Не в одиночку

Декабрь выдался в этом году нереально снежным. Небесные хляби разверглись и ежедневно высыпало какое-то бешеное количество белого пушистого снега. Алекс, впервые увидев столько белого сразу и везде, ахнул и раскрыл рот. Первые минуты он не мог оторваться от увиденного, а в последующие дни не мог отказать себе в удовольствии сожрать всю эту холодную красоту. Стоило папам отвернуться, как этот засранец загребал своими маленькими варежками волшебную воду в твёрдом состоянии и закладывал в свой ненасытный ротик сразу с двух рук. — Алекс, фу!! Фу, бля!!! Выплюнь сейчас же!! — вопил Микки, выгребая комки ещё не съеденного из варежек. — Иисусе, бля... Подумают, что тебя дома не кормят... — сидя на корточках возле сына, причитал Милкович. — Это кака, сынок!!! — Кака!! —повторял Алекс. — Да, кака!! Это нельзя есть! Они гуляли на детской площадке недалеко от работы Йена, ожидая окончания его рабочего дня. Йен подошёл как раз в тот момент, когда Микки выковыривал у сына изо рта порцию "вкусняшки". — Привет, сладкие мои! — Йен схватил Алекса на руки, подкинул вверх и чмокнул в щеку. —Привет, любовь моя, — притянул Микки за плечи и коснулся губами холодной румяной щеки. У Йена на голове была темно-зелёная бини в тон его кашемирового полупальто. Мик схватил рыжего за шею в нетерпении и впился губами в рот рыжего коротким, но страстным поцелуем. — Твоя пидорская шапочка меня нереально возбуждает, — проворковал Мик на ухо Йену. — В следующий раз, когда я буду тебя трахать, хочу чтобы ты был в этой блядской шапке, — Йен захихикал. — Как дела? — Как дела?! Мы должны сходить в администрацию коммунальных служб и выбить себе премию за уборку территории от снега, вот как дела! Алекс сожрал уже такую кучу, что площадку можно не убирать!! — Алекс, малыш, это кака!! Нельзя есть снег!! — улыбался Йен. — Кака!! — указывая на снег ручкой, подтвердил парнишка. — Почему ты совочек не взял, чтобы он копал? — Копал?! Он им ест, ёбана!!! В три раза больше, чем руками!!! — возмущался родитель номер один. — Не удивлюсь, если он весной из лужи будет лакать, — бубнил Микки. — Перестань, милый, все дети едят снег! — засмеялся Йен. — Блять, ну не в таких же объёмах!! Кубами заглатывает!! — Да, нужно зайти в аптеку, купить глистогонное, — задумался рыжий. — Отлично, блять. Не ребёнок, а домашний питомец. Ещё прививку от бешенства сделать, он же кусается ко всему прочему, и команде "фас" научить. — Ага. Весь в отца! — дёрнул бровью Йен. — Заткнись. Я от страсти и нежно. А он как будто сожрать хочет! — заржал Микки. — Нежно? Я тебе покажу, какое фиолетовое "нежно" у меня на шее от твоих зубов. Надо мной весь офис сегодня ржал. Спрашивают, как второе имя у моего мужа, не Влад ли. — Если там тебя обижают, я могу лично прийти и переговорить, — прищурился Микки. — О, нет!!! Весь офис перегрызешь, я тебя знаю. Дракула с замашками бойца ММА, — Йен снова прижал Микки к себе и поцеловал в нос. — Пошли домой, питбуль синеглазый. Холодно, да и жрать охота. Эта потрясающая рутина жизни и ежедневная бытовуха просто лилась сладким сиропом на душу Микки и сердце Йена. Готовка, уборка, работа, ежедневные прогулки и походы в магазин творили какие-то чудеса. Им нравилось, им это так ПИЗДЕЦКИ нравилось! Заботиться друг о друге, стараться порадовать маленькими мелочами. Микки, до этого абсолютный похуист до домашних дел, теперь был как домашняя наседка. Такая, с партаками на фалангах, матерящаяся и пьющая виски, но наседка. Саудсайдская. Йен работал больше, чем Микки, и реже бывал в квартире, так как его работа не была удаленной, поэтому Милкович старался как можно больше делать по дому. Единственное, что он не делал, так это не готовил. Это была та часть, которую Йен взял полностью на себя, особенно, когда Милкович пару раз пожарил спагетти в кастрюле, забыв их на плите и сжёг котлеты так, что сработала пожарная сигнализация. Они боялись разочаровать друг друга, боялись стать банальными друг для друга и это здорово давало пинка в отношениях. Йен всегда хвалил Микки за любую мелочь, показывал, что он видит, ценит и восхищается. А Микки млел и смущался, его щеки краснели от удовольствия. Ну, в стиле Микки, румянец щёк сопровождался матерным бурчанием под нос и отмахиванием рукой. Йен же, в свою очередь, готовил так, что Гордон Рамзи с удовольствием взял бы его в свою команду. Он забивал холодильник пластиковыми контейнерами с разными готовыми блюдами, оставалось только разогреть. Его мальчики не должны быть голодными и есть всякую полуфабрикатную химическую хуйню. А какими горячими были ночи. Со стонами, рычанием, шёпотом и криками экстаза. Чем больше они занимались любовью, тем круче он становился с каждым разом. Они изучали тела друг друга и использовали эти знания по назначению. Это было то нежно, то жёстко, медленно или интенсивно, но это всегда было круто. Йен был полностью бесстыден и раскрепощен, а Микки все ещё смущался порой и удивлялся пошлости и развязности своего мужа. Но как же его штырило от этого. Переступая грань смущения, Микки доводил Галлагера до исступления и потери разума. Йен творил такие вещи, что каждый раз Микки думал, что это все, это предел и дальше уже некуда. Но, боже, как же он ошибался! Каждый следующий раз был пошлее и горячее предыдущего и Милковича снова размазывало и тащило куда-то за пределы. — Я боюсь, Йен, — как-то лёжа в ночи и прилипнув к телу рыжего, после очередного убойного траха, шептал Микки. — Чего ты боишься, медвежонок? — напряжённо спрашивал Йен. — Ты пиздец какой горячий. Ты настолько сексуальный, что, боюсь, не вывезу. — И..? — И я... И тебе будет меня недостаточно. И я стану тебе не интересен. Опостылю. — Дурачок. — Я всё думаю... Вдруг... Ну, если так случится... Ну, вдруг тебе захочется чего-то большего, чем мы... Ну... — Большего, чем мы? Ты сейчас о чем, Мик? — Не знаю... Я... — Говори, что ты там думаешь. — Это стыдно, наверно. — Мик, я только что трахал тебя сначала в рот, потом кончил в твою задницу и потом вылизал тебя там досуха. Я глотаю твою сперму, как кофе на завтрак. В каком месте тебе ещё стыдно? — Ладно. В общем... Если ты захочешь разнообразия, то я не против. Ну, втроём там... — Милкович. Ты ебанутый?!! — Только не бросай меня. — Микки, медвежонок мой... Господи, что у тебя в голове творится? — Йен застонал. — Прости. — Послушай меня, — Йен включил ночник, чтобы смотреть в глаза своему нереально прекрасному и припизднутому мужу. — Думаешь, я таким всегда был? Думаешь, у меня со всеми так было? Микки... Блять, Мик, это всё ты. Только ты делаешь это со мной! Ты вытаскиваешь из меня этих демонов. Своими блядскими губами и нереальным взглядом. Я умереть готов за то, как ты смотришь на меня. Я... Блять, Мик, я до тебя никогда не касался чужой задницы языком. Никогда. Мне это даже в голову не приходило. Но тебя я готов сожрать. У меня такой голод к тебе, просто зуд. Я не могу насытиться тобой и я боюсь оставить тебя неудовлетворённым. Я тебе не говорил... Блять, ладно. Я до тебя никогда не подставлялся никому. Никогда. И даже никогда не думал, что так захочу этого. Но с тобой... С тобой все по-другому. С тобой я хочу всё. Всё, что хочешь ты. И если ты захочешь притащить кого-то в нашу постель — ладно. Пусть. Я потом конечно его убью, но если ты будешь счастлив, я готов. — Нет, нет, Йен!!! Нет, мне никто не нужен, кроме тебя!!! — Микки поднялся на локоть и судорожно сжимал плечо рыжего. — Ты. Только ты! — Тогда давай ты не будешь в своей голове гонять такие мысли. Я понимаю, ты думаешь, я полный извращенец и все такое. Но это не так. Я сам себе порой удивляюсь, но это только с тобой, только для тебя. Если тебя что-то смущает в моем поведении в постели, скажи мне и я приторможу. — Мне все ахуенно нравится, просто пиздецки. Крышесносно, — Мик крепко обнял Галлагера и уткнулся носом в его плечо. — Я, блять, так люблю тебя, я с ума схожу, —потом резко отпрянул и впился глазами в зелёные. — В смысле никогда не был снизу? — Ну, в прямом... Ты у меня первый в этом смысле. Один чел как-то попытался и я ему нос сломал. — Бляяя... Почему ты не сказал? — Ну, ты и не спрашивал. Да и какая разница. — Ты не хотел?! — А было похоже тогда, что я не хотел? — Н-нет... — Я хочу тебя по всякому. Всегда. Мой медвежонок. Или сюда, глупыха моя. — Прости, я пиздец дебил. — Не говори так. Ты самое лучшее, что может быть во вселенной, — Йен гладил Микки по спине и волосам. — И если захочешь тройничок, то предупреди заранее. Я должен буду подготовиться к этому: ножовка, пакеты для трупа, все дела. — Заткнись и больше об этом не говорим, — Микки укусил Йена за плечо. — Ладно. Люблю тебя, сладкий мой. — И я тебя люблю до одури. — До одури, я заметил, — хихикнул Йен. — Надо же... Подумать, что мне нужен тут кто-то ещё... Точно ебанько. Представляя, как к тебе просто кто-то прикасается, скажем, на улице, мне уже хочется ему руку отгрызть. Я даже думать не хочу, что кто-то увидит твою голую задницу и какие адовы муки будут ждать этого человека. — Всё, всё, я понял... — Да уж... Ну ты даёшь, синеглазый. — Я рад, что мы поговорили об этом. Теперь завали нахуй ебало и если ещё раз заговоришь об этом, я тебе в глаз дам. — О! Мой уголовник вернулся наконец-то! **************************** Йен проснулся в свой выходной практически в то же время, как и в рабочие будни. Привычка вставать рано у него ещё с детства. А может просто он жаворонок по натуре. Микки же тот ещё сурок. Он может спать до опиздинения и потом её чуток. Его из постели может вытащить только адскй голод и то, уже на грани жизни и смерти. Йен поднял голову и увидел сидящего в кресле Микки. Он поджал ноги и обнял колени руками. Ему явно было холодно, потому как сидел он в одних боксерах, а мерзлявый был, как маленькая девочка. Он слегка раскачивался и смотрел в одну точку. — Хэй, детка, привет! Что-то случилось? — аккуратно начал Йен. — У нас так все хорошо, — не отводя взгляда от стены, пробормотал Микки. — Да. Милый, что стряслось? — Мы должны вытащить этого уебана из тюрьмы. Я знаю, что ты скажешь. Да, он пидорас, каких свет не видел, но... Блять. Я как представлю, что с ним там будут делать, аж яйца поджимаются. — Мик... — Йен, я бываю грубым, несдержанным и даже сильно жёстким. Но я никогда никого не сдавал копам. Это... Мерзко. Я чувствую себя полным дерьмом. — Мы что-нибудь придумаем, обещаю. —На носу Рождество, а он там сидит. Блять! Йен, что со мной не так?! — С тобой все в порядке. Было бы не так, если бы ты этому радовался. Ты мой медвежонок. Добрый и чуткий. — Я к нему съезжу. — Ладно. Могу с тобой поехать, если хочешь, в машине подожду. — Не надо. Я сам. Микки вскочил на ноги и начал одеваться. Йен не задавал вопросов: раз Милкович что-то решил, тут хоть армагеддон, ничто его не остановит. Микки подскочил к Йену полностью одетым и поцеловал. — Возьму твою машину? — Нашу, нашу машину. Бери, я сегодня дома и никуда не собираюсь. — Я люблю тебя, Галлагер, — обернулся Микки почти у двери и взял ключи с тумбочки. — Звони мне, ладно? — Да, не волнуйся. Как только за Микки закрылась дверь, Йен взял в руки мобильный и, чуть подумав, нажал на контакт и вызов. — Доброе утро, Джейсон Грант. Хочешь апнуться и добавить плюс сто к своей никчёмной карме накануне Рождества? Через неделю Трей вышел под залог стараниями адвоката Гранта. У Микки прям от сердца отлегло. А из-за этого Йен чувствовал себя ещё более счастливым, хотя, казалось, куда больше-то уже? — Мик, спасибо тебе. — Я сделал это не для тебя, паскуда, а для себя. И я тебя предупреждаю один, первый и последний раз. Не появляйся в поле моего зрения. Если ты, сучонок, позволишь себе что-либо изобразить, никакой тюрьмы. Я тебя просто убью. — Да, Микки, я знаю. Я понял. Я все осознал и очень раскаиваюсь... — Нахуй свои раскаяния натяни и пиздуй к Гранту. Вы с ним вдвоём все это затеяли, вы и расхлебывайте. Это он тебя вытащил. Так что сосать тебе ему до второго пришествия, а потом ещё неделю. — И Йену тоже спасибо скажи. Я... Блять! Я не думал, что ты такой добрый, Микки. Что вы такие хорошие оба. Я такое дерьмо вытворил... — Всё. Вали из машины, вон твой дом. Трей вышел из машины в последний раз взглянув на Милковича. Да, этот опасный, резкий и такой красивый парень достоин счастья. Мало кто способен на такую доброту, которую проявил Микки по отношению к Трею. Трей закрыл дверь и махнул Микки в последний раз. ***************************' 25 декабря, утром, сидя на полу в смешных пижамах, все трое судорожно распаковывали подарки под ёлкой. Алекс уже обложился новыми роботами, машинками и красным снежколепом, предварительно попробовав всё на зуб. Йен взял плоскую небольшую коробку и снял с неё подарочную упаковку. Открыв коробку, он обнаружил в ней кожаные наручники, купленные явно в спецмагазине для взрослых. Йен, улыбаясь, посмотрел на Микки. — Буду приковывать тебя к кровати, чтобы ты не сбежал, — пояснил Милкович, пошло облизываясь и играя бровями. — С Рождеством, ёпта! — Хочу уже опробовать это, — низким голосом сказал Йен и указал на палатку в своих пижамных штанах. — Открывай свой. У меня тоже нечто схожее по смыслу, — махнул Йен в сторону коробочки у Микки в руках. Микки распаковал подарок, открыл крышку и пялился на содержимое. Потом поднял на Йена свои голубые глаза и они были полны восхищения и влаги. — Да, я тоже хочу тебя держать всеми доступными способами. Мы, конечно, официально уже женаты, но окольцевать такую птичку, как ты, в буквальном смысле, я просто, блять, мечтаю. Давай, иди ко мне, — Йен сгреб Микки в охапку и усадил спиной к своей груди у себя между ног. Он достал из коробочки кольцо поменьше и надел на безымянный палец Микки. — Ну, вот, теперь я настоящий муж и орнитолог! С Рождеством, любовь моя! Микки вынул второе кольцо и надел на палец Йена. — Я помощник орнитолога! Люблю тебя, романтичная рыжая жопа! Вечно меня до соплей доводишь. Люблю тебя, мой мужчина! — Микки поцеловал Йена нежно и чувственно, пытаясь передать всю свою любовь и привязанность. — Плакса, — обнял крепко-крепко, обмотав свои длиннющие руки вокруг талии, сказал Йен. — Нет, ты не птица. Ты этот, Кушак, из мультика про семейку Крудс. — Та-та-тааа!!! — пропел Йен голосом мультяшного героя. Алекс услышал знакомый звук и пополз за пультом от телевизора. Микки включил мультики и они так и сидели все втроём на полу: Йен, прислонившись спиной к дивану и обвив Микки руками, зарываясь носом в его макушку и покусывая за шею; Микки, прижимающийся к широкой груди Йена и перебирающий пальцами нежные волоски сына и Алекс, сидящий между ног Микки, положив голову на живот отца. Веник. Притча про веник. Каждого можно было переломать по одному, как прутики, но все вместе они не ломаются. Они будут гнуться, возвращая себе первоначальную форму, но не сломаются. Потому что главное в этой жизни — не в одиночку.