Кинопленка

      Ее часто спрашивают, знает ли она Тайлера Дердена.             Джин натужно-скупо улыбается, кивнув разок. Так люди улыбаются, чтобы увести все вопросы. А кому нужны вопросы? Никому. Зачем ей отвечать на них? Незачем.       Как?       Что как?       Познакомились как, — продолжают донимать. (Неправильно звучит — укор — встретились). Некоторые, изредка, но продолжают. И такие есть.       А тебя ебет? Нет-нет-нет, не такой ответ они ждут. Нормальный, полноценный, вот какой нужен. Ну а правда: а тебя ебет? Такой не задает. Ничего не задает. Даже не говорит зачем тебе знать? С той же скупой улыбкой продолжает.       Просыпаясь в аэропорту Миннеаполиса-Чикаго-Нью-Йорка-Бостона-Далласа-Сиэтла-Детройта-Лос-Анджелесе-Кливленда-Сан-Диего. Повтор. Бостон-Сиэтл-Чикаго. Может, наоборот? Может. Вполне. Не важно. Затем Майами. Повтор. Так она встретила Тайлера Дердена.       Часто мечтая об ошибке. Какая может быть ошибка? Само существо — ошибка. Ее.       Штормовой порыв бокового ветра. Прослабленные крепления. Обледенелые крылья. Стайка пеликанов, застрявших в турбинах — бах! — и все забарахтало; крылышки в отрыве от тела и ножек полетели вниз; кровь излилась из неба, повтор Библии; а дальше полетели и все, но не вверх — вниз. Больше никаких отчетов, выписанных страховок, весов с отметкой «ты жирная», убитых волос в салонах, звонков от Трисс-Дженнифер-Флоренс, туфель на шпильке.       Она просыпается.             Питер сказал, что она тощая. Джин-тощая-задница. И вправду, подумала Джин. Отражение в зеркале заорало: тощая! С укором, цепляясь за мозги острой зазубренной пастью. Отметки на весах не было, только надпись: тощая. Питер-зеркало-весы. Бургер, картошка фри, пачка чипсов с сыром и бутылка колы. Отметка на весах перевалила их «тощей» в «жирную», минуя «нормальную». Такой ее назвал Питер. Как и весы. А затем они разъехались. Питер ушел из ее жизни знойным летом, оставив за собой пару носков в полках, старый одеколон и недоеденный обед.       Щелчок.       Тайлер становился разговорчивым за бутылкой пива.       Щелчок.       Ошибка — Тайлер всегда разговорчивый. Это его слова лучше запоминаются за бутылкой пива из замызганного бара за чертой города.       Щелчок.       Утро начинается с чашки кофе и тостов с ореховой пастой. Обед не начинаете, лишь продолжается. Отчеты, пальцы на переносице, выпученные глаза с лопнувшими капиллярами, обведенные коричневым карандашом — тоненькие стрелки. Ужин ее редко настигает, вместо него то, что доктор прописал.       Ей нужно спать.       Больные паразитами крови, раком кишечника или органическими дисфункциями мозга. Ей говорили плакать. Джин обнимала Хлою, считая секунды до того момента, когда ее тощее тело — вот кто была по-настоящему тощей — обивало ее спину руками. Джин думала, что она обнимает скелет. Но скелет дышал ей в ухо, цеплялся пальцами в ее рубашку и плакал. И говорил, что хочет мужчину. Джин боялась, что она станет такой же. Останется такой же покинутой, одинокой и несчастной. С того дня она больше не обнималась с Хлоей.       Но после одного из собраний она заснула. После четырех с половиной бессонных ночей.       И проспала всю ночь. Как ребенок. Нет, даже дети так не спят.       А затем появилась она.       Марла была лгуньей. Наглой и бессовестной. Ответный вопрос настиг ее сразу — а она сама? Каждый может перепутать дни, вступив не туда. Четверг — рак матки, пятница — рак яичек. Джин перепутала разок. Но осталась. Но Джин не знала, ошиблась, свыклась с ошибкой, сверила в программе координат, простила себе оплошность. Но не Марла.       Среди девятнадцати мужчин было две женщины. Она и Марла. Марла и она. И Джин перестала спать.       Марла спросила, а кто здесь дольше? Кто виноват в большей степени? Кто врал?       Она перестала спать. И возненавидела Марлу. Эту спекулянтку, эту обманщицу, что состояла менее чем из ста фунтов и дышала ей в подбородок. И таращилась на нее своими черными глазами, что занимали половину ее лица. Джин знала, что от одного ее замаха Марла отлетит к стенке, жалобно простонав проклятья, и сползет к грязному полу. И ничего, что удара даже не последует.       А еще Джин узнала, что Марла боится смерти. На вопрос чего боится Джин, она проглотила язык вместе с ответом. А затем Марла оставила свой номер на ее ладони. Джин стерла его за минуты, но мозги отказались стирать цифры. 555-0134. Джин знала, что не позвонит. Марла тоже это знала.       Они поделили дни между собой. Но сон не вернулся.       Тайлер появился позже, в череде ее «одноразок». И речь не половых партнерах. Одноразовые друзья, без имен и фамилий, с перемешанными в одно лицо чертами. В голове у Джин укоренилась картинка, зацепившись за мозг, отправляя сигналы: вот они. Ее одноразовые друзья на одну поездку. Она встречалась с ними и потом, в реальной жизни, но за неимением имен, спутанных разговоров и отсутствия конкретики проходила мимо. Они тоже ее узнавали. Или просто отвечали взглядом на ее взгляд.       Сухопарная бледная тетка лет пятидесяти в костюме-двойке с одним разводом и тремя детьми, которым нужны деньги за обучение в колледже. Именно такой образ расцветал перед глазами, исчезая через миг, когда внутренний диалог касался одноразовых друзей.       Тайлер читал инструкции, а Джин молилась про то, чтобы они в этот же миг им пригодились. У него были красные очки, красный кожаный пиджак и гавайская рубашка. А еще он был слишком красивым — сам знал об этом — чтобы на него долго глядеть.       Щелчок.       Ей оставили визитку. Мыло — признак цивилизации. Джин остерегалась таких мужчин; Питер ей говорил, что они не создают семьи, не становятся офисными планктонами и даже не заводят собак на заднем дворе. Джин не любила собак, но кивала. Не мотала на ус, но не перечила. Но именно к нему она и перебралась меньше чем через трое суток.       Щелчок.       Тайлер — киномеханик. Чтобы показать фильм, нужно разрезать пленку на шесть-восемь частей, склеить между собой маленькие катушки в одну большую и по очереди переключать. Один фильм на другой, разумеется. Джин казалось, что ее жизнь зависла на третей бабине. У нее нет одной большой бабины, у нее маленькие бабины. И они не склеены. Киномеханик умер прямо на столе, пустив себе пулю в лоб. И Джин была бы рада, если фильм на этом и закончился.       У них одинаковые кейсы, а еще Тайлер сказал, что она похожа на фригидную.       Тайлер обещал стать ее очередной одноразкой. Джин готовилась подняться на пятнадцатый этаж, забиться в квартиру, скинуть туфли, принять душ, укутавшись в махровый халат, и заказать себе китайской еды. Через пару дней она могла стоять у стола босса, исполняя «не женские дела». Питер говорил, что она занимается не тем, что нужно. Быть секретаршей — вот ее порог. Джин считала, что это его форма заботы. Как и то, что «тощая» звучало лишь для того, чтобы подтолкнуть ее к самосовершенствованию.       Мать кричала ей в трубку, называла ее бестолочью и дурной девчонкой. Но Джин так и ни разу не позвонила Питеру после их расставания. И стерла номер матери. Из памяти тоже.       Щелчок. Меняется кадр, но не бабина. Кинопленка ползет по колесикам проектора. Появляются те кадры, которых нет. Или это они и были? А что, если она просто сошла с ума? Свихнулась от бессонницы, забилась в уголок лечебницы и сейчас с привязанными руками мечется на месте.       Бабина сменилась. Наверное, и такое бывает.       Только в этот миг Джин решила для себя, что была неправа. Готова была даже забрать слова назад, забыть о них, вернуться в привычную канву.       Тайлер сказал, что он еще официант. Джин спросила, просто ли официант? Он ответил, да.       Полиция задавала множество вопросов, а еще лил дождь. Квартиру разнесло. Несчастный случай, — говорит ей швейцар. Газ, — говорит полиция.       Спросили, мог ли это быть бывший партнер. Полиция, кто же иначе мог спросить? Питер? Джин покачала головой, нет. Малодушие не позволит. Джин ведь знала. Жила с ним четыре года, сумела вдоль и поперек поизучать все, выучить, вызубрить. И возненавидеть. Однотонные галстуки; вилка с левой стороны, омлет, а не глазунья; яблочный сок вместо апельсинового; соба вместо удона; правая сторона кровати. Много-много-много-много-всего. Джин казалось, что она помнит его шаги по полу.       Просыпается ночью. Два шага в сторону кухни, три в сторону чайника. А затем тишина.       Питер был правильным, совсем не как она, так кричала ей мать. Так ей говорил Питер. Так ей твердили Трисс-Дженнифер-Флоренс.       А еще Питер сказал всем друзьям, что именно он собрал все свои вещи и ушел, захлопнув дверь настежь и оставив плачущую Джин валяться на полу от разбитого сердца. А Джин решила свыкнуться со своей ролью, забыв о неточностях в своей голове. О выкинутом в коридор чемодане, орущем Питере, что уверовал в то, что без него она будет несчастна, и заранее заказанном такси. Больше Питер на пороге ее дома не появлялся. А ревела Джин столько же, сколько заказывала собу. А собу Джин себе не заказывала.       А еще все в мире знали, чего она хочет и что ей нужно. Джин в это верила. И слушала.       Маме-Питеру-Трисс-Дженнифер-Флоренс-лучше-знать. И именно поэтому им Джин не стала звонить.       В кармане приталенного пиджака от Versace покоилось ровно пятьдесят три доллара и три цента. Хватит на такси и несколько дней в мотеле. Быть может, на пару ужинов и один обед в забегаловке.       Чемодан с вещами, кейс с документами и сумочка с ненужными ныне ключами. Джин пожалела о том, что так и не взяла машину, не научилась водить.       Внутри зияла дыра.       Падает монетка. Их у нее три. Трубку берет Флоренс. Джин бросает трубку быстрее, чем Флоренс повторила вопрос. Кто там?       Сочувственные взгляды на лице Трисс-Дженнифер-Флоренс смешались в одно, а за ними прячутся короткие заключения. Теперь они лучше нее. Теперь Джин-бедная-дорогая-милая осталась без крыши над головой, а они с домами, мужьями и детьми. Не то, что она.       Мама говорит — твердит — ей нужен ребенок. Нужна семья. Питер дал бы ей семью. А Джин думает, за что это ей все?       Падает монетка. Вторая. Долгие гудки. Протяжное и сбитое дыхание Марлы.       — Я слышу тебя, обманщица, — мурлычет Марла, но Джин снова кладет трубку.       Джин не задается вопросом как Марла ее узнала. Это Марла.       Джин знает, что с Марлой она перестанет спать. Боится. Не только бессонницу, но и Марлу. Марла не такая как она, неправильная. Джин тоже неправильная, но… Они совсем не похожи.       Падает монетка. Третья.       Джин считала себя важной. Все считают себя важными, в особенности, молодые люди. Важность заключала в себя просторную квартиру, куда можно водить друзей, гармонично подобранную мебель, неплохую работу. Отличная жизнь. Важная. Особенная. Неповторимая. Как и у десятков миллионов.       Идиотский порыв, никак иначе.       Зачем она звонит ему? Ответа нет. Лишь надежда.       Paper street. Бумажная улица. Джин не знает о таких улицах.       Дыхание касается трубки. Гудки идут.       В будке холодно.       Проходит не меньше тридцати секунд.       Не возьмет.       Голос вылетает из трубки. Ошпаривает подбородок, хочется потереть его.       — Алло.       — Кто это?       Ей слышится треск крекеров во рту. Джин больше не ест ни крекеры, ни чипсы, ни бургеры. Но отражение не перестает кричать «ты жирная».       — Тайлер? — голос дрожит.       — Кто это?       Джин не делила людей по голосам. Но по голосу Тайлера распределила его в категорию Майка Сейндвуда и Джорджа Пирсона. Тех самых школьных хулиганов, что выбивали двери в классе математики и кидали камни в окна.       Еще не было поздно сбросить трубку.       — Вы меня обозвали фригидной.       Смех.       — Это вас обидело? — Тайлер продолжает жевать.       — Заставило задуматься.       — Над фригидностью?       — Над собой, — пауза. — Над этим тоже.       Она съехалась с Питером в двадцать четыре. Мама сказала, что он будет хорошим мужем. У Питера было новое Audi, диплом Гарварда и частный дом в Принстоне. Питер владел тремя языками, о чем всегда любил упоминать в общении со всеми. А еще ни разу не довел ее до оргазма. Трисс-Дженнифер-Флоренс в одно горло интересовались, а как он… в постели? А Джин просто загадочно улыбалась, говоря Питеру, дышавшему ей в висок, вцепившись в грудь, кончила.       — Что-то хотели?       — Нет.       — Врете, — ловит ее Тайлер, задышав в трубку. Джин ежится. — Как дела?       Джин говорит много, делает глотки пива, морщится. Тайлер смеется, крутит бутылку, наблюдая за тем, как пиво касается краев.       В баре многолюдно. И шумно. Джин не расслабляется, продолжает вжиматься в стул, осматривая всех. Она отдала семь долларов таксисту.       Кровь сгущается.       Тайлер разговаривает много и обо всем. Джин знает таких мужчин, Джин не воспринимает таких мужчин. В голове пишется «ошибка». Джин не ходит на свидание с такими мужчинами. Мама говорит, что такие мужчины любят лишь себя.       Теперь он обращается на «ты», оставив все формальности. Джин думает, как она оказалась сейчас здесь, с таким неправильным мужчиной. И думает над тем почему позвонила ему.       Джин рассказывает ему про взрыв и выброшенный в фонтан диван с синей отделкой. Тайлер лишь говорит:       — Могло быть хуже. Ты могла оказаться там.       А Джин считает, что тогда проблем было меньше.       Мечта взорвалась вместе с квартирой. А Тайлер скучающе глядит ей в лицо, рука подпирает подбородок. Джин думает, что он слишком красив для киномеханика. И для официанта.       Она снова была единственной женщиной в помещении. Как в те самые времена, когда Марла еще не явилась в группу поддержки больных раком яичек. Но радости в этом не было.       Странное место выбрал Тайлер, однако же.       Джин не доверяла ему, не до конца верила его словам, не до конца воспринимала его рассуждения. Все воспроизводилось в голове через пленочку, зависая и останавливаясь. Прокручивалось медленно, не до конца.       — Почему мыло? — спрашивает Джин.       — Круговорот. Все просто, — пожимает Тайлер плечами, продолжая на нее глядеть. — Знаешь из чего делается мыло?       — Из масел.       Джин гадает.       — Из жира.       — И при чем здесь круговорот?       Питер рассуждал о погоде, цокал и качал головой, слушая новости, просил не добавлять в омлет три белка, лучше три желтка. И точно никогда не заставлял ее задумываться о том, из чего делается мыло.       — А в том, что выкаченный из жирных задниц жир кочует прямо в руки этих же самых женщин в виде мыла. Все просто.       Джин подумала, что это обычная образность. И проглотила разговор с очередным глотком пива.       В голове закрадывается и вырастает мысль, она не понимает, когда Тайлер Дерден шутит, а когда говорит всерьез. Это пугает. Ставит жирную черточку, обозначающую неправильный.       Щелчок.       Она, чуть хмельная, выходит из бара, осматриваясь по сторонам. Колесики чемодана стучат по земле. Дождь кончился. Нужно заказать такси. Тайлер стоит возле нее, достает из кармана пачку сигарет, протягивает Джин. Та вертит головой. Не курит.       Тайлер не кажется опасным в привычном понимании вещей. Тайлер не тот, кто будет тащить тебя в кровать, сдирая с тебя одежду. Тайлер не тот, кто утянет в лес, оставив на хладной земле с разрезанным горлом. Доверия к нему не было, но была уверенность. Джин встряхивала головой, пытаясь избавиться и от нее.       О чем думала, звоня ему?       Глупые идеи, прочь.       — Спасибо за вечер. И за пиво, — сухо улыбается Джин. — Мне пора.       — Домой? — усмешка.       — Поеду в отель.       — Спроси.       — Что, прости?       — Спроси.       — О чем?       Тайлер делает затяжку. А Джин лишь думает о том, что курение убивает.       — Ты позвонила мне, незнакомому мужчине, не просто так. Тебе негде переночевать. Просто спроси.       Слова бьются по ее гордости. Брови взлетают вверх.       — О чем?       — Спроси, можно ли переночевать у меня.       — Не спрошу… — тянет. — Мне есть где остаться. С чего ты вообще взял, что я…       — Хотела потрахаться?       Вопрос проходится по ушам. Глаза округляются как горлышко бутылки.       — Нет.       Под ложечкой резко засосало.       Джин знала таких мужчин. Знала, о чем они думают, что мнят о себе. Тайлер был карикатурой. Рисунком в цвете. Наиярчайшим представителем этой группы. Поняла в тот же миг, лишь сумев заслышать его голос.       — Думаешь, раз я позвонила, то хочу либо потрахаться, либо перебраться к тебе?       — Да.       У Тайлера очаровательно-ублюдская улыбка, а Джин не доверяет таким. Поэтому в полночь оказывается у дома Дженнифер.       Щелчок.       Трисс-Дженнифер-Флоренс-три-головы-на-одном-теле. Или три головы с одним мозгом. Джин воспринимала их как сиамских близнецов, что сразу же подохнут друг без друга. Сотрутся в порошок, растворившись в кислоте.       Ее встречают с улыбкой, почти радостной. Но не от встречи.       Джин-бедняжка-Валентайн потеряла свою столь обожаемую квартиру. Уже почти год не состоит в отношениях. Не имеет детей.       И о первом сразу же узнают Трисс и Флоренс. На дом обрушивается град из звонков. Джин отмахивается, склоняясь на усталость.       С утра они стояли у дверей дома с ананасовым пирогом. В надежде узнать все детали.       Тогда Джин подумалось, что нужно было спросить у Тайлера то, что он требовал.       У Дженнифер дом, муж и трехлетний сын. У Джин нет ничего из этого. И не проходит и часа, как Дженнифер не упоминает об этом. С довольством и укором. А Джин молчит, улыбается, топит слова внутри.       Она продержалось двое суток. На третьи сутки снова позвонила по визитке на Бумажную улицу.       Paper street должен был приютить на время, а втянуть к себя без остатка.       Щелчок.       Тайлер никогда не берет ее на руки, не перекидывает на скрипучую и пыльную кровать. Оставляет спать на продырявленном диване без одной ножки. Падает на нее, стискивая плечи в ладонях. И дышит в самую шею.       Джин толкается локтями, мычит, но не прогоняет. С Тайлером она спит. И Тайлер это знает.       Щелчок.       Мать говорила, что у Джин нет гордости. И Джин поверила в это. Именно поэтому и позвонила Тайлеру. Больше так опускать себя она не могла позволить. Трисс-Дженнифер-Флоренс, услышав, что она съезжает не пойми куда, не пойми к кому, заохали и продолжили перешептываться. Глаза покраснели и сузились. Беззубые хищники потеряли добычу, которую могли долго истязать когтями и обрабатывать лосьонами от «неправильности».       Они шли пешком, ночью. Тайлер распивал пиво, шел по бордюру и тащил за собой чемоданчик Джин. В кармане осталось двадцать семь доллара и пятнадцать центов.       Единственное условие — готовка. И какого мозгоебства.       Подозрительно, думает Джин и продолжает ковылять.       Утром звонили, страховка покроет семьдесят пять процентов ущерба.       Джин кивает себе и спрашивает, а мечту она покроет? Она ведь взорвалась вместе с баночками десятков видов горчицы.       А в чем была ее мечта, спрашивает Тайлер. Воздуха в легких много, язык готов к словам. Рот открыт. Но ответа нет.       В чем мечта?       Дом Тайлера мало походил на дом. Но от его вида ее скручивало как от светлой гостинной Дженнифер. Только тошнило. Дом — монстр. Нет. Дом-монстр. Немытый, грязный, пыльный и вонючий. В стены въелся запах канализации, крыша протекала, матрас скрипел и почему-то пах кошачим пометом. По стенам сползали пауки, выстраивая себе новые дом из паутины. Джин с ними разговаривала по ночам, а на утро размазывала по стенке.       Ты плохой друг, шутил Тайлер. Я их боюсь, они мне мешают, отвечала Джин. Земля тоже нас боится, поэтому и наводит на нас эпидемии и катастрофы, продолжал Тайлер.       Там не было замков. Никаких. И соседей. Второе пугало и радовало. Но больше пугало.       При сильном ветре весь дом дрожал и стонал, из чердака выходили частые всхлипы оконных рам, сгнивших и накренившихся. Они скрипели, толкались и бились, мечтая наконец-то разбиться и высвободить из своего заточения выбитые стекла.       Их комнаты были смежными. На семь спален была одна ванная.       — Можешь выбрать любую другую, — предлагал он, — но в двух нет окон, а в остальных половицы сгнили.       Готовы обвалится, поняла Джин. А затем дом ей простонал: я сам готов обвалиться.       Страховщики сказали подождать два месяца. Джин готова ждать, но подождут ли они ее?       В холодильнике не было еды, прямо как и у нее дома. Но и горчицы тоже не было.       Тайлер не ставил никаких условий. Не лез и не пытался домогаться. А еще работал по ночам.       Десятки баночек кремов для тела-лица-рук, шампуни, скрабы, бальзамы, шкаф с кистями и косметикой и лосьонами был вычеркнут из ее списка ухода за собой. У нее осталась лишь одна косметичка, шесть пар рубашек, два пиджака, классические брюки, прямые джинсы и одна юбка. Две пары туфель и одна пара обуви на плоской подошве. Джин не ходила на работу в одном и том же два раза в неделю. И, тем более, не надевала в понедельник то, что уже надевала на прошлый понедельник.       — С вами все хорошо? — спрашивает босс в своем очередном галстуке.       Выглядишь неважно, вот что он подразумевает.       А Джин впервые в жизни сидит в смятой рубашке, скрестив пальцы. Пряди выбиваются из пучка на затылке. Десятки глаз смотрели на нее, ловили малейшие изменения. Пытались переписать систему в голове.       Джин-мать-ее-та-самая-чистюля-Валентайн пришла в помятой рубашке с разводами. И с неидеальным пучком.       Все смотрели, а на лбах было написано неправильная. Не то, что они все.       И всем сразу стало легче. Все почувствовали себя лучше, значимее.       — Да, — заключает Джин. И продолжает работать.       Щелчок.       Однажды Тайлер замечает ее за отмыванием грязи на плите. Следует вопрос:       — Что ты делаешь?       — Прибираюсь, — удивленно хмыкает Джин.       — Зачем?       Тайлер живет здесь уже год. А она ночует четыре дня. И за эти дни она вынесла матрас, заменив его на раскладушки из IKEA, вымыла комнату, избавилась от всех пауков, размазав каждого по стенке, и решила, что желтая вода из-под крана — не самая страшная вещь, которая могла с ней случится за ее жизнь.       — А зачем люди прибираются?       — Я это у тебя и спросил.       — Хочешь, чтобы я перестала?       — Я такого не говорил.       — Тогда что?       — Странно.       — Что странно?       — Не знаю, — усмехается Тайлер. — Продолжай, если хочешь.       Если хочешь — удар в спину. Прямо между лопаток.       Тряпка отлетает в сторону. На лбу испарина. Джин оттирает ее рукавом.       — Подожди.       Она нагоняет его. Тайлер сегодня в футболке и растянутых джинсах, что спадают у него с бедер. Тайлер ждет вопроса, стоит с приготовленным ответом.       — Что здесь странно, Тайлер?             Джин не думала, что Тайлер из тех, кого волнует вопрос чистоты, кого волнует выглаженная с обеих сторон рубашка; не тот, кто будет придираться кому-то за отсутствие ужина на столе. Неправильный он. Джин не ждала от него благодарности за проделанную работу, не рассчитывала даже на то, что он заметит отсутствие трех слоев жира на долбанной столешнице.       Так-что-блядь-не-так?       — Я ведь просто прибиралась. Что тут странно?       — Решила окончательно ко мне перебраться?       Смешок. Его или ее? Общий, кажется.       — Нет. Я тебе мешаю?       — Я такого не говорил.       — Если я тебе мешаю, я съеду.       — Я такого, — руки падают на плечи, — Джин, — имя тянется на языке, — не говорил.       У Тайлера теплые руки. А еще интересный говор. Он пропускает окончания, но Джин всегда его понимает. И не переспрашивает.       — Тогда что?       — Может, сразу поженимся, а не будем тянуть так до вечности? Хорошая идея, Джин? Станешь домохозяйкой.       От последнего слова почему-то сжимается сердце. А еще ей кажется, что ее оскорбили.       Он подумал, что она это делает ради его внимания.       Джин посылает Тайлера со словами, что через две недели, как только поступит зарплата, она съедет. Две недели перетекли в четыре месяца.       Щелчок.       Книги валяются на полу, захламляют все полки. Даже кухонные шкафы извергают из себя их, а не пакетики с быстрым завтраком. Джин сосчитала девятьсот тридцать восемь штук по всему дому. Это одна половина, вторая уже давно сгнила и была выброшена. Тайлер не относился к бережным читателям, что сдували пылинки с обложки, раскрывая книгу лишь на половину. На страницах виднелись разводы, въевшиеся капли кофе и зачеркнутые черными жирными чернилами строки. А сверху над «Поздно, поздно, уж поздно!» выведена строчка: поебались.       Тайлер читал каждую из книг, а Джин лишь слышала о некоторых.       В доме не было телека, не было новостей по утрам, телепередач по вечерам и мыльных опер по ночам. Джин перестала видеть по утрам бледненькое личико с еле сплываемым акцентом и черными кудрями, уложенными назад. Маргарет Филиппов больше не встречала ее по утрам, вещая о погоде, чьих-то сгоревших деньгах, убийствах и других сотрясениях, которые так обожал Питер.       На полмили, по словам Тайлера, не было ни одной живой души.       На полмили, Джин.       Голос в голове однажды сказал: если она захочет разрубить тебя на фарш, то подозрения на него не падут. Снова скажут: Питер. Ведь о нем все знают, а не о несостоявшейся одноразке Тайлере Дердене.       Но Джин продолжала с ним жить.       Тайлер в своей неправильности перекрывал ее неправильность. Тайлер ходил без верха, в одних семейниках, катался по комнатам на детском велике, не разделял день на завтрак, обед и ужин, совершенно не жаловался. И приходил под утро с синяками, ссадинами и открытыми ранами.       Руки покрылись мозолями, разбитые в кровь костяшки не заживали. Синяки не сходили.       А Тайлер ходил довольный и радостный.       Тайлер был не просто неправильным, а еще и странным.       А еще в один из дней он пошутил, что Джин лесбиянка. Джин не разговаривала с ним три дня. А Тайлер впервые понял, что обидел.       Щелчок.       Они не лезли друг к другу. Джин не спрашивала почему официанту каждый день начищают морду, а киномеханик умудряется сдирать кожу на ладонях. А Тайлер не спрашивал почему Джин не съезжала. Зарплата перечислилась неделю назад. Звонили из страховой: дело задержится еще на полмесяца.       Тайлер говорит: оставайся. И Джин остается. На время, конечно же.       Тайлер улыбается своему отражению, вертит рукой голову, всматривается. Джин склоняется к косяку, смотрит на то, как он обрабатывает царапину на щеке.       — Затребовал много чаевых?       — Считаешь, нужно было больше?       Тайлер не просил ее об этом. Тайлер — как оказалось — ни о чем ее не просил. Джин выхватывает смятую марлю из его рук, склоняет пальцами голову в сторону. Хлоргексидин забивается в нос. Джин снова промакивает марлю в бутылочку. Пальцы неумело касаются щеки.       У Тайлера пухлые губы, четкая форма подбородка, коротенькая бородка прямо по середине, и Джин, почему-то, смотрит именно на губы, а не на щеку.       — Нравится? — на губах цветет ухмылка.       — Очень, — отмахивается Джин, резко развернув голову вбок.       А еще от Тайлера пахнет сигаретами, мылом и дешевым виски. Он ходит в нелепых рубашках, кофтах из сетчатой ткани, штанах на размер больше и никогда не закрывает дверь в свою комнату. Туда Джин заходила лишь два раза. И Джин уже не помнит зачем.       Пальцы берут ее кисть. Направляют. Джин кажется, что на месте, куда ее схватил Тайлер, останутся красные полосы от ожогов.       Из марли сочится хлоргексидин, оставляя дорожки на их пальцах. И сразу же сохнет.       — Вот так, Джин, — указывает Тайлер. — Смелее.       Иногда кажется, что Тайлеру пятнадцать. И она живет с мальчишкой, что ворует мячи у соседей и отбивает их садовых гномиков. А Джин — та самая старшая сестра, что носится по всему дому, подбирая его скинутые штаны в гостиной и готовя завтраки на двоих перед школой. Это забавляет. У Джин не было братьев, ни старших, ни младших. Только сестра размером с вытянутую дыню, что умерла сразу же, как родилась. Сумела вырваться из порочного круга быстрее, чем задышала.       Джин было пять. Мама плакала, а отец через неделю пропал. Сказали, что его видели в Оклахоме.       Тайлер был старше на полтора года. Но иногда, совсем редко, Джин считала себя сопливой девчонкой, что дрожит перед первым взрослым мужчиной, которого увидела. Хорошо, что редко.       — За что тебя так? — брови сдвинуты.       Тайлер смеется с ее вопроса.       — Все таки, я думаю, нам лучше пожениться.       — Я не выйду за тебя, — замечает Джин.       — Почему это?       — Такие как ты не женятся, Тайлер.       — Знаешь многих таких как я?       — Ты неповторим, — смеется. И хорошо, что так.       — И в чем тогда проблема?       — Я тебе уже сказала, Тайлер.       — Но так и не сказала почему ты не замужем.       Рука замирает в воздухе. Тайлер знает, что она работает в автомобильной компании консультантом по страховым выплатам, знает, что она окончила Бостонский университет с отличием, знает даже, что ее мать зовут Вивьен и ей пятьдесят три. И со стопроцентной уверенностью может сказать, что она наденет в понедельник. И какой цвет теней выберет.       — Я же фригидная, ты сам сказал.       — Я серьезно, Джин.       У Тайлера открытый взгляд и светлые глаза. Джин старалась углядеть что-то неправильное в нем. В лице.       — А еще лесбиянка.       — Обиделась?       — Нет, — честное признание. Это не обижает, раздражает.       Джин не хочет, чтобы Тайлер стал как Трисс-Дженнифер-Флоренс, напоминая об этом каждый раз. И тыча носом туда, куда она не хочет.       — У меня два билета в кино.       — У тебя их нет.       — Залезь мне в штаны и посмотри.       — Я не буду этого делать.       — Тогда не придирайся.       — Я не хочу в кино.       — Врешь.       — Мне хочется спать.       — Ты отрубаешься под утро.       — Это свидание?       — Называй как хочешь.       Щелчок.       — Обманщица, — тянет Марла ей под ухо, а Джин полностью лишается сна.       А еще в унитазе плавает четверка заполненных презевативов.       Дверь в комнату Тайлера впервые закрыта.       Щелчок.       Она месяц не ходила на собрания. Палец проходится по календарю. Ее день, ее число.       Хлои больше нет, но есть Марла. Джин спрашивает, почему Марла здесь. Марла говорит, что обманула ее. И просит номер. Джин оставляет номер дома Тайлера. С надеждой, что Марла не позвонит.       Больше на собрания она не ходит.       Щелчок.       Марла звонит. Говорит, что наглоталась Ксанакса. И мурлычет в ухо. Джин ежится и кладет трубку сверху, но не ставит.       А утром Марла заходит в кухню, глотая коричневую воду из-под крана. Вилка со стуком падает на пол. Джин раскрывает рот в немом вопросе, а Марла заводит свое:       — Доброе утро, Джин.       — Что ты здесь делаешь?       — Стою.       — Нет, — качает головой, — что ты делаешь в этом доме?       — Уже ухожу.       Марла тянется к ее щеке, оставляя поцелуй. Джин стискивает зубы. Марла смеется.       — Спасибо, Джин. — Слова режут стенки желудка. — Не знала, что ты живешь с…       Марла ничего не знала о ней.       — Тайлером, — сбивает ее Джин.       Джин даже знать не хотела, что Марла хотела сказать.       Внутри лопнул пузырь. Она упала в чан со стыдом.       Кто-то узнал тайну. Ее тайну.       Тайлер в розовом халате. Тайлер говорит, что у нее психованная подружка. Джин ничего не говорит, продолжает моргать. И думать — свихнулась или нет.       Она не моя подружка, думает Джин. И голос Тайлера в ее же голове отвечает, плевать.       — Она больная на голову. Знаешь, что она мне сказала?       Тайлер подобрал трубку. И поехал за Марлой.       — Понятия не имею, — пожимает Джин плечами.       Кофе выливается в раковину, горло сжимается. Она не может пить. Кажется, что сейчас стошнит.       — И, честно сказать, — перебивает Тайлера, — знать не хочу. Еда в холодильнике.       Щелчок.       Трисс — не Трисс-Дженнифер-Флоренс, и то хорошо — встречает ее возле кофейни. Джин воет про себя, а на губы натягивается улыбка.       — Джин, о, дорогая, — блондинистая голова падает на плечо. — Куда же ты пропала?       Лучше задать: где ты пропала?. Paper street втянул в себя, прижав к стенам дома.       Джин больше не ходит в вельветовых пиджаках от Armani, на ней не туфли от Jimmy Choo, даже сумочка не от Dior. И это не может не радовать Трисс, что въедается глазами в каждую торчащую нитку, складочку на рубашке и потертость на обуви.       И Джин кажется, что вокруг глаз собирается влага.       Щелчок.       Джин в голове заменяет четвертую бабину на третью, но ничего не выходит. Тайлер говорит, что она стала нервной. И говорит, что все от недотраха. Джин хочет влепить ему пощечину, но вместо этого кричит в подушку.       Марла приходит каждый раз, когда у Тайлера выходной. Под окнами собираются десятки бычков. Джин раздумывает над тем, что пора начать курить, но каждый раз забывает купить сигареты.       Марла шепчет ей в ухо обманщица, а Джин хочется выть.       — Джин-Джин-Джин, — тянет она. — Ты обманщица.       — Чего тебе, Марла?       — Только правды.       — Чего тебе, Марла?       — Твоей правды, Джин.       — Чего тебе, Марла?       — Скажи то, о чем думаешь. Я же вижу. И знаю.       Марла ничего не видит и не знает.       — Скажи, чтобы я ушла. Оставила вас в покое. Я же все-е-е знаю.       Марла склоняется над ней. От нее пахнет сексом, сигаретами и пыльным платьем.       Тайлер говорит, что Марла психованная. И Джин не должна с ней дружить. Джин думает, а трахаться с ней тогда можно? Тайлер смеется и не отвечает. А Джин сжимает вилку в руках, выбрасывая остатки завтрака к использованным презервативам.       — И что ты знаешь, Марла? — усталый вдох.       — То, что у тебя здесь, — рука Марлы касается ее грудной клетки; под ладонью стучит сердце. — И здесь, — вторая рука указывает ей на голову, палец тычется в висок.       — И что у меня здесь, — отбрасывает ладонь с сердца, — и здесь? — отбрасывает вторую руку.       Дыхание шпарит ухо. Джин неприятно.       — Тайлер.       Марла стонет громко. А еще кричит, визжит и кусается. Последнее она узнала от Тайлера. Джин душит себя подушкой, забивая уши. Но не помогает. А еще Джин бегает по ночам. Начала бегать. Четверть мили в одну сторону, затем в другую. Бег на месте. За Джин бегает ее тень, а еще иногда собаки. А Джин бегает от стонов Марлы и скрипучей кровати Тайлера, что находится прямо за стенкой.       Жаль, что от всего мира убежать нельзя.       Страховщики сказали, что ей выбьют более выгодные условия. Дело на пересмотре. Нужно подождать еще месяц.       А еще ей звонили из полиции. Джин думает: неужели они считают, что она могла взорвать свой же дом? Они не отвечают. И Джин понимает, что они считают именно так.       Щелчок.       Джин знает, что если смешать нитроглицерин с натриевой селитрой и опилками, то получится динамит. И то, что напалм можно изготовить тремя способами. Она это знает, потому что это знает Тайлер. И он это ей рассказал. Джин не понимает половину, но кивает после каждого слова. Тайлер это видит, но не прекращает говорить.       Джин нарушает молчание и негласный договор — спрашивает куда ходит Тайлер. И почему он возвращается весь в ссадинах и побоях. Тайлер говорит, что на этой неделе побоев на теле не было. И в доказательство снимает рубашку. Две пуговицы лопаются. Одна на груди, другая на животе. Джин лениво осматривает изгибы, отмечая, что он не врет.       И понимает: отвечать он не станет.       — Почему ты не рассказываешь?       — Потому что я не нарушаю правила, которые поставил.       Джин поняла: он не расскажет ничего, пока она сама не расскажет ему что-то равносильное. Джин приняла правила. И решила, что проживет и без этой информации.       — Почему ты водишь Марлу сюда, а не идешь к ней?       — Она тебе мешает?       — Я такого не говорила.       — Вот и хорошо.       — Я не могу спать.       — Из-за Марлы?       — Из-за криков.       Из-за нее тоже.       — Ревнуешь?       — Схожу с ума.       — От меня?       — От отсутствия сна.       Тайлер засмеялся. Но Марла больше не приходила.       Джин так и не сумела заснуть.       Щелчок.       Джин водит круги по комнате, половицы жалобно скрипят и плачут. Дом молит и стонет: прекрати, я хочу спать. Джин тоже хочет спать, хочет, но не может. Поэтому продолжает ходить. Часы давно оттикали за полночь. Стены приближаются и отдаляются, Джин кажется, что они ее поглотят.       В коридоре пыльно и тихо. Тайлер кричит сквозь открытую дверь ее имя. Джин устало поворачивается.       — Снова твои сны крадут?       Мама в детстве говорила — если не можешь спать, значит, твои сны сейчас крадут хранители снов, чтобы отдать тому, кому не спится больше. Тайлер говорит, что это брехня. Кому может не спиться больше Джин?       Хуево работают эти твои хранители, считает Тайлер. Согласна, усмехается Джин.       — Да. Решила походить.       — Удачи.       — Хочешь со мной?       — Нет.       Но Тайлер все равно встает и наводит с ней круги по этажам. Джин кажется, что они стали бы отличными друзьями при других обстоятельствах. А Тайлер считает, что при других обстоятельствах они остались бы отличными одноразовыми друзьями.       Диван на первом этаже скрипит под их весом. Пружины стонут. Джин закрывает глаза, откидываясь назад. Тайлер сидит рядом, поджав ногу под себя.       Стены перестают пытаться ее сожрать. Теперь они отдаляются, пытаясь навсегда запереть ее в доме.       На Тайлере майка с разноцветным принтом и алые брюки. А Джин с первого дня так и ходит в однотонной пижаме.       — И, все-таки, знаешь что, Джин?       — Что, Тайлер?       — Живем мы именно как женатая пара.       — Паршиво живут женатые пары, если живут как мы.       — И то правда, — признается Тайлер.       Джин отрубается за пару минут. А Тайлер идет к себе, накрыв ее одеялом.       И, все-таки, что-то в его глупой шутке было.       Щелчок.       Джин теперь засыпает только на диване. А Тайлер сторожит на полу.       Щелчок.       Через скважину просачиваются стоны-крики. Джин не задерживается ни на миг, не оборачивается, проходит вперед. Дверь раскрывается со скрежетом. Джин благодарит себя за то, что не остановилась.       Из комнаты появляется нагой Тайлер. Джин оборачивается, смотря лишь на лицо. Ни на дюйм ниже.       — Что ты здесь делаешь?       — Иду спать, — пожимает плечами.       — Хочешь присоединиться?       — Хочу спать.       Джин кажется, что внутри что-то скрутилось. Органы вываливаются наружу через горло. Кишки переплелись. И ее кольнули в грудь.       Ей вспомнилось трехглавое чудо Трисс-Дженнифер-Флоренс.       Джин рада, что больше такого не будет.       Только… вопрос.       Рада, что больше не будет криков или Марлы?       Щелчок.       — Ты не засыпаешь уже три часа.       Не укор, констатация.       Джин не отвечает, продолжает делать вид, что спит.       — Я знаю, что ты не спишь.       — Тайлер, я засыпаю, иди спать. И не сиди на полу, там холодно.       — Врешь.       Тайлер не называет ее обманщицей. Это радует.       — Я засну.       — Ты не засыпаешь.       Диван скрипит. Джин привстает. Хочет спорить.       — Засну.       — Nope. Хочешь, поспорим?       — Да.       Тайлер привстает. Джин думает, что он уйдет. Джин думает, что он пойдет спать. Тайлер почти падает на нее, стискивая. Джин вымученно вздыхает, толкается.       — Ты чего, мать твою? Тайлер!       — Проверяю.       — Что, черт возьми?       — Заснешь ты или нет.       — Иди спать.       — Я это и делаю.       — Не на моем диване!       — Твоем?       — Я сейчас на нем лежу, значит, он мой.       — Это работает по такой логике? Тогда…       — Не так это работает, Тайлер, — среагировала Джин, — я передумала.       — Так или не так?       Джин толкнулась еще раз. Тайлер слез чуть вбок, нога осталась лежать на бедрах. Дыхание билось в шею, впитываясь с запахом мыла и сигарет. Он пропустил руку через шею, голова Джин теперь упиралась в локоть.       — Делай что хочешь, — фыркает.       — Прямо что хочу?       — Да иди ты, Тайлер.       — Я тоже тебя ценю, Джин.       От Тайлера исходило тепло. А по ночам в доме на Бумажной улице было холодно.       И поэтому Джин заснула. Теперь она спала только так.       Щелчок.       — Чем займешься вечером?       Джин пожимает плечами.       — Без понятия.       Больше нет телека, нет прогулок по парку, ужинов в ресторанах. И никаких вечерних созвонов с Трисс-Дженнифер-Флоренс.       — А ты?       — Буду варить мыло.       — Правда? — губы вытягиваются в форме буквы о.       — Для мыла нужен жир?       — И?       — Пойдешь со мной?       Тайлер-мать-его-Дерден — это вам не образцовый гражданин. Джин это знала. И понимала, что помои не появляются сами по себе. И то, что официантом не положено зачищать морды до синяков и лопнувших губ. И Джин не думала, что Тайлер говорил правду, когда упомянул про жир из жирных задниц.       Тайлер говорит, что они поисковая партия.       Они ищут жир.       Они едут на свалку медицинских отходов. Липосакционная клиника.       Через три дня они продают выкаченный жир из жирных задниц этим же людям по двадцать долларов за кусок мыла.       Джин не знала, когда Тайлер шутил, а когда говорил вправду. И в очередной раз попалась на крючок незнания.       Руки обжог стекающий по сетке жир, забегающий под рукава. Рядом засмеялся Тайлер. Но Джин было не до смеха. Джин было до перекошенного лица, тихих визгов и возмущенного «Тайлер, я тебя ненавижу».       Голоса в голове кричали — неправильно. Джин кричала им в ответ — я знаю! А Тайлер все кричал — тяни!       Тайлер включает конфорку, растапливает жир. А он все булькает. Джин стоит у раковины, продолжая отмывать жир с рук.       Тайлер говорит, что она отмоет жир только другим жиром. И смеется. А Джин продолжает царапать руки щеткой.       Жир проходит через сетку сито, спускается по ведерку и застревает снизу. Тайлер переливает все в кастрюли и запирает в холодильнике. Джин знает, что при вытапливании жир поднимается на поверхность, потому что это знает Тайлер. Тайлера этому научили в бойскаутах. Но Джин не знает шутит он или нет.       А еще большим количеством мыла можно взорвать все что угодно.       Тайлер говорит ей перестать пытаться отмыть руки и подойти к нему. Джин вытирает руки об грязное полотенце. Морщится.       — Протяни руку.       — Зачем?       — Протяни.       На тыльной стороне ладони Тайлер оставляет свой поцелуй. С громким чмоком. Пальцы сжаты в тиски. Тайлер говорит, что он может насыпать сверху щелока и его губы отпечатаются на ладони. Болючий химический ожог останется выпуклым шрамом.       Его рука тянется к баночке уксуса. Он нейтрализует ожог.       А затем поцелуй Тайлера навеки останутся на ладони.       Тайлер говорит, что это очень больно, но Джин ведь знает, что больнее жизни ожог не сделает.       Пальцы Тайлера обжигают сильнее любой щелочи.       А поцелуй отпечатывается без ожога.       Щелчок.       Листок на кухонном столе заключал в себя восемь пунктов.       Первое правило Бойцовского клуба: не говорить о Бойцовском клубе.       Второе правило Бойцовского клуба: не говорить о Бойцовском клубе.       Третье правило Бойцовского клуба: если кто-то просит остановиться, вырубается, выдыхается, — значит, бой закончен.       Четвертое правило остается неизвестным, а листок комкается в руках Тайлера.       — Что это?       — Правила.       — Что такое Бойцовский клуб?       — А почему ты не замужем?       Джин узнала о чем молчал Тайлер. А Тайлер напомнил ей про равносильный обмен. Но часть вопросов исчерпалась вместе с тремя пунктами, а другая умножилась вдвое с остальными пятью недочитанными.       После обеда ей позвонила Марла. Мои сиськи гниют, сказала Марла. Обратись к врачу, ответила Джин. Пожалуйста, просит Марла. А через три часа Джин тонет в сиськах Боба.       У Марлы не было рака. Джин проходится пальцами по плоской груди, сжимает чуть ниже соска. Чисто, уверяет она.       А еще у Марлы голубые тени на верхних веках и фиолетовые на нижних.       — Чудная квартирка.       — Я за нее не плачу уже два месяца.       — Рада за тебя.       — Не смотри так, Тайлер не приходит сюда.       — Меня не касается куда уходит и приходит Тайлер.       — Но ты ведь избавилась от меня.       — Я избавилась от твоих ночных оров. И дневных, если на то пошло. Никто не запрещает тебе приходить туда.       — За чашечкой чая?       — На верхней полке есть и кофе.       Марла смеется.       — Ты странная, Джин.       — Ты тоже, Марла.       — Почему ты не скажешь ему?       — О чем? — усталый вздох.       — О том, что у тебя здесь, — Марла считает сердцебиение, — и здесь, — пальцы стучат по виску. — А еще тут, — взгляд указывает на паховую область.       Джин отшагивает.       — Тебе кажется, Марла. Ничего там нет.       — Обманщица, — кричит ей вслед Марла.       Боба она не встречала уже три месяца.       Корделия, закричали за спиной. Это я, Боб, продолжил уверять рот.       Джин пару мгновений думает над тем почему ее зовут Корделия. И быстро вспоминает.       — Привет, Боб.       Боб прижимает ее к своей груди. К той самой, на которой Джин плакала в один из разов. Джин кажется, что она тонет и задыхается. Горло заполняется жиром, а изо рта пенится мыло.       Останемся мужчинами вместе. Девятнадцать мужчин и две женщины.       И кто была обманщицей?       — Мы думали, что ты умерла, Корделия.       Корделия сказала, что у нее рак матки. Корделии сказали, что она ошиблась дверью. Но предложили остаться. Корделия осталась.       — Нет, еще жива, — вымученно улыбается.       Боб улыбается на все лицо.       — А ты как, Боб?       — Лучше, чем когда-либо.       — Рада за тебя. Продолжаешь ходить в «Останемся мужчинами вместе»?       — Нет, я нашел нечто гораздо лучше.       — Да ну? Что же?       Улыбка стирается.       — Ну… Первое правило запрещает мне говорить об этом.       Что-то внутри Джин напрягается. А потом готовиться взорваться вместе с желудком. Ее кишки будут вывешены на сиськах Боба, а голова болтаться на земле.       — А второе правило… Я не должен об этом говорить.       — А третье, Боб? Если кто-то вырубается, то бой должен быть закончен?       Лицо Боба накрывается удивлением.       — Откуда ты знаешь?       — Знаю, Боб, знаю.       — В клубе же не нет женщин…       — А меня там и нет.       — Тогда как ты?..       — Я все знаю, Боб.       Обманщица, кричит голос Марлы за ухом.       Боб снова улыбается. И не ищет подвох.       — Просто класс.       — Я знаю, Боб. Часто ходишь в… туда?       — Я хожу по вторникам и четвергам.       — Нравится?       Джин часто задавала вопросы. С умным лицом и полной концентрацией. Именно поэтому она закончила Бостонский университет с отличием.       — Само собой.       — Кажется, вас там много…       Выстрел в пустоту. С одной десятой возможностью попасть в мишень.       — Да. А ты… Я не должен об этом говорить.       — Брось, Боб, — качает головой, — я и так уже все знаю.       — Ладно. Ты слышала о человеке, который все это придумал?       — Конечно.       Обманщица, продолжает мурлыкать Марла.       — Говорят, что он родился в психиатрической клинике и спит только один час в сутки.       С ним она точно бы поладила.       — Он великий человек.       — Да ну?..       — Ты знаешь Тайлера Дердена?       Щелчок.       Тайлера по-настоящему избили. И Джин в первый раз но-настоящему испугалась.       — Затребовал очень много чаевых, — глухо смеется.       Рассеченная бровь, разбитые скулы и нижняя губа, лоб наполняется кровью. Из носа течет не останавливаясь.       Дрожащие пальцы и разбегающиеся глаза.       Тайлер сидит, не дрыгается.       — Слишком много, — замечает Джин.       Она не виделась с Тайлером три дня. И две ночи.       — Это того стоило?       — Да.       — Тайлер?..       — Что?       Ванна покрыта ржавчиной. Тайлер уселся у ботика, склонив колени. Джин проходится ваткой лбу. Корочка не желает образовываться.       — Это нужно зашить, тебе нужно к врачу.       — Думаешь? — в голове скользит ехидство.       — Оставь свои попытки издеваться надо мной. Насилуй мозги другим.       — А ты избавься уже от своей нервозности и вечного недотраха.       Джин прижимает пропитанную хлоргексидином ватку сильнее, чем следовало. Тайлер морщится, а затем расправляет морщины на лбу.       — Так сильно волнуешься обо мне?       — Так сильно волнуюсь о составлении списка на твои похороны. Ты мне даже не дал адреса и номера своих близких и друзей.       — Ты ведь близкая. Думаю, хватит.       — Я серьезно, Тайлер.       — Я тоже, Джин. Я максимально серьезен.       Джин качает головой.       — Тебе нужно к врачу.       Футболка Тайлера пропитана пылью и кровью.       — И, Тайлер…       — Что, Джин?       — Я знаю про Бойцовский клуб.       Рэймонд Хэссел плачет.       В голове играет голос Тайлера: ты — не твой жалкий бумажник. Тайлер говорил ей, Джин — не ее квартира, не ее двенадцать тюбиков увлажняющего крема для лица и не десятки видов горчицы в холодильнике. Джин — это Джин.       Джин кажется, что ствол направлен на нее. Миг — выстрел — на лбу щель размером с грецкий орех. Миг — голова взрывается и мозги вываливаются на асфальт.       У Рэймонда четырнадцать долларов наличными, карта от видеопроката и талон в библиотеку.       Джин стоит на месте и смотрит на пистолет. Джин знает, что нужно вырвать его. Но Джин не знает как.       Внутри скручиваются змеи, они впиваются в ребра ядовитыми клыками и шипят.       Шшш-шшш-шшш.       Кожа отходит от костей.       — Что ты делаешь, Тайлер? Отпусти пистолет!.. — шипит она в унисон змеям в пустоту.       — Хочешь, чтобы мама и папа тебя не узнали? Хочешь, Рэймонд?       Рэймонд дрожит и плачет.       — Дай бумажник. — Тайлер читает. — Рэймонд К. Хэссел. 1320 SE Беннинг, квартира А.       Тайлер усмехается. А Джин думает, что приросла к земле.       — Тесная цокольная квартирка?       — Откуда вы знаете?       — Потому что им дают буквы.       — Тайлер, убери пистолет, — просит Джин.       — Рэймонд, ты сейчас умрешь, — заявляет Тайлер.       — Нет! — стонет Рэймонд.       У Рэймонда просроченный студенческий билет, а еще он учился на Биолога. Убирается предохранитесь, а вместе с тем вся смелость Джин. Рэймонд хотел стать ветеринаром. Рэймонд говорит, что учиться сложно.       — Ты предпочитаешь смерть? — голова Тайлера клонится в сторону.       — Нет!       Тайлер забирает права Рэймонда и обещает наведать его. И довершить начатое, если он не начнет учиться.       Рэймонд бежит домой, подхватывая бумажник.       Джин не становится легче. Все внутри перемешалось. На языке вкус пены.       — Зачем ты это сделал?       — Представь, каково ему.       Джин замахивается на Тайлера. Кулаки бьются по груди.       — Это не смешно! — шипят змеи внутри. — Не смешно, Тайлер! Это ужасно.       Тайлер разворачивает ее, склоняется к уху. Джин брыкается. Внутри все горит от желчи и обиды. Яд змей расходится по артериям и венам, забиваясь.       — Завтра будет лучший день в жизни Рэймонда. Его завтрак будет вкуснее, чем все, что мы с тобой когда-либо пробовали.       — А солнце будет светить ярче, чем любому?       Джин вырывается, а Тайлер продолжает дышать в шею.       На руках Джин оказывается револьвер. Джин застывает.       — Зачем?       — Пойдем домой, — звучит у Тайлера вместо ответа.       Крутится пустой барабан. Джин зажала спусковой крючок.       Чик-чик-чик.       Джин все еще не знала, когда Тайлер шутил, а когда говорил правду. Не до конца понимала, куда он уходит по вечерам. Но точно поняла одно: она по-настоящему боится Тайлера.       Он неправильный.       Щелчок.       В доме на Paper street появляются люди и телек. Но пропадает Джин.       Щелчок.       Тайлер сидит в ванне и курит, а Джин намеревается выйти.       — Оставайся, — говорит Тайлер. — Ты не мешаешь.       — Я зайду потом.       Джин раздумывает купаться.       — Оставайся.       Джин остается. Сползает по стенке и садится на пол. В ванне булькает вода, и Тайлер разводит руками по сторонам. Джин старается не поднимать глаз.       У Тайлера загорелая кожа и жилистые руки.       Все остальное закрыто от глаз бортиками, но Тайлер точно встанет с места. И Джин точно придется отвести взгляд.       Тайлер не стеснялся наготы, а Джин уже слишком привыкла, чтобы покрываться краской каждый раз.       — Я иногда думаю, что ты страдаешь эксгибиционизмом, — вздыхает Джин.       — Ты тоже не часто запираешь двери в свою комнату.       — На двери нет замка. И это ты врываешься туда без стука. И это уже не в первый раз, Тайлер, — шипит.       — Нужно было предупреждать.       — Я кричала!       — Поздно среагировала.       — Ты козел, Тайлер.       — Я тоже тебя ценю, Джин.       Тайлер мочит футболку и прикрывает ею глаза.       — Ты бы хотела с кем-нибудь подраться? Кому-то морду начистить. Скажи, Джин.       Перед глазами возникают лица. Трисс-Дженнифер-Флоренс, шепчет ей голос Марлы. Марла никогда не называла их имена.       — Нет.       — Своему боссу?       — Нет.       — Бывшему?       — Нет.       — Как его звали? Напомни…       — Я тебе не говорила.       — Так как его звали?       — Это важно?       — Нет. Для интереса. Тебе не хочется говорить?       — Я просто не понимаю зачем тебе это нужно.       — Для интереса.       — Питер. Его звали Питер.       — Твой парень?       — Жених.       — А почему не муж?       — Не знаю.       — Ты его любила?       — Наверное.       Тайлер откидывает футболку с лица и разворачивается.       — Впервые слышу, чтобы на вопрос «любила ли ты своего жениха?» отвечали «наверное».       — А ты много кому, я смотрю, успел задать этот вопрос.       — Пока что только тебе.       Джин натянуто улыбается.       — Из-за чего твой жених стал считаться уже бывшим?       Щелчок.       Коленки сжаты. Джин сидит напротив гинеколога и пялится на свои пальцы. Тикают часы.       Тик-тик-тик.       Мартышки пляшут и играют в барабан.       Таз ноет и тянет. Джин кажется, что в ней просверлили дыру.       — Пятый месяц?       — Да.       — Это уже второй случай?       Джин кивает. Не плачет и не показывает печаль. Внутри когтистые лапы скребут кишки.       — И последний, — разбирает она уже в конце.       Заключение: бесплодие.       Щелчок.       — Не сошлись характером.       — Не сошлись характером?       — Да, Тайлер, такое тоже бывает.       Я хочу забеременеть, чтобы сделать от тебя аборт, говорит Марла Тайлеру. А у Джин все внутри переворачивается от последнего слова.       — А что потом, Джин?       — Ты про что?       — Что будешь делать после того, как съедешь?       Джин не знает.       — Начну коллекционировать разные виды сыров. А ты, Тайлер?       — После того, как ты съедешь?       — Нет, в целом. Чем ты думаешь заняться? Что будет потом?       Тайлер не знает.       — Всякое, Джин.       Отец Тайлера не учился в колледже, поэтому он должен был учиться. В двадцать пять он наказал ему найти работу, а спустя год сказал жениться.       Мы — поколение мужчин, воспитанных женщинами, говорит Тайлер. Поможет ли другая женщина в решении наших проблем?       — А поможет ли мужчина в решении наших проблем? — задает Джин ответный вопрос.       Тайлер молчит.       — Вот тебе и ответ почему я не замужем, Тайлер.       Щелчок.       Высокие потолки в четыре метра, сто двадцать квадратных метров и панорамные окна. В квартире не хватало мебели, вместо кровати на полу валялся матрас, а гостинная состояла из острых углов и двух кустовых. В холодильнике начали появляться десятки видов сыра.       И Джин, наконец-то, погладила всю новокупленную одежду.       Джин была довольна.       Джин была удовлетворена.              Ваш бывший сосед мистер Чамплтон мертв, говорит детектив Стерн. Джин не помнит кто такой мистер Чамплтон, но кивает. Взрыв должен был произойти в его квартире, но…       Джин все поняла.       Мистера Чамплтона нашли с перерезанным горлом, вывернутыми руками и срезанным скальпом. Об этом сообщила Маргарет Филиппов, напялив на себя очередной фиолетовый костюм от Chanel и закрутив волосы в точные волны. Убийцу поймали сразу. Питер всегда смотрел новости по утрам.       Вместо квартиры Чамплтона взорвали квартиру Джин. Покушение не удалось.       Босс больше не оглядывает ее недовольным взглядом и не вызывает в кабинет с претензиями.       Начались звонки от Трисс-Дженнифер-Флоренс. До нее дозвонилась мать.       Новообретенные весы прекратили кричать «ты жирная», теперь на них была отметка в сто сорок три с половиной фунта.       В Prada ей принесли рубашку на размер меньше.       Кровать привезут во вторник, матрас большой и удобный.       Перед Джин белеет потолок.       Она перестала спать.       Щелчок.       В трубке мурлычет Марла. Джин позвонила ей во второй раз в жизни.       И такое может быть, радуется Марла. Да, отвечает Джин.       Ужин назначен в семь, Марла доезжает с двадцатиминутным опозданием. Джин это мало волнует. Марла хочет вина и хрустящие баклажаны в медовом соусе.       — Новая квартира?       — Да.       — И как тебе?       Марла затягивается сигаретой, выдыхая сизый дым в сторонку.       — Вполне неплохо. Не такая как прошлая, но тоже приличная. Площадь меньше, но потолки чуть повыше.       — Думаешь закатить вечеринку на новоселье?       — Нет.       — Джин, скажи что тебе нужно. Не думаю, что ты позвала меня мило и любезно пообщаться на балконе ресторана итальянской кухни. Как там название?..       — Sicily.       — В Сицилию. Так что?       Марла изгибает бровь и крутит бокал в руках.       — Я не знаю. Просто… хотела свидеться.       — Я тебе не верю, обманщица.       — Я серьезно, Марла.       Марла хлопает глазами и делает очередную затяжку.       — Ты приложилась головой?       — Разве что немного, — усмехается.       — Где Тайлер?       — Я думала, тебе лучше знать.       — Он не приходит ко мне.       — Я не видела его уже месяц.       — Почему ты съехала? — очередная затяжка. Бычок оказывается в пепельнице.       — Я же не могла всю жизнь оставаться у него.       — Он бы тебя не прогнал.       — Он и не прогонял. Я сама ушла.       — Почему?       — Потому что это неправильно. Я ведь не могу до конца жизни оставаться там. И…       Туда начали стекаться люди.       — И?..       — Ты слышала про Бойцовский клуб?       — Нет, — признается Марла. — К чему вопрос?       — Я сама не могу разобраться. Тайлер состоит в нем.       — Нужно было расспросить Тайлера.       — Он не ответит. Не ответил ни разу.       Марла фыркает и кладет в рот вылку с продетым баклажаном.       — Ты ему звонила?       — Нет.       Была близка, думается Джин.       — А он?       — Нет.       — На тебе добрый слой косметики и добротная одежда… это Prada? — взгляд на пиджак и кивок. — Но выглядишь ты хуже, чем когда мылась в коричневой воде и ходила в одном и том же.       — Тогда я тоже ходила в Prada.       — Ты поняла к чему я.       — Я не знаю, Марла.       — Зато знаю я. Ты ведь его любишь.       Джин отводит взгляд в сторону. Губы плотно сжаты. По спине бежит дрожь.       — И ты скучаешь, Джин. Почему тебе не признаться в этом?       — В чем? В том, чего нет?       — Не ври хотя бы мне. Даже если лжешь себе, каждую ночь вбивая себе в голову «я не люблю Тайлера Дердена», — фыркает.       — Я не… Ничего нет, правда, Марла.       — И поэтому ты позвала меня?       — Я позвала тебя, чтобы просто поболтать.       — Ты позвала меня, чтобы узнать где Тайлер. И как он, если на то пошло. Меня ведь не проведешь, обманщица.       Джин дарит Марле свой пиджак и платит за ужин.       Джин начинает видеть Марлу почти каждый день.       Щелчок.       Тайлер сказал, что вклеивает порнографию в фильмы. За три года через руки Тайлера прошли сотни копий. Мне нечего терять, говорит Тайлер. Я отброс, мусор, грязь земли.       Джин не может понять шутит он или нет.       Но Тайлеру нечего было терять.       Щелчок.       — Кто эти люди?       — Они теперь будут жить здесь.       В подвале разложены матрасы. Джин кажется, что это очередная глупая шутка Тайлера.       Но это оказывается не шутка.       Джин съезжает через три часа.       И почему-то чувствует себя преданной.       Щелчок.       — Здравствуй, Джин.       — Здравствуй, Питер.       Они разъехались больше года назад.       — Давно тебя не видел.       Рубашка на все пуговицы, галстук ровно по середине. Даже на штанах нет складок.       Питер улыбается почти по-доброму.       — Тебя тоже.       — Слышал про ту ситуацию с квартирой, это…       — Да, все просто ужасно. А у тебя как в жизни?       На пальце Питера блестит золотое колечко. Джин не хочет его мучать. И поэтому разрешает хвастаться.              — Я женился.       — Рада за тебя.       — А ты?..       — Плыву по течение и пытаюсь не спиться.       — Ты выглядишь…       Уставшей? Жирной? Измученной? Несчастной? Недотраханной? Какой?       Скажи, Питер.       — Просто отлично. Ты похудела? Сменила прическу? Или дело в макияже?       — Возможно, — отвечает на все одновременно. — Как тебе семейная жизнь?       — Чуть утомительно. Не думал, что это так волнительно становиться отцом.       У Джин внутри скребут кошки. Грызут ребра. Рот готов выплевывать мыльную пену. Разогретый жир бежит по венам вместо крови.       Джин с трудом натягивает на себя улыбку.       — Конечно.       Джин хочется вгрызться ногтями в лицо Питера. А еще расплакаться на месте.       Щелчок.       Джин впервые за три с половиной месяца звонит Тайлеру.       По телеку крутят вечерние новости. По городу проходят акции вандализма под лозунгами войны с зомбирующим современников обществом потребления.       Она давно не звонила на Paper street.       — Тайлер?       — Нет, — отвечает незнакомый голос.       — Тайлер там?       — Нет.       — Скажите, что это Джин. Он ведь там, так?       — Нет, его нет.       — Когда он вернется?       — Мы не знаем.       — А где он?       — Мы не знаем.       — А кто это — мы?       — Мистера Дердена нет.       — Скажите ему, что звонила Джин.       — Он не вернется.       Щелчок.       Она просыпается в международном аэропорту Феникса.       Одноразовые друзья исчезают.       Каждый из парней, попавший на крыльцо Paper street, имеет синяк на скуле, шрам над бровью или на щеке. Сильный удар рассек кожу об острый угол кости. В барах Феникса-Сиэтла-Бостона-Чикаго-Нью-Йорка сидят такие же парни с такими же шрамами и синяками.       Что там на Paper Street, спрашивает Джин у Марлы. Марла скользит по фасаду здания, проходит в гостинную и считает людей.       Джин спрашивает у всех: они видели Тайлера Дердена? Все отвечают: нет.       Марла каждый день едет на Paper Street и спрашивает то же самое у космических мартышек, сбривших себе волосы. Космические мартышки выжигают себе отпечатки щелочью.       — Не видели, Мисс.       — Не знаем такого имении, Мисс.       — Нет, Мисс.       — Не знаю, Мисс.       Джин спрашивает знают ли он про Бойцовский клуб. Все говорят: нет.       Щелчок.       Доктор говорит, что нельзя умереть от бессонницы. Джин продолжает искать Тайлера.       Я должна поспать, думает Джин. Ты должна вернуться, считает Марла.       Щелчок.       Она просыпается в международном аэропорту Сиэтла. Закрывает глаза.       Джин просыпается.       — Проснись.       Змеи внутри приготовились биться об стенки желудка хвостами и впиваться в ребра ядовитыми клыками.       — Тайлер?       — Джин.       — Что ты здесь делаешь?       — Ты нарушила правила, — усмехается Тайлер.       — Что ты здесь делаешь?       — Разве не меня ли ты искала?       Тайлер сидит на стуле, положив руку на стол.       — Что ты, черт возьми, здесь делаешь?       — Пришел к тебе. Как и ты хотела.       — Ты следил за мной?       — Кажется, это ты меня выслеживала.       — Ответь на вопрос, Тайлер!       Рука тянется к лампе. У Тайлера выбрита голова. А еще у него спал загар.       Джин вжимается в кровать и продолжает смотреть на него. Змеи готовы к атаке. Во рту появляется вкус мыла, оно пенится и расходится по носу и по ушам. Готово вылезти вместе со змеями.       — Ты искала, я нашелся. В чем проблема?       — Как ты меня нашел?       — Давай лучше спрошу я: зачем ты меня искала?       — Тайлер!       — Джин!       Джин не желала отступаться, но на этот раз решилась.       — Хотела узнать про ту чертовщину, что творится вокруг. Почему ты исчез? Кто эти люди у тебя дома? Что такое Бойцовский клуб и связано ли это с тем, о чем говорится в новостях. И, в конце концов, как ты, черт бы тебя побрал, оказался в номере отеля?       — Ты не ответила на вопрос.       — Что ты хочешь знать?       — Зачем ты меня искала?       — Я… Должна была.       — Зачем?       — Тайлер, что ты от меня хочешь слышать?       — Правду, Джин. И только правду.       Во рту тлеет сигарета. В нос забивается запах табака.       — Я хотела узнать правду. Только и всего.       — И поэтому объехала пять городов?       У Джин саднит в горле.       — Тайлер, я тебя умоляю, просто скажи, что ты не имеешь отношение ко всей этой чертовщине. И что все это — обычное совпадение.       — Зачем ты меня искала, Джин? — вскакивает Тайлер к кровати.       Джин жмется к стене.       — За ответами.       — Спрашиваю в последний раз, Джин…       Змеи забились.       По венам потекло расплавленное масло, сжигая все на своем пути.       — Ты совсем идиот, Тайлер? — шипит Джин. — Будто бы ты, черт бы тебя побрал, долбанный психопат, не понимаешь! — Руки хватаются за плечи Тайлера, стараясь опрокинуть его на пол.       Тайлер сжимает кисти и разворачивает дрыгающуюся Джин. Джин хочется отбить ему колено. И вцепиться в руку до крови. А еще вдарить по носу.       — Ты спрашивал, с кем я хотела бы подраться… С тобой, Тайлер! Отпусти! Я тебя ударю, отпусти!       Спина упирается в грудь, Тайлер хочет опрокинуть ее на кровать, прижав сверху.       — Отпусти, мать твою! Тайлер, да чтоб тебя, ублюдок!..       Джин оказывается прижата к кровати, а Тайлер продолжает дышать ей в шею.       — Отпусти!       — Зачем ты…       — Ты идиот, Тайлер. Полный идиот, — смеется Джин — надрывисто и громко, так смеется Марла. — Ты ни черта не поймешь.       Бьет Тайлера локтем по животу. Тайлер стонет, но стон больше похож на свист.       — Ответь, и я тебя отпущу.       — Что ты хочешь слышать, скажи уже, проклятый психопат!       — Ты знаешь, Джин. Зачем ты меня искала?       — Потому что… ты был мне нужен! Вот почему, Тайлер. Ты доволен? — Хватка слабеет, и Джин пинками отбрасывает Тайлера в сторону. — Доволен, Тайлер? Такой ответ тебя устраивает? Хочется еще что-то услышать?       Ноздри вздымаются после каждого слова.       — Да, Тайлер, представь: ты мне нужен! Можешь в такое поверить? А знаешь почему? Знаешь, Тайлер. Я не могу спать без тебя. Не могу, — качает головой, — черт возьми, спать без тебя!       — Почему?       — Что «почему», Тайлер? Что теперь?       — Почему не можешь спать без меня?       — Я не знаю.       Комната три на четыре. Джин выскальзывает из кровати и вертит круги.       — Ты знаешь, Джин, скажи.       — Не знаю, Тайлер!       Не-знает-не-знает-не-знает-не-не-не-не-знает.       — Потому что не могу заснуть. Не могу! — Сползает по стене, голова клонится к коленям.       — Так почему? Ты ведь знаешь, Джин.       — Ты не выносим, Тайлер. Ты специально это делаешь? Специально ведь, да? Хочешь окончательно свести меня с ума. Или ты хочешь, чтобы я пустила себе пулю в лоб? Этого ты добиваешься? Так вот, знай: ни черта у тебя не получится. Ни-чер-та.       — Почему ты меня искала, Джин?       — Потому что не могу без тебя.       — Спать?       — Просто не могу, долбанный ты психопат! Не могу спать, есть. Потому что стены кричат: Тайлер! Мозги плавятся и стонут: Тайлер! Все кричит: Тайлер. Я зарываюсь в подушку, бью себя по голове, стараюсь утопить эти мысли, испепелить их щелоком, но ни-чер-та-не-вы-хо-дит. Понимаешь, Тайлер!       — Почему?       — Нет, ты точно издеваешься, — задыхается и обреченно скалится, — выметайся отсюда, идиот… Выметайся, живо! Тайлер, выметайся.       Джин цепляется за плечо, старается стянуть Тайлера с кровати. Кряхтит и цедит через плотно сжатые зубы.       Тайлер не слушается. Торчит на месте, отбивается от рук.       Выметайся, уходи, убирайся, поди прочь, кричит Джин. Нет, отвечает Тайлер.       Я не двинусь с места, пока ты не скажешь, говорит Тайлер. Мне нечего тебе сказать, шипит Джин.       Тайлер тянет Джин к себе, перехватывая шею.       Щелчок.       У Марлы кусачие духи. Они взбираются в нос и начинают кусаться.       Джин держится за Марлу, а Марла глядит вперед. Под глазами у Марлы синяки, а в глазах нескрываемый ужас. И совсем немного пугающего предвкушения.       Космические мартышки привели меня сюда, говорит Марла. Меня тоже, отвечает Джин.       Пальцы переплетаются, они жмутся ближе.              Мы разрушим цивилизацию, чтобы сделать что-то лучшее из нашего мира, говорил ей Тайлер. Джин усмехалась и говорила: она уже разрушена, осталось лишь добить. Цивилизация, конечно же. Теперь Джин не смешно.       Перед их глазами рушатся сотни блоков, взрываются сотни стекол.       В воздух поднимается пыль.       — Мы познакомились в очень странный период моей жизни.             Слова предназначены не только Марле.       Щелчок.       В доме на Paper Street пусто и безлюдно как никогда. Джин осматривает все комнаты, стучит по лестнице и бежит в подвал. Больше нет матрасов и космических обезьянок. Ничего нет.       Лишь большое количество мыла. Точнее, его остатки, стекающие по канистрам.       В голове играют слова Тайлера.       Снова-снова-снова-и-снова.       Джин звонит 1888. Туда же, куда звонил Тайлер в ее номере.       Короткие гудки.       Франклин. Служба эксплуатации.       — Мне нужно поговорить с вашим начальником.       Секундное молчание.       — Слушаю.       — С вашим зданием случится вскоре что-то ужасное.       — Все под контролем, мисс, все пойдет так, как нужно.       Джин набирает каждый номер, куда звонил Тайлер. Все говорят одно и то же.       На Бумажной улице, на стене подвала висят шесть папок с наименованиями тех организаций, куда звонил Тайлер. Джин срывает все и думает идти в полицию. А до этого уговаривает Марлы бежать из города.       Щелчок.       Ты нарушила правила, говорит ей голос в голове. Это голос Тайлера. Я делаю то, что должно, отвечает ему Джин.       Детектив Стерн смотрит на нее как на сумасшедшую, а Джин рассказывает про все, что знает.       Джин прижата к стене.       Каждому, кто встанет на пути операции Разгром отрежут яйца, говорят ей полицейские. У меня нет яиц, думается Джин. И поэтому ей заклеивают рот и оставляют пристегнутой в участке. Джин бьется и мычит, но детектив Стерн больше не возвращается.       Щелчок.       У Тайлера горячие пальцы и гладкие губы.       Джин вгрызается в них до крови и толкает Тайлера в грудь. Джин сглатывает вкус метала во рту со слюной, а после морщится. Это вкус Тайлера, его кровь.       — Ты разве не этого хотела?       — Я хотела поговорить!       Тайлер делает шаг вперед, Джин продолжает стоят на месте, не двигаясь.       Пальцы на шее оставили нестираемые ожоги.       — Зачем ты все это делаешь, Тайлер? — обреченно качает головой.       — Делаю что?       — Все… это.       У Джин двоится перед глазами. Комната ходит ходуном. Также было и на Paper Street.       — Ты ведь не можешь без меня. Я прав?       Ты прав, отвечает Джин. Так прекрати упираться, требует Тайлер. И Джин слушается.       Утром Тайлера не оказывается рядом, а на ресепшене просят расписаться рядом со звонками.       В номере остается скомканная записка с «я тоже».       Щелчок.       Джин выпускают и засовывают в машину.       Фасад здания, лифт, Марла.       Космические мартышки оставляют их вдвоем. Перед ними раздаются взрывы.       Щелчок.       Пучок на голове, кофе из автомата, скрежет карандаша по свеженапечатанным отчетам и мигающий экран монитора. Впалые щеки, неудобные лодочки и выглаженная рубашка от Prada.       Ее часто спрашивают, знает ли она Тайлера Дердена…       …будто она похожа на того, кто знает его.       И получают кивок. Но не обращают внимание на тихое «увы».       Джин исполняется тридцать, в квартире разложена вся мебель, Марла щелкает зажигалкой и делает первую затяжку.       На торте выписана тройка и ноль.       Happy Birthday to You, тихо поет Марла. Спасибо, улыбается Джин.       Тайлера не было уже семь месяцев. В городе прекратились беспорядки. Космические мартышки исчезли.       А еще Джин теперь может спать.       Мы ждем, когда вернется Мистер Дерден, говорят все. И это неправильно, думает Джин.       Но я тоже, продолжает думать Джин и задувает свечи.

The End