Роса

      Два месяца спустя. — Слепышка, такими темпами, ты располнеешь, — с насмешкой наблюдая за А-Цин, Сюэ Ян уже привычно дразнит девушку. — Ты и без того не красотка, а так… — Нет, ну ты слышишь, Даоджан?! — раздражённо вскрикивает А-Цин. Нельзя сказать, что она поменяла своё отношение к Ченмэю или то, что его нахождение рядом больше не вызывает у неё чувство опасности, однако и отрицать того, что их жизнь вошла в своеобразную колею стабильности не может. Они частенько обмениваются колкостями, но его слова уже не задевают её, но и промолчать А-Цин тоже не может. В какой-то степени, девушке даже нравится то, как они с этим странным парнем общаются.       Сяо Синчэнь лишь лёгкой улыбкой отвечает на очередную перебранку, продолжая готовить ужин. К их колкому и насмешливому общению он уже привык, да и не видит ничего опасного или оскорбительного ни в словах, ни в действиях. Кто бы мог подумать, что заброшенный похоронный дом может стать самым обыкновенным, уютным домом, пристанищем для трёх людей с такими противоположными судьбами, но такими похожими. Жизнь их, конечно, далека от роскошной, но всё же необходимые предметы быта у них имеются, да и всегда хватает денег на еду. Всё стало более стойким после того, как Сюэ Ян тоже начал участвовать в ночной охоте. Синчэнь не возражал.       Кажется, всего пару месяцев назад они покидали город И, выполняя заказ ближайшей деревни, и тогда Даоджан пообещал взять Сюэ Яна на следующую охоту. Кто же знал, что их первым совместным выходом станет та самая деревушка, которую, казалось бы, недавно Сяо Синчэнь спас. Новость о том, что её наполнили мертвецы, весьма сильно озадачила Даоджана, и он был откровенно расстроен. А-Цин, как могла, утешала растерянного заклинателя, ведь он и правда сделал всё возможное для тех людей, и никто не мог предугадать такого поворота событий. И в её словах была истина, вот только Ченмэй казался слишком уж довольным. А-Цин не единожды ловила его пронзительные, ледяные взгляды, а также играющую на губах зловещую ухмылку. И хоть он говорил обеспокоенно, выражая своё беспокойство и расстройство сложившейся ситуацией, внешне Сюэ Ян выглядел иначе. В очередной раз А-Цин пожалела о собственной лжи, загнавшей её в ловушку, но она решилась проследить за Сюэ Яном и Сяо Синчэнем. Её конечности немели, когда она созерцала нездоровый, удовлетворённый блеск в алых глазах, когда уста скользили в нахальную улыбку. У неё сжимался желудок, когда он, словно и правда переживал, предложил Синчэню осмотреть деревню, прежде чем избавиться от тел мертвецов. Она не верила ему, но приблизившись к одному из тел, убедилась в том, что убитые на самом деле были мертвецами. Но поведение Ченмэя не вкладывалось в нормальную картину…       Что уж рассуждать, когда у неё не было доказательств, и всё, что А-Цин могла предоставить, так это личные наблюдения и своё мнение, которое можно было бы назвать предвзятым. — Сам даёшь мне конфеты, а теперь отчитываешь? — дерзко спрашивает А-Цин, садясь за стол. — Больше давать не буду, — подперев голову ладонью, без интереса отвечает ей Сюэ Ян, не сводя глаз с Даоджана. Дразнить девчонку весело, но её болтливость весьма быстро утомляет. Сюэ Яна интересует только Сяо Синчэнь, потому его взор направлен только к одному человеку. Остаться подле Даоджана было верным решением, Ченмэй осознал это, и дело вовсе не в мести. Особое удовольствие доставило Сюэ Яну наблюдать за тем, как Шуанхуа пронзал сердца людей, что были отравлены трупным ядом. Убеждая себя в том, что это было сделано только ради желания запятнать руки известного заклинателя карой, Ченмэй невольно доходит до признания того, что он желал видеть мёртвыми жителей деревни потому, что дети посмели с высока смотреть на Сяо Синчэня. За поступок свой Сю Ян не раскаивается, однако и более водить Даоджана за нос подобным методом не собирается. Почему-то порой, когда они остаются наедине и ведут свои беседы обо всём и ни о чём сразу, внутри Ченмэя что-то начинает скрести, пока он тяжёлым взглядом пробегается по спокойному лицу. Вспоминать о той ночи Сюэ Ян не любит, но мысли самовольно врываются в его голову, наводя там беспорядок.       «Не стоило этого делать», — Сюэ Ян даже не предполагает, почему эти слова появляются в сознании, — «они это заслужили», — спорит он сам с собой. — «Но Сяо Синчэнь не заслужил», — словно гвозди в крышку гроба непонятные, чуждые мысли торжествуют, — «он верит тебе».       Спорить с собой не в характере Ченмэя. Не для него же и раскаяние в поступках и деяниях, так почему же ему бывает так плохо от этих воспоминаний? — Даоджан, — ласково зовёт он Синчэня, — сегодня мы пойдём на охоту?       Сяо Синчэнь, накрывая на стол, отвечает: — Нет. Побудем дома. — Забавно, что подобное место мы зовём домом, — усмехается Сюэ Ян, забирая миску с рисом из рук заклинателя. Словно не специально, он скользит по тыльной стороне ладони Сяо Синчэня, делая глубокий вдох. Возможность прикасаться к тому, чьи тело, душа и разум далеки от людей, недостижимы никем, кружит Ченмэю голову, позволяя чувствовать себя особенным в жизни этого человека. Да и Даоджан бы солгал, сказав, что ему не нравится это. Моменты, когда вот так случайно их руки соприкасаются, когда Сюэ Ян наваливается на его спину, крепко обнимая, когда виснет на его руки, в очередной раз убалтывая Сяо Синчэня на что-то. Ченмэй так часто ведёт себя как ребёнок, излишне мило и сладко прося желаемое, но именно такое поведение позволяет ему достичь желаемого. Сяо Синчэню нравится, когда Сюэ Ян ведёт себя так. — Нам стоит подумать о том, как мы будем топить дом? — встревает в разговор А-Цин, которую сильно раздражает их чересчур милое общение. Зависть и обида грызут девичье сердце: ей так хотелось бы, чтобы Даоджан видел в ней кого-то столь же особенного, как Ченмэй. Но ей не встать с ним на один уровень, всегда оставаясь позади. Он — заклинатель, ближе к Даоджану с интересами и образом жизни. Синчэнь тянется к тому, кто также одинок, кто живёт в мире борьбы со злом — она же обычный человек, насильно увязавшийся за ним. Вспоминая, как Даоджан был против изначально ей присутствия рядом, с досадой А-Цин признаёт, что вопрос о нахождении рядом Ченмэя даже не поднимался. Даоджан, видимо, с самого начала хотел, чтобы тот остался. Он неосознанно тянулся к тому, в ком ложно, по мнению девы, увидел родственную душу. — Дров хватит, — холодно отвечает Сюэ Ян, принимаясь за пищу. Даоджан же садится во главе стола. — Но нам стоит позаботиться об одеялах. — Они очень дорогие! — фыркает А-Цин. — Если перекупить старые, то выйдет весьма сносная цена. — Я подумаю об этом, — наконец-то отвечает Сяо Синчэнь, не спеша пережёвывая пищу. — А сейчас давайте есть… — трапеза, по правилам, должна проходить в тишине, и Сяо Синчэнь старается это привить и А-Цин, и Ченмэю. Впрочем, для этих двоих правила не писаны, так что есть в полной тишине им удаётся редко.       Сюэ Ян тяжело вздыхает, но больше ничего не говорит. Такие дотошные правила ему не нравятся и жить по ним совсем не хочется, однако почему-то он подчиняется, почему-то желает угодить Даоджану, хочет видеть его счастливым. Сяо Синчэнь, стоит признать, умеет заботиться о людях, и Ченмэй не ошибётся, если скажет, что именно о нём Даоджан проявляет заботы если не больше, чем об А-Цин, то более глубже и заинтересованнее. Сюэ Ян давно понял, что одинокий образ жизни, который решил вести Даоджан, далёк от его истинных желаний. Ведомый причинами самонаказания за придуманные самим грехи, Сяо Синчэнь больше всего на свете хочет, чтобы рядом был тот, кто понимает его и принимает. Сюэ Ян уверен, что этим человеком по праву является он. Это комично, если подумать, но всё случившееся с ними от начала и до сегодняшнего дня только доказывает, что параллельные прямые, по которым они двигались, на самом деле просто две линии, что, в какой-то момент, начали плотно пересекаться. Возможно, в конечном итоге, они станут одним целом.       Сердце пропускает удар, а тёплое, нежное чувство начинает пробиваться прямо из сердца. — Спасибо за еду… — чуть слышно произносит Сюэ Ян, вставая из-за стола. Что же ему остаётся делать в такие моменты, как не бежать от Даоджана подальше? Возникающее желание большей тактильности не то, что Сюэ Ян сможет контролировать. Он уже это пробовал, но, в итоге, всегда находит причину, чтобы оказаться ближе к Даоджану. Ченмэй так любит ходить с ним на ночную охоту, потому что, оставшись наедине с Сяо Синчэнем, он может позволить себе неслыханные вольности: к примеру, в прошлый их выход, Сюэ Ян позволил себе сесть рядом с Даоджаном, и опустить голову на его плечо. Ченмэй психопат, который считал, что счастье ему приносят конфеты и кровь врагов, что он проливает, но те эмоции, что рождаются рядом с Сяо Синчэнем, настолько чисты и… бесконечны, что Сюэ Ян начинает чувствовать себя зависимым. Их так мало, их чертовски мало и хочется намного больше. В памяти всплывает ночь, когда Сяо Синчэнь, на пробу, изучал его лицо, когда прикосновения тонких, изящных пальцев скользили по лицу. Сюэ Ян готовит выть от желания ощутить это снова, прижать его большие ладони к своему лицу, ластится к ним, всё ближе двигаясь к Даоджану…       Сюэ Ян вылетает из дома в ночную прохладу, в надежде остудить пыл, рождающийся внизу живота. Наливающаяся плоть неприятно тянет, раскрывая самые порочные желания и нужды, которые скрыты в Ченмэе.       Неужели, он желает Сяо Синчэня в таком плане? Неужели он хочет разделить с ним ложе, скрывая в бархатной ночи их действия?       Воображение рисует картинки, которых никогда не было. Чёрные волосы, растрёпанные на подушке, горячее дыхание и тяжело вздымающаяся грудь, пока Сюэ Ян, сидя верхом на Сяо Синчэне, жадно целует его, со стонами потираясь о твёрдый пах… — Ёбаный пиздец… — шипит Сюэ Ян, лбом встречаясь со стеной. Возбуждение, что пронзает его, настолько явственно и чисто, что становится страшно. Рука инстинктивно опускается на низ живота, от чего покалывания ниже только усиливаются. Ему необходимо уединиться. Прямо сейчас, немедленно, иначе он просто взорвётся.       Сяо Синчэнь заканчивает ужинать самым последним, однако А-Цин сидит с ним, ожидая Даоджана. Она ничего не говорит, но внимательно следит за заклинателем, внезапно допуская мысль о том, что ей нужно признаться. Лгать Синчэню настолько неприятно, что это соизмеримо с возможными объятиями с Ченмэем — блевать тянет. Но страх сильнее… Страх не остаться одной, на самом деле, а разочаровать его… — Даоджан, — тихо начинает девушка, — а как ты относишься ко лжи?       Сяо Синчэнь в лёгком удивлении приподнимает брови, начиная уборку столовых приборов. — С чего вдруг такие вопросы? Разумеется, плохо. Ложь никогда не приводит к хорошим завершениям. — Даже та, которая была сказана не во зло? — Разумеется, А-Цин, — добродушно отвечает Даоджан, даже не предполагая, что дева терзается из-за собственного обмана к нему. — Можно понять, узнав причину, но разве это что-то изменит, как итог? Ложь — подобна ландышу. С виду кажется безобидной, люди лгут в надежде избежать признания и ответственности, кто-то же лжёт, чтобы уберечь человека чудесной выдумкой, но на самом деле, она ядовита и смертельно опасна. Ложь способна проникнуть глубоко в сердце человека, изранив его или даже убить. — Убить?.. — Не в прямом смысле, — спешит пояснить Даоджан, — но человек, чьё сердце будет отравлено ядом лжи, уже не сможет верить кому-то, уже не сможет смотреть на людей и мир так, как было до…       Во рту у девушки сухо, а волнение стягивает горло. — Ты уже сталкивался с подобным?.. — Нет, — на удивление А-Цин, отвечает Даоджан. — Со многим мне приходилось сталкиваться, но в моём сердце нет этого яда. — Я собираюсь помыться, вода, что я ставил греться, готова. Если ты тоже хочешь, то тебе стоит уже сейчас… — Да! — резко перебивает его А-Цин, хватаясь за трость. От этого откровенного разговора на душе стало очень погано, так что ей хочется буквально отмыться от всего это греха и позора. Хорошо, всё-таки, что Ченмэй, исследуя дом, наткнулся на старую бочку, которую, по настоянию весьма брезгливого Сюэ Яна, Даоджан обработал своими целебными маслами. А-Цин тоже сначала нос воротила, допустив мысль, что в ней могли мыть покойников, однако с этого предположения даже Ченмэй хохотал искренне, а Сяо Синчэнь неловко смеялся: ей поспешно объяснили, что покойников в бочках не моют, и ритуалы подготовки к погребению совсем иные.       Сяо Синчэнь задумчиво направляется в небольшую комнату, где его уже ждёт приготовленная к использованию бочка, мыльный корень и чистая ткань, которой он сможет вытереться после купания. Неожиданно прозвучавший вопрос погружает его в думы, и он вдруг представляет себе, что ему лгут и А-Цин, и Ченмэй. Снимая с себя ханьфу, он с грустью вздыхает: только допустив мысль о том, что два близких ему человека могут нахально водить его за нос, приносит сильное огорчение.       «О чём они могли бы лгать мне?» — спрашивает себя Синчэнь, добавляя каплю масла мелиссы в горячую воду. — «Что-то вроде: А-Цин на самом деле не слепа, а Ченмэй и вовсе другой человек?» — укол совести вонзается в сердце. — «Я не должен даже представлять подобного», — вина за допущенные сомнения сразу же касается Даоджана. Пускай он не сомневается в своих сожителях, но даже предполагать варианты подобные, чтобы порассуждать, он не должен. А-Цин никогда не поступила бы так некрасиво — разве может девушка, что так трясётся за его благополучие о том, что не может видеть, зная, что слеп он сам? Стал бы Ченмэй выдавать себя за кого-то другого, после того, как Даоджан спас его, заботился о нём, открылся ему?.. Ложь подобна яду, и вместе мелиссы это могло быть масло из ландышей, которые могли бы сильно навредить Сяо Синчэню.       Освободив волосы от небольшой заколки, аккуратно сняв повязку с глаз, Даоджан погружается под воду на минуту, делая блаженный, глубокий вдох, выныривая. Как же хорошо, что они смогли найти здесь бочку для купания, как же приятно и расслабляет горячая вода с целебным маслом — вода очищает не только тело, но и мысли, но и сердце, вымывает из души все тревоги.       Сяо Синчэнь проводит ладонью по лицу, смахивая лишнюю влагу, и уже тянется к мыльному корню, как вздрагивает от неожиданности. В этой комнате он не один, но… как давно? — Решил помыться, Даоджан? — с хитрой улыбкой спрашивает Сюэ Ян, в вальяжной позе сидя на небольшом столе в углу. Расслабившись после сильного напряжения, Сюэ Ян уже возвращался в свою комнату, как почувствовал мягкий аромат травы, исходящий из комнаты, где они моются. Слыша бормотание А-Цин со стороны комнаты с гробом, где она спит, сомнений в том, что здесь он встретит Даоджана, не остаётся. Ведомый желанием озорства, Ченмэй не думает о том, что встреча с объектом его сильного желания в голом положении не самая лучшая идея. — Как давно ты здесь?.. — Даоджан взволнован и немного озадачен. Неужто он настолько погрузился в свои мысли, что не услышал того, как Ченмэй зашёл в комнату?       Сюэ Ян коварно улыбается: — Я не видел Даоджана нагим, — невинно отвечает он. — О чём же ты подумал, Даоджан? — спрыгивает он со стола, медленно подходя к бочке. Повернув голову боком, Сяо Синчэнь хорошо слышит медленные, почти невесомые шаги Сюэ Яна, что подходит к нему. А перед горящими алыми глазами, почти как в фантазии, чёрные, длинные волосы, притягательно плавают по воде. Непривычно видеть Сяо Синчэня таким расслабленным и домашним, что ли… В такой интимной обстановке. — Ни о чём таком я и не думал, — на одном выдохе отвечает заклинатель, поджимая колени к груди. Не сказать, что он стесняется, но почему-то горят щёки и тело от понимания того, что Ченмэй может увидеть его без одежды.       Сюэ Ян, заметив, что повязка на глазах отсутствует, словно ошеломлённый мальчишка, неуверенно тянет руку к волосам, что скрывают лицо Сяо Синчэня. Осторожно он касается их, заправляя прядь за ухо, и губы его приоткрываются в восхищении, когда он видит столь прекрасное лицо человека, от которого в животе бабочки появляются.       «Как же давно это было»… — проносится в его голове мысль, когда Сюэ Ян с благодарностью и жадностью всматривается в глаза, в закрытые веки, всё ещё обрамлённые густыми, слегка подкрученными ресницами. Не пугает даже очевидная пустота под веками, лишь тоской навевает и печалью по глупости, что совершил Даоджан. — «Он всё ещё красив». — Эта повязка прячет немалую красоту, — хрипло посмеивается Сюэ Ян, костяшкой пальца проводя по влажной щеке.       Сяо Синчэнь вздрагивает от этой фразы. Он привык к тому, что люди косо и надменно смотрят на него, бывало, что и с отвращением высказывались за спинами о полых глазницах, однако Ченмэй не считает его уродливым, с такой лёгкостью заявляя нечто подобное! Даоджан хочет отвернуться, чтобы скрыть свой недуг за волосами, но пальцы Сюэ Яна проворно хватаются за подбородок Синчэня. — Я не хочу, чтобы ты прятался от меня…       «Мне нравится всё в тебе». — Я и не прячусь, — робко отвечает Сяо Синчэнь, всё же поворачивая голову. Сюэ Ян, оставшийся за спиной, судя по шуму, снимает с себя верхнюю одежду, закатывая рукава. — Что ты… — Помогу тебе, — спокойный голос, но вот внутри буря. В этой маленькой комнатке, его огромное желание ощущает себя чертовски тесно. — Тебе обязательно носить повязку? — полушёпотом общаясь, Сюэ Ян бережно берёт в руки расплывшиеся волосы, перекидывая их через плечо Даоджана. А у самого руки трясутся, ведь открывающаяся перед ним картина абсолютно совершенного тела, преисполненного изяществом, сводит с ума. — Да…       Вздрогнув, Сяо Синчэнь чуть расслабляется, слегка сгорбившись, позволяя Сюэ Яну натирать тело мыльным корнем. Ещё никто и никогда не помогал ему мыться, никто и никогда не видел его в таком положении, но… Ему нравится. Ему очень нравится то, что сейчас происходит. Сяо Синчэнь, в отличие от Ченмэя, не ищет причин и не пытается понять. Он просто позволяет случаться тому, что происходит, не выказывая сопротивления растущим чувствам.       Пользуясь возможностью, вторя своим фантазиям, Сюэ Ян касается подушечками пальцев оголённой кожи, словно случайно, но до головокружения упиваясь этими мгновениями. — Этот убогий мир лишён возможности созерцания не малой красоты, — склонившись ближе к Даоджану, голос Сюэ Яна, кажется, касается уха. От прохлады покрывается лёгкой дрожью кожа Сяо Синчэня, и вместо того, чтобы отодвинуться чуть дальше, он откидывается на стенку бочки — разве тем самым он не даёт зелёный свет на всё происходящее?       Сюэ Ян же на пробу, пытаясь понять, что ему дозволено, а что нет, а Сяо Синчэнь с такой лёгкостью раскрывается ему. Он же понимает, правда? Чувствует всё то напряжение, что между ними возникает? Это история ни одного дня, ведь с самого начала, ощутив связь друг с другом, начав с разного старта, они сошлись на общей тропе. Интерес переросший в симпатию. Симпатия, переросшая в чувства.       Алый взгляд скромно скользит по телу вниз… Кажется, дыхание становится неровным, горячим. Прямая линия ключиц Даоджана так заманчиво выглядит, так притягательно уходит под воду тело…       Сглотнув слюну, Сюэ Ян успевает проклясть собственное желание озорства, с которым он сюда шёл. Подразнить и себя, и Даоджана — одно, другое же дело, когда всё выходит из-под контроля. Он так сильно боится всё испортить, и несмотря на то, что Сяо Синчэнь не выказывает нежелания, действительно ли они могут делать нечто подобное?       Мыльный корень он откладывает в сторону, чуть шире расставив ноги, Сюэ Ян нежно прижимается своей щекой к щеке Даоджана, подрагивающими пальцами рук начиная скользить по плечам, постепенно погружаясь в воду. Мягко поглаживая чужие руки, Ченмэй в блаженстве прикрывает глаза, сходя с ума от ощущения того, насколько сейчас расслаблен Сяо Синчэнь.       Он старается дышать медленно, но дыхание его тяжело, ведь прикосновения Сюэ Яна приносят томное удовольствие, начинающее поглощать его тело. Даоджан солгал бы, если бы не признался в том, что представлял нечто подобное. Возможно, не в таком откровенном виде, но всё же он желал ощутить касания Сюэ Яна.       Чуть повернув голову, что нос упрямо упирается в щёку Даоджана, Сюэ Ян шепчет: — Знаешь, Даоджан… — М?.. — жалобным писком срывается звук, а сам он, инстинктивно, отставляет голову, открывая доступ к шее. Сюэ Ян вот-вот взорвётся от накрывшего его возбуждения. Такое откровение не входило в его планы, но внизу всё горит, тянет и требует внимания. Сердце требует, нужда в обладании этим человеком.       Рвано выдохнув на белоснежную шею, Сюэ Ян, достигнув кистей рук, плавно скользит на чужую талию, проворно двигаясь по телу выше. Устроив ладони на чужой, округлой груди, и Сяо Синчэнь, и Ченмэй вздрагивают от острой стрелы, что пронзает их, кажется, в само золотое ядро. — Ты никогда не называл мне своего имени… — жарко шепчет он прямо в поалевшее ухо, совершая очередной безумный поступок. Сладко прикусив мочку уха, его пальцы сжимают чужую грудь, когда Даоджан делает глубокий вдох. — Скажешь мне, — продолжает свою пытку Сюэ Ян, губами невесомо скользя по всей линии шеи, — как я могу звать тебя, когда мы с тобой, — а ладонь на груди всё крепче сжимается, словно пытается вырвать неспокойной сердце, обжигающее с каждым ударом. Уста Даоджана соблазнительно приоткрыты, и вырываются из них ещё не стоны, но такие красивые вздохи, — наедине… — шире приоткрыв рот, Сюэ Ян нежно прикусывает тонкую кожу, скользя по невидимой ранке губами. Взгляд алых глаз темнеет от возбуждения. — …желаешь знать моё имя? — голос от возбуждения слегка осевший. Разве он сам не думал о том, чтобы назвать своё имя Ченмэю? Допускал эти мысли, хотел назвать, но не находилась причина.       Смахнув ресницами голодное вожделение, едва контролируя свои порывы вгрызться в манящие уста, Сюэ Ян, трепеща всем телом, шепчет: — Желаю…       А сам вновь прикусывает кожу, вновь скользя губами, а затем прикусывает в другом месте, уже чуть дольше и сильнее. Сяо Синчэнь, от этой острой, томной ласки, чуть прогибается, непроизвольно рукой хватаясь за чужую ладонь на своей груди. — Сяо Синчэнь…       Выпустив лёгкий стон, Сюэ Ян ласково всасывает чувствительную кожу, прежде чем снова оставляет ощутимый укус, а пальцы на груди Даоджана начинают её незаметно массировать. Чуть разжав их, пальцы Сяо Синчэня проскальзывают между ними, а голова окончательно опускается на плечо Ченмэя. — Какое красивое имя… — одними губами произносит Сюэ Ян, кажется, готовый вот-вот излиться только от того, что Даоджан выказывает ему такую степень доверия. Вопреки всему и всем, их тяга друг к другу, стремление быть вместе, заложено, не иначе, как самой судьбой. Не случись их первая встреча при тех кровавых обстоятельствах, вне каких-либо сомнений, они пришли бы к такому же исходу. Так кто же всё испортил?       Жадно вгрызаясь в подставленную шею, Сюэ Ян не оставляет ни миллиметра такой сладкой кожи без внимания, с упоением наслаждаясь ответной реакцией в виде жарко колотящегося сердца, высоко вздымающейся груди и вздохов, готовых сорваться на стоны. — …твой голос подобен ласковому ветру… — в бреду шепчет Сюэ Ян, скользя рукой с груди ниже. Короткими ногтями он проводит по напряжённому торсу, а разомлевший Сяо Синчэнь так широко улыбается, поворачивая голову к Ченмэю. голову к Ченмэю. — А лик мой подобен яркой луне? — он чуть посмеивается, ведь вовсе не ожидает услышать от Ченмэя подобные трогательные слова.       Вынужденный оторваться от своего занятия, наполненные густой негой глаза вгрызаются в изысканное, украшенное желанием лицо Даоджана. Обворожительная улыбка, словно стрела, вонзается в сердце Ченмэя, и, наплевав на всё, он движется к желанному, вот-вот касаясь непременно мягких губ. Фантазии не были столь сочны и насыщенны, как реальность. — Даоджан! Ты скоро?! — за дверью раздаётся громкий, чуть недовольный голос А-Цин, которая уже, по меньшей мере, минут сорок ожидает, когда Сяо Синчэнь закончит своё купание.       Если у фразы «ушатом ледяной воды окотили» есть физическое олицетворение, то, без каких-то сомнений, это оно и было. Сяо Синчэнь подрывается вперёд, обеспокоенно отвечая девушке: — Извини, А-Цин. Я уже заканчиваю!..       Но Сюэ Ян не хочет останавливаться. Для него девчонка, появившаяся так не вовремя, едва ли является причиной, по которой он готов остановить всё это.       Насильно вернув Сяо Синчэня к себе, Сюэ Ян капризно вгрызается в истерзанную шею. — Ченмэй… — ласково зовёт его Даоджан, пальцами нежно касаясь его лица. — Нужно уступить А-Цин комнату. Её очередь… — но возбуждение не спало окончательно, и внизу всё также сильно тянет желанием. — М? — Ченмэй, чуть хохотнув, прижимается губами к уху Синчэня. — Неужели Даоджан Сяо Синчэнь думает, что я с этой девкой буду проделывать нечто подобное? — а сам скользит ладонью по груди выше, чуть сжимает её на шее, после пальцами пробегаясь по приоткрытым губам. Она испортила им такой момент! А-Цин… — Что за предположения? — насмешливо отвечает Даоджан. — Ты покинешь эту комнату вместе со мной… — Сюэ Ян соглашается с этим. Тянуть время он не видит смысла, к тому же есть множество других мест, где они с Сяо Синчэнем могут уединиться, вот только он совсем не ожидает оставленного поцелуя на подушечках своих пальцев. — Прозвучало обидно, — отшучивается Сюэ Ян, поднимаясь на ноги, которых он почти что не чувствует. Сильно затёкшие от неудобной позы, они неприятно покалывают, что, впрочем, помогает отвлечься от зудящего давления в паху. — Её очередь на меня?.. — Ха-ха… — Сяо Синчэнь робко прикрывает лицо волосами, поддавшись смущению. — На время купания… — и как бы попросить Ченмэя выйти, чтобы он смог одеться? Несмотря на то, что сейчас происходило, Сяо Синчэнь не готов показать последствия того, что с ним сделали ласки Ченмэя. — Я пойду к себе в комнату, Даоджан. Поторапливайся, пока Слепышка не устроила словесную бурю.       Сюэ Яну жизненно необходимо уединиться с собой, иначе сохранность Даоджана станет серьёзным вопросом. Поспешно покинув комнату, чтобы второй раз за день выпустить напряжение украдкой, он оставляет смущённого, но счастливого Сяо Синчэня одного. Выбираясь из бочки, он прикрывает лицо рукой, не в силах сдержать широкой, довольной улыбки.       Влюбиться в незнакомца, которого волей случая спас от смерти? Да попросту влюбиться? Совместная жизнь и откровенные беседы дело своё делают. Чувствовать себя полноценным человеком можно только рядом с тем, кто способен стать частью тебя самого. Сяо Синчэнь чувств своих не отрицает, хотя и не может сказать того, что рассчитывал на что-то серьёзное. Получить взаимность — неописуемо приятно, но ещё слаще ощущения послевкусия после глубокой страсти, оставшейся прикосновениями на коже жарким воспоминанием.