———
Письмо пришло более двух недель назад. Сестры? Неужели? Энид не могла удержаться от насмешки — всё, что угодно, только не супруги, верно? Отправив в ответ вежливое исправление, она не могла не порадоваться, что пингвины перешли на электронную почту в качестве основной формы общения по этому вопросу. В результате Уэнсдей узнала об ошибочной идентификации только из первых уст, что, несомненно, избавило всю команду от прекрасных писем с подробным описанием того, как именно она расчленит каждого из них. Едва узнав об этом, брюнетка разразилась страстной и несколько маниакальной тирадой, на успокоение которой ушел целый рабочий день. Энид знала, что это могло задеть Уэнсдей, но она подумала, что если бы оскорбление не исходило от человека, которого она считала таким провоцирующим, то его можно было бы просто пропустить мимо ушей с язвительным комментарием. Не желая снова спускаться в эту кроличью нору (возможно, «заминированную систему военных туннелей» было бы более подходящим описанием), Энид провела большую часть последних двух недель, сосредоточившись на создании онлайн-присутствия Уэнсдей таким образом, чтобы оно было подлинным, но — что очень важно — без спешки. Профили со слишком большим количеством публикаций стали восприниматься как боты, что могло нанести существенный ущерб их взаимоотношениям с алгоритмом. Полнолуние было кратковременным перерывом. Она обычно брала после него выходной, чтобы прийти в себя, а Уэнсдей часто делала то же самое, бесшумно наполняя бутылки с горячей водой и оставляя поблизости чайники, словно по-вороньей подборке, всегда приготовленные по её рецепту (с добавлением овсяного молока и меда). Но после дня хромоты по дому и опеки (характеристика, как она знала, вызовет возражения, но это было просто проницательное наблюдение!) оборотень снова принялась за реализацию своей продуманной стратегии бренда, выкладывая фотографии с перерывом в день или два, пока на странице не появились зачатки настоящей сетки ленты публикаций. На самом деле, без хвастовства, но страница Уэнсдей уже перешагнула отметку в полторы тысячи подписчиков, а её запрос на проверку был удовлетворен после того, как она собрала небольшое портфолио новостных статей, книжных обзоров и других авторитетных упоминаний имени её жены в прессе. Поиск имени Уэнсдей в интернете всегда сбивал с толку. У неё была страница в Википедии, на которой «Уэнсдей Аддамс» ошибочно значилась как псевдоним, не более чем вымышленное имя, которое она использовала, чтобы окутать себя атмосферой интриги при написании романов о Вайпер. Энид могла признать, что это необычное имя, но когда она сообщила жене об ошибке, та отнеслась к этому равнодушно: какое ей дело до того, что они думают, будто это псевдоним? Если уж на то пошло, это привлекло внимание к книге: на форумах Reddit её разгадывали как анаграмму или шифр. Помимо этого (а вам и правда нужно было порыться в сети, поскольку эта женщина исчезла с лица земли, так сказать, на большую часть десятилетия), было несколько местных новостей, которые обрисовали её портрет: старшеклассница, которую исключили из школы за нанесение тяжких телесных повреждений и угрозы в адрес других учеников, занявшая первое место на национальном конкурсе творческих работ и поэзии, снова исключённая за поджог школьного имущества и в очередной раз лишившая олимпийского чемпиона по плаванию его левого яичка. И в заключение, на небольшом сайте публичных архивов, собирая метафорическую пыль, лежал журнал регистрации округа Джерико, когда ей было шестнадцать лет; на фотографии значилось, что она была арестована за неуважение к захороненным человеческим останкам и незаконное проникновение на территорию. Энид не была уверена, что выкладывать информацию о несовершеннолетних в сеть законно, но, с другой стороны, профессионализм не был свойственен полицейскому управлению Джерико. Так или иначе, Энид постаралась сохранить тон профиля в духе Уэнсдей (если это вообще её настоящее имя… усмехнулась она про себя). Учитывая содержание постов и общий вид сетки при оформлении страницы, она сохранила приглушённые, но не совсем однотонные тона. Она позволила жене помогать придумывать подписи. После нескольких попыток Энид поняла, что проще беспечно расспросить ворона о каком-то предмете или теме и написать пост на основе её невольного описания, чем просить её придумывать специально. Оборотень подумывала немного ослабить бразды правления, но когда жена серьёзно предложила сделать подпись к фотографии гигантского шёлкового мотылька в рамке: «Вам тоже осталось всего две недели до завершения жизненного цикла, будьте осторожны», блондинка решила, что атмосфера её страницы станет слишком зловещей, а может, и вовсе угрожающей. Однако она оценила старания. Энид добилась наибольшего успеха, позволив Уэнсдей фотографировать. Во время вечерней прогулки ворон похвалила тротуар, усеянный телами и оставленными экзоскелетами цикад, отметив, что в этом есть что-то восхитительное: насекомое, которое ползет из глубокой земли, лишь бы наполнить воздух криками, привлечь самку и погибнуть всего через несколько недель. Поэтому Энид достала телефон, провела пальцем по камере и с ободряющим кивком протянула его женщине. Та, недоумённо взглянув на жену, с опаской взяла девайс. Оборотень стояла в стороне и наблюдала, как та очаровательно присела на землю, слегка покачиваясь от перераспределения веса на кроссовках с платформой, и двумя руками фотографировала побоище, стоя на коленях. Энид слегка подправила экспозицию и тени, после чего загрузила одну фотографию, которая выглядела особенно призрачной (она была полностью посвящена своей задаче), и получила одобрительный кивок Уэнсдей. Теперь у неё было семь фотографий, на которых были изображены необычные предметы с их прогулок (Энид разрешила кости животных, но не туши, к большому негодованию Уэнсдей), предметы декора, которые ей особенно нравились, её пишущую машинку, цветок «flor de muerto» с её алтаря и стопка авторских экземпляров романов «Viper de la Muerte» на их специальной полке, украшающей спальню. И последнее, но не менее важное, на странице была размещена откровенная фотография Уэнсдей, рассматривающей скелет летучей мыши в местном магазине антиквариата и необычных предметов, с выражением глубокого восхищения на лице, дополнявшего искру восторга в её темных глазах. Энид не знала, что у летучих мышей скелеты лишь частично пневматизированы, что по плотности костей они находятся где-то между млекопитающими и птицами (на самом деле она даже не знала, что значит «пневматизированный»…). Но если она должна была запомнить эту информацию, то и Instagram тоже. На самом деле это была фотография Уэнсдей, которая очень понравилась Энид, она отсортировала её в специальную папку на своём телефоне, любовно переименованную в «Криптозоологические находки», чтобы иметь к ней легкий доступ. Она отправила её Йоко, которая ответила через несколько секунд. «ФОТОГРАФИЧЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ ЛЕСБИЯНОК! Научный мир благодарит вас за службу, доктор Синклер-Аддамс.» Лицо Энид расцвело улыбкой, она быстро пролистала ещё одну папку с избранным. В этой папке было полно фотографий её и Йоко со времен Невермора, под заголовком «Как давно тебе 17?», и ей не потребовалось много времени, чтобы выбрать селфи с ними двумя, щека к щеке (да, вампиры могли появляться на цифровых снимках! Только нужно было выключить вспышку!). Йоко обнажила клыки в преувеличенной улыбке, на лице Энид появилось выражение поцелуя со знаком мира, а их школьная форма была едва заметна. «Ещё одно доказательство из моих архивов. Они живут среди нас!!!» Хотя прошло уже… подождите, — Энид прикинула в уме, — десять лет с тех пор, как они окончили школу, пара всё равно оставалась близкими друзьями, одной из тех редких связей, которые выдержали переезды, увлечения и бурную жизнь молодых людей. Они регулярно общались по FaceTime, иногда во внеурочное время, если образ жизни Йоко, путешествующей по всему миру, приводил её в отдаленные уголки планеты. Это всегда было одним из ярких моментов недели оборотня. К тому же через несколько дней после создания фотографии Уэнсдей Энид была в восторге от того, что к их двери с курьером прибыла большая картонная коробка. Нерешительно выглядевший курьер отважился на стук в викторианскую дверь (одна из самых любимых особенностей дома Уэнсдей, надо сказать) в форме латунной руки, держащей яблоко, напоминающее о моменте перед первородным грехом, вечно не надкушенное. К его облегчению, дверь открыла Энид — её рабочее место выходило на подъездную дорожку и находилось всего в нескольких футах от неё — идеальное место для отслеживания почтовых отправлений (она практически чувствовала, как виляет хвостом). Оборотень расписалась за посылку от имени жены и с восторженным писком, покачиваясь на перилах, поднялась по лестнице в кабинет Уэнсдей. — Смотри, что пришло по почте! — воскликнула она, ухмыляясь от уха до уха. Уэнсдей нажала ещё несколько клавиш пишущей машинки на кремовой бумаге, прежде чем повернуть голову, чтобы оценить источник нескрываемого восторга жены. При беглом осмотре её лицо исказилось в неприятном выражении понимающего ужаса, и она со вздохом вернулась к клавишам. — Это… — начала она. — Это совершенно точно варианты обложки, верно? — Энид радостно вскрикнула, её тело было в таком положении, словно она была готова в любой момент подпрыгнуть в воздух. Брюнетка кивнула в знак подтверждения и снова принялась ритмично клацать по клавишам. — Можно открыть? — с нетерпением спросила Энид, пальцы которой уже подбирались к упаковочной ленте, удерживающей на месте круглую черную крышку контейнера. Уэнсдей позволила себе ещё один кивок, собираясь с мыслями, в ответ на который раздался пронзительный визг. Энид быстро разобралась с упаковкой, запустив руку в её потайное отделение и достав три плотных листа плакатной бумаги, каждый из которых был завёрнут в прозрачный пластиковый конверт. Уэнсдей прекратила печатать с последним звоном и поднялась, отойдя от стола, чтобы присоединиться к Энид на диване у задней стены. Оборотень уже раскладывала страницы по порядку на тёмном дереве кофейного столика. Это была не самая любимая часть работы Уэнсдей (на самом деле она вообще ненавидела все элементы издательского процесса, кроме самого процесса написания и момента получения большой коробки с авторскими экземплярами в тяжелых переплётах. Это было немного похоже на встречу со старым другом, частью себя, отделённой от тела, вынужденной перейти из рук в руки десятков человек, прежде чем, наконец, быть выпущенным домой). Тем не менее Энид была вне себя от радости — ей нравилось видеть все варианты, мысленно представляя их как разветвляющиеся тропинки, каждая из которых вела к отдельной и захватывающей версии мира, где эта конкретная обложка попала в дома тысяч людей. Эта партия была не так уж плоха, как некоторые из тех, что пара видела в прошлом. Каждая из них была вариацией на одну и ту же тему: Вайпер в нескольких шагах от неопознанного, угрожающего присутствия, пытливо вглядывающаяся в тени и тайны, поджидающие её. На одной из обложек молодая девушка бежит; на другой — заглядывает в трещину в каменной стене; наконец, она смотрит прямо на зрителя через плечо, словно бросая ему вызов в подглядывающем соучастии в преступлениях, которые происходят в этой истории, взгляд, который говорит, что возможно вы, дорогой читатель, и есть монстр, скрывающийся в темноте. Прежде всего на обложке книги, деликатным, но уже узнаваемым серифным шрифтом, написано название книги: «The Immodest Proposal: A Viper de la Muerte Mystery». Уэнсдей всегда яростно оберегала изображения Вайпер на обложках. В то время как женщина имела кристально четкий образ юной мстительницы в своём воображении, ни одна из иллюстраций не казалась способной передать сложное четырёхмерное измерение, которое оживляло её. Досадно, в первых нескольких романах серии Уэнсдей была вынуждена отвергнуть целые партии обложек, поскольку девушка, изображенная на них, была изображена с белой кожей и голубыми глазами, где-то по иерархии от редактора к художнику. Это сходство было многогранным — обыденным, чрезмерным, ужасающим, чудовищным — но не Вайпер. Она ответила рукописной запиской в отдел графики: Если вы настаиваете на том, чтобы ограничить моих персонажей иллюстрациями, то самые низкие ожидания требуют вашей грамотности. Вайпер де ла Муэрте — как минимум, вы можете прочитать книгу, прежде чем беспорядочно сжимать мелки в кулаках. Это заняло фактически годы, прежде чем рисунки хотя бы начали периферийно напоминать персонажа в первой партии обложек. К настоящему времени, хоть и не лишенные расовых характеристик, обложки были просто, по словам Уэнсдей, «абсолютно неоригинальными и неточными книжными обложками, но отличными визуальными галереями дизайнерских тропов, призванных тяготеть весь жанр». В первые годы Энид морщилась, глядя на пугающие недоразумения, разбросанные по столу, заваленному вороньими книгами, но в последние годы она начала хорошо понимать, к каким обложкам тяготеет жена, а какие она отвергает (или, возможно, уничтожает в промышленных масштабах). Ей всегда нравилось помогать Уэнсдей выбирать — обычно жена выбирала ту, которая давала меньше всего информации о книге, а бонусные очки с неохотой присуждались тем, кто метафорически интерпретировал темы романа. Например, она, похоже, ценила визуальные языки, включающие элементы мифов или другие литературные аллюзии, когда роковым недостатком антагониста была гордыня, победившая обложка была выполнена в стиле гобелена, чтобы вызвать в памяти идею вызова Арахны к Афине. Или, когда жена антагониста и его оскорбленная дочь выдали его преступления Вайпер, обложка напоминала картину «Сатурн пожирающий своего сына». Энид всегда первой читала рукописи Уэнсдей по завершении работы над ними (ответственность, которую она воспринимала очень серьёзно), и её знание этого романа подсказало ей, что только на третьей обложке была такая отсылка. Это напомнило ей о «Девушке с жемчужной сережкой», о том, как Вайпер смотрит через плечо на читателя с нечитаемым, но обвиняющим выражением лица. Она словно смотрела прямо на вас — даже сквозь вас, — и этот роман, наполненный темой развращающей силы богатства, показался ей подходящей параллелью к напряжению между глубокой аурой невинности и декоративной демонстрацией роскоши на картине. Глаза обеих опустились на обложку, с которой на них смотрели. В кои-то веки Уэнсдей осталась довольна. Было что-то такое в этом осуждающем взгляде на резком пурпурном фоне, с которым она чувствовала некое родство. Энид взглянула на жену, та напряженно всматривалась в изображение, перебирая мелкие детали, расположение и цвета, а затем одобрительно поджала губы. Энид расплылась в широкой победной улыбке. — Я знала, что ты выберешь именно это! — заявила она, её голос звучал с певучими интонациями. — Может, я все-таки экстрасенс? — шутливо прошептала Энид, прижав два пальца к виску, на лице её появилась насмешливая озабоченность. Глаза Уэнсдей встретились с её глазами, но блондинка видела, что за её темным взглядом скрывается энтузиазм. — Это подходящее воплощение, — ответила она, возвращаясь к своему столу, усаживаясь на место. Энид кивнула в знак согласия, продолжая ухмыляться. На этом всё и закончилось. Энид сложила листы плакатной бумаги в стопку и отнесла их в спальню, а победившую обложку положила на свободное место на полке отведенной для книг о Вайпер, и с гордостью на неё посмотрела. Ей даже не верилось, что в английском языке достаточно сочетаний слов, чтобы написать восемь книг, но она видела, как из её жены льются истории, извилистые и сложные, открывая ей внутреннее устройство миров, как реальных, так и вымышленных. Энид улыбнулась, обнажая зубы тихой улыбкой. Она знала, что увидев обложку среди своей частной коллекции, когда она уйдет спать, Уэнсдей также улыбнётся, испытывая тихое удовлетворение, и она надеялась, что сможет застать этот момент. Спустя почти две недели пришло сообщение, что обложка одобрена (без происшествий, добавила Энид, особенно удачно, учитывая, что комментарий «сестёр» привел к тому, что лёд, на котором стояли пингвины, стал опасно тонким). Судьбоносное время пришло: 10 сентября. День объявления названия!!! И меньше чем через неделю они смогут представить миру обложку (не говоря уже о том, что 13-го числа Уэнсдей исполнится 28 лет! Ух, что за неделя!). Оборотень с трудом сдерживала свое предвкушение: ранним утром она с драматическим вздохом проснулась в постели (к большому беспокойству Уэнсдей) и схватилась рукой за грудь. — Ты знаешь, какой сегодня день? — вздохнула Энид, повернувшись к жене, у которой был панический вид дикого животного, вырвавшегося из сна. Та, потеряв дар речи, уставилась на неё в краткий миг дезориентации. — Сегодня 10 сентября… — прошептала оборотень, сверкая жемчужными глазами в темноте комнаты. Она взволнованно натянула одеяло на грудь. В темноте на лице Уэнсдей промелькнуло выражение растерянности и облегчения, а затем Энид увидела, как уголок её рта дрогнул в улыбке, а на щеке появилась ямочка. — Я подумала, что ты задохнулась во сне, — тихо поддразнила Уэнсдей, оборотень уловила ушами учащённое сердцебиение. — И украсть всё веселье? — съязвила она в ответ, многозначительно приподняв бровь, проведя пальцами по руке жены. — Я бы разрешила кражу… — начала она. — Если только ты пообещаешь оказать мне ответную услугу… Улыбка Уэнсдей стала ещё шире, когда её взгляд опустился на плечо Энид — спустившаяся бретелька её майки была освещена тихим лунным светом из окна — и снова поднялся к её лицу с потемневшим взглядом. Энид воспользовалась случаем, чтобы запустить пальцы в застегнутую на пуговицы пижамную рубашку жены, крепко ухватилась за ткань и потянула женщину к себе через короткое пространство кровати между ними. Уэнсдей позволила сдвинуть себя с места и воспользовалась моментом, чтобы плавно встать на четвереньки и перебраться на блондинку, которая теперь улыбалась ей во весь рот, когда притянула их друг к другу. Теперь, когда обе были в сознании, Энид вылезла из-под сковывающего одеяла, освобождая своё тело от его хватки и позволяя ночному воздуху коснуться её обнаженной кожи. Она согнула колено, когда тело Уэнсдей прижало её спиной к подушкам, а пальцы запутались в волосах блондинки, диких и взъерошенных ото сна. Энид углубила поцелуй, рука по-прежнему была зажата между их телами, где она держала в кулаке рубашку жены. Резко выдохнув, Уэнсдей опустила руку с волос блондинки на матрас и, переместив своё тело, провела доминирующей рукой по мягкой ткани шорт оборотня. Энид застонала, отчаянно кивнув, и почувствовала, как прохладная рука женщины опустилась ниже пояса.———
Когда Уэнсдей проснулась утром, она почти оказалась на голом матрасе, позволив своей жене завернуться в простыни и одеяло ночью. Она, как правило, имела температуру тела на несколько градусов ниже средней, и могла спать спокойнее, зная, что Энид не будет так сильно дрожать, что разбудит их обеих (и это была единственная причина… очевидно). В бледном свете ведьминого часа она попыталась отыскать свою пижаму, перекинутую через плечо в море одеял её восторженной женой. Казалось, они потерялись для мира, как и Энид, которая лежала на животе и сопела, как бензопила. Спальные принадлежности Энид тоже валялись среди спутанных одеял, но, по крайней мере, она смутно догадывалась, что они все ещё где-то в постели. Бесшумно соскользнув с матраса, брюнетка направилась к шкафу, где висел её халат, и опустила глаза на книжную полку: обвинительная обложка синюшного цвета пристально следила за комнатой, а её пластиковый конверт отражал ранний дневной свет. Она позволила себе триумфальный момент — кульминация девяти месяцев работы смотрела на неё с восхитительным упреком, — когда обернула вокруг себя черную ткань и затянула халат вокруг талии. Выпрямив спину, она бесшумно вышла из комнаты и направилась вниз, чтобы сварить им обеим кофе. Когда Уэнсдей вернулась со своими богатствами в спальню, Энид успела найти майку и шорты (усилия не иначе как археологические) и достать телефон из его нового ночного дома на тумбе в ванной комнате. Уэнсдей, нахмурив брови, покраснела на полтона, когда передала жене высокий стакан кофе со льдом и бесшумно вернулась на свою сторону кровати. Устроившись поудобнее, блондинка без слов повернула телефон к жене, гордо демонстрируя чёрный квадрат со знакомым шрифтом Вайпер и логотипом Penguin Random House. «The Immodest Proposal: A Viper de la Muerte Mystery.» Уэнсдей опустила глаза на надпись. Нечто приближается… Держите друзей близко, а врагов — ещё ближе, оформив предзаказ восьмого романа из серии «Viper de la Muerte» автора бестселлеров Уэнсдей Аддамс. Никогда не знаешь, что может скрываться за углом. Ссылка в биографии. — Я уже поделилась и перепостила это на твою страницу! — воскликнула Энид, сверкнув голубыми глазами. Уэнсдей кивнула в бессловесном раздумье, почти про себя. — Спасибо, — пробормотала она, не отрывая глаз от экрана оборотня. Она отметила, что надпись не слишком точно отражает сюжет романа, но что-то в ней побуждало… не обращать внимания на неточности. Иногда ей было противно от самой себя. После того как пара в уютном молчании допила кофе, Уэнсдей переоделась в свой ахроматический писательский наряд на этот день, безразмерный свитер практически поглотил её. Энид удовлетворенно вздохнула, ещё не готовая к встрече с миром взрослых обязанностей за пределами их спальни, которая в эти ранние часы казалась целым маленьким миром, где времени не существовало. Вместо этого она смотрела в окно на густую линию деревьев, граничащих с их участком, листья которых начали превращаться из зелёных в жёлтые и тёмно-красные, словно чернила, распускающиеся в воде. «Второй самый красивый вид за это утро», — заметила Энид, снова усмехнувшись. Она достала телефон и переключилась на заднюю камеру, чтобы снять красочный горизонт. Она любила Вермонт в это время года. Оборотень заставила объектив дрогнуть, как будто сама камера проснулась от недосыпания, и сделала несколько снимков, после чего прижала устройство к груди и выбрала из множества понравившийся. Через минуту-другую снимок был отправлен в Instagram. Энид вернулась к своему профилю, чтобы подтвердить, что фотография заняла свое место среди других снимков в сетке, и отключила телефон, спрыгнув с кровати, собрав одежду на день, а затем бросила взгляд на маленькую фигуру жены в свете окна её кабинета. Прошло чуть больше трех часов, прежде чем Энид с любопытством взглянула на свои уведомления, пестрящие комментариями на её личной странице и подписчиками Уэнсдей, достаточно долго, чтобы заметить полку рядом с окном, выложенную тусклыми тонами тканевых обложек саги о Вайпер. Её желудок резко свалился вниз. Она срочно увеличила изображение двумя пальцами, её рот открылся, когда ногти бешено застучали по стеклу экрана. Там — название и имя её жены были на видном месте — находилось обвиняющее, брошенное через плечо и удивительно, черт возьми, неизданное изображение молодого детектива, приютившееся среди авторских экземпляров саги, стоящих на полке в углу изображения. Чёрт возьми.