Это была плохая идея.
«Нет, даже не так», — решает Дрим. — «Это была
отвратительная идея»
Он ведь даже никогда не бывал на протестах. Что-то слышал и знал, потому что обратное было невозможно; новости разлетались быстро и всюду. Но сам никогда участия не принимал. Обычно Дрим плохо понимал, против чего именно протестуют иной раз — потому что протестовать по поводу и без стало своего рода американской традицией, — а если и понимал, то редко находил причину важной. Однажды ему всё-таки захотелось выйти на улицы, но за день до даты он отравился, а от блюющего человека толку было бы мало.
— Да пойдём, — сказал Ник и хлопнул Дрима по плечу. — У тебя ж есть машина, да? Повышение налога на бензин задевает и тебя тоже. Проявим немного гражданской солидарности.
Ник был его другом и соседом по общежитию последние полгода. Им предстояло прожить в разных комнатах, но достаточно близко, чтобы не жаловаться. И в Нике настолько живым было всё — глаза, мимика, движения безостановочные, голос звенящий, — что Дрим почувствовал желание ему поддаться. Не сдался сразу, всё-таки ещё расспросил, что к чему («а к тому, что нельзя давать им нас грабить»), а где стоять будут («так у мэрии же, всегда у мэрии»), а почему Ник позвал именно его («а кого ещё, если не тебя?»).
В конце концов, у Дрима не было и шанса против простодушной энергии Ника. Да и новый сосед по комнате ещё не заехал, не надо никого встречать и объяснять, на каких полках его шмотья точно быть не должно.
И вот, всего два часа спустя после завтрака, Дрим всё-таки оказался на протесте.
Всё шло неплохо. Была толпа с её мерным рокотанием предштормового моря. Были плакаты с громкими слоганами. Были голоса, среди которых можно было узнать людей любых возрастов. Было и это чувство единения, какого-то общего благого дела, о котором Дриму рассказывали его бывавшие на протестах друзья. Он даже начал понимать, почему они так это ценили. И был Ник, шумный и бойкий, который нравился Дриму всё больше и больше.
У этого дня были все перспективы закончиться хорошо. Дрим решил, что заскочит потом за кофе себе и Нику. Может, даже выйдет и в следующий протест.
А затем что-то позади него под гул народа затрещало и зашумело. До этого равнодушные, полицейские, охраняющие здание мэрии, оживились и побежали к мятежной толпе.
И вот теперь Дрим, первый раз в жизни вышедший на протест, даже не сделав ничего плохо и всего-то покричавший пару лозунгов, был вынужден коротать часы в камере, потому что каким-то идиотам вздумалось перевернуть чью-то тачку. И даже Ника рядом не было. Он был либо в другой камере, либо в другом участке. Что из этого было бы хуже — тот ещё вопрос. Ясно было только то, что Дрим накричит на него, когда они встретятся.
По крайней мере, тут оказалось не так угнетающе, как это рисовали в фильмах: лавки мягкие, стены не серые, а выкрашенные в зелёный, и даже есть огромное окно, выходящее во двор. Если бы не решётка, то можно было бы подумать, словно они все просто ждут приёма у врача.
А ещё в этой камере было шумно. Дрим огляделся вокруг, узнавая пару людей, которые стояли рядом с ним и Ником на протесте. Почти все сидели компаниями или парами, Дрим даже смог уловить что-то на испанском, но значение, понятное дело, от него ускользнуло.
Отчего-то Дрим почувствовал себя невыносимо одиноким. Он продолжал иррационально злиться на Ника; теперь уже за то, что его прямо сейчас не было рядом. Обычно Дрим бы не имел ничего против того, чтобы посидеть в одиночестве. Но когда вокруг разговаривают все, кроме тебя, то оставаться самому по себе станет угнетающе даже таким интровертам, как ты.
Но стало чуть менее паршиво, когда среди своих соседей Дрим заметил
этого парня.
Вот у него-то точно всё было паршиво. По крайней мере с виду. Он то расхаживал вокруг, дёргаясь и сутулясь, то садился и прижимал ладони ко лбу. Бледен и скован, иной раз он, кажется, порывался позвать охрану, подходил к решётке, но быстро отбрасывал затею. Нельзя было точно сказать, что у него на уме, но было и так ясно, что что-то не так.
Когда он уже раз в четвёртый — Дрим насчитал всего четыре — уселся на скамейку, Дрим решился к нему подойти. Хотя бы узнать, что случилось. Вдруг ему плохо, а он не осмеливается позвать на помощь или вроде того?
Но — пусть и просто думать об этом казалось неправильным — Дрим был рад, что не он один чувствует себя не в своей тарелке. И теперь не будет так ужасно скучно.
— Эй, у тебя всё в порядке?
У парня были светлые речные глаза, полные холодной отстранённости. На секунду Дрим решил, что зря подошёл. Кажется, тот просто о чём-то думал и сейчас обязательно разозлится, что его прервали.
Но вместо этого он ответил:
— Да, в порядке... — пауза. Внезапно всё в лице незнакомца оживилось, и он, словно осознавая это сам, закрылся руками. — Нет. Боже, нет, я не в порядке. Я имею в виду,
как в такой ситуации вообще можно быть в порядке?
— Оу... — начал Дрим, совсем не думая над словами. — У тебя забавный акцент.
Тот аж отнял руки от лица и наконец-то посмотрел на него.
Дрим понял, что это странно, — когда настолько выразительные голубые глаза глядят на тебя столь пристально. Ему словно выворачивали душу, а он никак не мог этому воспрепятствовать.
А акцент правда был забавный. И — уже немного подумав — Дрим решил, что даже красивый. Отчего-то ему понравилось, насколько выразительно незнакомец произносил букву «р». Может, иностранец. А может, жил где-то ближе к Нью-Мексико. Пока что сказать было сложно.
— Как ты вообще сейчас можешь думать об акцентах?
Чёрт.
— Это... это хороший вопрос. Прости.
— Нет, я серьёзно. Как в такой ситуации можно думать об акценте?
— Чувак, слушай, я не знаю. Честно, без обид. Я не думал, когда говорил. Я просто сказал, что думаю, вот и всё.
Ну вот, теперь этот разговор стал неловким. Желая сделать хоть что-то, Дрим уселся рядом. Так ему теперь хотя бы не приходилось смотреть незнакомцу в глаза.
— Ты... ты странный. И «забавный» это в плане «милый» или «дурацкий»?
— Ты не собираешься отпускать эту тему, да?
— Ну, по крайней мере, об этом мне нравится думать намного больше, чем о том, что моя жизнь, наверное, сегодня закончится.
— Ты это из-за протеста, что ли? — по скривившемуся лицу напротив Дрим сразу понял, что да, дело определённо в этом. — Ты драматизируешь.
— Ты американец, — отвечает тот так, будто ставит на Дриме крест. — Тебе легко говорить.
Ирония, сарказм — Дрим не различает. Сейчас в чужих словах он улавливает только насмешку. У мигрантов — а этот парень определённо был мигрантом или иммигрантом, или эмигрантом, или ещё каким-нибудь «рантом» — нередко была претензия к американцам. Дрим старался не обращать на это внимание.
И всё равно задевает, зараза.
— Слушай, мы были на одном протесте. И это даже не самый крупный из тех, которые тут проходили. Мы в одной лодке и всё такое. Американец или нет.
— Нет, мы определённо не в одной лодке, — Дрим заметил, как собеседник вцепился руками в обивку скамейки. — Я даже не был там, ясно? Я просто пытался разобраться в городе и проходил мимо. Я понятия не имею, за что вы там стояли! Я имею в виду, эм, не то чтобы я против таких собраний. Что не отменяет того, что я не хочу нести за них наказания, потому что протестовать — народное право, понимаешь? То есть, народ имеет право заявить, если его что-то не устраивает. Но я-то понятия не имел, за что народ стоит против в этот раз! И это просто несправедливо, что сейчас меня ждёт весь этот ад за то, в чём я даже не виноват. Если бы я хотя бы по своей воле присоединился, то было бы не так обидно. Но теперь меня будут пытать или депортируют, или посадят, или наложат огромный штраф, который мне не с чего выплатить, просто за то, что я проходил мимо. Мы не в одной лодке.
О Боже.
Наверное, в последний раз такие бесполезные, долгие речи Дрим слышал только от Карла. Даже Джордж мог наговорить только половину тех тирад, на которые были способны эти двое. Не то чтобы Дрим имел что-то против — это было очаровательно в своём роде, — но это просто было... забавно. Прямо как его акцент.
Дриму стоило больших трудов не рассмеяться.
— Погоди, погоди, — Дрим старался его не перебивать, но, кажется, всё равно перебил. — Давай по порядку. Для начала, как тебя зовут?
— О, — ответил тот так, будто это действительно тот вопрос, о котором можно было задуматься. И правда ведь задумался. — Просто зови меня Ло.
— «Ло»? — Дрим и не думал скрывать своего скептицизма. — Не похоже, что это реально твоё имя.
— Если я назову тебе моё настоящее, то ты будешь выговаривать его таким образом, что я просто перестану воспринимать тебя серьёзно. Поэтому просто Ло. Что насчёт тебя?
«Просто Ло. Ну ладно, ладно»
— Дрим. Приятно познакомиться.
— Это тоже не похоже на твоё реальное имя.
— Люблю никнеймы.
Людей продолжали уводить, места становилось всё больше, и Дрим поймал себя на надежде, что его или уже знакомого незнакомца не позовут следующими. Это определённо не тот разговор, которого он ожидал, но он взаправду стал интересным.
Может, в конце концов, это был не такой уж паршивый день и не такая отвратительная затея. Когда бы с ним ещё случилось нечто подобное?
— Твоё право, — Ло пожал плечами. И мягко улыбнулся. Настроение у него в принципе быстро менялось. Дрим гадал, из-за стресса ли это или он всегда такой непостоянный. — Так что там дальше по порядку?
— Ты правда просто мимо проходил?
— Верно.
— Слушай, Ло, даже если бы ты был самым активным участником, то никто бы тебя не депортировал. И тем более не пытал. Может, могли бы наложить штраф, если бы ты был из тех, кто машину перевернул, — Дрим выставил палец прямо у Ло перед лицом, уже чувствуя, что тот сейчас обязательно что-то ляпнет. — Скорее всего нас привезли сюда просто чтобы допросить, не знаем ли мы чего-то про случившееся. Полагаю, что они ещё могут искать тех, кто непосредственно из толпы мог подначить этих идиотов её перевернуть. Но не более того. Максимум тебе стоит бояться того, что нас выпустят слишком поздно, все магазины закроются, общественный транспорт перестанет ездить и тебе придётся переться до своей квартиры или дома пешком. Ничего страшнее тебе не грозит.
Для человека, который мог так много говорить и ещё больше надумывать, у Ло была удивительно невыразительная мимика. Только по глазам — Господи, ну почему они были такими невозможно голубыми? — можно было понять, что у Ло там что-то внутри гудело и переворачивалось. Он даже просиял, но всего на секунду, и после этого взгляд у него помрачнел сильнее прежнего.
— Правда?
Ло смотрит грустно и как-то пришибленно — может, это просто недоверие, а может, что ты и не можешь смотреть иначе, когда у тебя случается откровение. А для Ло, определённо, это было именно оно.
Дриму его стало очень жаль. Есть что-то особенно трогательное в том, как кого-то удивляет то, что для тебя — просто обыденность.
— Правда. Расслабься.
— Ты ведь знаешь, что ты мне только что мир перевернул, да?
Дрим улыбнулся. Что-то всё ещё тревожило его в этих голубых глазах, но он начинал немного привыкать.
Ло не улыбнулся в ответ. Хотя Дрим надеялся, что именно так он и поступит.
— Знаю.
Они оба откинулись спинами к стене и ничего больше не сказали. Взгляд Дрима блуждал по камере, так и не найдя ничего, за что можно было бы зацепиться дольше нескольких секунд. На Ло он старался не смотреть вовсе. Казалось, словно если Дрим это сделает, то обязательно Ло потревожит.
Ему страстно хотелось спросить,
почему Ло это так задело. Хотя бы узнать, откуда он и почему решил, что за нечто подобное с тобой могут случиться такие страшные вещи. Стоит ли за этим какая-то история или нет. Может, Ло просто был склонен надумывать. Дрим надеялся, что дело в этом.
«Он бы всё равно мне не ответил», — решил Дрим.
— Вау... — от неожиданности Дрим не сразу понял, что Ло снова с ним заговорил. — Если честно, то я всё ещё в шоке. Ты точно не стараешься меня таким образом обмануть, чтобы я думал о лучшем и всё такое, или у вас в Америке всё и правда настолько гуманно?
Ло уже не звучал печально. Нейтрально так. Хороший знак.
— Ну, не буду тебе врать, иногда «гуманно» — это совсем не про Америку, — Дрим усмехнулся. — Тут свои проблемы. Много проблем. Но протесты, как правило, тут действительно редко несут какие-то проблемы для самих протестующих. Опять же, пока вы не начнёте есть богатых в прямом смысле и крушить чужую собственность, конечно. В этом плане тут неплохо.
— Ого, Дрим, — даже если Дрим всё ещё старался не смотреть, он всё равно легко понял, что Ло наконец улыбнулся. — Неужели ты не станешь рассказывать мне про великую Америку, что тут солнце всегда светит и что дороги везде идеально ровные, и вот это всё дальше по списку? Неправильный ты какой-то американец.
— Освободил эту роль специально для тебя. Теперь в рядах не достаёт одного и место можешь занять ты.
— Спасибо, ваша светлость, я обдумаю ваше предложение. Я тут первый день, а уже за решёткой, наверняка из меня выйдет замечательный американец.
Дриму потребовалось несколько секунд, чтобы это осмыслить. Он сам не заметил, как у него округлились глаза.
Первый?
— Первый?
— Ага.
— С ума сойти. Ты к друзьям приехал или?..
— Не-а. Но надеюсь, что друзья у меня появятся. Ты первый, с кем я говорю дольше двух минут. И кто не стоит на кассе или вроде того.
— Ого... — и прозвучал Дрим абсолютно искренне. — И как? Не жалеешь?
На сей раз избежать зрительного контакта всё же не удалось. Дрим не мог перестать думать о том, почему же, чёрт возьми, голубые. Даже не небо, не река, а скорее тонкий слой льда на окнах в промёрзлую зиму. Пробирало — и всё тут. И ведь не поймёшь, что за этим льдом скрывается.
Ло ухмыльнулся, хитро так, будто мог слышать чужие мысли.
— Не подумай, Дрим, ты всё ещё жесть какой странный, — и в этот раз слова совсем не показались колкими, — но нет, не жалею. На самом деле, чем больше я думаю, тем больше радуюсь, что это именно ты. Спасибо.
Где-то в основании черепа вдруг поселилась холодная и давящая тяжесть — видимо, сказывается недосып.
Нужно было что-то ответить.
И желательно не выдать самым глупым образом, что тебя этот ответ обрадовал.
— Рад стараться. Ты тоже ничего... когда не строишь теории заговора.
— Ой, да иди ты.
Ло рассмеялся, чем обратил на них внимание оставшихся немногочисленных соседей. Обычно Дрим предпочитал оставаться настолько незаметным, насколько это возможно, но в этот раз был не против. Ло же с виду это не беспокоило вовсе.
— К слову, — вообще не к слову, но Дриму просто хотелось говорить, — помнишь, я тебе сказал, что в Америке свои проблемы есть?
— Помню. Только не говори, что меня всё-таки могут посадить.
— Не-а, на этот счёт не волнуйся. Просто, судя по всему, либо кто-то выкрал у меня бандану, либо она сама выпала, когда нас хватали.
— Ты же понимаешь, что это не проблема, эм, государственного уровня, да?
— Да. Но мне нравилась эта бандана. А я американец, поэтому теперь это будет проблемой государственного уровня.
Дрим бы хотел сказать, что мог представить, сколько примерно они пробыли там, болтая о всяких глупостях, об изменчивой погоде во Флориде, о самолётах, в которых их обоих беспощадно укачивает, о кружках с дурацкими рисунками, которые им обоим нравились, о том, как они грохнулись в детстве с велосипеда и осталось по шраму; у Ло — на предплечье, у Дрима — на ладони.
Но даже примерно представить этого Дрим не мог, потому что чувство времени у него было чуть лучше, чем навыки балета.
Тем более что в зависимости от компании время либо спешит, либо замедляется. И с Ло оно определённо спешило.
Когда дверь камеры открыл крепкий охранник средних лет, Дрим не обратил никакого внимания. Но Ло пришлось закончить длинный рассказ о том, как он боится поймать солнечный удар, и толкнуть Дрима плечом, и только тогда тот понял, что нужно идти.
Они стояли друг напротив друга, Ло поднялся вместе с ним, и нужно было что-то сказать на прощание. Так, вроде бы, у людей принято. В конце концов, они мило поговорили и было бы неправильно уйти молча.
Дрим подумал выдать что-то в духе: «удачи тебе тут» или «всё будет хорошо», или ещё какую-нибудь банальную глупость, но Ло — нужно было догадаться, что так и будет, — заговорил первым:
— Мы ещё увидимся?
Никто не мог слышать этого, кроме Дрима. Ло специально спросил так тихо, чтобы услышал только он.
И будь Ло проклят с его причудливой мимикой и нечитаемыми глазами. Что у него там было за всем этим фасадом — печаль, ожидания, равнодушие или эти слова вообще дались ему легко — у Дрима не было ни единой идеи.
Дриму нужно было хорошенько постараться, чтобы не вылететь из колледжа в ближайшие полгода, потому что пока всё шло именно к этому. Дрим недавно в корне убедился, что он интровертен до смешного и нуждается в одиночестве ровно до той точки, пока это не становится его постоянным состоянием. Дрим недавно перестал общаться со знакомым из интернета, потому что не отвечал ему восемь месяцев, а это слишком долгий срок, чтобы внезапно ответить. Дриму нужно было как-то справляться с вечно активными Ником и Карлом, с лондонской хандрой Джорджа и беспокойством родителей.
У Дрима было слишком много «нужно», чтобы считать, что в его жизни найдётся место ещё одному человеку.
А Ло, насколько Дрим мог судить, был приятным парнем. Немного нервным, чудаковатым, себе на уме, но не плохим. Ло первый день в стране и готов тянуться к любому, кто протягивает ему руку. И он-то, со своими длинными речами, красивыми глазами — это просто нужно было наконец признать, — забавными историями и недюжинной упорностью раз смог получить визу, то сможет найти друзей и получше. У которых будет на него время и которые не оставят его в непрочитанных на неприлично долгий срок.
— Нет.
Дрим постарался не звучать грубо. И всё равно ему показалось, что вышло грубовато. И прежде чем ему захотелось бы вдаться в долгие объяснения почему, прежде чем Ло сморозил бы своё наверняка напрашивавшееся «почему», а охранник бы потерял терпение, Дрим вышел.
«И всё-таки нет, я ведь с самого начала был прав, это была
отвратительная идея».
***
После того, как его отпустили, Дрим тут же направился в общежитие.
Даже кричать на Ника уже не хотелось. Хотелось только лечь на кровать и — по возможности — вместе с ней провалиться под землю.
Но желание провалиться сменилось на желание плотно приложиться головой к поверхности потвёрже, когда, зайдя в комнату и разбирая вещи, Дрим вытащил из кармана худи бандану.
Это не была та бандана, которую он потерял на протесте. Та была просто зелёной. Дрим не смог сдержаться и купил её два месяца назад в каком-то мутном интернет-магазине, который ему выдала таргетированная реклама. Импульсивная покупка — Дрим уже примирился, что не мог без них жить, — которая потеряла свой смысл уже через неделю, так как банданы Дрим не носил. Но деньги были потрачены, поэтому он просто носил её везде с собой. Может, однажды бы пригодилась.
А та, которую он держал в руках, была в чёрную и голубую клетку.
Ло, узнав, что Дрим потерял бандану, нашёл момент и отдал ему свою. Сложил в треугольник, сунул ему в карман и ничего не сказал. Провернул всё незаметно — Дрим невольно задался вопросом, понял ли Ло, что Дрим всячески старался смотреть куда угодно, но только не на него, — и позже поднялся со скамейки вместе с Дримом, чтобы спросить, увидятся ли они ещё.
И Дрим никак не мог понять, погано ему или всё-таки странно тепло. Но всё равно убрал бандану обратно в карман. Просто продолжать смотреть на неё он бы не вынес.
Хотелось спать, но к вечеру в общежитии кипела жизнь, кто-то за стеной громко играл в «Uno» и много ругался. Надо было бы навестить Ника и узнать, всё ли у него там в порядке и добрался ли он, хотя бы написать, но и на это сил как-то не находилось. Да и что с Ником могло бы случиться? Он определённо проводил время лучше, чем Дрим. Надо будет — сам придёт.
***
Ключ в замке злоехидно поворачивается в восемь с половиной часов вечера. Требуется усилие, чтобы перестать обниматься с подушкой и встретить нового соседа.
«Ну почему он не мог заехать хотя бы завтра?»
Дрим быстро понимает почему, когда встречается с ним взглядом.
— Кажется, ты немного ошибся с этим «нет», не так ли, Дрим?
У Ло до смешного огромный чемодан, забитый рюкзак на спине и сумка с ноутбуком в левой руке. И бандана — в чёрную и голубую, чтоб неладно ей было, клетку — на голове.
И ничего за эти несколько часов не изменилось — по Ло вообще не поймёшь, о чём он думает.
— Надеюсь, ты нашёл мой небольшой подарок, — говорит он абсолютно непринуждённо. — Я боялся, что...
— Ты боялся, что у меня будет солнечный удар?
Дрим не сдерживает короткого смеха.
— Слушай, это правда тебе не шутки, — Ло явно старался звучать назидательно, но не получалось совершенно. Он тоже посмеялся. — Я имею в виду, это был бы полный отстой, если бы у моего новообретённого соседа по комнате случился солнечный удар и он слёг в мой первый день.
— Да ты понятия не имел, что я твой сосед!
— Будто ты знал, да?
В конце концов, Дрим и так готовил себя к тому, что придётся найти в себе силы на нового соседа.
И возможно это будет даже не так плохо, как он ожидал.
