В этот раз все будет иначе

Андрей Князев прожил уже пятьдесят лет. Многое повидал и пережил, поэтому наивно полагал, что ничего его уже наверное не поразит и не выбьет из колеи. Жизнь прекрасна: семья, дети, друзья и музыкальная карьера, драйв от концертов - все это было неотъемлемой составляющей его существования на этом свете. И даже неприятная правда про самого себя, которая обрушилась и снесла его внезапной снежной лавиной, не омрачила его будней. Признаться правда была настолько внезапной, что обрушивалась на Князева уже лет так двадцать, как он потом понял, но усердно и бережно заталкивалась куда подальше и игнорировалась, о чём теперь Андрей жалел каждый божий день. Но изменить уже ничего не мог, как сильно бы ему не хотелось обратного. Андрей по натуре был настоящим сказочником. Он любил эти самые сказки сочинять, продумывать наполнение мира и персонажей, его населяющих. А так же он и сам любил в них жить, абсолютно игнорируя окружающую его действительность. Например, то, что его прекрасная жизнь с каждым годом ощущалась скорее «от одного памятного концерта до следующего» и так по кругу, нежели что-то иное. По крайней мере, именно эти события он помнил отчетливее всего и вспоминал чаще всего. И всё это плавно перетекало в бесконечный день сурка, где всё было чётко и понятно, что Андрея, в принципе, устраивало. У него уже не осталось лишних сил, чтоб переживать ещё и об этом.

***

Что что-то не так он понял не сразу. Нет, его не удивила пустая половина постели рядом — с Агатой они развелись еще два года назад, когда терпение этой бесконечно понимающей женщины всё же закончилось, и она больше не захотела конкурировать за любовь и внимание мужа с тем, кого уже на этой земле нет. Разошлись они, впрочем, мирно, Андрей думал, что будет намного хуже и больнее, но после была лишь бесконечная благодарность за всё, что Агата для него сделала. И даже в той ситуации она проявила безграничное понимание. Будильник не прозвонил тоже по понятной причине, ведь сегодня у него выходной. Хотя, взяв телефон в руку, Андрей немного удивился, что установленных будильников не было вовсе. Положив телефон обратно на прикроватную тумбочку, Князев снова откинулся на подушки, а пару минут спустя потянулся так сладко, что не смог сдержать сорвавшийся с губ стон удовольствия. Андрей распахнул глаза, замер и почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Он вдруг понял, что было не так: его тело абсолютно не болело. Спину от таких потягиваний обычно простреливало болью средней терпимости, что было неудивительно для его возраста, а ещё он буквально пару дней назад отскакал свой чуть ли не самый бешеный концерт, и мышцы обязаны были давать о себе знать. Но он чувствовал себя прекрасно. По крайней мере, в физическом плане. Потому что рассудок вот-вот грозился покинуть его, так как Андрей, наконец, внимательнее пригляделся к комнате, в которой находился. Это была не его спальня. Всё, включая обои и постельное бельё, было другим, даже запах изменился. Князев бросил алко марафоны ещё когда ушёл из «Короля и шута» в свободное плавание, а после позволял себе лишь немного пива пару раз в месяц, так что вариант «перепил и заснул у случайного визави» отпадает. Тогда где же он и как тут оказался? Андрей сел на постели и замер, прислушиваясь. В квартире было тихо. Скорее всего он был тут один, но перепроверить стоило. Сдернув с ног покрывало, он удивленно уставился вниз. С каких пор он спит голым? Оглядевшись по сторонам, его глаз зацепился за кресло, стоявшее возле кровати и, очевидно, служившее вешалкой, так как на нём лежала одежда. Трусы, к счастью, тоже. Наспех напялив на себя то, что там лежало, он подошёл к двери и замер. Набрав полные лёгкие воздуха, он решительно дёрнул на себя ручку, как делал тысячу раз до этого, но дверь, вопреки его ожиданиям, не открылась. Он что, заперт тут? Его охватила лёгкая паника. Подергав дверь ещё пару раз, он, наконец, догадался посмотреть на ручку. Замка на ней не было, и от осенившей его догадки он нервно хохотнул, после чего снова взялся за ручку и толкнул дверь от себя. На этот раз она поддалась, выпуская его в небольшой коридор. В его спальне дверь всегда открывалась во внутрь. Пройдя вдоль небольшого коридора, он заглянул в ещё одну комнату, бывшей, судя по всему, гостиной. Там тоже было пусто, и Андрей, совсем осмелев, проверил и всё остальное. Его догадки подтвердились — в квартире он был один, что принесло облегчение на фоне нарастающей тупой головной боли. Он вернулся в гостиную и решил получше её осмотреть. Наполнение комнаты и стиль интерьера очень отличались от того, что было в его квартире: все было в основном спокойных и преимущественно серых тонов, совершенно не в его стиле. Только небольшая пробковая доска с фотографиями на одной из стен разбавляла общую стерильность и привлекала внимание. Он подошёл поближе, чтоб разглядеть снимки. На одной из фоток был изображён он сам, Поручик, Реник и Балу. Все улыбались и держали в руках по огромному стеклянному сапогу, наполненному пивом, судя по всему в каком-то баре. На другой он стоял, обнявшись за плечи с Ренегатом, на фоне, мать его, Колизея! Когда вообще было сделано это фото? В висках неприятно кольнуло. Князев отвернулся от доски и снова оглядел комнату. Он попытался представить образ гостиной в своей квартире и вдруг поморщился от сильной вспышки головной боли. Воспоминания неохотно всплывали, будто он пытался вспомнить сон, а не то, что существовало в реальности, но, что странно, как бы он ни старался воссоздать знакомое убранство, к которому привык и на которое смотрел годами, оно заменялось на то, что он видел перед собой сейчас. Что за черт? Сделав ещё одно усилие, он подумал про свой старенький, но очень мягкий и уютный диванчик, с небольшой дырочкой на подлокотнике от нечаянно упавшей сигареты, на котором иногда коротал вечера за просмотром какого-нибудь сериала, и голова заболела так сильно, что Андрей почувствовал, как из носа потекло что-то влажное. Машинально он протёр под носом тыльной стороной кисти и заметил на ней следы крови. Происходящее становилось всё страннее, и он решил сходить умыться, дабы немного привести чувства в порядок. Зайдя в ванную, он шлёпнул ладонью по выключателю. Немного привыкнув к яркому свету, уставился в зеркало не в силах оторвать взгляд от своего отражения. Андрей Князев прожил уже пятьдесят лет. Многое повидал и пережил, поэтому наивно полагал, что ничего его уже, наверное, не поразит. Но прямо сейчас у него не находилось слов и хоть каких-то объяснений происходящему. Ведь из зеркала на него таращился он сам, когда ему было тридцать лет.