Чтобы не чувствовать ничего, я притворюсь статуей гипсовой. Люди, прошу лишь одного: похороните меня за плинтусом. Чтобы не чувствовать ничего — дай добью. Но прошу лишь одного: похороните меня за плинтусом…
Акутагава привык скрывать эмоции. Нещадно подавлять всё, кроме агрессии — та ужом выскальзывает из худых рук и не особо поддаётся контролю. Привык хладнокровно взирать на творящийся повсюду ужас так, словно ничего и не происходит. Ведь это явление обычное, уже давно ставшее привычным — густая вязкая тьма вокруг никуда не денется, продолжит обвивать скользкими щупальцами ноги, утягивая вниз. Сколько ни жалей о кошмарах наяву, ни карабкайся вверх, ни метайся во сне в агонии, не изменится ровным счётом ничего. Акутагава привык с ничего не выражающим лицом убивать людей по заказу — на то он и мафиози. Привык призывать Расёмон бесчувственно, ловко насаживать на тёмные острия родного демона тела одно за другим, разбрызгивая вокруг багряным доказательства очередной победы. Связывать по рукам-ногам крепко-накрепко красно-чёрным, безучастно отчитываться о выполненном боссу. Может, поэтому его и зовут тем самым псом мафии, который никогда не лает? Акутагава привык скрывать слабости, а точнее, уничтожать на корню, не давая расцвести в груди душевной болью. Привык считать, что слёзы, истерики и прочее — проявление слабости в чистом виде и ничего больше. Он и так болен — чёртов кашель не даёт покоя, жадно вгрызается в лёгкие и горло изнутри диким зверем, до крови, словно желая утолить невыносимый голод. Лишь моральной слабости не хватает. Хотя, впрочем, есть прекрасная особенность: он не плакал даже в детстве. И проявлять эмоции попросту не умел. Пусть после и научился, но всё равно показывал их редко. А зачем больше? Акутагава привык молчать, отвечать лёгким кивком головы вместо «Да». Привык говорить редко, но метко, а не бессмысленные слова и мишуру обещаний, которыми так легко и беспечно разбрасываются окружающие. Действия значат больше, чем разговоры, потому он и не болтает. Акутагава привык… быть таким. Одиночкой, интровертом, отстранённым от общества человеком. Спокойным, но нередко подвергающимся приступам ярости и злости. Социопатом, отбросившим эмоции за ненадобностью. Считающим, что любовь обязательно нужно заслужить. Акутагава привык быть некой гипсовой статуей, скульптурой, каменным изваянием, застывшим с одним лишь выражением лица. И потому все свои эмоции он уничтожает. Каждый раз выдирает нещадно, топчет, засыпает землёй и пеплом, чтобы чёртовы ростки не пустили корни глубоко-болезненно, не расправили лепестки, не потянулись вверх к солнцу, которого нет. Скульптуры не улыбаются и не смеются. Акутагава тоже не улыбается и не смеётся. Не испытывает любви и доверия. Лишь концентрированный раствор ненависти***
Рюноске не интересуют дружба и общество. Не волнуют ни на каплю такие всем известные с детства и родные понятия, как доброта, сочувствие и забота, эмпатия и милосердие. Его никто с ними не знакомил. А когда познакомили… стало слишком поздно.Его непробиваемую стену не разрушить.
Хотя он лжёт себе в очередной раз. Купается во лжи. У него не было друзей раньше и нет сейчас. Его не любили в прошлом и до сих пор не любят. Можно продолжать дальше отмахиваться от всех этих вещей и самовлюблённо закрывать глаза, не желая обращать внимание. Но правда останется неизменной. Нож, обращённый в сторону других, оказался направлен на него. И вправду, к чёрту всё. Рюноске считает, что ему это не надо, но на самом деле хотел бы хотя бы чьего-то одобрения. Наверное. Вдруг он додумывает и по-настоящему сходит с ума? Эмоции действительно пугают. Если их сдерживать, не понимать и подавлять, то произойдёт страшное. Страшное уже случилось. Казавшаяся ранее прочной прозрачная стена, разделявшая его и мир, в один миг рассыпалась на осколки, выстлав дорогу Ему. Он снова вышел на свободу. Он снова перехватил контроль. И Он понимает, что хоть стена и разрушена, но другие стены скрываются во мраке. Но Ему хватит и этой стены. Ведь Он нашёл свою Жертву.Рюноске снова ждёт кошмар наяву.
***
У Акутагавы есть сестра. Милая восемнадцатилетняя Гин, умело скрывающая пол и возраст за грязно-белой тканевой маской, собранными в пучок (или всё же хвост?) тёмными волосами, прядь которых выбивается из причёски, чёрным рваным плащом, постоянным молчанием и фальшиво-мужскими манерами. Любовь к ней и желание заботиться о единственном родственнике, кажется, должны помочь остаться на плаву. Не уйти на самое дно камнем. У него есть коллеги. Есть коллеги, есть руководитель, есть подчинённые. Для работы общаться приходится, даже если противно. Но ничего, кроме деловых отношений, с ними не связывает. Даже о чём-то не особо личном не говорят, не перебрасываются мыслями на разные темы. Нельзя. Он не позволит разрушить его стены. Отчуждён, отстранён, словно изгой. Не умеетСтены тем временем рушатся вновь. Погребают под собой. Трескаются, сколько ни перестраивай и не укрепляй.
***
Он видел раньше через стену розовый. Видел, но не подавал виду. Розовый неловко ходил кругами, пальцами пробегался по стене, вглядываясь во тьму по другую сторону. Изредка стучал, словно зная, что кто-то там прячется. Сейчас розовый не приходит. И не только он, но и другие цвета тоже. Лишь чёрный — вечный его спутник. Вся его жизнь чёрно-белая. Выцветшая. Блёклая.***
С лёгкой усмешкой на тонких губах Рюноске оглядывается назад, на другую часть его жизни, что была до вступления в мафию — раскололо то прошлое и настоящее на две смоляных половины, ведь мрак окружал с самого рождения. Холодный ветер развевает плащ и волосы, камни под ногами осыпаются, а он спокойно продолжает подниматься наверх, в гору. И пусть давление с каждым шагом понижается, пусть воздух становится тяжелее и словно старается придавить к земле, наносит удары слабостью и головокружением, Рюноске сохраняет бесстрастное выражение лица. Рюноске идёт по чужим головам, не смотря под ноги, привычно засунув руки в карманы плаща, чёрного, как его душа, прогнившая до самого основания. Упорно не замечает залитую кровью землю и кости, не чувствует сырой, тошнотворно-сладкий запах смерти вокруг. Подносит к губам выстиранный платок, что через минуту уже будет разукрашен. Изредка кашляет, прикрывая рот тыльной стороной так по-вампирски бледной ладони, на которой, возможно, скоро расцветут багряные цветы. И сравнение с вампиром явно не зря, ведь он и так оживший мертвец. Но Рюноске оступается. Оступается, почти добравшись до самой вершины, и летит в пропасть, не имея возможности призвать любимого ручного монстра, зацепиться за шероховатые каменные выступы, повиснуть безжизненно, замедлить падение. Кривое дерево прямо над пропастью словно смеётся над ним. Противный голос бьёт через тело электрическим разрядом. На осколки сыпется броня — ложь, призванная скрывать проблемы. Притворные спесивость, высокомерие и надменность заносят ножи, смотрят безумно, скалясь и облизываясь. Слюна капает с их губ. Они в предвкушении. А самовнушение тем временем наносит удар сзади. И оно предало его.***
«Знаешь, что такое быть на самом дне? Там нет ничего, кроме грязи, вони и самобичевания. Это когда сотни, нет, тысячи взглядов направлены на тебя, но ни один тебя не замечает. Когда каждый вздох обжигает лёгкие».
Какая ирония. Акутагава снова страдает от своих же сказанных ранее слов. Ведь сейчас, например, он снова на дне. Только не физически, а морально. И противный запах снова забивается в нос. Говорил, что люди, жалеющие себя, не достойны уважения, и их ненавидит. Пожалуй, тогда он не должен себя ненавидеть, ведь есть веская причина — он совершенно себя не жалеет. Но ненавидит. Несмотря ни на что.«Желающие смерти её и заслуживают. Смерть — удел слабаков».
И потому стены темницы, в которую он сам себя заточил, рушатся вновь и вновь, чтобы напомнить ему его место. Пусть и жить осталось недолго из-за проклятой болезни, раньше срока умереть не посмеет. Пламя этой короткой жизни пока не погаснет, хоть и уже дрожит.«Я живу лишь ради одного слова. Простого слова, произнесённого одним человеком. И чтобы его услышать, я готов пройти через бесконечность унизительных поражений».
Тогда он говорил верно. Сейчас же ему приходится не аккуратно собирать себя по кусочкам, а лететь вниз, вниз, вниз. Бесконечно.Мгла тем временем уже впиталась в кожу и льётся вместо крови в сосудах.