chasing down a daydream

Дань Хэн проснулся от рёва дорожной трассы вперемешку с какофонией звуков утреннего рынка. Он зарылся с головой под подушку в надежде заглушить шум и насладиться дрёмой подольше, но безуспешно. Изо всех планет, на которых Блэйд мог найти им укрытие, он, без сомнения, умудрился выбрать наиболее громкую. Дань Хэн не знал, обусловлена ли эта странность ландшафтом самой планеты, усиляющим акустику, или всё дело в местных жителях — просто какой-то особенно шумный вид. Ему было бы крайне интересно разобраться в этом как-нибудь позже, когда больше не будет ощущения, будто кровь толчками изливается из ушей. Высунув руку из гнезда одеял он вслепую пошарил вокруг, пока пальцы не сомкнулись на знакомом кожаном материале. Он затянул найденный наруч к себе, крепко обнимая его и прижимая к груди, сворачиваясь клубком вокруг небольшой вещицы. В сбивающем с толку хаосе, исходящем от внешнего мира, только ровный, устойчивый пульс Блэйда мог успокоить Дань Хэна. Он вдыхает и выдыхает в одном ритме с ним, и собственное заполошное сердцебиение, растревоженное оглушительным грохотом за пределами этой комнаты, успокоенно замедляется, стуча в унисон с сердцем Блэйда. Дань Хэну не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Едва ли он когда-нибудь сможет свыкнуться с шумом снаружи, с жужжащим ульем оживлённого рынка за окном, но он привык находить утешение в этом ритуале, повторяя его по меньшей мере трижды в день. А ещё его глаза ужасно чесались, и он лишь крепче вцепился в наруч, сопротивляясь желанию унять зуд. Теперь наруч стал слишком велик и тяжёл для его конечностей, атрофированных от длительного бездействия, и он больше не мог надевать его. Блэйд был слишком занят, чтобы всегда присутствовать рядом лично и тем более находить время для занятий физической активностью с Дань Хэном, чья слепота вынудила его досрочно сложить оружие. Невольные воспоминания о раскалённом добела огне вновь всплыли в сознании, обжигая изувеченные веки фантомной болью. Выронив наруч, Дань Хэн бездумно прижал ладони к лицу в попытке унять её, но воображаемый жар и не думал стихать. Как долго повторяется этот цикл? Пятнадцать раз? Двадцать? Больше? Время давно перестало иметь для него значение: дни, недели и месяцы слились в единый мутный вихрь, и отделять в нём одни утекающие сквозь пальцы сутки от других не было никакой возможности. Скрип половиц, прогибающихся под знакомой тяжестью веса, перекрыл все иные звуки. Дань Хэн узнает эту поступь из тысячи; вздрогнув, он поспешно убрал руки от лица. Не прошло и минуты, как дверь отворилась. Блэйд вошёл молча. Дань Хэн отслеживал его передвижения, прислушиваясь к вибрации его шагов по комнате: вот он прошёл мимо, а затем, к великому облегчению Дань Хэна, закрыл наконец окно. После хаотичного шума улицы тишина обрушивается так внезапно, что от неё звенит в ушах. Дань Хэн приподнялся, чувствуя перед собой тяжесть чужого присутствия, и послушно поднял голову, позволяя осмотреть себя. Руки у Блэйда грубые и мозолистые, но прикосновения их бережные. Он склоняет лицо Дань Хэна влево и вправо с такой осторожностью, словно тот сделан из хрупкого фарфора, прикладывает палец к щеке и приглаживает под глазами, по самому краю повязки. Дань Хэн в ответ подался ближе, выискивая комфорта и спокойствия, которое дарил ему наруч, у непосредственного их источника. — Могу я?... — спросил Блэйд. — Да, — отозвался Дань Хэн. Блэйд ослабил узел и повязка легко спала с лица. Дань Хэн держал глаза закрытыми, и усилием воли он заставил себя не шелохнуться, когда Блэйд коснулся века, поднимая его и открывая заживающий орган свету и воздуху. Зуд становится почти невыносимым, но Дань Хэн терпит, отказываясь проявлять какие-либо признаки дискомфорта. — Ты касался повязки с тех пор, как я её поменял? — спросил Блэйд. Он всегда спрашивает об этом, поэтому Дань Хэн отвечает, не колеблясь: — Нет. Воздух между ними меняется, когда Блэйд безмолвно кивает, — а в следующую секунду наотмашь бьёт Дань Хэна по щеке. От неожиданности это ощущается ещё больнее, будто всё тело окунуло в огонь, и Дань Хэн упал на бок, не в силах удержаться на руках. Признаком проявленного милосердия в этом акте внезапной жестокости было то, что Блэйд использовал раскрытую ладонь вместо кулака. К счастью, наказание этим и ограничивается. Блэйд не продолжает избиение, лишь говорит: — Я не люблю ложь. Так что позволь мне спросить ещё раз: ты трогал повязку? Дань Хэну требуется некоторое время, чтобы набрать в грудь достаточно воздуха для ответа: — Да. Но лишь один раз, как раз перед тем, как ты пришёл. Боль расползается по лицу с каждым сказанным словом. Дань Хэн отвернулся, слегка массируя челюсть в попытке утихомирить её, и Блэйд даёт ему минуту или две, прежде чем снова разворачивает за подбородок к себе, а затем пальцем опускает веко. — Исцеление идёт хорошо. Я бы остался с тобой, но, к сожалению, у меня есть неотложные дела. — Кажется, в тоне его голоса действительно сквозит искреннее сожаление, так что, возможно, это не одна из его маленьких игр с чужим разумом. — Позже я принесу тебе обезболивающее. — Не нужно. Мои глаза не болят. — Если ты так уверен. Если Блэйд и замечает позабытый на кровати наруч, то никак это не комментирует. Он погладил Дань Хэна по лицу в последний раз, прежде чем встать и уйти, запирая за собой дверь. То, что Блэйд оставил окно закрытым, вероятно, было негласным приказом Дань Хэну поспать ещё. Время, должно быть, было совсем раннее, но, несмотря на насильное пробуждение, усталости Дань Хэн совершенно не чувствовал. Однако, на что ещё он был способен, одинокий и слепой, в комнате, больше похожей на тюремную камеру, не имеющую никаких излишеств, кроме роскошных одеял и подушек, предоставленных ему Блэйдом? Однажды, исследуя её, Дань Хэн нашёл пару книг, но воодушевление скоро сменилось унынием, стоило ему понять, что они не предназначены для незрячих. Пожираемый скукой, он нащупал наруч и вновь улёгся в обнимку с ним. Прошло некоторое время, прежде чем его разум наконец погрузился в сон, и последнее, что он чувствовал перед этим, — успокаивающее тепло Блэйда в его руках.

***

Лишь во сне глаза Дань Хэна отражали свет. Видения, посещавшие его, были беспорядочны и хаотичны, не всегда понятны, но он цеплялся за них изо всех сил, прежде чем очередное пробуждение беспощадно уносило их прочь. Он не знал, как давно Блэйд притащил его сюда, не имел понятия даже, живы ли ещё люди, с которыми познакомился во времена путешествия на Астральном Экспрессе. В его воспоминаниях женщина с огненными волосами неторопливо смакует горький кофе, разговаривая с мужчиной в очках — Химеко и Вельт. Там девушка с розовыми волосами фотографирует на фоне мусорки парня с серебряными волосами — Март 7 и Келус. Мужчина с длинными белыми волосами решительно переставляет фигуру на шахматной доске, и его оппонент, блондин, мальчишка, с разочарованием скрещивает руки на груди. На этих двоих его память спотыкается. Мальчишка кажется наименее знакомым из всех, но Дань Хэн испытывает светлое чувство ностальгии от образа мужчины, чьё навсегда потерянное имя душит, застревает в горле. Все его воспоминания поблекшие, будто он смотрит на них через фильтр. Эти люди больше не кажутся настоящими, они похожи скорее на персонажей из книг, которые он когда-то читал, а не на любимых сердцу товарищей, с которыми он исследовал бескрайнюю вселенную. Келус. Март 7. Вельт. Химеко. Он мысленно прокручивает эти имена раз за разом. Он не позволит Блэйду отнять их у себя так же, как тот забрал имя мужчины с белыми волосами. Он проснулся вновь от беспокойного ощущения чего-то неправильного и разлепил глаза под повязкой. Ещё стоял день; солнце настолько яркое, что оставляет в слепой темноте тусклые оранжевые блики. — Доброе утро. — Голос Блэйда доносится откуда-то со стороны. Дань Хэн даже не пытается притвориться, будто ещё спит. Блэйд всё равно уже знает, что это не так. Возможно, он узнаёт об этом ещё до того, как сам Дань Хэн осознаёт своё пробуждение. — Доброе утро, — отвечает он, выталкивая себя в сидячее положение. — Который час? — Это имеет для тебя какое-то значение? — Нет. Я полагаю, что нет. — Дань Хэн вздохнул. Блэйд почти никогда не предупреждает его, прежде чем поступить в соответствии со своими намерениями и желаниями. Или, возможно, он делает это беззвучно, подобно дикому животному, что отводит уши назад и скалит зубы перед броском, но без своего зрения Дань Хэн не может заметить эти знаки вовремя, чтобы успеть даже помыслить о побеге. Он не слышит ни движений Блэйда, ни шороха его одежды, когда тот рывком приближается к кровати. Он осознаёт его близость лишь по факту, когда Блэйд толкает его обратно на простынь, впиваясь ногтями в плечи до следов-полумесяцев. Дань Хэн протянул руку, сжимая Блэйда за запястье в попытке ослабить болезненную хватку, но тот игнорирует это, насильно вжимаясь своими губами в его. Дань Хэн помнит, что когда-то был равным Блэйду по силе и скорости, что даже превосходил его, множество раз пронзая его грудь копьём. Лишь благодаря проклятию, текущему по венам, Блэйд возвращался снова и снова, как воплощение мести. Это так раздражает — то, как сильно он деградировал в сравнении с прошлым собой. В особенности сейчас, когда Блэйд проталкивается языком глубже и Дань Хэн бессильно обмякает, позволяя ему заполучить ещё больше. Их тяжёлое дыхание смешивается. В попытке компенсировать потерю зрения в Дань Хэне обострились все остальные чувства, и влажный поцелуй ощущается теперь слишком остро, чтобы он мог приглушить свои постыдные звуки. Он едва может просто пошевелиться, придавленный непоколебимым весом Блэйда, не говоря уже о том, чтобы попытаться вырваться. У Блэйда не отнимает много усилий, чтобы стянуть с Дань Хэна свободную тонкую пижаму, в которой он его держит; от соприкосновения холодного воздуха с разгорячённой кожей Дань Хэн уязвимо задрожал. Блэйд тихо посмеивается, замечая это. — Волнуешься? Тебе всегда нравилось изображать из себя жеманного ханжу Верховного Старейшину, но ты никогда не умел скрывать свой голод по мне. — Блэйд, — Дань Хэн застонал, обрывая то, что, несомненно, было бы очередным многословным воспоминанием о “романтике” их прежних времён. Он не желает слушать этот безумный бред, извращающий прошлое. Смущающе высокий звук несдержанно рвётся наружу, когда ледяные пальцы Блэйда скользят по тонким ключицам в пародии на нежность. — Блэйд, я хочу… — Ш-ш-ш, я знаю. После этой своеобразной прелюдии всё развивается быстро. Несмотря на все оправдания Блэйда по поводу его решения запереть Дань Хэна в этой клетке вместо того, чтобы просто убить его и покончить со всем этим, он никогда не был способен контролировать ненасытную жажду доминирования над ним. С момента их последнего соития едва ли прошли сутки, и пальцы Блэйда скользнули в Дань Хэна без особого сопротивления. Он старался игнорировать стыд и неловкость, что испытывал из-за этого, пытался не обращать внимание на неприятное жжение и на то, как послушно растягивается, приспосабливаясь к чужим пальцам. Блэйд использовал только два и даже смазал их предварительно, но его размеры сильно больше, чем Дань Хэн способен принять, и никакая подготовка никогда не кажется достаточной. — Даже спустя годы ты всё ещё узкий, как девственник, — горячо шепчет Блэйд, прежде чем укусить за шею, прямиком по краю челюсти. На удивление, укус получился мягким и даже не повредил кожу. В голосе Блэйда тоже слышится искреннее благоговение. — Это особенность твоего вида? Твоё тело было создано для этого. Создано для меня. Некоторое время он трахает Дань Хэна уже тремя пальцами, прежде чем наконец решает, что тот готов. Дань Хэн протестующе скулит, — поцелуи, которыми его заглушают, кажутся скорее властными, чем успокаивающими, — и мир его сжимается до одного только Блэйда: его возбуждённого дыхания, смрада его кожи, в которую намертво въелась мара. Он неосознанно тянется следом, когда Блэйд наконец отстраняется, разрывая поцелуй. К счастью, Блэйд, от которого это, должно быть, не ускользнуло, никак это не прокомментировал. С влажным звуком его пальцы покинули тело, и Дань Хэн успел осознать, насколько пустым почувствовал себя после этого, прежде чем их заменил член. Горячий и твёрдый, он выжал весь воздух из лёгких Дань Хэна, неумолимо протискиваясь внутрь, и, словно приветствуя жаркую плоть, он жадно сжал её. Это действительно ощущалось так, будто Дань Хэн был создан для Блэйда. Не давая времени свыкнуться с его размерами, Блэйд закинул ноги Дань Хэна себе на плечи, склоняясь так близко, что вжался грудью в чужую, и с самого начала задал бешеный темп. — Подожди, — Дань Хэн задыхался. Не контролируя свои руки, он обхватил широкие плечи Блэйда, впился ногтями до кровоточащих царапин на коже. Блэйд зарычал; боль лишь подстегнула его. — По.. помедленнее. Он знал, что просить бессмысленно. Блэйда не волновало чужое удовольствие; его действия всегда были громче лживых слов о привязанности. Всякий раз, когда дискомфорт и боль становились слишком сильными, чтобы Дань Хэн мог выносить их молча, Блэйд лишь усугублял их. — Помедленнее? — эхом отозвался он, насмехаясь. — Ты хотел сказать “дай мне больше”? Не дожидаясь ответа, он чуть сменил угол проникновения, при каждом толчке теперь вжимаясь в точку, от попадания в которую под закрытыми веками Дань Хэна вспыхивали звёзды. — Помнишь, как ты подошёл ко мне после тренировки, когда я отдыхал под персиковым деревом? — продолжил Блэйд, повышая голос настолько, чтобы перекрыть пронзительные стоны, вырываемые из Дань Хэна всякий раз, когда их бёдра с мощным шлепком соприкасались. — Мы тренировались друг с другом часами, и тебе всё ещё было мало. Я знал о физических различиях между недолговечными видами и видьядхара, но никогда не задумывался о них до той самой ночи. А теперь, раскрой передо мной своё истинное обличие. Блэйд вонзился в его тело так глубоко и резко, что Дань Хэн почувствовал себя пробитым насквозь. Он распахнул глаза под повязкой от удушающего и внезапного удовольствия, накатившего штормовым валом, и, прежде чем раздробленным разумом успел осмыслить это электризующее перевозбуждение, Блэйд сорвал ткань с его лица. Сквозь удовольствие Дань Хэн практически чувствовал, как его вновь формирующиеся зрачки расширились, фокусируясь, жадно пытаясь усвоить как можно больше информации после проведённой во тьме вечности. На короткое мгновение он видит лицо Блэйда, слишком близко, практически носом к носу. Успевает заметить сжатые в тонкую полоску губы и янтарно-алые глаза, кипящие от неясных сильных эмоций. Но он не успевает даже как следует осознать увиденное, прежде чем ему приходится закрыть глаза вновь с агонизирующим криком. Они горят, словно пронзённые лезвием. Они горят так каждый раз, когда Блэйд погружает пальцы в глазницы, разрывая едва зажившие зрительные нервы и хлюпая раздавленной склерой. Яркий солнечный свет бьёт в окно, и Дань Хэн едва может думать от всепожирающей, раскалённой добела боли, до которой сужается весь его мир. Он пытается отбиться, бездумно, инстинктивно. Его конечности слабы и нескоординированы, а мозг слишком травмирован болью, чтобы усваивать информацию, но Дань Хэну удаётся спихнуть Блэйда с себя. У него получилось сделать это лишь благодаря элементу неожиданности, и открывшееся окно возможности для действий продлится всего секунду. Не теряя времени, Дань Хэн остервенело вскарабкался выше по постели, шаря руками, пока не наткнулся на наруч. Тот полыхает под пальцами, и ритм сердцебиения слишком быстрый и неправильный, но Дань Хэн обнимает его, жмурясь и изо всех сил стараясь дышать в такт его пульсации. — Ты предпочитаешь хвататься за это? — Блэйд рычит совсем близко, но его голос доносится приглушённо, будто сквозь толщу воды. — Будешь искать утешения в эхе, когда настоящий я нахожусь прямо перед тобой? Иньюэ Цзюнь, твоя жестокость не знает границ. Блэйд резко рванул наруч из рук Дань Хэна и он, застигнутый врасплох, успел лишь уцепиться пальцами за кисточку, прежде чем и её отдёрнули прочь. Он услышал тихий свист воздуха и мягкий стук чего-то, приземлившегося на пол. — Б-Блэйд… — Говорить выходит с трудом. Слова едва проталкиваются через стиснутое слезами горло, но сквозь застилающий разум туман Дань Хэн слышит собственный голос: — Пожалуйста, я…. нгх… Я-... Мне нужно-… Возобновившиеся толчки, грубые, наказывающие, оборвали бессвязную речь. Одной рукой Блэйд удерживал Дань Хэна за талию, его жёсткие пальцы наверняка оставят синяки на коже. Вымученное острое удовольствие от головки его члена, ударяющего по простате, смешалось с затяжной агонией в глазах. Это ощущалось так, будто Дань Хэн умирает. В висках пульсирует от обилия ощущений. Сердце колотится с такой силой, будто пытается пробить грудную клетку. Дань Хэн едва может дышать, но продолжает беспомощно шарить рукой. Ему нужен этот наруч. Ему нужно заземлиться, найти опору в ровном стуке чужого сердца. Блэйд перехватил его за запястье и притянул ближе, с силой прижимая ладонь к своей обнажённой груди. Под стальным жаром мускулов Дань Хэн чувствовал быстрые, мощные удары его сердца. — Я прямо здесь. Рядом. — Нежный тон голоса контрастирует с жестокими толчками бёдер Блэйда, догоняющего собственное удовольствие в теле Дань Хэна. — Тебе больше никогда не сбежать от меня. Это вовсе не так. Пульсация наруча никогда не была такой быстрой и беспорядочной. — Ты не тот, кого я… — Эти слова срываются импульсивно, прежде, чем Дань Хэн осознаёт разлагающимися остатками здравомыслия, какую ошибку совершил. Он стиснул зубы, замолкая, но сказанного уже не вернёшь. Блэйд замер. Сила, с которой он сжал запястья Дань Хэна и ледяное молчание ясно давали понять, что тому совсем не нравилось быть отвергнутым. Сердце под пальцами Дань Хэна замедлилось, возвращаясь к знакомому ритму, но теперь это не приносило никакого успокоения. — Понятно, — сказал Блэйд. — Время, что ты провёл вдали от Лофу, притупило твой рассудок. Кажется, ты так и не усвоил свой урок. Но это не важно. У нас впереди всё время мира, чтобы ты с этим свыкся. Он двигается снова, на этот раз с явным намерением кончить. Когда он вжимает Дань Хэна в футон, его оставленный без внимания член трётся о твёрдый пресс Блэйда и пальцы ног уязвимо поджимаются от того, насколько приятна эта стимуляция. Она заглушает боль от члена Блэйда, раздирающего его внутренности, и тупую мигрень, сковывающую виски и нарастающую в глазах. — Я почти, — выдохнул он, едва ли будучи в силах выдавить из себя что-то громче шёпота. Блэйд ответил поцелуем, подавляя хныканье Дань Хэна вторжением языка в его рот. Он не говорит ничего, но двигается быстро и глубоко, безошибочно надавливая на нужные точки в теле Дань Хэна, чтобы довести до края. Дань Хэн достигает его первым. Он сжимается вокруг члена Блэйда дрожит с такой силой, будто бьётся в конвульсиях. Неподъёмный вес Блэйда удерживает его на месте, не даёт даже выгнуть спину, но Дань Хэну удаётся отвернуться, разрывая поцелуй, и судорожно глотнуть ртом воздух, борясь с оглушающим удовольствием. Его глаза невидяще и широко раскрываются, когда Блэйд обхватывает ладонью его теряющий твёрдость член и выдаивает досуха. Попытку ударить пяткой Блэйд встретил стоическим молчанием, надавливая большим пальцем на головку члена Дань Хэна. — С-.. слишком много, — Дань Хэн жалобно всхлипнул, щуря на Блэйда глаза, что ещё отчасти могли видеть и терпеть яркий свет, и натыкаясь на чужой полный вожделения и похоти взгляд. — Пожалуйста. Это слишком. — Это восхитительно, как один и тот же цвет всякий раз раскрывается в разных оттенках. — Блэйд полностью игнорирует его слова, ухмыляясь и, без сомнения, наслаждаясь той поспешностью, с которой наслаждение угасшего оргазма сменилось липким страхом. — Ты так не считаешь? М, Иньюэ Цзюнь? Блэйд не даёт ему времени, чтобы прийти в себя. С порочностью дикого зверя он пользует тело Дань Хэна, уничтожая его. Мир горит ослепительно белым. Дань Хэн не знает, является ли это побочным эффектом от тех пыток, которым раз за разом подвергает его Блэйд, или это то, как его новые глаза привыкли видеть мир после стольких попыток восстановиться. Тяжёлое дыхание нависшего сверху Блэйда щекочет чувствительное ухо. Он ласково гладит Дань Хэна по лицу, с любовью проводя большим пальцем по острой скуле. Его член почти не покидает тело, мелкими быстрыми толчками вонзаясь глубоко внутрь; его большой палец нежно очерчивает путь до нижнего века, прежде чем погрузиться в глазницу. Пронзительный крик эхом отражается от стен. Боль настолько сильна, нестерпима, что Дань Хэну кажется, будто Блэйд клеймит раскалённым металлом его череп изнутри, и только когда крик из содранного горла сменяется серией сдавленных, кашляющий рыданий, он понимает, что эти жуткие звуки издавал он сам. Но Блэйд ещё не закончил. Он копает большим пальцем глубже, уничтожая чувствительный орган и совершенно не заботясь тем, как Дань Хэн под ним дёргается и трясётся в предсмертной агонии. Возможно, это действительно она. Дань Хэн чувствует, как раздавленная склера вперемешку с кровью капает из глазницы, стекает вниз по лицу. Чувствует, как со щелчком Блэйд обрывает зрительные нервы и половина поля зрения вновь погружается в знакомую темноту. Возможно, хотя бы на этот раз Блэйд наконец убьёт его. Оставшимся целым глазом Дань Хэн бездумно пялится в потолок, слишком потрясённый болью, чтобы даже закрыть его. Он видит, как Блэйд поднимает руку, как кровь стекает по его большому пальцу, как он напоказ без колебаний слизывает её, будто наслаждаясь вкусом глаз Дань Хэна, когда замечает на себе усталый взгляд. Просто убей меня, измученно думает он, когда Блэйд тянется ко второму глазу. Просто позволь этому моему воплощению умереть. Дань Хэн чувствует быстрое и мощное биение его сердца всем своим телом, пытаясь свыкнуться с тяжёлой травмой и подавить затяжную панику. Наруча, в котором он находил утешение в плену, больше нет под рукой, и у него даже не осталось сил, чтобы попытаться его найти. Но даже так он знает, что тот пульсировал бы в соответствии с ритмом сердцебиения Блэйда. Кончики пальцев, вонзающиеся в глазницу — последнее, что он видит, прежде чем потерять зрение полностью снова. Возможно, ему повезёт и это будет последним, что он увидит в этой жизни.