поступил отвратительно в любом случае. Просто мне странно, что он... Не важно. - Грейнжер мотнула головой, словно отгоняя странное наваждение, которое только что туманом оседало в ее сознании. - В общем, Малфой - заносчивый папенькин сыночек с проблемами с головой. И ты не должна быть его куклой для самоутверждения. Не достоин он твоих слез. Так что, забудь об этом, Энджи. Как о страшном сне. Было и было. Все. Ей показалось, что Гермиона произнесла то, что она ХОТЕЛА услышать, а не то, о чем думала на самом деле, но, в любом случае, гриффиндорка угадала - Дарлинг не хотела и на долю секунды касаться того дерьма, в котором варился Драко. - Вот. Это больше похоже на мою Гермиону. - засмеялась девушка, но тут же осеклась. - А как же Гарри... Фред и... Рон. Грейнджер поджала губы, услышав последнее имя, но не подала вида. - Ты все им объяснишь, и они поймут. Фред уже знает. Его даже не приплетай. - Он пришел на бал с девушкой. - Ага, с той, с кем он никогда не общался. Сомневаюсь, что их связывает хоть что-то. Они еще долго разговаривали, ощущая какой-то прилив нежности друг к другу. Их души раскрылись в пляске переживаний и обработали раны друг друга. Так они и заснули на одной кровати, чувствуя, что стали еще ближе, словно всегда были родными сестрами... Спустя несколько дней, Дарлинг стояла на перроне, дожидаясь поезда, который должен был отвезти ее домой. Снег медленно кружился, покачиваясь в воздухе и оседая хлопьями на огненных пружинках. Девушка подняла голову к небу и прикрыла глаза. Холодный снег таял на теплой коже, ощущаясь ярким контрастом температур. Девушка высунула язык, зачем-то пытаясь поймать им снежинки. - Если ты хотела заболеть, можно было испробовать более действенный способ, Дарлинг. - услышала она знакомые заносчивые нотки, и одарила его обладателя смертоносным взглядом. Малфой тоже ждал поезд, держа в руках небольшую сумку. Ей показалось, что его едкое замечание было лишь проверкой. Пару дней назад она рассказала обо всем Пэнси, и та осыпала его таким шквалом недобрых слов, за произнесение которых полагалось как минимум месяц ходить с мылом во рту. Она клятвенно пообещала разобраться с "этим недоноском с раздувшимся эго", тихо пробурчав перед уходом "Я так старалась. Мне из-за этого придется идти на свидание с Тео... А этот придурошный умудрился все испортить." О чем именно это было, Дарлинг так и не поняла, но, вскоре, встретилась с позеленевшим Драко, летевшим из слизеринской гостиной прямиком в туалет, выплевывая на ходу слизней. Должно быть, Паркинсон быстро привела свои угрозы в действие. Перед самым отъездом она обьяснилась перед уже остывшими Гарри и Роном, и, конечно, они хотели немедленно кинуться на Малфоя. Странно, что мальчишки все время пытались решить все проблемы дракой. - Рон, лучше извинись перед Гермионой. - сказала Энджи, хватая вспыльчивого друга за локоть. - Ты сильно ее обидел. - Я не... - заикнулся он, но быстро замолк под прищуром девушки. - Понял. Рон был слишком вспыльчивым, но отходчивый, а друг из него был верный и добрый. Он был склонен делать поспешные выводы и выплевывать что-то из своего рта, совершенно не подумав, чем мог ранить, однако, когда понимал, что не прав (или когда кто-то указывал ему на это), всегда стремился урегулировать конфликт и извиниться. Чего только стоят его ссоры с Гарри! Даже будучи обиженным на своего друга, он не оставлял его в беде. Именно поэтому передал ему информацию о драконах на первом испытании. Вот только гордость не позволила Уизли сказать Поттеру об этом лично. Это было бы равнозначно признанию собственной вины. Энджи понимала его прекрасно, но это не значило, что она прощала ему все несуразные выходки. А вот Гермиона этим грешила. - Малфой и так поплатился за все. Видели бы вы его лицо, когда Пэнси... - Дарлинг широко улыбнулась, подавляя желание расхохотаться. - Ты общаешься с Паркинсон? - удивился Поттер, и склонил голову. - Да... - тут же веселье в глазах девушки погасло, и она нахмурилась. - Нельзя? Запретишь мне? Она говорила с вызовом, чувствуя, почему-то, необходимость защищаться, но Гарри лишь пожал плечами. Поттер же, в отличие от Рона, вполне мог удержать себя в руках, и вел себя намного благоразумнее. Наверное, причиной было трудное детство. Однако, конечно, подростковый максимализм давал о себе знать. А учитывая то, что он с самого первого курса оказывался в особых ситуациях, а все вокруг называли его "избранным", он чувствовал ответственность за всех. Ту ответственность, которая давила и не давала дышать. Ту ответственность, из-за которой он мог потерять самообладание. Это страшно - Поттер, у которого сдали нервы. Если Гермиона в их компании была мамочкой, то Гарри точно был фигурой отца. Спокойной и рассудительной, но иногда по-детской глупой и наивной. - Просто удивился. И Гермиона? - Да. - Только будьте осторожней. - попросил он, и коснулся плеча слизеринки. - Мы, все-таки, волнуемся. Да, он снова беспокоился о них, а не о себе. - Вы тоже... И, Гарри...- Дарлинг поманила его пальцем, и тот наклонился. Рон тоже почти прижался щекой к ней. - Осторожнее с профессором Грюмом. С ним что-то не так. - С чего ты...? - Рон не договорил. Девушка прижала указательный палец к своим губам. - Я вам ничего не говорила. Хороших каникул. И, махнув рукой, она помчалась к Фреду, ждавшему ее возле входа. Последний вечер перед отъездом они провели вместе. Это было одновременно странно и мило. Они улыбались, обнимались, смеялись. Кажется, все проблемы были решены. Должно быть, Уизли хотел предложить встречаться, но, почему-то, Энджи, почувствовав, к чему все идет, умело перевела тему. Собиралась Дарлинг с чувством выполненного долга. После каникул все снова будет хорошо. Она хотела в это верить. Вот только неприятное шипящее над ухом предчувствие заставляло ее скрежетать зубами. - Тебя выгнали из Хогвартса? Как-то поздно они пришли к этому решению. Я бы исключил тебя еще на первом курсе. - усмехнулся Малфой, кивая на чемодан, с которым девушка собиралась ехать. Она закатила глаза. Где-то вдалеке они оба услышали протяжный гудок. - Какое счастье, что работоспособность твоих извилин давно поставлена под сомнение. Соответственно, твоя стремительная деградация не позволит тебе стать кем-то, кроме хныкающего хорька за пазухой папаши. - ядовито прошипела Энджи. В его глазах что-то блеснуло. Точно, он просто прощупывал почву. Боялся, что она не заговорит с ним больше? Наверное, так и стоило поступить. Больше она не заговорит с ним. Когда она вернется с каникул, он исчезнет из ее жизни. Она даже не взглянет в его сторону. - Не трогай мою семью, гряз... - Драко сделал шаг к ней, а гудок поезда заглушил его слова. - А ты не приближайся, смазливый ублю... - ее слова тоже затонули, растворяясь в гудке. Словно ничего не изменилось и, одновременно, поменялось безвозвратно. Подъехавший поезд окинул их горячим воздухом, рванув мантии и растрепав волосы. Казалось, платина и огонь на мгновение перемешались, мелькая в отражении окон транспорта. Поезд остановился, с характерным звуком выпустил пар, словно осев на рельсах, и двери открылись, выпуская пассажиров. Люди высыпались на перрон, и на мгновение смешались с ожидающими. Когда толпа рассосалась, Дарлинг снова встретила холодный серый взгляд. Она шагнула в поезд и, задумавшись на секунду, выставила вперед средний палец, и тут же заскочила в вагон, не дожидаясь ответной реакции. Но она знала - он привычно дернул бровями. . . . Ровный свет из высокого большого окна разливался по мраморному полу, растекаясь тягучей дымкой. Падающий медленными хлопьями снег отражался в черном лаке рояля. Тонкие бледные пальчики бегали по отполированным клавишам. Мелодия то ускорялась, весело прыгая по стенам, то замедлялась, вытягиваясь в сосущую под ложечкой тоску. Белые волосы были аккуратно забраны в пучок на затылке, собранные красной заколкой. Рюшки на белой широкой полупрозрачной блузке прыгали вслед за руками по клавишам, а ноги в облегающей красной длинной юбке с разрезом уверенно нажимали туфлями на педаль. Оперевшись на косяк, в дверях стоял мужчина с легкими рыжими кудрями. Он нежно смотрел на сидящую за роялем женщину, с любовью описывая глазами ее силуэт. Она сделала несколько финальных аккордов, словно поставив точку, и застыла. Лишь тогда мужчина отклеился от стены и подошел к ней, обвивая ее плечи руками, обнимая ее и слегка наклоняясь, чтобы коснуться губами ее бархатной щеки. Женщина, широко улыбнувшись, откинула голову назад, улёгшись затылком на плечо. - Калла... - сказал он, целуя ее в уголок губ. - Что, Вал? - женщина потерлась лбом о его щеку, словно кошка. - Я люблю тебя больше жизни. - прошептал он, целуя ее бледные губы, и крепче сжимая объятья. - Я знаю. Я тоже люблю тебя. Они не хотели, чтобы эта идиллия хоть когда-нибудь заканчивалась, но оба понимали - что-то грядёт, потому что на крышке рояля уже лежало письмо с надписью "Малфой-Мэнор". Когда-то давно она также играла в кабинете Хогвартса, влюбленная в того, кого нельзя называть. Такую любовь принято называть помешательством. Нет, наверное, она была фанаткой. В тот день Нагайна пришла к ней раньше, чем Нарцисса. Та просто не успела. Синий галстук девушки был туго затянут, а мантия колыхалась от теплого весеннего ветерка, лежа возле приоткрытой двери музыкального класса на спинке стула. Девушка азиатской внешности протиснулась сквозь щель ловко, словно змея, и улыбаясь какой-то загадочной улыбкой, подошла к подруге. - Калла! - ее рука мягко, но настойчиво легла ей на плечо. Девушка вздрогнула. - Что, Наги? - тон явно давал понять, что она не намерена разговаривать. - Том тебя ждет. Помнишь? Он хотел поговорить. - скалилась Нагайна. Она потянула рукав белой наглаженной рубашки когтевранки. - Где?! - тут же вскочила, всполошившись, Калла. В тот же миг она мчалась в запретный лес к заброшенной там хижине. Метла резала воздух со свистящим звуком, а белые волосы, заплетенные в косу, растрепались, хлестая по лицу. Последний курс. Весна. Им осталось так мало... Калла надеялась, что то, что скажет Реддл, определит их дальнейшее будущее. И оно определило. Правда не в том смысле, о котором так мечтала синеглазка. Он рассказал ей обо всем, обо всех своих планах и... Убийствах, которые УЖЕ совершил, когда изучал запретную магию. То, что казалось печальным стечением обстоятельств, было четко спланированным убийством... Заледеневшими пальцами Калла держала свою палочку, глядя на нее, словно размышляя, что делать дальше. Он избрал ее. Избрал для своей безумной миссии. Возомнил себя благодетелем волшебного мира. Конечно, она сама ненавидела маглов и, здравое зерно в его идеях, для нее, было. Они с Нагайной, Беллатрисой и Нарциссой часто обсуждали, как раньше маглы сжигали волшебников на костре, пытаясь уничтожить то, что было им непонятно, то, что им не подчинялось, то, чего они боялись. Именно такое прошлое и послужило неприязнью к ним. Трусость и желание быть богами. Эта ненависть росла внутри них, бушевала и, кажется, выросла во что-то неконтролируемое порочащее, смертоносное, высасывающее по крупицам твою жизнь. Андромеда и Валнерис пытались обуздать их, вразумить, остановить... Но... Если Нарцисса и Калла немного успокоились, то Беллатриса была непреклонна. А Наги... Дарлинг часто говорил, что еще немного, и она тоже оставит эту ненависть. Вот только знал бы он, как ошибался. Но все же... Несмотря на то, что Калла Морнингстар неприемлет грязнокровок и маглов, идеи Тома были чересчур радикальны, до безумия жестоки даже для нее. Валнерис был прав, когда предупреждал Каллу о Реддле, но та искаженная версия любви, что расположилась в ее сердце тогда, не позволила сделать верный шаг. На дрожащих ногах она возвращалась в Хогвартс за полночь, чуть не падая, не разбирая дороги, не понимая, где вообще находится. Она не предаст Тома. Она не может так с ним поступить, но ему нужна помощь, разве нет? Нагайна знала... Нагайна знала все с самого начала... Почему она согласилась? Конечно, позже они с Валнерисом узнали, что тот обещал избавить ее от проклятья, но, конечно, солгал. Слишком много произошло... Слишком. - Ты согласна быть со мной от начала и до конца, Калла? - его тихий настойчивый голос до сих пор звучал в ее голове. И ее собственный ответ. - Да. Я буду рядом. - Когтевранцы плохо лгут, дорогая. Ты же знаешь это. - он улыбнулся и приподнял ее голову, коснувшись подбородка ледяными пальцами. - Так что даже не пытайся солгать мне. Да. Когтевранцы плохо лгут. В тот день Дарлинг обнаружил ее на астрономической башне. Белые распущенные волосы развивались на ветру, трепыхаясь, словно крылья ангела. Похожая на призрака, она смотрела вниз, в зыбучую черноту ночи, затягивающую ее в тот кошмар, который она должна будет пережить. Он остановил ее и... С тех пор не оставлял. - Мы должны рассказать Дамблдору, Калла. Слышишь меня? Мы обязаны! - он сжимал ее хрупкие плечи, а вечно веселое выражение лица, смотревшее на нее с легкой насмешкой, сейчас выражало тихий завуалированный ужас. Он не хотел его показывать, но она видела. Девушка замотала головой и прижала руки к лицу. - С другой стороны, мы поквитаемся с маглами за все, что те сотворили с волшебным миром! Представляешь? Уничтожим их и тогда нам не придется скрываться! Мы станем свободны! - вымученно улыбнулась Калла, взглянув серыми глазами на Дарлинга. Он покачал головой, понимая, что она лишь не хочет верить в то, что ее любимый может быть сумасшедшим психопатом. Она ищет плюсы, ищет лазейки, даже самые абсурдные. - Мы. Должны. Рассказать. Дамблдору. - он тряхнул ее за плечи, возвращая в чувства, и приблизился к ее лицу так, что они задели друг друга кончиками носов. Когтевранка прерывисто дышала, пытаясь остановить подступающую к горлу истерику. - Не могу. Я не могу, Вал! -плакала она. Они были там до самого рассвета. Он уговаривал, она отказывалась. И тогда было решено - Валнерис присоединиться к их движению, чтобы быть рядом с Каллой, чтобы защитить ее. Нарцисса поступила точно также из-за Люциуса. А тот, кажется, искренне был на стороне Тома Реддла. Невинные, только вступившие на тропу взросления, гибкие в мышлении, слабые в своих убеждениях... Волан де Морт был умен. Он практически выращивал из подростков своих сторонников, преподавая в Хогвартсе защиту от темных искусств. Молодой элегантный холодный и загадочный, покоривший сердца многих молодых студенток. Калла не знала, но, на самом деле, Валнерис почти сразу рассказал обо всем Дамблдору, и стал двойным агентом. Именно это и спасло их от трагической участи. Позже, в тот день, когда... Когда она поняла - ее никогда не любили, а лишь использовали ее положение в обществе... Когда она обнаружила Тома с Нагайной. Когда он предложил Калле стать его крестражем... Когда кинул в нее круцио за отказ... Когда Валнерис принял этот удар вместо нее... Все в голове кружилось, в горле пересохло, и она стала другой. С тех пор Калла была одной из самых жестоких волшебниц того времени. Она спрятала свои чувства и сделала вид, что на Валнериса ей плевать, что ей плевать на Нарциссу, что ей плевать на всех своих друзей, плевать на все и всех, и тем более плевать на то, что Том изменил ей и, наверное, изменял не только ей. Она сказала, что останется с Реддлом, но не из-за него, а потому, что ей нравится убивать маглов, что ей нравится очищать мир от грязной крови. Тогда Реддл восхитился ей и... Спустя какое-то время, отдалился от Нагайны, пытаясь проявлять знаки внимания уже Калле. Кончено она лгала. Лгала потому, что решила - будучи в его приближенном кругу, она сможет его остановить. Но... "Когтевранцы плохо лгут"... Девушка работала одна, скрывая грязнокровок, посылая анонимные послания в министерство и искажая информацию, которую просил ее достать Том. Она жила в постоянном страхе, боясь даже дышать. Ей приходилось убивать и пытать собственных вчерашних друзей, а они были уверены, Калла - предатель. Она и сама так считала. Но, что ей оставалось делать, если они попадались? Неосторожные... Слишком беспечные и... Их крики навсегда остались звучать в ее голове. Даже сейчас. Часто по ночам она смотрела на палочку и думала: "А что, если закончить все это?". Одно заклятье - и она свободна. Слез уже не осталось, а душа очерствела. Останавливало лишь то, что без нее Реддл точно воплотит свой план в жизнь. Надо было подобраться к Тому и убить его. А как это можно было сделать? Своей мысли она усмехнулась. Конечно, все просто - постель. И сейчас это сделать было куда проще, чем раньше. Она спала с ним. Потом запиралась в туалете, потому что ее тошнило. Часами мылась, натирая кожу до кровавых подтеков. Но так было нужно. Сначала Том был осторожен, не раскрывал своих планов, а затем... Он говорил обо всем, с жаром и вдохновением, от которого ледяные мурашки забирались под кожу, омертвляя все чувства, кроме животного ужаса. Ему хотелось делиться своими "гениальными" идеями, хотелось, чтобы кто-то слушал и восхищался. Планы его были настолько безумными, что Калла поняла - ей не справиться в одиночку. И это была точка невозврата. Отправившись на очередное задание, она повернула в Хогвартс. К Дамблдору. Срочно. В Запретном лесу ее нагнал Валнерис. Она почти попрощалась с жизнью, потому что ей казалось, что тот тоже вошел во вкус и теперь с восторгом зачищал мир от неугодных. Каково же было ее удивление, когда он, улыбаясь, вышел из-за деревьев и широко раскрыл объятья. Та же улыбка школьного времени, когда все было хорошо, когда ее лучший друг поддерживал ее, когда они были близки, когда... Когда она любила его? Да, наверное, она этого не замечала. Запуталась и... поплатилась за это. Она втянула его в этот кошмар, а он пошел за ней, не смотря ни на что. Он тоже любил? Калла недоуменно оглядела его, анализируя каждое его движение, затем глаза наполнились слезами и улыбка мягко опустилась на ее губы. Им не нужно было говорить, все читалось в глазах. Девушка бросилась в его объятья, и он прижал ее к себе, словно не видел ее несколько лет, хотя они "работали" бок о бок. Снова вместе. Снова ставшие на мгновение собой. Дома. Она дома - вот что ощутила Калла, оказавшись в его сильных руках. Ее смешной мальчик с Гриффиндора. Его задиристая королева с Когтеврана. Она плакала, сжимая его одежду пальчиками, словно маленькая нашкодившая девчонка, и молила простить за то, что они оказались в таком положении, а он нежно гладил ее по белым волосам и что-то говорил спокойным низким голосом. Началась их тайная битва. Вдвоем против всех. Заброшенная хижина была пуста. Они скрыли ее заклятьем крови. Обнаружить ее могли либо он, либо она. Никто больше. Это и стало их тайным местом встреч. С тех пор обо всех планах Тома Реддла оперативно докладывалось в штаб министерства, и дело сдвинулось с мертвой точки. Они оба были запертыми среди убийц, в клетке со змеями. В любой момент их могли разоблачить. Перманентный страх... И Нарцисса узнала. Случайно. Она застала момент их первого поцелуя, когда не замечая ничего, в темном коридоре, Валнерис прижал Каллу к стене и впился в красные от помады губы. Это был день, когда он умолял не спать больше с Реддлом, ведь миссия их подходила к концу, и ничего больше она узнать у него не могла. Скоро все должно было закончится. - Почему? - спросила тогда Калла, прекрасно зная ответ. Она ждала, когда он признается, почему-то, боясь сказать об этом первой. - Потому что я люблю тебя! Поцелуй был жадным, ярким, глубоким. Такой, от которого сносит крышу. Такой, от которого перестаешь ощущать реальность, забываешь, где находишься. Легкий стон сорвался с губ Каллы, когда Нарцисса легонько кашлянула. Позже они благодарили Мерлина, что это была именно она. Ее лучшая подруга. Или бывшая лучшая подруга? Никто из них не вдавался в детали. Калла, Нарцисса и Валнерис всегда были втроем, с пеленок до последнего курса. Пока Реддл не отдалил их друг от друга, должно быть, чувствуя, что те имеют могущество, не данное ему, способное поглотить его вместе с его идеей. А может все было куда проще - ревность к существованию дружбы и доверия в принципе. Поговорив, Нарцисса сказала, что выдавать их не будет, но и помогать тоже. Слишком она боялась за Люциуса. Многие уже тогда поняли, насколько сумасшедшим стал Том, но уйти никто не осмеливался потому, что кара предателей ждала жестокая. Нарцисса и Люциус были теми, кто боялся... И теми, кто оберегал друг друга таким странным способом. Время шло и Нагайна узнала о Калле. А, вернее, о ее предательстве Волан де Морта. Она жаждала найти на ту компромат после того, как постель Реддла стала для нее запретной зоной. И она нашла. К сожалению или к счастью, только на Каллу. И той пришлось бежать. Вал же остался - шпионы все еще были нужны. - Он использует тебя, Наги! Слышишь? Ты не нужна ему! И он не сможет тебе помочь с маледиктусом. - Откуда ты знаешь?! - почти прошипела девушка. - Знаю! - кричала Калла в темноту леса, в котором видела силуэт Нагайны, гнавшийся за ней. Огненные вспышки заклинаний изредка озаряли ее искаженное отчаяньем лицо. Если бы за ней бежала только Нагайна, наверное, она смогла бы убедить ту и спасти от той жертвы, которую она приняла на себя. Крестраж. Как это было глупо и безрассудно, но не Калле судить. Она трансгрессировала в их с Валнерисом заброшенный домик, где бессильно упала на пол. Слез не было, только чистая ненависть, пылающая в глазах. Убить Тома Реддла любой ценой, пока тот не обнаружил Вала. Спасибо, Салазар, что за ней в тот день не гналась Беллатрисса. Эта бешеная, помешанная на Волан де Морте, не оставила бы ее в живых, и точно бы отыскала местоположение Каллы. Она словно ищейка, безжалостная и безумная, утонченная в своих пытках, наслаждающаяся услужением ЕМУ. Бель бы разорвала Каллу, а сердце принесла бы на блюдечке Реддлу с победоносно вскинутым подбородком. Она, с особой жестокостью, расправлялась с теми, кто спал с Томом кроме нее, не касаясь лишь Нагайны и Каллы, потому что за их смерть ей бы пришлось отвечать. Да, когда-то они дружили, но их дружба закончилась еще тогда, в школе, когда Лестрейдж начала переходить черту в своей жестокости, все больше уподобляясь сумасшествию бывшего учителя и их, с позволения сказать, хозяина. Тревога росла с каждым днем. Калла не могла получать послания, не могла выходить, находясь под защитой министерства... Ее прятали в бункере. Она ничего не знала, живя словно в вакууме. Каждый день девушка ждала новости, и до безумия боялась получить одну. Жив или мертв? Жив или мертв. Жив или... Вскоре Калла поняла, что беременна, и это осложнило ее положение в десятки раз. Не знать, жив ли отец твоего ребенка - вот что оказалось сущим адом для нее. Все остальное меркло на фоне этого. А гормоны играли злую шутку. Девушка, которая растеряла способности к эмоциям, которая ненавидела слезы, которая возрастила к себе жестокость, теперь рыдала почти все время. И ненавидела себя за это, называя слабой и бесхребетной дурой. Ее нашли на седьмом месяце те, от кого она так отчаянно бежала. И среди них был Вал. Живой но... Жизни в его глазах уже давно не было. Исхудалый, с впалыми глазами. Именно тогда на его руке появилась метка. Именно тогда появились Пожиратели Смерти. Едва завидев Каллу, он замер. Его глаза перемещались с лица на живот и обратно, а Волан де Морт хохотал так, что, казалось, небо вот-вот рухнет. Он думал, что это его дитя, крича, что-то про наследника чистой крови и будущего правителя. И лишь это спасло Каллу от мгновенной смерти. Сколько же было мерзких слов сказано перед тем, как он занес палочку, как только выяснил, что ребенок не его... Авроры появились слишком поздно. Валнерис успел раскрыть себя и теперь отражал заклинания Реддла, закрывая собой Каллу. Они спаслись, и теперь прятались в мире маглов. Тогда и пришло первое письмо от Нарциссы. Как она их нашла, никто не знал, но та передавала, что с ребенком Каллы Том собирался сделать столько ужасных вещей перед тем, как убить его, что девушке стало нехорошо, пока она читала текст на плотной бумаге, сидя на кровати в обнимку с Валнерисом. Нарцисса просила ничего не отвечать на письмо, а причина ее отправки была весьма неожиданной. Она тоже ждала ребенка, и просто не могла позволить себе молчать. Теперь она была Малфой, а Калла стала Дарлинг. Даже живя в этой мясорубке, они старались не выживать, а жить. Появление дочери еще больше взволновало Валнериса, и он почти не спал, прижимая Каллу и маленькую Энджи к себе. Боясь, что, однажды, проснется, и увидит их мертвыми. Он почти сошел с ума, когда думал о письме Нарциссы, и Калле приходилось отпаивать его отварами. Довольно красноречивые высказывания Тома Реддла, написанные Малфоями, болезненно отзывались на подкорке головного мозга, когда они смотрели на мирно сопящий сверток, причмокивающий соску. Не сказать, что Калла ощущала себя в безопасности, но притупленные чувства отлично спасали. Откуда же она знала, что в мире после войны также останется полуживой эмоциональной амебой, которой необходимо будет пить зелья, чтобы что-то чувствовать? Спустя некоторое время, на пороге их убежища появился Министр магии, который заставил их почти мирное существование пошатнуться. - Мне нужна Калла. - сказал он, впиваясь недобрым взглядом в Валнериса, встретившего его поднятой палочкой. - Зачем вам понадобилась моя жена, министр? - сощурился Дарлинг. - Затем, что у нас есть реальный шанс на победу. Скорее всего, Вал не пустил бы того за порог, если бы Калла не услышала диалог. Она вышла, держа на руках рыжего младенца, дергающего ее косу слабыми маленькими пальчиками. Она размеренно покачивала сверток, прижимая его к груди. - Рассказывайте. - коротко приказала миссис Дарлинг. Отговорить ее Валнерис не смог, а потому девушка отправила весточку Реддлу о том, что хочет с ним встретиться и поговорить, потому что все еще что-то к нему чувствует. Должно быть, самовлюбленность и гордость сыграли с Томом злую шутку. Он пришел. И почти сразу был захвачен Аврорами. - Калла! - шипел он. - Дарлинг, я прав? Ты теперь Дарлинг? Она молчала, а откуда-то показался Валнерис и прижал ее к себе, приобняв за талию. - Что с того, Реддл? - спросил его Вал. - У вас есть маленькая девочка, верно? Мурашки коснулись кончиков пальцев, и оба родителя застыли, чувствуя, что эта победа обернется для них тем, чего они боятся сейчас больше всего. - Когтевранцы врут плохо, Калла. - сказал он ей напоследок. Но она усмехнулась, ведь, в конце концов, она обманула его. Она. Студентка Когтеврана. И он прочитал это в ее глазах, что задело его гордость. Она обрушила его авторитет. Она и Валнерис. Он не смог обнаружить так близко стоящих предателей, и это разожгло в его черной душе желание мстить. - Я найду ее, Дарлинг. - он посмотрел сначала на Каллу, а затем на Вала. Оба понимали - он говорит о их дочери. - Найду, и вы пожалеете, что вообще посмели размножаться. Должно быть, кроме всего прочего, он хотел обладать Каллой, но не смог. Хотел, чтобы она принесла ему потомство, но это был ребенок другого. К тому же, она обманывала его столько лет! Какая-то когтевранка! Конечно он хотел отомстить. И ей - особенно. Страшно стало в тот момент, когда Беллатриса расхохоталась во весь голос. Нагайна взмахнула палочкой. Вспышка. Крик. Валнерис, присевший и прижавший к своей груди жену. Вспышки заклятий, словно молнии, озаряли темноту ночи. Том Реддл освободился и сбежал. Их персональный кошмар, персональный Ад только начинался. С этого момента Валнерис каждую ночь дежурил возле двери. Калла обходила окна, закрывая шторы, как будто это могло их спасти. Их дочь всегда была на руках. Абсолютно всегда. Словно оставь ее на долю секунды в кроватке, и она тут же задохнется и погибнет. Вскоре мир окатил слух о пророчестве. О дитя, которое сможет остановить Волан де Морта. Что, если он решил, что это их маленькая рыжая девочка с круглыми любопытными серыми глазками, так доверчиво глядевшая на них и хлопающая длинными загнутыми рыжими ресницами? Кажется, от перманентного страха Валнерис постарел на несколько лет вперед, осунулся, а Калла вздрагивала от каждого шороха. Как бы ужасно не было их осознание, но, когда мир потрясла новость о смерти Поттеров, им стало чуточку легче, потому что стало ясно, какого младенца он выбрал. Признать это было тяжело, чувствительному Валнерису особенно, но часть кровоточащей раны затянулась. Странно было то, что после этого Волан де Морт пропал. Кто-то говорил, что его убили. Может так оно и было, но вот страх остался жить с Дарлингами до конца. Они считали, что чистокровную девочку тот хотя бы оставит в живых, ибо наследников чистой крови осталось слишком мало, а потому они решили растить ее с настойчивым пониманием, что кровь и статус важны. Наверное, иногда они перегибали. Паранойя Валнериса была безгранична, а потому он с особым упорством вбивал в нее любовь к своей крови, а вот Калла... Калла ничего не чувствовала. Она жила почти на инстинктах. Зелья иногда помогали, но частое их употребление могло привести к тому, что женщина просто лежала целыми днями в кровати, рыдая и чуть ли не нанося себе телесные повреждения. Было решено сократить употребление лекарств. Из-за всего, что тревожило родителей Энджи не чувствовала так необходимую ей любовь и заботу с их стороны. Наверное, подсознательно они боялись привязаться к дочери и... Когда Волан де Морт вернется, а они знали, что он вернется, если они потеряют ее, то не ощутят весь спектр той боли. Они боялись признаться себе в этом. Они заранее похоронили дочь. Полученный когда-то приговор, разрушил ту теплую семью, дышащую жизнью, которую они могли бы построить. Конечно они любили ее. Любили и боялись любить. А потому напускное безразличие было их защитой. Энджи росла... И страх рос вместе с ней и со слухами. Эффект разорвавшейся бомбы произвело известие о Питере Петтигрю, найденном в Хогвартсе. Он был настолько глуп, что вполне мог бы захотеть вернуть Тома Реддла к жизни, потому что лишь при нем имел хоть какую-то власть. Приглашение же в Малфой Мэнор, отправленное Нарциссой, насторожило их еще больше. Влияние Малфоев в мире магии было сильнее влияния Дарлингов, а потому Калла лелеяла надежду на помощь со стороны бывшей подруги. Но они так и не поехали туда, потому что их нерадивая дочь решила сделать громкое заявление - она грязнокровка! Подписала себе смертный приговор - так они посчитали. Конечно, они должны были это немедленно исправить. В конце концов, чистокровные волшебники пользовались авторитетом, а потому при любой опасности первыми были в очереди на спасение. Их дочь обязана была быть в их числе. Глупая девчонка ничего не понимала. Пошутила. Так пошутила, что почти весь Хогвартс считал ее маглорожденной. Умело. Как умеют только слизеринцы. Страх постоянный... Страх перманентный... Страх... Сегодняшняя доза лекарства была минимальной, но Калла чувствовала. Она играла, чтобы выразись свои эмоции в музыке, возвести их во что-то высшее, недосягаемое... То, по чему она так отчаянно скучала. Словно проклятье... - Что в письме, милый? - нежно спросила она, запуская пальчики в его кудри. - Что-то не так с профессором в школе... - тихо произнес Вал, опуская руки на талию женщины. - Хорошо, что она возвращается сегодня домой, правда? - с какой-то надеждой спросила Калла, сама прекрасно понимая, что это лишь оттягивает неизбежное. - Может и хорошо, что ее считают маглорожденной, милая? Никакого лишнего внимания. - Никакого лишнего внимания? Да она с Поттером дружит! - женщина встала и нервно цокая каблуками, направилась к окну. - Она словно ходячая мишень... - Он еще не вернулся. Знаешь, может, он никогда не вернется, а? Может, мы все это зря? - Валнерис подошел к ней и снова обнял, обвив талию и прижав к себе. - Хочется в это верить. - она повернулась, и в глазах ее, обычно пустых, блеснула жизнь. - Давай съездим в Малфой-Мэнор? Я хочу поговорить с Нарциссой. - Соскучилась? - съязвил муж, и усмехнулся, когда жена скептически приподняла брови. - Хорошо. Давай съездим. Но без Энджи. Я не хочу... Впутывать ее. - А Нарцисса не захочет впутывать сына, поэтому, подождем конца каникул. Валнерис кивнул и, проведя рукой по щеке Каллы, приподнял ее подбородок и поцеловал как раньше, а она обвила его шею руками, углубляя поцелуй и предаваясь светлым воспоминаниям, светившимися пятнами на черном фоне. Их любовь была переломанной, искорёженной, но все еще живой, витающей в воздухе, пропитавшей стены их дома, настоящей и невероятно искренней. . . . Дарлинг стояла возле своего поместья, в котором, по обыкновению, было слишком тихо. Но, даже несмотря на это, здесь всегда было уютно и спокойно. Она даже привыкла к своим холодным родителям, словно умевшим любить только друг друга. С другой стороны, именно это и делало ее дом таким живым. Любовь. Пусть и не к ней. Вздохнув, она надела на палец фамильный перстень и шагнула за порог, где раздавались знакомые звуки рояля.