Love that Dickhausen

С улицы Данхаузен был холодным. Он принес с собой запах мороза, а ещё — снег на ботинках и плечах. Вкус грима приятно горчил на языке — Хук открыл дверь и сразу получил поцелуй в губы вместо приветствия. Поцелуи, подобные этому, Хук очень любил. Это был единственный способ сказать: «Привет, я люблю тебя, я тоже очень скучал» меньше, чем за секунду. Секунда имеет большое значение, если рефери начинает стучать ладонью. И ещё большее, если приходится ждать весь вечер. – Привет, малыш. На улице настоящий буран, чуть лицо не смело. Но я тебе что-то принес, – заметил Данхаузен, выбрасывая куртку прямо на подставку для обуви, и торжественно достал из кармана мятную тросточку. – О, – невольно вырвалось у Хука. В грудь пронзительно кольнуло, но Хук отмахнулся сам от себя, чтобы забрать протянутую карамельную палочку и бестолково повертеть её в руках. Он, пожалуй, предпочел бы апельсиновую или яблочную, если Данхаузен принципиально хотел видеть у него во рту что-то зеленое. – Спасибо, – пробормотал Хук, не сводя пристальный взгляд с мятной тросточки. – Мне начать прямо сейчас? Расшнуровывающий ботинки Данхаузен едва ли посмотрел в его сторону. – Когда захочешь, маленький. Он снова поцеловал Хука в губы — я люблю тебя, я очень соскучился — и прошел в ванную комнату, чтобы проверить грим. Короткая перебежка от машины до апартаментов не испортила ему лицо — пара темных потеков сделала его лишь интереснее — поэтому Данхаузен с довольным видом покинул ванную, напевая себе под нос. На сегодняшний вечер они запланировали «Властелин Колец» — всю трилогию целиком. Хук слабо представлял, как у них получится посмотреть всё за одну ночь, учитывая, что Данхаузен настаивал на режиссерской версии, однако предпочел плыть по течению. В конце-концов, ничто не мешало им делать перерывы или продолжить просмотр на следующий день. К тому моменту, как Фродо и Сэм отправились в путь, Хук тихо заскрипел пластиковой упаковкой. – Сосать или лизать? – поинтересовался Хук, продолжая вертеть мятную тросточку в руках, и осторожно толкнул Данхаузена ногой. Донован оторвал рассеянный взгляд от телевизора всего на мгновение. – Как хочешь. Еле слышно выдохнув, Хук прикрыл глаза и медленно затолкал в рот верх мятной тросточки. Он почти сердился, потому что Данхаузен приволок ему очередной членозаменитель, но при этом даже не желал отвлечься от хоббитов и их путешествия. – Подожди, – раздался вдруг голос Донована, и Хук невольно открыл глаза. Данхаузен сидел, вжав голову в плечи, и пристально смотрел на него. – Вовсе не обязательно есть мятную тросточку, если ты не хочешь. Хук бестолково вскинул брови. – Ты же любишь, когда у меня занят рот, – протянул он, начиная раздражаться, и вновь поднес карамельную палочку к лицу. Выражение лица Данхаузена теперь казалось незнакомым. – Дай сюда, – резко проговорил Донован, быстрым движением выдергивая тросточку из руки Хука и разламывая на кусочки. – Ты что, блядь, сделал с моим леденцом?! Но Данхаузен, не обращая внимание на его возмущение, решительно смел сладкие обломки со стола, прямо на пол. Теперь Хук по настоящему злился, на всё: и на то, что Донован снова намусорил у него дома, и на то, что он отобрал леденец, который сам же ему дал, и на то, что он нихрена не понял, что от него хотят. – Иди сюда, – Донован аккуратно привлек окаменевшего Хука к себе в объятия, мягко поцеловал сладкий от карамели рот и нежно боднул лбом, прежде чем вновь чмокнул в губы. – Ну, что с тобой? Ты почему расстроился? Хук отвернул лицо, но Данхаузен не перестал его целовать. Он припечатывался к его коже нежно, и злость медленно гасла. – Не знаю, просто... меня остоебало пихать в рот всё что угодно, кроме твоего члена, – беспомощно проговорил Хук, прикрыв глаза. Теперь, когда он произнес это вслух, его недовольство казалось ещё более тупым. Хук пытался представить себе, как скажет это между прочим. И это не будет выглядеть так, будто его увели из магазина игрушек, ничего при этом не купив. – Мне очень жаль, прости меня, – серьезно проговорил Данхаузен, взяв Хука за подбородок, чтобы прижать его лицо ближе. Поцелуи были такие приятные, Хук чувствовал, как у него сладостно кипит кожа. – Мне так нравится смотреть на тебя, я иногда перебарщиваю, – продолжил он, продолжая выцеловывать что-то на шее Хука — у корней волос уже ощутимо горело. – Буду более внимателен к тебе, хорошо? – Сегодня леденец был просто леденцом? – спросил Хук, еле совладав с языком. Хотелось закинуть руки за голову, чтобы прижать Данхаузена ещё ближе, хотя он и так не отрывался от его шеи. – Ага, – тихонечко проискрипел Донован. – Мне его дали на сдачу, когда я покупал бензин. Теперь Хук жалел ещё больше, что осколки его леденца валялись на полу. Он извернулся в объятиях Данхаузена, устроился головой на его плече. Хоббиты суетились в лесу, собирая какие-то припасы в дорогу. – Можно тебе отсосать? – Погоди, сейчас будет моя любимая сцена с назгулом, – ответил Данхаузен, взъерошив волосы у Хука на затылке. – Давай после неё. Хук еле заметно закатил глаза, но всё-так терпеливо переждал самую страшную — по его мнению — сцену в фильме, лежа в объятиях Данхаузена.