Не в одиночку

Так уж повелось, что люди, как существа мыслящие, часто не хотят мириться с судьбой. Последствия мы можем наблюдать на протяжении всей истории человечества в целом или отдельно взятого человека в частности, это не столь важно. Главное состоит в том, что это приводит к абсолютно разным результатам. А результат этот напрямую зависит от помыслов того или иного индивида, который вкладывается в определённое действие. Если промысел чист и благороден, жертвенен или совершается на благо других, то получается подвиг и делается благое дело. Если же действие подкреплено эгоизмом, завистью или коварством, злостью или корыстью, то выходит абсолютно другая история. Можно накрыть своим телом пулемёт и стать героем, а можно повестись на 30 серебряников и мы помним, чем это закончилось. А как мы все знаем, человек существо слабое и движет им эгоизм и корысть, нежели безусловная любовь и безвозмездная помощь. Такие уж мы, люди. Для себя лично мы готовы сделать все, что в наших силах, зачастую не думая о других. О последствиях своих действий, о разрушении и горе человека рядом. Это побочный эффект эволюции, побочный эффект возможности мыслить и рассуждать. Вот и Трэй, идя в отдел опекунства, не думал о последствиях, о людях, которым он может нанести адскую боль и несчастье. Он шёл за возможностью осуществить свое сиюминутное желание. Хотел ли он навредить? Конечно нет! Однако желание не навредить порой не всегда сбывается. Благими намерениями, как говорится... Потому что, как мы знаем — последствия. В то же время Джейсон Гранд шёл по аллее парка с намерением вернуть свою жизнь в нужное ему русло. Он шёл за брюнетом с коляской и выискивал наиболее удачный момент для разговора. — Микки Милкович? — обратился он к парню, севшему на лавочку напротив пруда. — Да, — ответил хмуро брюнет. — Что надо? — Меня зовут Джейсон Грант. Я хотел бы отнять у Вас несколько минут Вашего времени. И если Вы не против, я присяду, — Микки чуть отодвинулся в сторону от середины лавочки и отодвинул коляску с Алексом. — Я Вас не знаю. Что надо? — снова повторил брюнет. — Да, не буду ходить вокруг, скажу прямо. Я жених Йена Галлагера и я хочу, чтобы Вы перестали с ним контактировать. Совсем. Не имеет значения, как Вы это провернете, но давайте будем откровенны. Йен человек добрый и участливый, особенно, когда дело касается маленьких детей. Он помогает вам с Алексом, я знаю, а Вам лично, конечно, это очень выгодно. Но подумайте, что Вы можете ему дать взамен. Что может дать человек, имеющий несколько тюремных сроков в прошлом, работающий за небольшую зарплату, снимающий скромную квартирку и, если уж на то пошло, не имеющий за душой ничего? Что Вы можете ему предложить? Нищенское существование? Денег, хватающих от зарплаты до зарплаты на аренду и еду? Ни перспектив, ни достатка, ничего. Так вот. Он человек влюбчивый, добрый. А Вы нагло пользуетесь этим. Перестаньте. Если Вы хоть немного благодарны ему за помощь, дайте ему возможность жить достойно. — Достойно это как? С тобой что ли? — Именно! А Вы с сыном будете и дальше влачить свое существование. Не тяните Галлагера на свое болотистое дно. Отойдите в сторону и дайте ему возможность быть счастливым. У меня, в отличии от Вас, есть такая возможность, дать ему все и даже немного больше. Вот, собственно, с этим я и пришёл сюда. Надеюсь, Вы человек разумный. И вот ещё, — он вытащил пухлый конверт из внутреннего кармана дорогого пиджака и протянул Микки. — Это компенсация за предоставленные неудобства и за этот не очень приятный разговор. — Убери, нахуй, свои деньги. — Хм, что ж, не смею больше отвлекать Вас от вашей размеренной, серой и убогой жизни. Надеюсь, мы договорились. И подумайте хорошо, прежде чем вступать со мной в противостояние. Всего доброго, — Грант встал и быстрым шагом пошёл в сторону выхода из парка. Микки трясло. От эмоций, от злости, от безысходности. И, наверное, от той правды, которую озвучил этот пижон. Ему нечего было предложить Йену. Он действительно брал больше, чем отдавал. И ещё ему было обидно, что Галлагер скрыл факт наличия жениха. Все, что сказал Грант, было чистой правдой. Да, сидел, да, финансово несостоятелен. Да, жалкое существование. Для Микки до этого разговора все виделось в другом свете, потому что он смотрел на свою жизнь совсем с другого ракурса. Вылез из южной стороны, молодец. Есть законная работа, отлично. Не снаркоманился и не сдох в сточной канаве со шприцем в вене, просто подвиг. Дожил почти до 30-ти, большое дело для отброса с юга Чикаго. А та жизнь, о которой ему поведал Грант в нескольких предложениях, тоже имела место быть. Ведь это как посмотреть, с какой стороны. Вытащил себя из дерьма, теперь он там не по уши, а всего лишь по щиколотку. Но затягивать кого-то, а тем более рыжего, он не хочет. Йен тоже многое предпринял, чтобы достойно жить и поднялся куда выше, чем Милкович. Тянуть его в свою говняную лужу он, конечно же, не будет. Каким бы отбросом он не был, но у него осталось собственное достоинство и уважение к действительно хорошим людям. Он сделает так, как будет лучше, потому что он сам себя переварит и сгрызет, если отнимет у Галлагера возможность достойного будущего. Микки выкинул бычок в урну, взял коляску и на ватных ногах пошёл из парка в сторону дома. Йен писал. Звонил. Микки не отвечал. Сначала сообщения были нейтральным. Как дела, как Алекс, что делают. Потом вопросы почему Микки не отвечает. Потом звонки. Много звонков в вперемешку с тревожными смс. ЙЕН: Не знаю, что там у вас происходит и почему ты не отвечаешь, но я приеду и выясню. Микки не был готов. Он не смог бы говорить с Галлагером один на один не сорвавшись. Ему нужно было остановить все здесь и сейчас. МИККИ: Привет, Йен. У нас все нормально. Спасибо за твоё участие и заботу, но не нужно приезжать. Ни сегодня, ни завтра. Никогда. ЙЕН: Микки, блять! Ты можешь взять трубку и ответить на звонок!!! Что случилось за одну ночь?! МИККИ: Йен, мать твою! Ты хороший человек и достоин хорошей жизни. Я хочу этого для тебя. Поэтому, пожалуйста, давай закончим этот бессмысленный разговор. Ещё раз спасибо за все, что ты для нас сделал. Мы справимся дальше сами. ЙЕН: Микки... Что произошло? Я прошу тебя... МИККИ: Мне нечего тебе сказать. Прости. ЙЕН: Я все равно приеду. И буду сидеть у вас под дверью, пока ты не откроешь и не просветишь меня!!! ЙЕН: Мик. Я тебя чем-то обидел? Я сделал что-то не так? ЙЕН: Скажи мне, я перешёл границы чего-то личного? Я сильно давил? Лез, куда не нужно? ЙЕН: Микки, пожалуйста. Поговори со мной. Пожалуйста... ЙЕН: Я не буду лезть в вашу с Алексом жизнь, если ты этого не хочешь. Просто объясни, что я сделал не так?! ЙЕН: Микки... Прошу ,блять... Прошу... У Милковича сердце трещало по швам. Он понимал, как это все выглядит для Йена. Ему нужно было это просто пережить. Йену. А Микки как-нибудь справится. Через несколько часов поток звонков и сообщений закончился. Микки был этому по-своему рад, потому что читать все то, что писал Галлагер, было невыносимо. И не читать он не мог. Около десяти вечера он услышал тихий стук в дверь. Тихий, настойчивый, непрекращающийся стук. Ему даже не нужно было вставать и смотреть в глазок, чтоб знать кто это. Он и так прекрасно это знал. Через двадцать минут скрежет не прекратился. Микки подошёл к входной двери и сел на пол, облокотившись спиной на дверь. — Йен. Уходи, прошу тебя. — Открой дверь. Мы поговорим. — Не о чем. Иди домой. — Я не уйду, пока мы не поговорим. — Что тебе надо, Галлагер? — Поговорить. — Говори. — Открой. — Нет. Говори так. — Хорошо, — сдался Йен через некоторое время. — Что было утром? Или ночью. Что произошло? — Ничего. — Не пизди. Что-то случилось. Что-то, о чем ты даже не хочешь говорить со мной. — Йен, уходи и у тебя все будет хорошо, как и должно быть. Со мной ты не будешь счастлив и все такое. А с ним — да. Последовала недолгая пауза. — С кем с ним, Микки? — Со своим женихом. — Каким, нахуй, женихом? Что ты несешь?! — Йен, он приходил. И он прав, во всем прав. Возвращайся к Гранту и живи нормальной человеческой жизнью. —Мик, открой ёбаную дверь или я её вынесу к хуям! — Галлагер, вали отсюда! — У меня нет никакого жениха! Я не знаю, что тебе напиздил Джейсон, но я встречался с ним вчера вечером и сказал, что мы больше не вместе. Я не знаю, зачем он наговорил тебе этой херни, но мы даже и не были парой, тем более ни о чем таком, как свадьба, речи не шло. Мы даже не жили вместе, просто трахались время от времени. Так что открывай эту ебучую дверь. — Он любит тебя и хочет для тебя лучшего. — Но я не люблю его и никто не может сказать за меня, что для меня лучше. Ты об этом не думал? — О, может быть. Ну вот со мной тебе абсолютно точно не светит ничего хорошего. — Почему вы за меня-то все решили? Меня-то никто не хочет спросить, чего я хочу?! — Я хочу, чтобы ты сделал правильный выбор. — А ты что, Господь Бог? Ты-то откуда знаешь, какой он, мой правильный выбор? А?! — Ну, уж точно не общение со мной. — Ты полный и бесповоротный мудак, Милкович, если так считаешь. — Да, я знаю. Я мудак. Поэтому не хочу тебя вытягивать в свою мудачью жизнь. — Я понял. Спасибо, что просветил меня, как мне надо жить. И с кем. Очень, сука, ценная информация. — На здоровье. Уходи, Йен. И Йен ушёл. Не попрощавшись. Просто встал с пола и ушёл. А Микки ещё долго сидел в коридоре, вытирая глаза ладонями и шмыгая носом. Он уверял себя, что так будет лучше. Для всех, особенно для рыжего. Но, как оказалось, беда не приходит одна. У беды целый прицеп сюрпризов, ништяков и подарочков. Следующие три недели Микки прошли, как в тумане. За это время Галлагер написал всего одно сообщение. ЙЕН: Мик. Я уважаю твоё мнение и твою свободу выбора, хотя не согласен с ними категорически. Пусть все, что ты делаешь, будет исключительно твоим решением, а не навязанным со стороны кем-то. Кем-то, кто имеет подвешенный язык и наглость говорить. Я долго думал. Я не осуждаю тебя и не обижаюсь. И я думаю, что все что ты делаешь, ты действительно на этот момент считаешь правильным. Я просто хочу, чтобы ты знал. В тот момент, когда к тебе придёт понимание и твой здравый смысл вернётся, знай, я тут. Я рядом. Я никуда не исчезаю, просто даю тебе возможность самому понять, что мы все порой ошибаемся. И дело не в том, что ошибаемся, а в том, что можем позволить себе и другим эти ошибки исправить. Если тебе понадобится какая-либо помощь, все, что угодно, что в моих силах — я готов. Ты мне за это ничего не должен, я не буду настаивать ни на чем. Просто напиши и я помогу. Знай, что ты не один. Надеюсь, до свидания. А в пятницу с утра в дверь постучали. Они с Алексом как раз заканчивали завтракать и Микки пошёл открывать дверь. Где-то в глубине души, очень-очень глубоко, он надеялся, что этот рыжий упрямец не выдержит и придёт снова тогда, когда не ждали. Но, нет. На пороге стояли две женщины средних лет. У одной в руках была папка-планшет и ручка. Вторая очень внимательно разглядывала то место, в котором оказалась этим пятничным утром. — Доброе утро! Михайло Милкович? — произнесла одна из них поставленным голосом. — Да. А Вы? — А мы из службы опеки. Я Эмма Мортон, а это моя коллега Джесика Гаррисон. Мы следим за тем, как живут детки на вверенном нам участке. Вы позволите войти? — сказала Мортон и шагнула внутрь квартиры. — Вы что, весь район обходите? Все семьи, где есть дети? — Ну, всех, конечно, не обойти, но выборочно стараемся посмотреть. Особенно, что касается неблагополучных семей, — говорила Мортон, оглядывая обстановку и пытаясь пройти дальше в кухню-гостиную. — Ну, в таком случае, добро пожаловать. И снимите обувь. Вы пришли с улицы, а у меня тут мытый пол и ребёнок, который по нему ползает. Мортон и Гаррисон переглянулись, Мортон хмыкнула и сняла туфли. — А как вы определяете, в чей дом без предупреждения ворваться и что семья не благополучна? — Микки все это не нравилось. Он скрестил руки на груди и встал рядом с Алексом. — Джес, записывай. Не закрытые розетки, нет уголков на острых поверхностях стола... —Мортон не стесняясь, как у себя дома открывала шкафчики в гостиной и на кухне. — Ну, по-разному бывает. Бывает по наводке полиции, если есть на то основания, иногда по звонку соседей. Вы вот подали на субсидию, как одинокий отец. Мы просматриваем такие заявления всегда, — она снова обратилась к коллеге, открыв верхний шкаф кухни — Бутылка алкоголя. Початая. Скорее всего виски, — и снова продолжила вещать. — А так как у Вас есть уголовное прошлое, то, простите уж, служба опеки не могла пропустить такое мимо. Мы должны быть уверены, что деньги, выделяемые на содержание малолетних детей, пойдут по назначению, а не на наркотики, допустим. У Вас же была статья за распространение, так ведь? — Это было давно, я был несовершеннолетний и отсидел за это. — Да, я понимаю, мистер Милкович. Но знаете, как говорят. Бывших не бывает. — Ага. А ещё говорят, что кур доят. А я пошёл и сисек не нашёл. — Где спит ребёнок? — Мортон пропустила подъебку мимо ушей. — В спальне. — Пойдёмте посмотрим, — Мортон вошла в спальню Микки. Кровати, конечно, не были заправлены, на что та поцокала языком и пошла открывать шкаф. Микки быстро подошёл и встал перед Мортон, закрыв дверь шкафа спиной. Вот коробка из под обуви, в которой лежали Миккины личные игрушки, точно не сулили ничего хорошего, будь они обнаружены опекой. — Это осмотр или обыск? Если осмотр, то смотрите, но не лезьте в шкафы. Если обыск —предъявите ордер на обыск и тогда можете даже паркет вскрыть. Мортон недобро посмотрела на Микки и пожала губы. — Вам есть что скрывать? — Вам есть что предъявить? — тон в тон ответил Милкович. Мортон развернулась и пошла в коридор. — Тут все понятно, Джес. Нужна полная проверка, — она повернулась к Микки. — Завтра в тоже время будьте дома. — На каком основании? — На основании моих письменных заключений по осмотру вашей квартиры, это раз. Во-вторых — Вы, мистер Милкович, бывший заключённый по не хорошим статьям. В-третьих, у ребёнка отсутствует мать и Вы подали на субсидию, значит, вам не хватает денег на содержание. Скорее всего мальчика придётся изъять до выяснения обстоятельств. Но как только Вы предоставите нам все документы, требуемые законодательством, то сможете забрать его обратно. До завтра, мистер Милкович. Они все вышли в коридор и дамы удалились, закрыв за собой дверь. — Это пиздец... — тихо сказал Микки, прислонившись лбом к двери. Первое, что пришло Милковичу в голову, это бежать. Бежать к хуям и без оглядки, схватив Алекса подмышку и не останавливаться, пока не пересчёт либо границу с Мексикой, либо с Канадой. Микки впервые в жизни испугался. Они с Алексом даже гулять не пошли, Микки казалось, что кто-то может подойти и забрать его парня, а он ничего не сможет с этим сделать. Микки чувствовал себя абсолютно беспомощным и бесправным. Он позвонил Лоре и рассказал ей вкратце утреннюю ситуацию. — Постой, как так взяли и пришли. Так не бывает. Служба опеки приходит только по наводке. Они бы уже ноги до жопы стёрли, если бы проверяли, даже рандомно, семьи с детьми. — Она сказала на основании заявления на субсидию. — Бред какой-то... Любая семья может подать заявление на помощь. Это не основание думать, что семья неблагополучная. Кто мог стукнуть на тебя, Милкович? — Я не знаю, Лора, блять... Что мне делать?? — Я подумаю. Вернусь с работы в семь. Вы ночуете у меня сегодня и никакой речи о том, что вы завтра с утра будете дома, не идёт. До вечера. Микки был как на иголках. Он даже дома боялся выпустить Алекса из рук. Когда Лора постучала в дверь, Микки чуть не разрыдался от облегчения. Они перетащили кроватку, стульчик и кое-какие вещи Алекса в квартиру Лоры и сели обдумывать дальнейшие действия. —Послушай, Микки... Я вот что подумала. Тот парень, помнишь, рыженький, который тебе помог в соцслужбе. Что если с ним переговорить? Описать ситуацию и попросить совета. Может не он сам, но наверняка у него есть знающие люди или знакомые, в конце концов, которые подскажут выход? Конечно, Микки думал о Галлагере. Он думал о нем вообще-то все время, ещё до появления опеки на пороге его квартиры. — Мы не общаемся сейчас и я не знаю, будет ли это нормальным... — Милкович, на кону Алекс. Ты думал, что будет, если его заберут? Куда он попадёт? Сколько времени тебе потребуется, чтобы снова вернуть его? Засунь свое "не знаю" в жопу и звони рыжему! По крайней мере он что-то, да посоветует. Микки взял телефон, открыл чат с Йеном. Он ещё раз прочитал последнее сообщение Йена и вытерев потные ладони о джинсы написал сообщение. МИККИ: Привет, Йен. Если бы не моя ситуация сейчас, я бы никогда тебя не побеспокоил. Но у меня и правда нет другого выхода. Может быть ты сможешь подсказать, как мне поступить. Кто-то подал на меня жалобу в опеку. Утром приходили. Сказали, что завтра заберут Алекса до выяснения. Я не могу. Я не смогу... не знаю, что делать... Микки написал текст и нажал "отправить". Звонок телефона они услышали почти сразу, Микки даже не успел убрать мобильник в карман. — Здравствуй, Мик, — услышал Милкович до боли знакомый голос. И как будто только вчера они виделись и говорили. Все эмоции снова нахлынули, разом. — Привет, Йен. Прости, что беспокою тебя... — Перестань. Все нормально. Правильно сделал, что написал, — перебил Йен. — Опека, сука, довольно серьёзная вещь, особенно если по наводке. Кто накатал кляузу? — Если б знал, убил бы уже. — Ладно, сейчас это неважно, позже выясним. Расскажи подробнее... И Микки рассказал. — У тебя есть счёт в банке, накопления? — Нет. — Так... Это плохо. Ладно. Есть один вариант. — Какой? — Он стопроцентный. — Я, блять, на все готов. — Брак. Жениться на человеке с безупречной репутацией, счётом в банке, пенсионным накоплениями и хорошей зарплатой. У тебя есть человек, который согласится на фиктивный брак прям вот в ближайшее время? — У меня даже знакомых таких нет. Не то что... — У тебя есть такой человек, Микки. — Да откуда? У Лоры такая же ситуация, как у меня, разве только не сидела. У меня не... Оооу... Бля... Нет, ты не можешь пойти на такое ради меня! Йен.... — Ради Алекса. — Йен... —Ты бывал в приёмных семьях, Микки? — Я был в интернате. — А мне вот приходилось... Френка тогда лишили родительских прав, а Фиона не сразу успела оформить опеку на себя. Нас разделили и отправили по разным семьям. Мне было 11 и я полгода жил там. Но я был уже в осознанном возрасте. Я знал, кто мои родные и какой мой дом. Мик, если его заберут и отдадут в приёмную семью, не факт, что, когда и если, ты оформишь все документы, он вообще тебя узнает. На это у людей уходят месяцы. И даже годы... — Что от меня надо? — даже боясь думать о самом худшем, спросил Микки. — Завтра в час в городской администрации. У меня там есть хорошая знакомая. И возьми все документы, которые есть. На себя и на Алекса. Они могут прийти завтра утром снова. Не открывай дверь. Если хочешь, я могу вас забрать на эту ночь к себе. — Мы у Лоры ночуем сегодня. — Ну, отлично. Могут и к ней позвонить. Просто не открывайте. Завтра после обеда вернётесь к себе домой и забудете все, как страшный сон. — Йен, ты уверен? Я просто не знаю как тебя... — Перестань. Все хорошо. До завтра, синеглазый. — До завтра, Галлагер.