Солнцеликий и луноликая

      — Теперь, когда мы одни, скажи честно: ты с самого начала думала меня использовать? — взгляд расплавленного золота исследовал тонкие черты лица Неферут. Ливий был изнеможен от отсутствия ответов, пытался игнорировать назойливый гул обиды в голове, но, что бы он ни делал, постоянно возвращался к этому вопросу. — Что?.. — Когда мы познакомились, когда пошли в гробницу… Как ты хотела воспользоваться мной? — то был даже не вопрос, почти что утверждение, судя по интонации.       Эвтида застыла, не отдергивая руки. Смятение и доля обиды не заставили себя долго ждать, хоть она и имела представление о причинах подобных дум лекаря. — Я вообще не собиралась этого делать. Моей задачей было держаться в тени и тихо выполнять заказы, чтобы заработать на жизнь.       Ливий пристально вглядывался в ее лицо, искал намек на ложь или смятение. Но все, что он увидел, — это испуг и удивление. Не так он их разговор представлял. — Что-то не задалась у тебя поездка в Фивы, милая госпожа… — уголки губ едва поползли вверх, изображая подобие грустной улыбки и придавая мужчине еще более печальный вид. — Зато я встретила тебя. Когда совсем уж все гадким кажется, я вспоминаю об этом. Как ты помог мне на днях, из небытия вытащил, — Эве хотелось полностью стереть его тоску, обратить ее в радость, вселить в мужчину доверие и уверенность в их светлом будущем. — Разве я мог ехать мимо и не заглянуть к моей грустной, но по-прежнему милой госпоже?       «Я не могу с ним дружить. Не вызывает он просто дружеских чувств! Мне этого будет мало… Мне уже мало!»       Воспаленный лекарем мозг не давал девушке покоя, мысли обжигали и отдавали в самое сердце. Оно уже не первый день билось в такт размеренного дыхания Ливия, находило силы продолжать жить лишь благодаря его поддержке. Именно с этими размышлениями Эва оказалась перед ним, уместившись между его ног. Несколько волнистых прядей, выбившихся из аккуратного хвоста, упали на его вытянутое лицо, а луч дневного света скользнул по загорелой плоской груди.       Эва мягко дотронулась до его блестящих вьющихся волос. Ливий разрешал прикасаться к себе, выжидал, кошачьим взглядом следил за каждым движением. — Льнешь ко мне? — начал он завлекающим, глубоким голосом. Его довольство слишком явно ощущалось физически благодаря игривым вибрациям, щекочущим поверхность кожи. — Разве?.. — она не уступала, с трудом сдерживая улыбку. — А это что?       Он засмеялся, когда Эва часть прядей убрала за ухо — шелковистые, очень гладкие, невозможно было не заметить. Лекарь перехватил ее руку, слегка ссутулился, поэтому девушка, ровно стоящая перед ним, была почти того же роста. Самодовольная улыбка сменилась излишней строгостью, когда уголки его губ поползли вниз. Большим пальцем он стал поглаживать кожу на ее ладони и сам засмотрелся на этот жест, вмиг пленившись красотой открывшейся картины.       «Друзья себя так не ведут…»       Эвтида ухмыльнулась в присущей ей манере, и Ливий обратил все свое внимание на эту усмешку. Невзирая на проблемы, невзирая на одиночество и неприятное бремя шезму, Эва продолжала ему улыбаться — она оставалась простым человеком.       Во дворце фараона мужчина повидал многое. И с черномагами до нее уже был знаком, хоть и с немного… другими. Девушка, что стояла напротив, на них похожа не была — это можно было считать комплиментом. Узнать, что их с Эвой дружба — не результат подлого плана, где его заставили ею заинтересоваться, а приятная случайность и полноценное желание — это самое важное, что волновало лекаря.       Ливий с нежеланием отпустил ее руку, но пухлые губы с маленькой родинкой у самого уголка растянулись в хитрой многообещающей ухмылке. — Я знаю, чего ты хочешь. Ведешь к этому, а сама не решаешься, — столь знакомый, ставший уже родным для Эвтиды голос обернулся хриплым полушепотом. — И к чему же я веду?..       Чтобы продемонстрировать ей, он опустил ладонь на ее талию и слегка потянул к себе, знал, что она не станет возражать. Эва действительно не противилась. Чем дольше она стояла, окутанная его запахом, тем меньше причин сдерживаться было в ее голове.       «Он хитрит, провоцирует? Забывает только, что и я в этом хороша». — Решил показать мне?.. — она нарочно подвинулась к нему еще ближе, позволила Ливию обвить себя рукой, что приятно раздражала кожу разжигающими импульсами.       Лекарь выглядел самоуверенным, его усмешка говорила о том, что он желал этого и ждал. Глаза постепенно загорались, и мужчина уже не был уверен, что хочет и дальше сдерживаться. Он не планировал пользоваться ею, никогда не задумывался о подобном, ведь Эва была в очень сложном положении и наверняка поддалась бы, реши Ливий сделать ее своей прямо здесь.       Прямо здесь… На этом столе, срывая бесполезные дорогие тряпки, покрывая спешными поцелуями длинную тонкую шею и сминая под собой все свитки. Ливий в красках представил, как на ее лице возникает румянец, а губы вместо привычной усмешки приоткрываются от частых вздохов удовольствия. Аrа́, как же тяжело было не поддаться собственному наваждению. Казалось, это невозможно. Каждая последующая секунда рядом с ней бессердечно подталкивала его к краю пропасти, намереваясь сбросить его, окончательно избавить от терпения.       Он несколько раз моргнул. Ему нельзя этого делать, хоть в своих желаниях мужчина редко себе отказывал. Он в первую очередь ждал, чтобы Неферут попросила сама, иначе он все испортит, а ему этого очень не хотелось. Но Эва видела ситуацию иначе: думала, что Ливий дразнит ее.       «Возомнил, что владеет положением. В Исфет все, получай!»       Она положила руку на заднюю часть его шеи и, привстав на носочки, стремительно привлекла к себе. Ливий удивленно вскинул брови: думал, что Эвтида так и будет крутиться рядом, а затем ей надоест, и она уйдет. Но она захотела иначе и сдалась первой. Потянулась к его губам с такими отчаянием и желанием, словно поцеловать Ливия было единственным, чего она хотела. И одновременно страшилась его реакции: оттолкнет если, обругает?..       Но Эва даже не успела его поцеловать. Он толкнулся ей навстречу, крепко прижав к себе, и настиг ее губы первым. Они оба сдались, и проигрыш этот был слаще всего на свете. Наконец-то Ливий мог ее целовать, обнимать, исследовать руками стройное тело, мелькавшее перед ним столько раз. Эвтида шумно выдохнула, когда он полностью перехватил инициативу, словно только этого и ждал.       Он коснулся ее лица, скользнул пальцем по мягким губам, которые с той же жадностью, какая охватила его самого, требовали большего. Ливий забыл обо всем: о проблемах, о работе, об обязанностях и даже о времени. Все, что было ему важно, отчего-то терялось в присутствии Эвы. Оно также терялось, когда девушка улыбалась ему, когда весело смеялась и брала его за руку.       Аромат масла, которое Ливий сам же ей и дал, пьянил, но ей словно было мало. Обнимая его, она сместилась губами к щеке, затем к овалу лица, а позже опустилась к шее. Ее осторожные поцелуи вызывали в мужчине желание откинуть голову, дать этим губам простор. Когда Эва мягко прикусила его кожу, он неслышно выдохнул. Каким глупым и простым он становился рядом с ней!..       Ливий поднял ее лицо, чтобы вновь поцеловать, но глубже и жарче, потому что с Эвой было просто невозможно иначе. И это было именно тем, чего она страстно желала — оказаться в его надежных и теплых объятиях. — Я знала, что это произойдет, — она не упустила шанса произнести ему прямо в губы.       Лекарь не ожидал подобных слов, охмелел от них больше, чем от целой кружки египетского хека. Еще одна необдуманно брошенная фраза, и он пошлет свое самообладание к Аиду.       Мужчина проигнорировал ее заносчивый комментарий, предпочитая действия ненужным разговорам. Его руки сминали дорогие ткани, губы продолжали чувственные ласки, обращая кожу когда-то цвета янтарного персика в яркий, кричащий малиновый. Ее уста не только поменялись в цвете, но и здорово опухли от столь голодного, неконтролируемого напора, практически болели, стали максимально чувствительными. Не было ни малейшего желания прекращать поцелуй, будто пара находила свое спасение исключительно в нем.       Поздно. Они уже давно потерялись, были в плену наивного, в какой-то степени приторного самообмана, когда думали, что приходились друг другу никем.       Ливию нужно было, чтобы Эвтида первая прервала их затянувшуюся игру, если не хотела винить их обоих за последствия после, но она и не планировала тормозить. Этот огонь было уже не остановить, и мужчина стал той самой искрой, которая разожгла в ней пламя. Она ластилась, только ощутимее льнула, забываясь в своих чувствах и забывая о рамках приличия. Им и не нужны были правила, они сами могли их создавать. Одна из сторон стола отчего-то сделалась острой, причиняла тупую боль, впиваясь в заднюю часть мужских ног. Возможно из-за девичьего напора — уж слишком много сил приложила она, чтобы ощутить его рельеф своим телом.       Лекаря не устраивал такой исход, ему нравилось брать инициативу, а слишком яркая фантазия об Эве на столе безвозвратно затуманила разум. Прижав свою милую госпожу еще ближе — так, что ощущалось ее неуловимо быстрое сердцебиение — он рывком поменял их местами, уже сам склонился над ней, припечатав хрупкое стройное тело к краю мебели. Его нога смело разместилась меж ее бедер, напористо разводя конечности в сторону. Казалось, Эва готова была упасть, завалиться назад, только вот Ливий ни за что бы не позволил этому случиться. Рука продолжала уделять внимание талии, ненадолго заходила дальше, на спину, перебирая пальцами выпирающие позвонки.       Его госпожа была идеально сложена. Такая хрупкая, такая притягательная, что глаз невольно останавливался на ней дольше положенного. Такая мягкая… Для него одного. Другим она в любое время показывала свои острые зубки, но лишь ему была готова открыться с совершенно другой стороны — она готова была зазвучать самой красивой музыкой, какую только можно было вообразить, продемонстрировать красоту не только изумительно слепленного стана, но и своей души.       Первый, пока что неловкий женский вздох нашел свое освобождение прямо в губах мужчины сразу после того, как твердая древесина соприкоснулась с ягодицами Эвы. Именно в этот момент она осознала, что хотела его. Хотела не просто рядом, принимая на себя ворох его шуток и насмешек, но и внутри — почувствовать всю силу его любви, стать его во всех смыслах. В Дуат их дружбу, которой суждено было рассыпаться под шквалистыми порывами их стремительно растущего интереса друг другу.       Стройная длинная нога Эвтиды уверенно взлетела вверх, пытаясь найти свое место на мужском бедре. Неферут было мало, ей хотелось — было жизненно необходимо — притянуть его еще ближе, насколько было возможно. А он беспрекословно поддавался, сместил свой фокус с талии на бедро, едва касаясь, а после впиваясь когтями в открывшуюся загорелую кожу. Девушка без преувеличения была искусна в выборе нарядов, всегда отдавала предпочтение более откровенным, дразнила, изводила, кричала о своем великолепии. И сейчас разрез ее юбки был настолько глубоким, что позволял не только ноге, но и бедру полностью оголиться. Возможно для того, чтобы позволить Ливию сэкономить время, когда он будет освобождать ее от дорогих тряпок. Вся она уже была как на ладони, отчего голова кружилась лишь больше.       Он не стал противиться самому себе, одним рывком поднимая свою милую госпожу на поверхность мебели и размещаясь между ее ног. Еще ни одна из представительниц прекрасного пола не сводила его с ума настолько непомерно, он испытывал не просто плотоядное желание к ней — на душе теплело от одной только мысли об Эвтиде. Лекарь желал намного больше, чем просто физического развлечения, желал раствориться в ней и сплести души, образуя крепкий, мертвый узел. Эва не была той, которую он бы забыл уже на следующее утро, — она была особенной. — Легко же ты растаяла в моих руках, моя милая госпожа, — язвительно пролепетал мужчина, толкаясь бедрами. Напряжение достигло той самой наивысшей точки, что скрывать свою готовность обладать не было возможности. — Потому что я твоя, — прикусывая губу ответила девушка.       Янтарный взгляд приобрел глубокие оттенки, растворяясь в дымке вожделения. Едва приоткрытый рот со свистом втягивал тяжелый воздух, чтобы хоть как-то насытить легкие кислородом. Даже действия, которые, казалось, должны совершаться на уровне инстинктов, вызывали сейчас трудности. — Я знал, что это произойдет, — повторил когда-то брошенную ей фразу.       Ливий не дал Эве ответить, вновь поддавшись тазом вперед и прижавшись красноречивой твердостью. Все, что она могла произнести в ответ — многообещающее мычание. Уже каждая клеточка требовала жаркого продолжения.       Одна рука лекаря продолжала покоиться на изгибе осиной талии, терпеливо перебирая длинными проворными пальцами и иногда опускаясь на низ живота, спрятанный под приятным на ощупь куском ткани. Другая же скользнула к ее подбородку, ловким движением сжимая и запрокидывая ее голову назад. Мужчина открывал для себя новые горизонты для ядовитых поцелуев и влажных ласк. И шея стала первой жертвой на его пути.       Решительный мужской натиск не позволил Эвтиде оставаться в одном положении, ей пришлось поместить руки на столе и перенести свой вес на них, лишь больше выгибаясь, толкая покрытую испариной грудь вперед, чуть ли не в лицо именитому господину.       Изящная, никогда не державшая хопеш кисть медленно двинулась вниз к гортани, стискивая шею вполне ощутимым ожерельем. Ливий не переходил рамки дозволенного, всего лишь хотел показать как же сильно он не хотел упустить ни теба юного тела, явно демонстрировал свое намерение получить контроль над ней. Без лишней заминки губы захватили власть на тех местах, где еще недавно сжималась его рука, и лениво следовали за ней.       Холод от золота колец не давал окончательно забыться, ненадолго возвращал в реальность, ведь так ярко контрастировал с ее охватившей жаром кожей, а после уступал место раскаленным губам. Они с жадностью исследовали все на своем пути, давали право языку ощутить солоноватый вкус, оставить мокрые замысловатые следы. Женская грудь ответно покачивалась от учащенного дыхания, будто молила обратить на себя внимание, а рот периодически выпускал из себя полустоны, переплетенные с единственным словом «да».       Эва навела на лекаря морок, приворожила, утопила в реке неконтролируемых чувств. Преобразилась в богиню Афродиту во плоти или же Хатор — то было неважно — да затуманила разум любовным наваждением. Другого объяснения у Ливия не было, одни только девичьи вздохи отзывались теплом на душе и невыносимой теснотой в штанах. Все вокруг стало бесцветным, все краски были сконцентрированы лишь на ней.       Вскоре не осталось ни одного места на шее, что не было бы обласкано мужчиной. Ладонь двинулась ниже, задевая затвердевший сосок сквозь плотную ткань топа, чтобы обхватить небольшое аккуратное полушарие. Ливий впился пальцами в упругую плоть до приятной боли, в то время как зубами очертил незатейливый орнамент выпирающих ключиц. Сосок приятно упирался в длань, лекарь до дрожи старался контролировать свои действия, чтобы не дернуть ткань в безумном порыве. Хоть и намерен был купить ей еще множество подобных нарядов, одеть ее так, чтобы каждый знатный человек в столице засматривался с завистью на его милую госпожу. — Как бы сильно твои наряды не украшали тебя, они не смогут затмить красоту твоей наготы. Позволь мне лицезреть ее, — сладкозвучный голос Ливия перебил вполне очевидные звуки разгорающейся страсти.       Эва не была в состоянии произнести ни слова, само наваждение было способно пресечь каждую ее попытку хотя бы прошептать предложение. По этой причине она просто кивнула в знак согласия, отбрасывая волосы назад резким движением головы и больше прогибаясь в пояснице, доверяя всю себя и в то же время предвкушая.       Ливий позволил неусыпному контролю над своими действиями уступить место полному всепоглощающему хаосу и самодеятельности. С этого самого момента мозг окончательно отключился, а согласие его госпожи развязало ему руки. Одним движением он дернул топ вниз — благо наряд мог это позволить — освобождая правое полушарие налитой груди от тканевых оков.       Эвтида была такая уязвимая в этот момент. Млела, изнывала, изнемогала… И все на этом столе… Прямо перед ним, в его руках. Побагровевшая кожа щек и ключиц кричала о неимоверном возбуждении, а небольшая родинка выше рта подрагивала, повторяя за дрожью полных, показавших всю свою краску губ. Только-только острый сосок обдало неприятной прохладой, что довольно быстро сменилось нестерпимым жаром мужского дыхания, как она окончательно сомкнула свои ноги на бедрах лекаря. Голова совсем помутнела, земля будто уходила из-под ног, все вокруг потеряло свои очертания.       Мужчина едва коснулся затвердевшей горошины кончиком носа, лениво очертил ареолу, будто нарочно поддразнивая, провоцируя ее на мольбы, на то, чтобы она кричала только его имя. Как же живо он представлял себе этот тембр, был уверен, что его имя было создано для того, чтобы она перекатывала его на своем языке.       Она же, в свою очередь, не понимала как это расценивать, надеялась как можно быстрее оказаться в его рту, готова была послать его игры в Дуат. Это все было слишком. Она буквально готова была разорваться на части от того, что он с ней вытворял.       Эва начала крутится под ним, всеми своими телодвижениями намекая на свое поражение в их схватке, силилась в ответ его распалить, прижимаясь своим пахом к его. Приличная длина члена отчетливо чувствовалась, стоило девушке совершить несколько взмахов бедрами вдоль него. Свободная юбка задиралась и буквально впивалась в опухшую, истекающую желанием вульву. А Ливий так и продолжал упиваться ее нетерпением, ухмыляясь в кожу. — Хватит! Гибели моей хочешь? — прокричала отчаянно, надеясь найти хотя бы толику помилования. Он не мог так с ней поступать, не походил на того, кто готов наслаждаться пытками. — А ты попроси, милая госпожа.       Одна лишь фраза, брошенная им, уступила место ловкому языку на груди, что оставлял влажные дорожки. Они казались расплавленным золотом, обжигали не меньше египетского солнца, а зубы, сомкнутые на чувствительном комке нервов, царапали подобно агрессивной кошке. Ей одновременно хотелось и отодвинуться, и прижаться.       Эва не собиралась просить, проклинала всех богов за то, что воплотили подобное в реальность. Нет… Она не была из тех, кто быстро сдается, даже если эта самая маленькая просьба впоследствии поможет ей попасть на Поля Иалу, с головой окунувшись в удовольствие. Она собрала всю свою волю в кулак, чтобы проигнорировать нещадные ласки лекаря и потянуться рукой к широкому поясу, что, на первый взгляд, был туго затянут на талии. Но это была обманчивая иллюзия, еще одна попытка обдурить, ведь едва уловимое касание узла после того, как цепочка была отстегнута, заставило его поддаться. Каждый из когда-то затянувшихся концов шелковой ткани покорно последовал за пальцами, смиренно распутываясь, распуская столь бережно собранную конструкцию.       Ее шалость не осталась без внимания, Ливий недовольно оторвался от желанной груди, бросая быстрый взгляд вниз на живот, а после возвращая его на женское лицо. Эвтида, прикусив губу, прожигала мужчину медовым взором, буквально твердила своей мимикой, что он недооценил ее. Недолго удерживая ткань, его госпожа разжала руку, позволяя шоколадному лоскуту бесшумно приземлиться на каменный пол. Теперь ничего не мешало ей податься к той части одежды, что скрывала его подтянутую фигуру. Ему нравилось, как разворачивались события, он даже загорелся желанием принять правила ее игры.       Отстранившись, лекарь в несколько движений избавил себя от жилета и рубашки, чтобы не налагать лишние тяготы, представ перед Неферут с оголенным верхом. Эвтида застыла, мечась глазами по невероятно привлекательному торсу, фиксируя и запоминая мускулатуру. Несмотря на тот факт, что Ливий не обладал чрезмерной мышечной массой, его тело было максимально гармоничным, демонстрировало едва заметные вены, уходящие замысловатым рисунком под шаровары, загорелую крепкую грудь. Лишь золотое украшение казалось чем-то инородным, теперь никак не вписывающимся в новый образ, выделялось на фоне зацелованной солнцем кожи. Но, несмотря на это, не было возможности оторваться от него. Хотелось скользить по нему языком, очерчивать контур, изведать вкус дорогого металла, что так плотно прилегал к шее мужчины. Именно это она и сделала, резко выпрямившись и поддавшись вперед, решила не щадить его в отместку. Золото не стало конечной целью, девушка оставляла влажные дорожки на шее и груди, пропитанных едким ароматическим маслом.       Эва глубоко дышала, втягивала в себя аромат лекаря, пробовала горечь масла на рецепторах, млела, зверела. Не стала ограничиваться танцами языка на коже, опускалась на ключицы зубами и губами, втягивала в себя, помечая лиловыми отметинами. Его тяжелое дыхание участилось, голова была запрокинута, а ладони покорно поглаживали оголенные женские бедра, иногда оставляя белые полосы от ногтей. Волосы вмиг были распущены, стоило девушке потянуться к ним, она поддалась внутренней потребности вцепиться в шелковую копну. Он не сопротивлялся, передал власть в ее руки, хотел посмотреть на что способна его госпожа. Готов был отдать на растерзание себя, чтобы после не оставить от нее ни кусочка.       Мужская рука проворно заскользила под юбку подобно змее, скрываясь в тени дорогой ткани и оставляя за собой шлейф электрических разрядов. Каждый из пробирающих до дрожи импульсов успешно концентрировался внизу живота, донельзя затягивая узел напряжения. В этот самый момент лишь Хатор могла избавить Эву от столь нетерпимого наваждения. Лишь она и Ливий.       Добравшись до влажных припухших складок и проведя по ним двумя изящными пальцами туда-обратно, он закатил глаза и впервые за все время глухо простонал, осознавая степень ее ожидания и готовности. Разум никак не хотел подчиняться реальности, отчего-то принимал все за грезы, ведь это казалось нереальным: девушка, на которую он невольно засматривался, к ногам которой он готов был положить весь мир, которая была важнее ремесла, времени, всех людей вместе взятых, питала взаимные чувства к нему и в данный момент была настроена принять его член в себя, поделиться своей влагой.       Нет… Ливий не мог больше ждать, пока эта кошка наиграется, иначе он рисковал сорваться в хмельное беспамятство, на самом деле уже держался на честном слове, был буквально на грани. Отодвинувшись и сделав шаг назад, лекарь потянул кисть, которая только что покоилась между ног Неферут, к своему рту и без стеснения сомкнул губы на пальцах, покрытых вязкой прозрачной субстанцией. Он не мог отказать себе в желании по-настоящему попробовать ее на вкус, загнать ее в краску, лицезреть удивление на лице. Эвтида же не поддалась на его провокации, ее взгляд наоборот застилало туманом грязного неприкрытого вожделения, стоило ей продолжать наблюдать за его действиями. Это подстегнуло, а член предательски дернулся, скрывать не было смысла.       Мужчина одним рывком дернул девушку на себя, на ходу разворачивая ее спиной к себе и размещая одну ногу на столе. Все свитки смялись от их стремительного натиска, некоторые из них уже давно покоились на полу в компании со свечами. Малая часть даже порвалась, но это последнее, что беспокоило его. Нужно было быстрее оттянуть подол, чтобы округлые загорелые ягодицы и покрасневшая блестящая вульва бросились в глаза цвета прозрачной карамели. Чтобы медовая кожа смогла принять на себя ряд звонких ударов, обернувшись во все цвета зарева. Чтобы неконтролируемые мелодичные стоны вырывались из манящего рта и заставляли его не закрываться, когда мужчина уверенно накрыл своей ладонью ее млеющую плоть.       Эва послушно растянулась на плоской поверхности, цепляясь за противоположный край цепкими пальцами. Она в прямом смысле дрожала от столь долгожданных ласк, ноги не хотели слушаться, норовились подкоситься от каждого взмаха мужскими пальцами по клитору. Хотелось кричать, боготворить, молить не останавливаться.       Пальцы Ливия порхали на женском естестве, круговыми движениями нажимали на комок нервов, собирали влагу и грубо размазывали по складкам. Сам же лекарь в то время склонился над телом, что принимало наслаждение, и смазано оставлял бесконечные поцелуи на острых лопатках, облокотившись другой рукой об стол. — Пожалуйста, — очередной стон поглотил отчаянную мольбу. — Пожалуйста что? — тяжело прошептал мужчина, вопрос которого осел на коже тонкой вуалью. — Молю мной овладеть, — узел внизу живота теперь отдавал тупой болью, терпеть которую не было сил. Ей нужно было избавиться от нее сейчас же, познать всю силу его любви на деле. — Вот так?       Ливий без труда нашел вход во влагалище и бесцеремонно проник сразу двумя пальцами. С каждой секундой он вторгался все глубже и глубже, слегка сгибая фаланги, растягивая стенки, наслаждаясь жаром. Девичья голова упала на руку, не в силах держаться на весу, она кружилась, а легкие вмиг отказались принимать в себя воздух. Поза сразу же показалась Эвтиде неудобной, не было возможности толкнуться бедрами в ответ, насадиться на мужскую руку — она ощущала себя в ловушке. — Исфет, — единственное произнесенное слово нашло свое освобождение, прежде чем громкий стон поглотил все пространство помещения. — Или может вот так?       Приятная наполненность уступила место разочаровывающей пустоте. Эва даже успела истошно промычать в знак недовольства, прежде чем что-то мягкое и горячее коснулось ее изнывающих и горячих половых губ. Это был язык, которым лекарь без раздумий решил воспользоваться, без прелюдий двигаясь ко входу и впоследствии растягивая им стенки влагалища. Попытка проникнуть внутрь была успешной, она спровоцировала многочисленные искры, посыпавшиеся из глаз Эвтиды. Не было сил держать веки открытыми, пришлось их сжать, тем самым и без того высокая чувствительность увеличилась в разы. Когда одни органы чувств подавляются, на смену им другие обостряются в высшей степени. И сейчас Неферут стала заложницей своего собственного тела.       Мужской рот касался входа, чуть ли не присасывался к вульве, пока мышечный орган безжалостно скрывался внутри нее и после вновь выбирался наружу. Он владел ей таким непристойным образом, о котором она раньше и не задумывалась, но ей это нравилось…       Ласка длилась недолго. Совершив последний толчок языком, лекарь отодвинулся с характерным чавкающим звуком, отрываясь от увлекательного дела под шум глухого, но при этом слышного женского хрипа. Эве было мало… его пальцев, губ, его самого. Ливию тоже было мало ее естества, хотелось продлить столь пьянящее ощущение ее влаги на языке. Но пришло время опустить слишком продолжительные прелюдии и перейти к самому сладкому. — Или все же так? — хриплый голос был последним, что она уловила, прежде чем принять в себя кое-что больше, горячее и тверже, чем пальцы.       Набухший член безжалостно давил на мягкие эластичные стенки, которые безудержно сжимали лекаря тугим кольцом, посылая до истомы болезненные импульсы по всему стволу. Мужские руки сильнее сжали ягодицы, слегка оттягивая их в стороны, будто это могло помочь ослабить давление. Как же он ошибался, стало только уже. Невозможно было стерпеть эту чувственную пытку. И Эвтида была безоговорочно согласна с ним в глубине души. — Ливий, — томно процедила его госпожа, покусывая свою руку, чтобы хоть как-то сдержать неукротимый поток истошных воплей.       Костяшки побелели от цепкого хвата, в глазах окончательно потемнело, а мозг отказывался анализировать происходящее вокруг. Сейчас существовали только инстинкты, и благодаря им девушка первая качнула бедрами, чтобы ощутить столь желанное трение.       Мужчина бессознательно поддался, соприкасаясь лобком ягодиц и едва наклоняясь, чтобы дотянуться до основания девичьей шеи, чтобы сжать. До белых пятен под пальцами, чуть ли не до пурпурных отметин. Голова гудела от вороха чувств, мысли сбивались, в ушах нарастал долгий монотонный гул, и одно только слово крутилось в его сознании. Двигаться. Двигаться. Двигаться. Нужно двигаться. И Ливий повиновался приказу своего сознания, грубо качнув бедрами.       Звучный шлепок тел, что перебил громкое дыхание двоих, последовал за первым толчком. Второй, третий, четвертый… Все начиналось сначала, повтор движений неминуемо настигал разгоряченные тела, превращался в некий ритуал наслаждения. Звонкие женские стоны сопровождали фрикции, смешивались со скрипом стола — в этот момент Эва чувствовала себя по-настоящему живой.       Трение члена внутри не вызывало никакого дискомфорта, наоборот, возвышало и посылало необъяснимые импульсы по венам, прямо в сердце, заставляя его биться быстрее, а клитор болезненно пульсировать. Сознание раздвоилось, норовилось отключиться, если она не избавится от слишком назойливого напряжения. Было настолько хорошо, что в один момент стало плохо, особенно, когда взмахи тазом стали более резкими, широкими, нетерпеливыми, а ноги напрочь затекли от неудобной позиции. Все, что ей оставалось — сжиматься на члене, принимать его глубже, изнемогать от того, насколько Ливий был хорош.       Он будто почувствовал ее состояние. Рывком вышел и развернул, вновь усадив на стол, чтобы ничего не могло отвлечь ее от процесса. Мужской орган быстро нашел свою цель, продолжая глубокое движение вдоль стенок влагалища, будто не было той кратковременной передышки. В этот раз он мог вдоволь упиться пухлыми губами, впиваясь в них жадным поцелуем. Теперь их любовные игры не походили на одну лишь безумную страсть, каждые из партнеров могли разделить свои искренние чувства, вложенные в жаркую схватку языками.       Толчки не прекращались, лекарь старался придерживаться определенного ритма, который мог доставить удовольствие не только ему, но и его госпоже. — На меня смотри, глаза открой — прошептал он, ласково прижимаясь своим лбом к ее, и она покорилась.       Глаза в глаза. Каждая фрикция отзывалась мерцающим огнем в янтарных радужках. Каждое прикосновение кожи к коже провоцировало зрачки расшириться от услады. Небольшие родинки над губами подрагивали в такт учащенному дыханию. Мужчина и девушка были так похожи друг на друга, и в то же время так же сильно отличались. Солнце и Луна. Рожденные, чтобы противостоять, но при этом нашедшие счастье друг в друге.       Ливий опустил большой палец на клитор, в то время как другой рукой прижался к ее лицу. Он все это время не отрывал взор от глаз Эвтиды, закружил конечностью на вульве в соответствии с ритмом толчков, хотел увидеть ее наслаждение, выпить все его визуально. Она благодарно замычала, не в силах сдержать порывы закатить глаза. Он чувствовал, что она была близка к разрядке, покачивалась на нем, самостоятельно насаживалась, прижимая ногами ближе к себе.       Прежде чем окунуться в воды экстаза, испустив судорожный вздох, Эва прикусила губу, сжимаясь плотным кольцом на основании члена. Обильная влага капала на резной стол, испарина игриво покатилась вниз меж грудей, а все тело завибрировало от напряжения, что после обратилось в блаженное расслабление. Столь сладостное упоение ни с чем не могло сравниться.       Лекарь последовал за своей милой госпожой, качнув бедрами еще несколько раз и окропив низ живота своим вязким семенем. Он не смог удержаться от возможности вновь прикоснуться к ее губам, слизывая соленый пот, тем самым демонстрируя всю свою благодарность и доверие. — Так и не лицезрел меня нагой, хотя желал, — первое, что произнесла Неферут, стоило ей вернуть сознание и возможность здраво мыслить. Чувства все равно пробирались наружу, Эвтида была счастлива. — Я обязательно это сделаю. В своих покоях!.. — лекарь ухмыльнулся в ответ и потянулся к своим штанам, что были спущены в порыве страсти.