Ведь ты правда существуешь? Мне сложно в это поверить. Но ты же всё почувствуешь? Почувствуешь ведь…?
Три часа пролетели совсем незаметно. У Хо слегка болели легкие от бешеного бега, поэтому он немного тяжело дышал, а Ину стало совсем жарко, всё-таки дядя не спортсмен, в отличии от своего племянника. А самому старшему из этой семейной компании вообще было по барабану: он сунул руки в карманы летних штанов, надменно задернув голову и озираясь по сторонам, пока сын и и брат сходили с ума. Вонджу оказался совсем мирный городок. Всё-таки тут красиво и удобно жить — всё рядом. Даже частный сектор не выглядит чем-то хуже самого города, как это обычно бывает в других районах страны. Так легко и свободно. Всё как в слащавой сказке, не хватает летающих единорогов и ярких блёсток в сахарной вате. А это только чуть больше половины дороги до центра, где сейчас уже начинается выставка, а подобное впечатление сложилось уже обо всё Вонджу. Но от этой легкой, солнечной атмосферы не становится легче, всё ещё тяжело на душе. А Хо после кафе уже опасается смотреть по сторонам, предаваясь воспоминаниям. Набережная… да почему всё из снов? Что за чёрт? То есть всё это время я попадал именно сюда? Думает парень. Чуть пройдя дальше, Хо повернул голову в сторону знакомого места — вход в парк. Да боже, там даже велики стоят и тот мужик, который отпустил велики им кататься с Хёнджином! Ещё чуть-чуть пройдя, разместилась неприметная забегаловка, где наливали отменный глинтвейн с медовым привкусом, теперь Хо знает это. Этот вкус, будто плёнка, осел на языке снова, только завидев это место; хочется ещё раз попробовать этот чудесный напиток и снова оказаться здесь с Хёнджином, и пусть этот винно-медовый привкус будет о нём напоминать хоть вечность. Только теперь что-то немного отталкивало от друга. Пусть ничего этому не грозит развалиться, словно карточный домик, или рассеяться, как сегодняшний утренний туман или былое прошлое. Да почему всё время он? Без него будто ни одного воспоминания… Минхо уже боится закрывать глаза, страшась увидеть на обратной стороне век тот милый и до боли в груди и больших порхающих бабочек в животе силуэт друга, который уже въелся в сознание. Это зависимость… Минхо, это зависимость. Не хватает лишь включенных уличных фонарей и застилающей небо тёмной ночи, что непременно наступит через еще одну половину дня, окуная с головой в это потрясающе романтичное городское веяние жизни. Снова дует теплый ветер, забираясь под футболку; солнце уже слегка заваливается на запад прямо туда, где ограждение набережной. Там где это манящее море… Оно такое же соленое, как слёзы Минхо тогда, когда он сидел на песке с Джинни, а потом ляпнул глупое признание? Да, определенно. Парень не заметил, как они уже пришли к центру города. Как можно было не увидеть толпу пришедших? Пока копаешься в мыслях, так много пропускаешь, оказывается. Минхо понял, что они пришли только тогда, когда он случайно наступил впереди стоящему мужчине на пятку своим кроссовком. Тот лишь недовольно оглянулся на чуть испуганного парня, после чего продолжил ждать, когда же можно зайти. Из-за кучи людей мало что видно, но если хорошо постараться, можно было разглядеть столы, какие-то полотна, завешанные черной тканью, людей, наверное, авторов этих всех работ и ещё изредка мелькающие всплески ярких цветов. Что это? — Аккуратнее, Хош, — строго посмотрел отец, — смотри, куда идешь. Парень не успел ответить на высказывание, так как толпа двинулась куда-то вперед. Он пошёл за тем неизвестным мужчиной. Через пару минут люди разбрелись кто куда, и можно было спокойно пройти дальше. Столы расставлены по одну сторону улочки: множество разных поделок керамистов и и других рукодельниц; от горшочков до вышивок. А мольберты с яркими картинами с другой, ну а вдалеке размыто всё еще висели большие куски полотен, закрытых черной тканью. Те самые, что ещё в толпе завидел Минхо. Тут там много всего, глаза разбегаются! — Ого, какой красивый! — сказал он, подойдя ближе к столу, где стояла симпатичная ваза, расписанная яркими красками и завораживающим узором. Рядом была вазочка поменьше, но пошире, украшенная стразами. Они немного переливались на вечернем солнце, создавая поблескивающий эффект в глазах, будто напрямую смотришь на горящее светило. Даже на столе играли солнечные зайчики, то и дело прыгая, когда в руках осматриваешь эту уникальную работу. Тарелочки разных размеров с синими, жёлтыми, розовыми полевыми цветочками и контрастными листочками лежали на другом столике, что был покрыт красной тканью. На углу стола виднелись неразборчивые буквы, которые, наверное, складывались в имя, и длинный набор цифр. Миловидная девушка по другую сторону лучезарно улыбалась, поглядывая на каштанового парня, у которого от этих всех очаровательных штучек округлились глаза. Было заметно, как он оценивающе смотрел на возу со стразами. — 22500 вонн, — вдруг последовало от девушки. Хо даже её сначала не заметил, но понял на неё глаза, будто не слышал слова авторши этой работы. Но он мигом пришёл в себя, роясь в карманах штанов, после чего протянул ей несколько купюр. — Я возьму эту, — парень стеснительно указал на товар пальчиком. — Может вам завернуть её в коробочку? Это бесплатно, — девушка забрала купюры со стола. — Да, давайте. А у вас нет похожей вазы со стразами? — всё ещё стесняясь, спросил Ли. От этого он даже сложил руки за спину и повис головой, как фонарь, будто провинился. — Есть, но она поменьше и с голубого цвета подойдет? — девушка нырнула под стол, видимо пытаясь найти упаковку и новый товар, которым интересовался её покупатель. К этому времени к её столу уже подошла женщина с ребенком. Малыш тихонько разглядывал расписные работы, хватаясь за стол ручками, пытаясь дотянуться. В этот момент керамистка вылезла из-под стола, чем напугала мальчика, и тот отпрянул от стола, прибегая к мамочке. Девушка держала в руке новую ярко-голубую вазу и упаковочный пакет. — Эта стоит столько же. — Я беру обе, спасибо вам. — И вам спасибо большое. Вы в подарок кому-то? — интересовалась авторша, пока повязывала симпатичный полупрозрачный белый бантик на ручки упаковки. — Да, для подруги и для себя, — в этот момент керамистка отдала обе вазы лично Минхо в руки и забрала оставшиеся деньги за другой товар и переключилась на новых клиентов. Милли сто процентов понравится такой подарок из другого города, подумал Хо и сам себе улыбнулся. Парень уже было хотел уйти, даже повернулся спиной и задернул над землей ногу, чтобы шагнуть, как немного опешил. Улыбка быстро ушла с лица. Где Ин и папа? Всплыла мысль. Тут конечно заблудиться сложно, как в трёх соснах, но людей слишком много, куда они ушли? Ли ближе к себе прижал свои покупки, не желая их повредить, и начал продираться сквозь толпу, скопившуюся у выставки с вышивкой и самодельными мягкими игрушками. Ли успел применить это место, но сейчас в нём бушевали не любопытство и желание скупить здесь всё, а тревожность. Он всё ещё шёл, буквально перешагивая через эти кучки людей, пока не вылез в более пустое место. Он опять начал глупо озираться по сторонам, желая найти хоть намёк на отца или дядю, хотя бы знакомые силуэты. Сразу ощущение из детства, когда в большом супермаркете ты остаёшься один среди больших возвышающихся далеко вверх полок, забытый родителем. Ну или же не забытым, а оставленным на короткое время, пока ты не начинаешь выть от того, что потерялся, и родная мама или папа тебя обязательно находит по голосу, прижимая к себе крепко-крепко, пытаясь успокоить редкими поглаживаниями и тихим шёпотом. А потом ты радостный топаешь на кассу, держа за руку своего, так скажем, спасителя. Хо сейчас примерно так же себя чувствовал. Он поглядывал то на толпу, то вокруг себя, на участников этой выставки, мысленно сворачиваясь в комочек и забиваясь в укромный уголок сознания, будто его мысли — это дом. Ладно, во всяком случае не стоит так сильно беспокоиться. Папа может в любое время позвонить ему, если они с Ином собираются уходить. Надо бы успокоиться, может ещё за что-то зацепится глаз? И вот незадача, зацепился… На другой стороне, где были размещены мольберты с картинами юных (или не совсем) художников, на стульчике сидел паренёк, сгорбленно проводящий своё время около, наверное, своей картины. Он что-то увлеченно рассматривал в телефоне, слегка щурясь и поправляя за ухо черные волосы, иногда поглядывая на своего соседа рядом, что-то ему говоря, на что оба взрывались тихим смехом, прикрываясь рукой. О боже, этот холодок по коже в виде мерзких мурашек и какой-то неконтролируемый жар в груди. Хо встал в ступор и не мог сдвинуть себя с места, даже повернуть голову. Это он? Он не ошибся? Ему не привиделось? У Ли даже чуть приоткрылся рот от того, что видел сейчас; руки слегка расслабились, перестав к себе прижимать пёстрые вазы, но не настолько, чтобы они с грохотом упали на дорогу. Тёмные бровки полезли на лоб от удивления, а зрачки ощутимо расширились, сокращая карий цвет радужки до минимума. Всё, чтобы смотреть голым сознанием на то, что сейчас видит Минхо. Чёртово очарование Хёнджин. Да, это точно он, Хо бы никогда не спутал его с кем-то другим, потому что успел насмотреться на него, словно он редкий цветок или же засмотренный до дыр мультик, но такой яркой и запоминающийся. Даже голос был похож, как показалось каштановому парню, потому что рядом шумели люди, перекрывая все звуки мелодичного смеха и обычного диалога. поэтому слуху тут особо не доверишься, зато зрение ясно видит. Хо смог на секунду закрыть глаза, так как те уже начали пересыхать, помотал головой, после чего опять взглянул на него. Это не фантазия сна,. не дымка,. так похожая на друга, не очередной глюк больного мозга, что сбегал от реальности — это Джинни. Он снова пожирал его взглядом, как во сне в машине, приходя во всех спектор восторга только от понимания, что он видит его. Его настоящего, не из бредовых, как казалось Минхо, видений. В жизни он ещё очаровательнее и милее, лучезарнее и прекраснее во всех смыслах. Просто воплощение влюблённости Минхо. Казалось, будто Хёнджин светился, как сейчас солнце на западном небе. — Эй, эй! Аккуратнее! Куда смотрите! — вдруг воскликнул младший, спрыгнув со стула и буквально поймав свою картину за миллиметр до падения. — Извините, пожалуйста! Я шёл спиной и не заметил, с ней всё хорошо? — человек с мужских голоском буквально отпрыгнул от того места, прижав руки к себе, будто сейчас пострадал от своих же действий. — Вроде да, — чуть раздраженно кинул Хёнджин, садясь на прежнее место и недовольно поглядывая на косплеера. Хо совсем не заметил группу подростком и юнош, которые скопились совсем рядом с художниками. Хотя как их можно было не заметить? Минхо явно витает сегодня в облаках больше обычного. Парни и девушки пестрили яркими париками, таким же макияжем и нестандартной одеждой, видно было, что они косплееры, переодетые в персонажей, наверное, видео игр или же книг. Группа была настолько яркая и громкая, что привлекла внимание не только Хо, но и толпы. Один из парней держал в руках селфи-палку, а на ней прицепленный телефон. Вот он и задел своим пушистым хвостом картину, которая чуть не испортилась из-за этого. Благо реакция у Хёнджина хорошая. Парень махнул рукой другим костюмерам, после чего направился дальше, ведя за собой персонажей, параллельно что-то говоря на камеру. Ли на это лишь усмехнулся, это выглядело забавно со стороны, после чего снова вернулся к своим мыслям. Море и кусочек забора набережной в левом нижнем углу были прорисованы будто под микроскопом. Все детали, как в реализме, словно смотришь не на когда-то белое полотно с красками, а на фотографию или же лицезреешь своими глазами всё происходящее. Тёмное небо и редкие звёздочки, повисшая полная луна с тусклым свечением на черном фоне над морем, что отражалась белыми волнами в нём, будто плавала в вязкой материи, но в то же время пребывала в земной невесомости. Это так непередаваемо. Белёсый песок, будто снег или соль, отражающий свет ночного светила, блистал. И две темные фигуры на нём. Они были как совсем ненужное пятно, мешающее разглядывать морской пейзаж. Так тонко и красиво, будто в руке художника закована душа и, он этой рукой брал кисть и рисовал. Прорисовывал всё до мельчайших деталей: каждый камушек в песке, каждую звёздочку в бездне черноты, каждый кратер на сонной луне, каждую неловкую волну. И только два пятна, как кляксы. Да ну не может быть, чтобы это был тот сон, это просто невозможно! Хо хотел подойти ближе, как в него случайно врезался тот малыш, что стоял радом с ним у стола керамистки с мамочкой. Он совсем не заметил Минхо, поэтому врезался ему в ногу, а парень совсем опешил. Он чуть не упал, но всё же громкое «Ой! Тихо, осторожнее!» разнеслось на полвыставки от Ли, чем привлёк к себе любопытные пары глаз всех, в том числе и художников напротив. Мальчик с большими глазами сверху-вниз посмотрел на каштанового парня, после чего испуганный и с красными щеками от смущения убежал в маме, которая была тут как тут. Она судорожно извинялась перед парнем, на что тот отмахивался, говоря, что ничего страшного не произошло. Минхо всё так же стоял на своём месте, снова всматриваясь в картину издалека. В углу на мольберте тоже был написан номер, как на столе у керамистки, но разглядеть конкретно цифры было почти невозможно. Он случайно поймал на себе изучающий взгляд Джинни… О господи, только не смотри! Твердил себе Минхо. От такого волнения даже испарина появилась на виске, хотя прошла буквально секунда от этой мысли. Но что-то так притягивало взглянуть на него, противостоять было невозможно — Вот чёрт… — тихо проговорил Минхо, глаза в глаза встречаясь в Хёнджином. Этого ещё не хватало, он так близко… И даже смотрит! Это так смущает и наводит странность одновременно, будто так и должно быть. Наконец-то, как по заветам Минхо, его возлюбленный смотрит на него, и не важно где: во сне или наяву — это всё неважно. Хотя нет, важно. Минхо сойдет сейчас с ума, потому что сознание бьёт тревогу, подавая сигналы, что Ли не спит и видит всё сейчас как никогда лучше самого зрячего и трезвого человека на планете. Но смущение и эта тревога никуда не уходят, а даже наоборот прибавляются, отдаваясь в тело, ане только в голове: щёки и нос покрываются пунцом, а ноги начинают подкашиваться, чтобы рвануть с места, будто беглый заяц, убегающий от лесного монстра. Что, собственно, парень и делает, сливаясь с места «преступления»; за ним лишь сверкает каштан волос, что так красиво всё это время поблёскивал на вечернем солнце. От Минхо ни следа, как будто тот и не рождался, просто пустое ведение. Парень осознал всё только тогда, когда добежал до самого конца выставки, где видел полотна. Но уже на них не было черной ткани, а красовались дорогие на вид картины. Хо аккуратно поставил на дорогу вазы, а сам оперся руками о колени, понурив голову, лишь бы отдышаться, и резко рядом прилетает: — О, Хош! Мы тебя искали, где ты был? Ты бежал что ли? — и ещё другой знакомый голос, — Ты уже что-то купил? Парень снова встал в ступор, но уже смог контролировать своё тело, оборачиваясь на голоса. Это были Ин и папа. Дядя стоял руки в боки, наверно, до этого разглядывая полотно с лесом и мостом через весеннюю, будто с самой картины журчащую речку, но теперь уставившись на племянника. А отец, сложив руки, скептически посматривал на то же полотно, совершенно не понимая, а чему тут восхищаться: краски как краски. Хо взволнованно обратил свой взгляд с дороги на обоих, всё ещё пытаясь успокоиться. Это выглядело так забавно. Хо, пока бежал и терпел на себе взгляд художника, взмок. По спине всё ещё бегал холодок, напоминая о произошедшем. Ответ прилетел через несколько секунд: — Да, я купил две вазы. Одну для себя, другую для Милли, хотите посмотреть? Парень неловко улыбнулся, стирая со лба пот, после чего поднял с дороги купленные поделки. Ин взял обе в руки, достал одну из пакета. — Как много блёсток. Ну красота прям! — улыбка расплылась на лице, а отец отвернулся на полотно. Он пытался понять восхищение дяди этой большой картиной нехренового такого размера. — Мне тоже очень нравится, дядь, — Минхо уже порядком успокоился. — Потеряшка нашёлся, Ин, ты обещал, что мы пойдём домой, — с недовольным и усталым видом твердил отец. — Да господи, я уже понял, что тебе неинтересно, но можно было бы подождать? Я еще не всё посмотрел, — Ин отдал в руки Минхо вазу, после чего так же недовольно развернулся к брату. — Ты обещал, — строго прилетело в ответ от старшего. — Да пошли уже, всё настроение мне испортил. Нафиг приехал тогда, раз ничего не нравится, — дядя уже ушел на пару метров, будто всё это говорил себе, чтобы никто не услышал, но случилось обратное. — Так тебя я не устраиваю? Я могу уехать, с Хо ты будешь две недели сидеть, хотя он уже не маленький! — резво подскочил отец, следуя за Ином. Минхо быстро сообразил, что дело идет к ссоре. Хотел всё-таки не портить себе поездку из-за разногласий. — Не ссорьтесь, пожалуйста! Не надо было меня искать. В чем проблема позвонить мне, пап? Ин, ты тоже перегибаешь, давайте вы просто успокоитесь, — влез в диалог Хо, уже поспевая за ними. Оба старших переглянулись, позыркивая на друг друга обиженными взглядами, словно маленькие детишки, после чего отвернулись; каждый задумал о своём. Они не стали продолжать весь этот сырбор, замолкнув, просто идя к машине. Никто уже не хотел проводить вместе время, вот так просто дружелюбная и светлая атмосфера поменялась в момент, один Минхо был только в духе. И то… он думал сейчас не об нескольких грубых слов, сказанных между дядей и папой, а совсем о другом. Его опять кинуло в дрожь.***
Солнце уже давно село за горизонт, не оставляя за собой даже летнего заката. Сумерки затянули окружающую среду, нагоняя холод в мозгах и опасение за себя. Будто что-то хотело выпрыгнуть из темноты, но лишь небольшой светильник спасал от надуманной нечести. Ветерок иногда просыпался, не забывая покачивать зеленый плющ на крыше, ласково проходиться во загривку, шевеля каштановые волосы и сплетая в своей неаккуратной прическе как угодно этой непостоянной стихии. А Минхо пожирает сейчас не нагоняющая ночь, а дикое волнение до тряски в руках и отчаяние. Того гляди начнет ногти грызть, рвать на затылке прекрасные волосы и биться, как ненормальный, лбом о деревянный стол в беседке около входной цвети. Телефон с открытой телефонной книжкой внутри мирно лежал на столе перед парней, оповещая его хозяина с помощью темного экрана о том, что надо бы перестать на него пялиться. Бумажный листок и карандаш, ждущие своего часа, иногда сдувало ветром. Хо явно над чем-то думал. — Шесть, четыре, ноль, одиннадцать… А дальше? Ну же, думай, думай! Вспоминай, дурак! У тебя же не Альцгеймер, или всё-таки Альцгеймер… О господи, как же сложно, — ныл Минхо себе под нос, закидывая голову наверх, уже пялясь в крышу. Глаза уже устали смотреть в принципе, хотелось от своей же тупости заплакать, как девчонка, потерявшая колечко под диваном, зовя кого-то на помощь. Только здесь нужно помогать самому себе, ведь никто, кроме Ли, не знал то, что парень пытался вспомнить, — может, на рандом потыкать циферки? Я заебался думать! Хо исполнил свой план, заново включив телефон и введя первые пять цифр. Воспоминания из снов дали только их, но и этого было достаточно. В строке «пропущенные» высветился только один номер, покачивающийся на девять, четыре, ноль, девять. Никаких других не было, только он, и от чего-то затаился природный страх. Это так странно, неужели так быстро? — Он? Ну… другого тут нет. Так страшно, боже, я схожу с ума… — томно вздохнул Минхо, нажимая на значок звонка. Гудки. Значит, не всё потеряно, номер существует. Эти привычные телефонные звуки казались вечностью, один за одним через тишину, как долго это будет? Минхо уже успел засомневаться в своей уверенности, хотел сбросить звонок и выкинуть телефон куда подальше на газон, как в трубке послышалось сильное шуршание. Мурашки грозными табунами побежали по телу, будто у них были ноги с острыми шпильками, колющими всё тело. Глаза по пять рублей, смотрящие куда-то в стол от стихающих шуршаний. Ли прислушался: нет, это были не шорохи, а громко играющая музыка, переходящая в неразборчивые помехи, но благо сейчас уже стояла относительная тишина, будто кто-то ушел в другую комнату подальше от вечеринки. — Ало, да? — послышалось на другом конце линии. Замело сердце, стало трудно дышать, а руки стало трясти по новой. Даже в глазах потемнело на миг, хотя может это не Хо падает в обморок, а ночь подступает? — Ало-о? Минхо нервно сглотнул, всё ещё не понимая происходящее, судорожно пытаясь собраться с мыслями и не выкинуть телефон, оставив собеседника с самим собой на линии. Его голос… он такой красивый и до боли родной; снова парня затрясло, как в предоргазмическом состоянии. Но сердце забилось в разы чаще после десятисекундного застоя, снова качая кровь по телу. Мурашки не отступали, а наоборот прилили ещё больше после следующего: — Если вы сейчас не ответите мне, зачем звоните, вы полетите в чс, — уже раздраженный родной голос. Дыхание спёрло, и через мгновение само вырвалось хриплое и дрожащее, будто от внутренней истерии: — Джинни… Снова тишина, на фоне отголоском музыка, а у Хо херачит сердце в ушах, мешая слушать. Во рту пересохло. — Не надо, пожалуйста! Не отключайся, — в глазах защипало, как лимоном брызнули. Чувство, будто из рук вырвался спасительный трос, а парень полетел вниз с огромной высоты небоскрёба, витающего где-то совсем-совсем далеко в облаках, невидавших Вонджу. Снова мотор всего организма заглох сам собой, пропуская нужные сейчас удары, или это душа вылетела из тела? Молчание обоих казалось вечностью снова. Почему он молчит? Хотя… Минхо не имеет право сейчас требовать от Хёнджина слов, потому что сам не в состоянии сказать чего-то большего. Беглое волнение начало терапию иглоукалывания в ногах, ладонях и затылке; ладони намокли, даже телефон начал скользить по щеке, а глаза снова расширились, будто выпадут сейчас из глазниц и покатятся по столу теннисными мячиками. Скажи хоть что-нибудь, пронеслось в пустой голове. Я не скажу больше ни слова, потому что не могу, ещё в догонку мысль. — Минхо? — тихое, еле уловимое. Сердце бесит останавливаться, Хо уже ощущает его в руке, вырванным их груди. — Да, Минхо, — такой же шепот. — Где ты нашёл мой номер, солнце? — Хёнджин видно, что волновался, но всё же чувствовалась улыбка в голосе. Казалось, глупый вопрос? И сейчас разъяснять на него ответ будет большой тупостью для тех, кто не понимает их всей истории, но попробовать стоит. — Из сна, почему ты спрашиваешь? — дайте Минхо награду, он смог выдавить из себя ровно семь слов. — Аа…ну, да, — нераный смешок, — Господи, извини меня, я совсем не ожидал… Я так взволновал сейчас, неужели это ты, — Хёнджин закрыл рукой рот от своего дикого удивления. — Я тоже немного в шоке, это же не розыгрыш? — Вообще, это я должен был у тебя спросить, но твой голос не так легко повторить, — хохотнул черноволосый в телефон. — Да ладно тебе. Эм… что… предлагаешь делать? — Минхо уже даже начал заикаться, какой позор, но никто его сейчас за это не осудит. Он сейчас не в том положении, чтобы здраво мыслить и разговаривать. Может, я снова во сне? Думает Минхо. — Ну… Это глупо, наверное, но… если ты не против, то может встретиться? Как тебе идея? — да ладно, Джинни тоже так в шоке. — Ох, это так странно звучит… — замешкался Минхо, потирая себя за ляшку, — а где? В трубке послышался мелодичный смех, после чего продолжение. — Ну уж точно не во сне, я не вынесу больше смотреть на тебя ночью, солнце. Выбирай любой из снов, — собеседник повеселел. — Сквер! — громко воскликнул Минхо, напугав друга с другой стороны. — Не кричи! Сквер так сквер. Я свободен к пяти вечером, пойдет? Я так рад, что ты есть… На самом деле Минхо был готов встретиться хоть сейчас, только его не пустят гулять по неизвестному городу одному, так ещё и с незнакомым человеком.Ну для кого незнакомым, а для кого любовью всех снов и жизни… — Хорошо! Боже, я… я не знаю, что сказать… Я весь трясусь, как осиновый лист, — Ли тоже уже начал радоваться. Этот телефонный звонок приносил слишком много радости за эти несчастные три минуты. «Недостаточно средств. Пополните, чтобы продолжить звонок» — резкое звучание робота из трубки. Да почему всё именно так! Звонок остановился прям на том месте, когда Ли уже перестал бояться этого диалога. Парень мгновенно погрустнел, ведь в ближайшее время не сможет позвонить кому-то ещё, пока автоматическая оплата с карты отца не придет на телефон, не услышит этот чудный голос, немного измененный связью, но тихая, еле заметная улыбка осталась на лице, ведь уже завтра он увидит то, о ком грезил долгое время. А сейчас остаётся вспоминать то, как Хёнджин обнимал Минхо, тихо успокаивая на ухо, как держались за руки в сквере и тот ехидный кареглазый взгляд сверху на пристани, когда Минхо тонул в воде. Он готов на всё, лишь бы не вспоминать обо всём этом в сладких снах, а чувствовать наяву.