Из огня и пепла

      Тишину ночи прорезал треск пламени, огненный столб осветил уголок сада. Пошатываясь, Ханзо вышел из огня, в изнеможении облокотившись на ствол вековой сосны. Глубокий вздох. Разлившаяся по телу апатия.       Жизненно необходимо привести чувства в порядок, воедино собрать мечущиеся мысли.       Застыл перед глазами образ Кенши в больнице, бросающий ему обвинения, презрительно отшатывающийся прочь. Он колол сознание обидой, чувством глубокой несправедливости. В гневе заломил пальцы.       Конечно, вероятность столь бурной, бескомпромиссной реакции на умерщвление необходимого ревенантам колдуна исключать не стоило. Но думал ли он, сколь далек Такахаши от его мира.        Не люби он мечника так сильно, - продолжал сбивчивую горячечную нить рассуждений воин - не доверяй ему всей душой, двойное предательство, сначала умалчивание о коварном плане Куан Чи, некогда лишившим самого дорогого, а теперь и разрыв всего, связывающего их без права объясниться, не стало бы ножом в спину, омрачившим радость долгожданной победы.        Как описать разочарование, испытанное им, едва Сенто указал на грудь, а осознание ударило под дых: мечник и не думал обсудить произошедшее как семья. Ни одним мускулом не выдал ни любви ни даже попытки его понять. И это после всех отданных ему и Такеде сил, примирения отца с сыном, работы над собой, месяцев ожидания и смирения с мстительной гонкой самого красноповязочника.       Горько усмехнулся.        Что ж. Очевидно, семьёй их считал только он. Кенши плевал на его любовь да, впрочем, и на него самого. Ничем не смог поступиться ради возлюбленного, не удосужился и выслушать. Да и любил ли он его, Ханзо? Или лелеял выдуманный образ, отказываясь признавать и его натуру и его права.       Эти мысли язвили, от них мутило. Обнял себя руками, утешая, словно ребенка.        "Это пройдет. Это пройдет" — уговаривал сам себя. "Любовь уже уходит, а боль пройдет. Я ещё поблагодарю Небо за избавление от неподходящего спутника. Я многое понял сегодня: страх перед собой и нужда в близком толкнули в объятия недостойного человека. Но я выкарабкаюсь, да, выкарабкаюсь. Какой долгий какой трудный день".       Внутренний монолог прервал торопливый звук шагов. Подбежав поближе, Рей участливо положила руки на плечи.       — Вы в порядке, Мастер? Замешкавшись с ответом, искреннее отвергал ложь ученикам и их старался учить доверию к себе и друг другу, не сразу нашелся, что ответить.       — Я буду в порядке. Неожиданные и для него самого слова утешили. Сжав пальцы ученицы, улыбнулся обнадеживающие. Боль и смятение в глазах скрыть невозможно, но Скорпион и не пытался обмануть невозмутимой маской. Он среди своих, и всей душой доверял Ширай Рю, согласившимся броситься в омут конфликта с армейскими и богами, разделить его ношу.       От проницательной девушки не скрылись ни сумятица грандмастера, ни его причина, уже наверняка известная, впрочем, всему клану.       — Мы ждём вас, мастер. — прозвучавшая в голосе теплая забота смягчила боль безрадостных мыслей.       — Приду непременно и скоро. Мне нужно побыть одному. Уделите лучше больше внимания раненным, а обо мне не беспокойтесь... И, Рей, спасибо. Спасибо тебе и всем вам. — стараясь вложить в слова всю свою признательность.       Улыбнувшись и кивнув, ниндзя растаяла в ночном воздухе, неслышно скрываясь по направлению к дому.       Успокоив ум и насколько возможно, обретя мир в душе, шагнул следом.       Как глупо, как вольно сторонним наблюдателям воображать, будто погибшие Ширай Рю недостойны мести за отнятые годы жизни: тысячи слез и улыбок, радостей и печалей, растоптанных историй и связей. Не рожденные дети, не созданные прекрасные вещи, стихи и песни. Никакое посмертное существование не искупит нанесенного урона.       Но сегодня Ширай Рю отдали долг чести павшим братьям и сестрам и воздух вокруг звучал по новому, свежо и сладко.