Клан Поповых: Гении или преступники?
Не понравишься Попову — не будешь продаваться: Нормально ли это, когда один человек, решает, что вы будете носить?
Восемь кругов Ада: Откровение моделей Арсения Попова.
Антону не по себе. Омега оборачивается на каждый шорох, борясь с желанием отскочить от монитора и больше никогда, не поддаваться любопытству. Он чувствует себя каким-то взломщиком, мелким воришкой, как максимум — неопытным, полупрофессиональным следователем, пытающемся найти информацию на преступника… убийцу? Прямо в его доме. С компьютера, этого самого убийцы… Ладно-ладно, ноутбук ему, выделили личный. Но сути, это не меняет. Бегущие по экрану строчки, явно намекают, что с Антоном не случится ничего хорошего, если его застанут за этим занятием. Попеременно бледнея и краснея, порой, давясь истерическими смешками, он продолжает крутить колёсико мышки.Что скрывают подвалы «Империи красоты»?
И ещё десятки ссылок. До смешного жутких статей, обвиняющих Попова во многожёнстве, деспотии, насилии над этими самыми жёнами… Использовании своего положения в личных целях и превращении успешного бизнеса, в личное «гнездо разврата». Конечно, людям в сети, всегда лучше известно: Скольких конкурентов Арсений распродал на органы. Сколько внебрачных детей, прячет в подвале своего дома. Что он заставлял делать, ради получения у него места… Будто авторы всех этих статей, сами бы под него не легли. Хотя бы, ради получения материала. Антон не верит, ни единому слову. Просто спину самую малость, покрыл холодный пот, и взгляд, порой теряет фокус, покрываясь мушками. Учили ведь Антона, интернет — зло. Жил же как-то, без него. Вот и не следовало, залезать.Кукольник: Секрет успеха
Курсор дрожит на очередной светящийся строчке. Омега сглатывает, чувствуя нарастающую из ниоткуда, панику. Он почти уверен, что знает автора статьи, но это знание, уже ничем не поможет. Свет вокруг мигает, перекрываемый чьей-то тенью. Диван слегка прогибаться, намекая, что Антон попался. — Что читаешь? — Тихо, слегка насмешливо. Так же тихо, как подкрался, бесшумный, словно кот. Так, как нравится, его замершему мышонку. Так правильно под ним вздрогнувшему, совсем историю поиска, не скрывающему… — Ничего! — Пищит омега, заливаясь краской и, тем, не менее, слегка дёргано, несколько раз, чтобы наверняка — нажимает на столь же красный, крестик. — Это так… Сказки на ночь! Страшные, до колючих, морозных мурашек. Антону куда больше нравятся другие мурашки: мягкие и тёплые. Те, что вызывает ощущение чужого тела над собой и короткий поцелуй за ушком. Омега довольно жмурится, выдыхая спокойнее и пропуская в голос улыбку. — Ммм. — Задумчиво тянет альфа, мягко вытягивая из Антона тихий вздох — кончиком носа по шее. — Я даже не знаю, что мне сейчас хочется больше. Начать оправдываться, или, веселья ради, сказать, что всё это — правда? Конечно же, он знает, чего успел начитаться, любопытный омега. Теперь, пришла очередь Арсения, утолить своё любопытство. Любопытство и жадность, до чужих эмоций. — Тебя веселит мой страх? — Антон спрашивает с улыбкой — сам веселится. Слегка запрокидывает голову, чтобы поймать чужой взгляд и тут же получает быстрый поцелуй в нос. Щурится хитро, с притворным осуждением. Он мог обидеться на эту насмешку — если бы самому, не было так приятно волноваться. — Ты очень мило теряешься, в моём присутствии. В том числе, от страха. — Арсений улыбается довольно, мечтательно, почти мурлычет. Самого бы за нос… укусить. Да, Антон настолько осмелел. — Но увы, всё это уже не имеет значения. — Вздыхает, махнув на оставленный всеми, ноутбук. — Ты ведь знаешь правду. Знает. Антон сам, с недавних пор, часть этой правды. Часть большого корабля, дружной, совсем не замученной команды. Слаженного механизма «Империи красоты». Самая ценная и трепетно охраняемая. Методично возводимая на пьедестал, звезда. Настолько методично и «блатно», что Антону даже неловко. Перед Катей, Надей, Светой и ещё несколькими десятками, постоянных сотрудников и моделей, с куда большим опытом работы. Девочки, тем не менее, безо всякого соперничества, налетели на него, все и сразу. Однажды переступив порог той самой, загадочной «работы», Антон и моргнуть не успел, как вокруг него собралась пёстрая толпа, сходу сообразившая ему, несколько образов. Империя Попова — это вся индустрия красоты. От мелких швейных фабрик по всей стране, до модельного агентства, с которым мечтают сотрудничать: и именитые модельеры, и начинающие, самозанятые умельцы. Вся эта машина, если задуматься, последние недели а после — месяцы, работала на Антона. Выстраивала его имидж и возвращала уверенность. Но об этом, омега предпочитал не думать — слишком нагло. У Арсения в офисе, как и везде — свежо, ярко, резво. Настолько, что в первый раз, это может даже очень сильно напугать. Антон растерянно смотрел по сторонам и пытался выхватил взглядом Попова, хватаясь за него, как за спасительную веточку. Альфа лишь улыбался, благословляя этот шумный вихрь, на любые действия. — Дамы, такому милому личику нельзя пропадать! — Со знанием дела, заявила Серьёзная Зоя, рассматривающая вжавшегося в стул, Антона. — Скажите Саньку, пусть настраивает свои камеры, мы нашли нужного человека. Зоя Серьёзная — потому что главная. Важная и собранная. Строящая всех по линии и если надо, отпугивающая от Антона, чтобы «не наседали на парня». Яровицына, как могла, старалась успеть за потоком и коротко перезнакомить Антона со всеми. Но чаще всего, её характеристика сводилась к «Вон те — вообще, бешеные». Или «Те ещё ебобошки.» Омега так и не понял, как оказался за столиком в гримёрной: большой, самой настоящей. Не такой, как у Аллочки. Но в первый же день, его, слава богам, позировать не отправили. Только отпаивали чаем и щебетали о чём-то своём. Антону казалось, что он попал в парк аттракционов, но не тот, где его разрывает от желания, успеть везде и всюду, а тот, где «аттракционы» сами за него борются. Всё кружилось и шумело, поочерёдно выхватывая его внимание. С ним нянчились, почти как с ребёнком, которого нельзя и на секунду, оставить скучать. Но всех победил Толик. С тех пор, как на колени к омеге, запрыгнул маленький комочек шерсти, с ним можно было делать, всё что угодно. — Заяц, где тебя звёзды носят?! — Не слишком довольно, но и не то чтобы грозно, зовёт кого-то Арсений. — Здесь, Капитан! — С готовностью отзывается молодой человек, стоящий где-то за плечом Антона. Голос у него, совсем не пуганный, хотя сам Антон думает, что уже бы провалился сквозь землю, от такого тона начальника. Арсений, не какой-то там зверь, как его описывают газеты. Он скорее, такая же трудолюбивая пчёлка, требовательная и контролирующих всех и всё. Но заботливо жужжащая над каждым и успевающая везде. Видеть его в роли большого начальника, было непривычно но завораживающе-правильно. — Именно звёзды и носили. — Поддакивает, семенящий за Арсением, пепельный-блондин. — Он опять к своей Гадалке бегал! — Горох, иди в Раху! — Делано-оскорблённо, отзывается молодой человек и чуть подпрыгивает на месте, когда Арсений зовёт его, уже строже. «Бешеный, как кролик» — А заяц, это в смысле…? — Неуверенно спрашивает Антон, вертясь по сторонам. «Заяц, Горох, где-то, летает Журавль и бегает Сурок» — Запомнить всех, было сложно, а вместе — они и вовсе, складывались в басню. — В смысле, не ревнуй, Малой. — Легонько хлопает его по плечу. — Фамилия такая. Заяц я. — И подмигнув, убегает в кабинет начальника. Антон и не ревнует. Только смущается слегка, понимая, что все здесь, скорее всего, догадываются о его особенном положении. Не ревнует. Просто не хочет быть как Аллочка — почему-то, самая яркая ассоциация, с таким положением. Не ревнует… Но свыкнуться с мыслью, что не он один, относится к Арсению, с какой-то почти детской теплотой и привязанностью, получая в ответ соответствующую заботу — было непросто. Непросто не краснеть, когда каждый второй, обсуждая альфу, заменяет имя на что-то вроде «Папочка», не вкладывая впрочем, лишних смыслом. Некоторые, особо смелые и видимо, давно с ним работающие, и вовсе, на какие-нибудь поручения, отвечали «Ладно, пап!» «Может, у них так принято. Творческие люди всё-таки…» Фамилии и обыкновенные обращения по именам — здесь не в чести. Это Антон понял достаточно быстро. Но всё равно пришёл в ужас, когда приставленный к нему в помощники, Журавль, попросил называться по фамилии. — Ой, да ладно, ща по быстрому тебе псевдоним сообразим! Надо только знать, от чего оттолкнуться. Жизнь закружилась по очень быстро ширявшейся спирали, и вот, она уже привела Антона на мягкий кислотно-зелёный диванчик, где он учится расписываться на глянцевых бумажках. Будто его автографы, и правда, могут быть кому-то нужны. — Ну Шастун… — Обжигая кончик языка каждой буквой. Антон даже слегка дёрнулся в сторону, ожидая возможной реакции. Всё-таки не каждый день, «восстаёшь из могилы». Но, Дима либо ничего не знал, либо, не подал виду. — Шастун, Шастун… — Негромко повторял он, вертя маркер между пальцами. — Значит, будешь Шаст! А сценическиии… — Задумался чуть подольше, постоянно что-то переписывая и зачёркивая буквы. — Это пишется как Shastoon, значит…— Антон тихонько заглядывался на то, как листок становится похож на список шифров. Любопытно но отстранённо. Будто это не его судьба решается. Журавль ещё немного крутил буквы, но выдохшись, отвлёкся на тарелок с орехами, стоящую тут же. — Орешки любишь? — Спросил невпопад. Антон продолжал хлопать глазами по-лошидиному, но всё же кивнул, в который раз решив, просто плыть по течению. — О! Hasnuts! — Выкрикнул с набитым ртом, так, что даже сразу не разобрать, и снова уставился на бумажку. — Там «U» вместо двойного «O», но по сути — анаграмма! Как? — Гениально! — Абсолютно искренне поддержал Антон. Он мало что понимал, но почему-то, очень хотел посмотреть, к чему его может вывести это течение. Ему нравился Дима из креативного отдела. Из тех, что «вообще бешеные», он не был похож на человека, что предложил бы ему, что-то плохое. — А ещё, ты чем-то похож на дерево грецкого ореха. Арсению понравится. Арсению понравится — пожалуй, главный аргумент. Он же — цель. Главный стимул, делать что--либо. Делать, под руководством того же Арсения. У альфы, явно был на него какой-то план, и он его придерживался. Выверенными, плавными, как по подиуму, шагами. — Антон, не зажимайся! Мы тут одни. Давай, у тебя получится! — Омега хохлился как воробушек. Мог бы — выставил иголки, которых у него, отродясь не было. Но согласился, пройти по белой дорожке, похожей на кремовую заливку торта. Несколько десятков раз. Ежедневно. Подходами, по три раза в день. У Арсения глаза горят, ярче любых софитов. У Антона от его взгляда, сердце поёт так, что никакой фоновой музыки не надо… У него, права всё получится. Не сразу — но получится. Он будет красиво ходить, стоять, поворачиваться… Да даже летать — Арсений умеет мотивировать. — Я тебя сейчас в стену вдавлю, чтобы положение запомнил и не терял осанку! — Антон осмелел настолько, чтобы с ним можно было так говорить — шипеть на ухо подобные угрозы, угрожая почти правдоподобно. Стоять предельно близко, точно зная — не испугается, не зажмётся. Даже, лучше поймёт. Антон осмелел настолько, чтобы улыбнуться до ямочек и мурлыкнуть «Я не против». После, с трудом отделяясь от той самой стены и шагая вперёд, нетвёрдой, едва ли модельной, походкой. В первый день — обошлись без радикальных мер. Хотя Антон, всё ещё воодушевлённый совместной поездкой и мелкими поцелуями, которые ему никто не мешал украсть — уже тогда, был бы не против. Но альфа просто встал рядом, ненавязчиво оглаживая плечи и спину, придавая форму. — Пошёл! — Шепнул он, напоследок. А Антон, едва не подлетел, ведь ладонь неожиданно стекла, чуть ниже спины. Как бы случайно, самыми кончиками пальцев — ветер иной раз, ускоряет сильнее, подгоняя вперёд. Почему-то, этот простой жест, не похожий даже на лёгкий хлопок, заставил внутренне взвизгнуть и… задуматься совсем не о том. Например, что границы возможного, для них, сегодня явно раздвинулись и мешать им, совсем не хочется. Или о том, чтобы никогда не спорить с альфой. Не то чтобы у Антона, раньше были такие порывы, но тем не менее. Антон с Арсением никогда не пререкался. Но… — Получается, я теперь работаю на Арсения. Но он здесь главный. И… Как не крути, а выходит так, что я живу на его деньги. — Нескладно изливал он душу, всё тому же Диме. Омега не знал, что конкретно заставляет его, так сильно зацикливаться на этой теме: неожиданно заговорившая в нём, гордость, или, страх остаться в должниках. Он уже знал, к чему это может привести. Обратно не хотелось, даже по ощущениям, даже зная, что Арсений с ним так не поступит. Антона приучили, оправдывать свою цену, и тема денег, ещё долго оставалась болезненной. — Ой, да не парься! — Махнул рукой, как крылом, Журавлёв. — Арсений у нас — неправильный Папа Карло. От него не убудет — А… а почему, неправильный? — Прозвучало уж как-то совсем по-детски растерянно. Конечно, Антон подсознательно понимал, возможный смысл, но всё-таки — атмосфера кругом непривычная. Может, у этих людей, на всё, свой шифр? — Потому что, обычный — упахивался за гроши и доброе слово. А Арсений — работает много, но и зарабатывает так, что хоть подтирайся! Ожидания оправдались. Спокойнее ли от этого Антону? И да, и нет. Приятно, что про альфу, никто не говорит плохо. Неприятно, думать, что всё-таки, ему не соответствуешь. Но Антон будет стараться. Они теперь, с отражением за одно — значит, всё получится. — Ну, если хочешь, можешь ему… кофе отнести! — Понимающе предлагает Дима, не влезая в личную жизнь, но явно оставляя за собой, возможные подтексты. — Он тебе явно, больше чем секретарше, обрадуется. Мысль будоражище-приятная — это же тоже, некий жест внимания. Такой правильный, в сложившейся обстановке. Поехать с Арсением на работу и при этом, видеть его не больше, чем если бы остался дома — очень обидно. За своим альфой, хочется ухаживать, едва ли не выслуживаться, так сильно, что дома — Антон чуть не оставил Варю без работы. Теперь — под угрозой милая девушка из секретарской. Антон такой возможности не упустит — будет приходить в заветный кабинет, с поводом и без. Лишь бы увидеть и самому, покрасоваться перед начальством. Ну и… Да, «обозначить границы», тоже хочется. Потому что, это Его Арсений и Ему, так можно. Можно заходить к нему с дрожаще-формальным, пусть и не обязательным здесь, «Арсений Сергеевич, ваш кофе!». Можно, не смущаясь, устраиваться на широком подлокотнике его кресла, грозясь вот-вот соскользнуть в полноценные объятья. Можно, расположиться за и на его рабочем столе, вводя в ступор, малоприятных посетителей, или вовсе — делая их приход невозможным. Но это потом. А сейчас — у Антона сердце чечётку о рёбра отбивает так, что чашечка в руках трясётся. Он стоит у нужной двери, не решаясь зайти, потому что… А вдруг Арсений занят? А вдруг, у него там важные люди? Вдруг, ему вообще, пить не хочется? И ещё с десяток, беспокойно жужжащих «вдруг», и только один вдох — на то чтобы их прогнать. Короткий стук. Яркая, совсем не дежурная улыбка и свободный выдох — потому что, альфа ему с порога улыбается, и благодарно целует в щёку, принимая чашечку. Донёс. Не разлил. Красиво нёс, ровненько, как по линиям — потому что так научил. Только сегодня, но Антон ведь, быстро учится. — Ты устал? — Осторожно интересуется Арсений, видя как пришедший выдыхает, стоило двери закрыться. Вид у Антона и правда, приятно-измотанный. Он даже не пугается, когда альфа, оставив кофе на столе, так и не отпустил его от себя, удерживая за талию. — Здесь… шумно. — Уклончиво выдыхает омега, всё-таки приседая на самый краешек кресла и пряча нос, в чужом плече. Здесь шумно. Здесь ярко. Здесь не то что живо — буйно. Здесь всегда кто-то куда-то бегает, что-то несёт, переносит, говорит, ругается, смеётся, раскидывает всё что нёс, потому что не успевает. Кто-то тренируется, кто-то фотографирует, кто слушает музыку или бегает с приведённой кем-то, собакой. Кто-то что-то шьёт, перешивает, чинит и тут же ломает. Всё вокруг вертится и меняется, со скоростью декораций на огромной съёмочной площадке. Всё в движении, как гигантский хаотично-упорядоченный муравейник. Антон часто прятался в кабинете Попова, спасаясь от всеобщего шума, прежде чем снова кинуться в бой. Потому что, здесь теперь и его место, тоже. Арсений оставался в центре этого безумства красок и идей, полностью его контролируя, но никак ему не мешая. Арсений — правильный Папа Карло, для Антона — уж точно. Тот самый, к которому удалось сбежать, от Злой Карабасихи. Антон знает, как сильно Попов заботится о каждом, кто на него работает. Знает также, какого это: жить в той грязи, с которой его пытаются смешать газетчики. Они пишут об этом, со спокойной руки, а Антон — там жил, выживал в том самом, «скрытом от всех, мире». Поэтому, ему мерзко вдвойне. — Может, скажем Стасу? — Ноутбук закрывается с тихим хлопком и отставляется в сторону, на самый подлокотник. Антону приходится слегка пихнуться, чтобы отвоевать себе место и наконец-то перевернуться на спину — лицом к альфе, что совсем не собирался менять положение и всё ещё нависал над ним. — Это всего лишь жёлтая пресса. — Миролюбиво улыбнулся Арсений, получив в распоряжение, любимые губы. — Натравливать на них Шеминова — слишком жестоко. — Значит, я становлюсь жестоким? — Антон выглядит до смешного озадачено. Ему совсем не хочется, быть плохим человеком. Да и не может, эта невинная мордашка, такого хотеть. Но об Арсении, никто не смеет говорить плохо, тем более — незаслуженно. Даже если сам он, совсем не обращает на это внимание. — Ты становишься сильным. — Поправляет его альфа, очень кстати оглаживая бока, поднимается по ним мягкой щекоткой, будто не зная, что этот жест — сил лишает. — И для меня очень ценно, что тебе так хочется, меня защитить. — Но ты же, меня защищаешь… — Улыбается благодарно, слегка уводя взгляд в сторону, и тут же фыркает. — Щекотно! Не все встречи в офисе Попова, были приятными. Случались и те, из-за которых можно было решить, что большая часть желтушных статей — правда. Те, из-за которых сам Антон, чуть не поверил, что рядом с ним — плохой и даже опасный, человек. Потеряться на большой территории, пусть даже, почти полностью проходной и не разделённой на маленькие кабинеты — раз плюнуть. Особенно, если ты засмотрелся на бесчисленное множество плакатов и прочих арт-объектов, весящих по стенам и торчащих из них. Антон понял, что свернул куда-то не туда, только когда вокруг стало подозрительно тихо. На незнакомой территории, всё-таки, лучше держаться толпы. Стены здесь, не считая нескольких фотографий — стерильно-белые. Плитка под ногами, тёмная, будто стеклянная. Омега очутился в каком-то странном коридоре, широком, как и всё здесь, но явно необжитом. Будто привычные этому месту краски и сама жизнь, ещё попросту не дотянулись до него. Звенящая, почти космическая пустота, кажется, даже вполне комфортной. До тех пор, пока в ней не раздаётся голос. — Какие лица, чтоб мне сегодня напица! — Грубый, нечеловечески низкий и будто бы опасно-шипящий, даже когда явно веселится. Это не Зоино «личико» Этот человек, его знает, и заранее насмехается. — Пьеро! Антон мелко вздрагивает и дёргается в сторону от голоса, но Незнакомец, оказывается прямо за его плечом. Впрочем, оставаясь там совсем недолго, быстро обходя его кругом и обнюхивая, словно ищейка Нет, не обходя — обползая, скручиваясь кольцами, как большой чёрный змей. — А я всё гадаю, чё эт Поповский, такой до омерзения счастливый ходит! Светится как Главная ёлка и молчит! А оно вот — счастье его. Хорошо видать, работаешь... «Альфа. Опасный. Пахнет химически-яркой черникой и сигаретами». — резюмирует про себя Антон, пока человек-змей, правда обтянутый в чёрную кожу с каким-то псевдо-вампирским плащом сверху, наворачивает рядом круги, выдыхая слова, практически в лицо. Голос низкий, но какой-то злорадно-звонкий. Сразу вызывает ассоциацию со злобным арлекином и заставляет зажмуриться, ожидая удар палкой. Незнакомец, явно ждёт от Антона какого-то ответа, реакции, но омега, может ответить только мелкой дрожью. Все силы уходят на то, чтобы её скрыть. А Незнакомец всё не унимается, хоть и отплывает от него, чуть дальше. Оценивая со стороны. — Хорошо тебе с ним, Ангел? — Спрашивает будто бы серьёзно, но пренебрежительно брошенное обращение, всё равно, режет слух. — Это ведь я, ему на тебя указал. Не ошибся. Мне за ваше счастье, тоже перепасть должно. Как думаешь, Арсений тобой поделится? Усмехается гаденько, заходя на новый круг. Антон отмирает и больше не сводит с него, остекленевшего, в первую секунду, взгляда. У незнакомца глаза серые, стальные, зрачки какие-то странные, вытянутые. Тот всё присматривается, принюхивается. Кажется, вот-вот дотронется, испачкает чем-то маслянисто-серым, или, мазутно-чёрным. Арсений не поделится — делиться учат, игрушками. — Меня зовут Антон! — Изнутри поднимается волна протестного шипения, и на выходя, всё ещё подрагивающий омега, сам не ожидал от себя, такой реакции. Столь, если не грозного, то уверенного, рявка. Но Антон рявкает. Он готов рычать и защищаться, даже если, на самом деле, очень страшно. Потому что он — Антон. Не игрушка, не ангел — Антон. Антона трогать нельзя. Никому, кроме Арсения. — Вот как... — Альфа ничуть не пугается. Только улыбается шире, даже будто бы, довольно.— А знаешь ли ты, Антон, к кому попал? — Омегу, всё-таки дёргают за руку, заставляя развернуться к одной из стен, в точнее — к висящим на ней, фотографиям. Парни и девушки. Красивые. Красивые статуэтки. Застывшие. Наряженные, как старые фарфоровые куклы. Многослойные платья, чепчики, мундиры, цветы в светлых волосах. Светлых, как у Антона. Лица чистые, почти детские. Глаза большие. Живые, но и навеки в этой жизни, замершие. — Слышал что-то, про маньяка-Кукольника? Он был кукольным мастером, любимцем публики. Ездил по городам, с собственным кукольный театром. Но никто не догадывался, что свои игрушки он делал, повторяя внешность, понравившихся ему людей. Тех, что приходили на него посмотреть. Тех, что после, загадочно исчезли. Он любил свои игрушки, но, играть с их живыми версиями — было ещё интереснее… Незнакомец явно веселится, но не выходит из образа загадочного рассказчика, нашёптывая эти ужасы, прямо в стремительно алеющие уши. Поочерёдно, перетекая шершавым, никуда не отпускающим звуком, из стороны в сторону. Кажется, он даже схватил Антона за плечи. Всё-таки дотронулся. — З-зачем... вы мне это рассказываете? — Антону бы сохранить собственную гордость, но дрогнувший голос, предательски съезжает на писк. Незнакомец держит его, совсем некрепко, скорее, для эффекта. Эффект достигается: мурашками на спине, фотографиями на стене. Слишком явным, намёком на Попова. Тревога стучит по рёбрам, почти отдаваясь звоном в уши. Антон уговаривает себя дышать: слабо, но ровно. Мысленно повторяя имя альфы. А фотографии на него смотрят, смеются и плачут. У одной из моделей: красные ленты на платье и такой же, красный букет, в руках. Она держит его перевёрнутым, слегка вытянув руки и прижимая к белой юбке. Красиво. Но напуганный мозг, сразу принимает цветы, за намёк на кровавые разводы. Рассказчик знает, чего добивается. — Мне просто скучно. — Подозрительно-бесхитростно, признаёт незнакомец, слегка пожимая плечами и, кажется, впервые звучит по-человечески. Омега хватается за этот короткий смешок и тоже улыбается. Нервно. — Многие психические заболевания, передаются по наследству. Ты не замечал за Арсением, странных шуток, или перепадов настроения? Он показывал тебе, свою мастерскую? «У Арсения Сергеевича есть своя мастерская. Но это, наверное, слишком личное. Он сам покажет» — Теперь, эти слова звучат зловеще. Может ли Валера, работать на убийцу? Антон соображает лихорадочно, пугаясь собственных мыслей, едва ли не больше, чем слов незнакомца. Но пока понимает только то, что на два полученных от него вопроса, может ответить «Да». — Хотя, нет, вы же, наверное, из спальни не выходите… — Ещё один гаденький смешок и удушливо-горячий выдох, совсем уж близко к шее. — Как думаешь, у него там, манекены с нарядами для будущих показов, или… . «Или… У него там, высокие потолки, как и везде. Настолько, что можно сажать деревья. Декоративные ёлочки. Лес…» — Выграновский! — Гаркнули откуда-то со стороны и названный, тут же развернулся на сто восемьдесят, с приторно-радостным «Капитан» на губах — Настроение хорошее? Хочешь испорчу? Альфа приближался к ним, широким шагом, со столь же милой улыбкой, и только стальные искорки, что по незнанию или наивности, можно было принять за смешливые, выдавали то, насколько он не доверяет парню-змею. То, насколько ему не нравится, застывший за его плечом, Антон. Напуганный до неестественно сузившихся значков. Только с его приходом, дышать начавший. Эд не тот, кого бы он хотел видеть, рядом с Антоном. Арсений слишком хорошо знает этого человека, слишком хорошо помнит, как тот утратил человечность, оказавшись в Доме. Эд — лишнее, случайное напоминание. Совершенно Антону не нужное. Альфа считывает его как угрозу и даже не собирается, это скрывать. — Вот здесь — документы которые нужно изучить. — Эд безошибочно улавливает чужое настроение и решает не мешкая, устраниться, хотя бы на время. С готовностью подставляет руки под увесистые папки, что тут же на него выгрузили. — Вот здесь — те что нужно исправить. Времени — до послезавтра. Пошёл! Омега бы очень хотел, оказаться сейчас, за спиной пришедшего, быстро юркнуть в его сторону и спрятаться, чтобы даже носа не было видно. Но сейчас, вокруг Арсения, будто бы клубилось что-то тёмное, колючее, щупальцеобразное. Антон так и не смог шевельнуться и лишь тихо выдохнул, когда чужак, отошёл от него сам. Арсений зол. Раздражён настолько, что всё рассказанное о нём страшным голосом, вдруг кажется правдивее, чем что-либо. Антона останавливает этот, уже казалось бы, совсем неестественный в присутствии своего альфы, страх, и желание, хоть как-то сохранить лицо. За альфу хочется спрятаться, позорно, совсем по-детски, но чужак не должен знать, насколько Антон напуган. — Как долго вы разговаривали? — Звенья цепочки натягиваются, самую малость перекрывая дыхание, тянут, всё ещё слабо соображающего омегу, прямо в тёплую грудь. Арсений спрашивает страшно: угрожающе-тихо, будто не у своего Антона, а всё ещё, отпугивая чужака. Так, будто Антон мог услышать что-то лишнее. Будто что-то из тех слов, могло быть правдой. Пройдёт ещё немного времени, прежде чем Антон рассмотрит в голубом пламени, намёки на ревность. Ещё чуть-чуть, прежде чем он поймёт, что тайно радуется им. Тогда, он был лишь напуган, неизвестно — кем сильнее. Но переборов внутреннею дрожь, вжался в Арсения, безмолвно прося, ни с кем им не делиться. Арсений своими игрушками, даже в детстве, не делился. Не жадничая, но защищая, от всех, кто может сломать. — Ну серьёзно! — Продолжал возмущаться омега, борясь с вырывающимся наружу, кряканьем. — Они тебя, разве что в поедании детей, не обвиняют! — Нууу... — Хрипло-задумчиво тянет Арсений, неоднозначно поигрывая бровями. — Я не ребёнок! — Тут же возникает Антон, уловив намёк. Скользящими по линии челюсти, зубами. — Значит, моя совесть чиста. — Предвкушаще мурлычет альфа. Свет гаснет — Антон закрывает глаза. Потому что, целоваться с открытыми — невыносимо смешно. А с Арсением — правильно.