Cuimhne

       Целоваться бывало порой колюче. Потому что губы одного моремана постоянно обветренные, солёные от влаги океана, шероховатые и покусанные. Последнее чаще от порывов задумчивости. Но под конец путешествия такое случалось и от поцелуев. Сорванных порой украдкой, под спасительным покровом парусов и такелажа. Беглых, провоцирующих – при попытках менять повязки. Откровенных, жаждущих бо́льшего, утягивающих в бездну страсти – когда наконец образовывалась спасительная уединённость. И в каждом из случаев становилось привычно сперва проводить языком по этим губам, снимая с тех сухость. Так же всякий раз наталкиваясь на чужой язык, за секунды увлекающий за собой в жадную пылкую игру, лишавшую за секунды всех барьеров, внешних и внутренних.        Руки тоже шершавые. Грубые в своём напоре, неопытные в определённых навыках, но этим привлекательные, искавшие любой случайности, при коей тянулись обнять его, пусть даже одной. Искренние в первичных порывах, прохладные, когда ложились ему на торс, неважно, сокрытый одеяниями или вовсе обнажённый. Как же часто их малейшие жесты выдавали ничуть не меньшее, чем глаза! Попытки дотянуться, коснуться на миг, прежде чем спохватывались и опускали ладонь, – они значили крайне многое. Как и в более близкие моменты, когда устремлялись, забывая о боли, в сокрытые обычно места и замирали, напрасно опасаясь о поспешности. Ведь что может быть желаннее прикосновения?       Если только глаза. При всей суровости и строгости – искренние, внимательные, подмечавшие любую деталь. Часто испытывавшие на прочность, останавливавшие от поспешности либо требовавшие бо́льшего. Отражавшие самую пылкую признательность и благодарность за присутствие рядом. Постоянно смягчавшиеся непроизвольно, когда доводилось пересечься взглядами после перепалки с кем-то по соседству, когда немая просьба поддержать совпадала. Одно из тех мгновений, которые никогда не забудутся.       Потому что ныне осталась только память. Воспоминания при взгляде на ворох писем, все как на подбор адресованных ему одному. Порой сдержанные, а порой откровенные строки, обретавшие сей оттенок от первого к последнему и наоборот. Помимо воли уносившие мыслями о былом. О том, что живо в сердце. О том, что никогда не забудется, не покинет душу. О самом дорогом, что вошло, пусть ненадолго, в жизнь, подарив больше, нежели ожидалось когда-то. Подарив то, чего не смог породить ни один юнец, оставшийся на родине, ни старинный друг оттуда же. Оставив о себе призрак ощущений по ночам и не исчезающую никогда из мысленного взора памятную улыбку.