никто из них не был тобой

      это неправильно.       два слова пробегают новостной строчкой в голове гави. это неправильно, так не должно быть. так не делают. очевидно, что делают, он знает тех, кто спит с игроками из враждующего клуба, но гави так просто не может. он думает, что предает клуб всей своей жизни, и это давит сильнее всего.       он убегает снова, оставляя нагретое место на кровати, клянясь себе, что больше не вернётся. что заблокирует номер, проигнорирует попытку заговорить. он же сильный, он не позволит управлять собой. не позволит же?       гави позволяет. снова. и снова. и на следующий день. и через месяц.       он каждый раз позорно сбегает, надеясь убежать от своих чувств. проблема секса с джудом беллингемом доставляла ему меньше проблем, чем чувства к джуду беллингему. пабло не мог разрешить себе этого. просто физически не мог, но каждый раз сердце всё сильнее стучало о грудную клетку. гави казалось, что оно остановится, когда во время очередного секса джуд небрежно выронил       «вот так, мой мальчик, ты умница»       мой мальчик.       мой. мальчик.       мой.       я не твой, думает гави. я вообще ничей, гави пытается мысленно убедить кого-то. но организм подводит его, и он громко кончает, думая, что это его лучший секс с джудом. он понимает почему, но не хочет себе в этом признаться. боится, боится до содранных заусенцев в кровь. ему непривычно что-то чувствовать, особенно к игроку клуба, который ты не любишь с самого детства.       — опять сбегаешь? — да блять. пабло был уверен, что тот спит.       — не вижу смысла оставаться, — роняет гави, надеясь, что разговор закончен.       но это же чертов джуд беллингем.       — почему? обычно нормальные люди спят вместе после совокупления, — беллингем выделяет последнее слово, а гави можно услышать, как тот улыбается, даже не поворачиваясь, — тем более там поздно. обычно ты сваливаешь под утро.       — завтра тренировка, я не могу проспать или опоздать, — пабло не любит разговаривать. он в принципе не любит находится с джудом в одном помещении, потому что одно его слово, и он на коленях готов выполнить любую просьбу.       как же он пал.       — плевать, останься. мы не виделись три недели, я соскучился, — джуд произносит это так просто, что у пабло сжимается сердце. он тоже соскучился, правда, совсем по-другому. абсолютно по-другому.       — ты разве ни с кем не трахаешься, пока мы не видимся? — гави иногда нужно контролировать то, что он говорит вслух, это никогда ничем хорошим не заканчивается.       — с чего такие вопросы? — тон англичанина меняется так быстро, что пабло непроизвольно поворачивает голову, чтобы увидеть его выражение лица. — ты хочешь сказать, что ты с кем-то трахаешься?       о, отличный шанс, думает гави. и он врет.       — ну, бывает иногда, — пабло ухмыляется, — я же не могу ждать по три недели, пока ты соизволишь освободиться, беллингем.       у джуда лицо нечитаемое, а гави впервые жалеет о своём решении. зачем он соврал? это же очевидно, что у него не встаёт даже на самых красивых девчонок испании. к нему пытались подкатывать, пытались что-то получить, но ответ был всегда один: нет. на вопрос почему, он всегда придумывал что-то нереальное, пока набатом в голове звучало:       «тебя не зовут джуд беллингем, и ты даже не выглядишь, как он»       — понятно, — лицо джуда всё ещё не ясно гави, — дверь открыта.       и гави понимает, что это точка.

***

      ❤️‍🩹       нет, я ни с кем не трахаюсь, 3:45       гави часто моргает, пока едет в такси. ну конечно. никогда он не поверит в эту чушь. у джуда ведь куча знакомых, друзей, даже в испании, хоть он и года тут не пробыл. у него смазливое личико, мускулистое тело, и харизма плещет через край, гави никогда не поверит в эту чушь. верить, конечно, хочется. но пабло не позволяет надеть на себя розовые очки, потому что знает — если они разобьются, то обязательно вовнутрь.       он ничего не отвечает, закрывает мессенджер и включает лану дел рей в плейлисте, убеждая себя, что случайно кликнул на ultraviolence.

***

      — джуд спрашивал о тебе, — хоселу бросает небрежно, поправляя шорты. — шутил, что ты разбил ему сердце, малой.       сердце чуть ли не останавливается. хоселу, сука. вот надо было говорить об этом прямо перед матчем?       — очень смешная шутка, пусть он больше в стенд ап не пытается, — гави отшучивается, но думать о словах хоселу не перестает.       перестает только в момент, когда адская боль отдает в колене, и он думает, что даже разорванное ухо так не болело. он хочет плакать, кричать, упасть на землю, заснуть; всё, что угодно, чтобы не чувствовать этого.       ему помогают уйти с поля, помогают дойти до раздевалки, и, когда он слышит «скорее всего кресты», брошенное шепотом от врача кому-то из тренерского штаба, он не может сдержать истерику.       почему он?

***

      когда джуд просыпается от настойчивых звонков по телефону, он почти не может вспомнить, где сейчас находится. винисиус что-то бормочет с пола, а джуд готов проклясть того, кто звонит ему так поздно.       — у гави кресты, — карвахаль говорит в трубку четко, и беллингем слышит надломанность в голосе. у ебучего карвахаля. у человека, которого невозможно вывести из равновесия. — говорят, что ещё и мениск разорван, это пиздецовее, чем он просто бы кресты порвал. он что-то бормотал о тебе, я не понял, решил позвонить.       джуда трясет. его натурально трясет, когда он благодарит карвахаля, узнает, где они сейчас. его трясет, когда он вскакивает с кровати, пытаясь одеться. его трясет, когда винисиус показывает ему видео, которое он нашел, листая твиттер.       блять.       джуд хочет кого-нибудь убить, но сначала нужно убедиться, что с пабло все в порядке.       одергивает он себя только тогда, когда боль режет плечо из-за того, что англичанин неудобно повернул руль.       они же типа расстались.       хотя, никогда они и не встречались.       зачем он едет туда?       проблема в том, что он знает, зачем едет, но озвучивать будет самоубийством.

***

      гави видит джуда через пленку слез, опираясь на костыли, и понимает, насколько сильно он скучал. его лицо наверняка опухшее, совершенно пустое, но глаза начинают блестеть при виде англичанина. это неправильно, гави напоминает себе, но он всё ещё помнит, как хотел, чтобы джуд был рядом, потому что только он мог забрать всю боль и успокоить.       остальные пытались, гави ценил это, но никто из них не был джудом беллингемом.       и вот он стоит в десятки шагах от него, разбитый и потерянный. иньиго рядом с пабло напрягается, но тот кивает ему и ковыляет на костылях в сторону беллингема.       — поздравляю, ты теперь точно сможешь опередить меня в этом сезоне, — гави шутит. ему вообще нихуя не смешно так-то, но если он перестанет быть клоуном хоть на секунду, позорно расплачется прямо при джуде. он не может себе этого позволить.       — малыш, блять, — джуд не выдерживает первый и как можно аккуратнее прижимает гави к себе.       гави впервые тепло за все эти два часа.       за все эти три ебанных месяца, что они не виделись.       и гави позорно начинает плакать ему в плечо.       — я скучал, — испанец бормочет, уже ненавидя эти тупые костыли, которые мешают ему прижаться к телу напротив сильнее. он чувствует теплую ладонь в волосах и хочет заплакать ещё сильнее.       — я тоже, пабло. прости меня, ладно? сейчас не время и не место, но прости меня. я вел себя как идиот, — джуд всё ещё хочет кого-то убить, но первый на очереди уже он сам.       — мне так больно, джуд, — гави знает, что это было необязательно. беллингем каким-то образом чувствовал всё, что происходит с испанцем. и никогда не ошибался.       — знаю, гав. но ты сильный, слышишь? ты справишься. мы справимся. вместе, — джуд целует его в макушку.       и гави верит. он верит ему полностью, забывая о гребанном иньиго, который, наверное, от ахуя забыл, что вообще произошло.