В этот раз все будет иначе

Сигарета истлела почти до половины. Рука Андрея чуть дрогнула, и кусок пепла спикировал на подоконник прямо в нескольких сантиметрах от пепельницы. Однако его это ничуть не заботило. Князев был полностью сосредоточен на небольшом листке в его руке, кое-где немного перепачканном кровью. Он хорошо помнил день, когда сделал этот рисунок, что сейчас разглядывал. Ещё бы он не запомнил, ведь это был первый раз, после множества попыток, когда все черты лица идеально собрались в единый образ, делая изображенного человека узнаваемым. Радости тогда не было предела. В ящике его стола лежало как минимум три или четыре скетчбука, заполненных портретами, частями лица, элементами одежды и рисунками татуировок… Первый выглядел жутко: множество страниц было исчиркано или вовсе выдрано, в попытке избавиться от неудачных вариантов. Оставшиеся же были с рисунками, сделанными нервными ломаными линиями, и окроплённые кровью — как доказательство, что Андрей разрисовывал их с особым усердием. Да… Если кто-то увидит это «творчество», то подумает, что Князь в ссоре с собственной головой, и недалёк день, когда он возьмётся за бензопилу и будет голышом бегать с ней по подъезду дома, где он живёт. Следующие альбомы выглядели куда лучше и содержали в себе наброски голов с вариациями причёсок и с разным набором частей лица. В каких-то не было глаз, в каких-то носа или рта, зато форма в целом уже была ближе к той, которая нужна. Андрей решил не переживать, если что-то не получалось с первого раза и рисовал как рисуется, вспоминал как вспоминается, что благотворно сказалось на его самочувствии и сохранности листов. Терпение Князя было вознаграждено уже полноценными портретами в последнем скетчбуке. Теперь всё было на месте: и глаза, и густые брови, и длинный нос и, на кое-каких рисунках, выбитые зубы. Даже маленький шрамик под левой бровью, и тот присутствовал. Андрей упорно старался вспомнить каждую деталь его внешности в разные периоды времени, чтоб зафиксировать, и уже никогда не забывать. Никаких фотографий-то теперь нет… Сейчас же он стоит, опёршись бедром о подоконник, курит и гипнотизирует взглядом свой самый удачный вариант. Прямо как школьница в расцвете пубертата, ей богу. «Смотрит в окно и думает о нём» — всплывает в его голове. Кажется что-то такое ему даже попадалось в интернете в начале десятых годов. Князь усмехается своим мыслям и снова возвращается взглядом к портрету. Михе тут лет двадцать — двадцать пять. На рисунке он озорно улыбается, слегка прищуриваясь, а чуть отросшие волосы закрывают кончики ушей. «Интересно, у здешнего Мишки тоже могло бы не быть зубов или тут ему бы повезло больше?» — пробормотал вслух Андрей, игнорируя ноющую боль затылке. Из приоткрытого окна потянуло запахом свежей земли и он вдохнул его полной грудью. Вот-вот уже весна, а надежды встретить Горшенёва таяли, как немногочисленный питерский снег. Сколько ещё он планирует себя изводить? Сколько ещё он будет напрягать глаза, всматриваясь в лицо каждого прохожего, и сколько раз будет вздрагивать от звука знакомого имени? Андрей закусил щёку изнутри. Вечером, после той вылазки в бар, у него случилась натуральная истерика, стоило ему только вернуться домой и переступить порог квартиры. Не раздеваясь, он просто сполз вниз по стене и разразился отчаянным плачем, заливая холодные щёки горячими слезами. Возможно, алкоголь сделал своё дело, услужливо утягивая Князя на дно эмоциональной ямы, а возможно просто его душевные опоры не выдержали и надломились. Десять лет той, плюс пять лет этой жизни — всё же внушительный срок, чтоб внутренние ресурсы истощились окончательно. И всё бы ничего, но это становится проблематичным не только для него самого, но и для окружающих: чего только стоит его выходка месяц назад, когда он буквально выдрал какого-то мужика из потока людей, на улице, схватив того за предплечье с такой силой, что, возможно, оставил бедняге синяки, потому что ему показалось, что это был Миха. Или ему просто хотелось в нём его увидеть… Сигарета дотлела окончательно. Князь раздавил окурок в пепельнице и прикрыл ладонью глаза. Так больше не может продолжаться. Судорожно выдохнув, Андрей отвернулся от окна и прошел вглубь комнаты. Беспокойно потирая ладонью основание шеи, он наворачивал круги в пределах старенького ковра, продолжая разглядывать рисунок с Михой. Вдруг он остановился, прикусив сустав указательного пальца. Может зря он прекратил своё общение с терапевтом — хороший совет как быть дальше ему сейчас не помешал бы. Может и не напрямую, но Андрей рассказал бы о ситуации, что-нибудь бы придумал. Гипотетическое. С другой стороны, почему это зря? Не из-за его ли желания попробовать справляться с трудностями своими силами он и прекратил терапию? Что, если сейчас его шанс взять ситуацию под контроль и принять важное решение самостоятельно? Однажды он уже так делал… Боль усилилась, перетекая с затылка на виски. Листок в его руке мелко задрожал. — Да чтоб тебя! — выругался Андрей и возобновил свои хождения по кругу, — пятнадцать лет уже… — продолжал он свои рассуждения, — это же дохрена! Я вообще поживу спокойно когда-ниб…— он вдруг осёкся. Медленно поднося портрет Михи к лицу, он вдруг подумал: «А что, если это знак? Если бы судьбой было предначертано, то мы наверняка бы уже встретились. А раз этого не случилось, то… может это знак, что пора, наконец, двигаться дальше? Может это мне хотели показать высшие силы или что там, чёрт возьми, закинувшие меня в такой мир, где у меня просто больше нет причин жить прошлым? Жестоко, но…» Андрей глянул на свой стол, после чего подошёл к нему и открыл верхний ящик. В нём лежали те самые альбомы. — Это же как пластырь оторвать, да? — спросил он у самого себя. Постояв так ещё с минуту, он, наконец, решился: сгрёб содержимое ящика и направился на кухню. Резко распахнув шкаф под мойкой он, не дав себе времени на размышления, бросил скетчбуки в ведро. Задержавшись взглядом на рисунке и рассматривая насмешливый прищур, Князь сжал челюсти, и всё же отправил его следом за альбомами, после чего со всей силы захлопнул дверцу. Звук удара отозвался звоном в ушах. Князев почувствовал как кончики пальцев начало покалывать. Неужели он смог? — Так просто! — нервно выдохнул он, после чего почувствовал странный прилив сил. «Надо немного проветриться и отвлечься» — подумал Андрей, направляясь в спальню, чтоб одеться. Нацепив на себя первое, что попалось под руку, он поспешил покинуть квартиру, стараясь не смотреть в сторону кухни. Снаружи было пасмурно, и по приятному свежо. То, что нужно, чтоб немного остудить голову и успокоить мысли. Андрей бодро вышагивал по тротуару, засунув руки в карманы своей кожанки, и только взгляд, устремлённый под ноги, выдавал в нём человека, чем-то обеспокоенного. А беспокоиться было о чём. Теперь предстояло решить, как действовать дальше, и чем заполнять освободившееся место и в его голове, и в его душе. Если раньше он собрал свою группу, то теперь собирать было некого. Но всё ещё оставалось его дело. Да, на нём-то он и сосредоточится. Допишет текущий сборник с историями, которые не вошли в предыдущую книгу, а потом можно попытаться выбить экранизацию какой-нибудь из них, если продажи будут идти так же хорошо. Можно даже начать готовить материал и для новой книги… Мысли о рабочей рутине успокаивали и Андрей начал немного расслабляться, шагая уже не так быстро, и смотря по сторонам, а не только на дорогу перед собой. Проходя мимо одного из пустующих, но законсервированных домов, внимание Князева привлекло достаточно крупное граффити на фасаде здания. На нём был изображён медведь. Обнажив дёсна, тот скалил острые зубы, а глаза его пылали огнём чистой ярости. Андрей почувствовал, как тело начала бить мелкая дрожь, а на лбу выступила испарина. Сердце, только недавно успокоившееся, зашлось в бешеном стуке. «Предатель!» — прорычал в голове голос явно взрослого Михи. Прямо как тогда, в две тысячи одиннадцатом. Голову прострелила острая боль, грудь сдавило будто тисками, а к горлу начала подкатывать тошнота и Андрей наклонился вперёд, упираясь ладонями в колени. Открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба, Князь пытался сделать глубокий вдох, но у него не получалось. «Так, блин, как там она меня учила? Звуки…хотя бы три, — пот заструился по вискам, — так. Машина вдалеке — раз. Ещё…» — мысленно Андрей пытался сосредоточиться хоть на каких-то звуках вокруг, чтоб успокоиться, но сделать это было тяжело, — давай же, соберись! Так, ворона вроде каркнула только что, хорошо, — продолжал он, чувствуя как ритм сердца потихоньку замедляется, а вдохи становятся глубже, — и последнее, чёрт… Лай! Я слышу лай собаки, да…». Князев начал растирать ладони о грубый деним джинс, пытаясь сфокусироваться на текстуре и температуре ткани. Иногда это тоже помогало прийти в себя. Спустя какое-то время он почувствовал себя немного лучше: тошнота отступила, дышалось уже легче, и, самое главное, сердце уже не колотилось как бешеное, пытаясь разорваться в клочья. Князев попробовал выпрямиться. — Что я наделал? — прошептал Андрей, после чего развернулся и, сначала нетвёрдой, но потом всё более уверенной походкой, направился в сторону своего дома, в конце перейдя на бег. Залетев в квартиру, не разуваясь, Князев ввалился на кухню. Упав на колени, он снова открыл шкаф под мойкой и принялся судорожно доставать из ведра выброшенные альбомы и отряхивать их от чего-то липкого. Последним он достал и рисунок. Дрожащими пальцами Андрей бережно стирал потеки от чайного пакетика с листа, но бумага уже успела окраситься в коричневый и кое-где размокнуть. — Как я мог так поступить? — проговорил Князь, бережно прижимая листок к груди, — это же Мишка! Мой Мишка… «Но так жить больше невозможно, ты же понимаешь?» — сказал он себе мысленно. — Да понимаю я! Но просто не могу. Что тогда не мог, что сейчас, я не могу его отпустить, просто не могу! — продолжал он спорить с собой. В носу засвербило. — Какая же ты сука, Горшок! — в сердцах воскликнул он, всхлипывая, — за что ты так со мной поступил, блять?! — отчаянно прокричал Андрей, неосознанно сминая лист в руке, после чего почувствовал, как скопившаяся в уголках глаз влага, наконец побежала по щекам, — за что…