Цветок мака

Матвей всегда, с самого начала карьеры старается быть хорошим спортсменом и хорошим партнёром. Таким, который всегда будет бережно нести девушку в поддержке, не станет разваливаться на сложных твизлах и вообще будет честным, верным и работящим, чтобы пара, сложившаяся однажды, смогла просуществовать потом много-много лет и добраться до высших ступенек пьедестала. Но на деле вдруг оказывается, что этого всего со временем становится недостаточно. Пары у Матвея распадаются одна за другой, и в душу уже начинает пробираться неприятный, тоскливый холодок от возможного завершения карьеры. Это совсем-совсем не то, чего бы ему хотелось и о чём он мечтал, но всё словно бы само складывается так и как будто говорит, что пора уже закончить это всё и попробовать заняться чем-нибудь другим. Но тут в их группе становится свободной Соня. Как он решается написать ей, Матвей помнит смутно, да и не ждёт ничего от этого ответа, почти что заранее соглашаясь на поражение. В целом, у него итак уже почти собраны вещи в шкафчике на родном катке, а дома лежит готовое, только без подписи заявление о том, что он больше не планирует числиться в их спортивной школе в связи с решением прекратить занятия фигурным катанием. Но Соня неожиданно соглашается. А на следующий день уже сама зовёт его на тренировку, первой подъезжает к нему на льду на раскатке и потом тащит за руку к тренерам, чтобы твёрдо и безапелляционно заявить: она хочет кататься с ним. Матвею голову чуть кружит от такой скорости, и поначалу он думает, что тут всё дело в том, что Соне обидно из-за не очень приятного окончания прошлого сезона и теперь она торопится выйти побыстрее в новый, а под руку с кем, в общем-то, ей не так уж и важно. Но потом постепенно оказывается, что Соня такая всегда – боевая, яркая и очень сильная. Ей очень идёт этот её смелый напор и то, как она упрямо старается как можно скорее набрать форму в новом дуэте, держа его за руку твёрдо и уверенно, как будто бы даже крепче, чем он её держит сам. Матвей смотрит на неё заворожено и голову ему начинает, кажется, кружить снова, но уже совсем по другой причине. Кажется, он просто влюбляется в Соню. Но Соня как будто этого совершенно всерьёз не замечает, а если и замечает, то начинает понимать совершенно по-своему. На одной из тренировок Матвей пытается поднимать её в танце бережней, держать мягче и нежнее, и она это чувствует, но оценивает совсем не так, как должно было быть. — Держи, как раньше, — просит она почти обиженно, когда с непривычки вдруг падает на лёд со сложной поддержки. — Что с тобой? Вчера же всё нормально было. Матвей не решается ей сказать, что вчера он просто не особо её берёг, а потом ругательски ругал себя за это и пообещал больше никогда так плохо к ней не относиться. А ещё у него в голове упрямо, совсем бестолково крутится мысль о том, какая Соня красивая, как ей идёт красная помада, которую она решила попробовать сегодня к прокату произвольного, и насколько в целом она замечательная, уверенная и заряженная. Матвею кажется, что для неё вот такой он не сможет себя пересиливать и держать в прокате совсем безразлично и жёстко, нужно искать какую-то золотую середину, чтобы и Соне было спокойно и надёжно в его руках, и чтобы он сам не мучился от того, что ведёт себя с ней слишком грубо. К концу тренировки у него как будто бы получается, и они выдают хоть и не идеальный пока, но рабочий, чистый прокат. Соня радуется, хлопает в ладоши, позволяет Матвею себя обнять, и улыбается ему так лучезарно, что на секунду он вообще перестаёт видеть что-либо, кроме неё на катке. Но в следующее мгновение она выскальзывает из его рук и несётся через весь лёд к тренерам. Матвей думает, что она хочет что-то уточнить по прокату или спросить про план тренировки на вечерний лёд, но Соня вдруг предлагает такое, что Матвей чуть тут же на этот лёд и не падает. — А давайте попробуем заявиться на этапы? — просит она, и даже в её вопросе, которому, по сути, тренеры легко могут отказать, уже звучит такая уверенность, что ей не остаётся возможности сопротивляться. И Матвей и не спорит, осторожно встаёт у Сони за спиной и вообще всячески старается делать вид, что это их общее желание и он уже давно обо всём знал. Он же должен быть хорошим партнёром. Тем более, для такой девушки, как Соня. Матвей ожидает, что их с этой идеей завернут на половине оборота и отправят дальше накатывать твизлы и всю их прочую хореографию к следующему сезону. Но тренеры неожиданно соглашаются, быстро оформляют все нужные документы и заявки и даже с энтузиазмом начинают их гонять больше прежнего, стараясь за последние оставшиеся недели доделать и доработать то, что не успели раньше. Матвею кажется, что ему в таком темпе ни за кем не угнаться, и даже Соня в самом начале проката уедет от него далеко по льду и весь танец будет кататься где-то по отдельности, стараясь утащить его за собой на прицепе. Это стыдно, неприятно, и словно совсем не так, как должно быть в хорошей, сильной, чемпионской паре. Матвею ужасно неловко и неприятно от того, что он может так некрасиво подвести Соню на их первом серьёзном турнире, и поэтому старается впахивать с удвоенной силой, оставаясь на дополнительные часы спортивного зала и льда, всякий раз, как появляется возможность. Среди этого места для его влюблённости и восторженного взгляда, казалось бы, не должно оставаться места, но Матвею кажется, что если у них всё получится, то Соня станет смотреть на него чуть мягче и он сможет признаться ей в том, что чувствует. Но после первого этапа, когда они остаются далеко за пределами пьедестала, Матвей так и не решается ничего сказать. Он и не ждёт, что после трёх месяцев совместной работы они вдруг в одночасье станут чемпионами, но идти к Соне, которая раньше, до него, легко и играючи запрыгивала на пьедестал, с тем, чтобы поздравить, что они просто ничего не развалили… Это Матвей считает уже совсем лишним. А в сети тем временем старательно разбирают их выступление, пеняют ему на то, что в прокате Соня старается за них двоих, тянет его за собой и вообще выглядит в разы ярче и лучше него. Быть просто мешком, который безвольно тащится за партнёршей, Матвей не хочет, и на тренировках работает ещё упрямее, в какой-то момент даже заражаясь Сониной скоростной энергичностью. Он не рассчитывает, что за несколько недель всё поменяет и они поднимутся куда-то за облака, но неплохо будет хотя бы просто лучше смотреться вместе, нравиться зрителям и судьям, и не давать повода разбирать по косточкам каждый их танец и взгляд. А потом им в ладони вдруг падает бронзовая медаль этапа Гран-при. Матвей заворожено смотрит на Соню, когда стоит рядом с ней на нижней ступеньке пьедестала и снова думает о том, какая она невероятная. По идее произвольного танца им как будто бы не положено обмениваться ласковыми нежностями, но он всё равно жалеет, что прокаты уже закончились, а он так и не осмелился даже по-настоящему обнять Соню и поблагодарить её за их небольшую победу. Он, кажется, совершенно не знает, как толком понравиться ей, что для неё сделать, и всё, что приходит в голову, кажется абсолютно бесполезной, нерабочей глупостью. Но медаль этого этапа, пусть даже бронзовая, почему-то окрыляет, дарит надежду, что с ней у него как будто бы появляется больше шансов. А ещё Матвею кажется, что откладывать всё дальше будет совсем уже трусливо и нехорошо. Он ловит Соню в коридоре под трибунами, когда она ещё не добралась до раздевалки и на мгновение снова замирает, любуясь тем, какая она красивая, яркая и огненная в своём красном платье к произвольному танцу и с графичным, боевым соревновательным макияжем. Ему кажется, что он выглядит неловко и смешно, когда осторожно и полусмущённо благодарит Соню за их общую работу и эти соревнования, обещает, что будет стараться и дальше не подводить её и тянуться вслед за ней, чтобы однажды вместе добраться до ещё более значимых побед. Но Соня неожиданно принимает это, улыбается ему и сама тянется обнять, тоже благодарит за их первую совместную медаль. Матвей ловит её до сих пор чуть дрожащие после проката и награждения пальцы и мягко целует, вздрагивая от прикосновения к губам прохладной кожи. Соня тоже дёргается непонимающе и смущённо. — Ты чего? — шёпотом спрашивает она и краснеет, отнимая руку, и этот её вопрос так сильно не похож на её боевое возмущённое от ошибок восклицание на тренировках, что у Матвея запоздало и нежно трепещет сердце. — Ничего, — отвечает он и изо всех сил надеется, что сможет не рухнуть куда-нибудь к Сониным коленям от тянущей, щемящей любви. — Просто ещё раз благодарю тебя. Ты разве против? Соня вспыхивает пуще прежнего и, ничего не ответив, убегает в раздевалку. У Матвея в голове упрямо не вяжется то, какая она с ним обычно — почти строгая, упрямая и сильная — с тем, что она вдруг просто исчезла, и даже не отчитала его, не выругала за то, что позволил себе лишнего и сделал что-то, чего не надо было. К вечеру это начинает казаться настолько нереальным, что он уже готов поверить в то, что это всё ему померещилось, приснилось и ничего на самом деле не было. Матвей решает, что на тренировке обязательно поговорит с Соней, скажет, что совсем не хотел причинить ей ничего дурного, а ещё думает, что точно признается ей во всём, положит перед ней своё сердце, а уж она сама решит, что с ним делать. Но на первой тренировке после этапа Соня встречает его такая же, как и раньше — спокойная, серьёзная и упрямо настроенная на победу. Она смотрит на него по-прежнему ровно и спокойно, так же строго и чуть возмущённо просит его не косячить на твизлах во второй части программы, и к концу по чуть-чуть подшучивает над ним, когда в конце тренировки он как-то совсем уж по-глупому поскальзывается и падает на абсолютно ровном месте. Матвей теряется, не до конца понимая, что и как ему можно думать об этом, но решает, что всё равно подойдёт к Соне, когда они на сегодня закончат с прокатами. В конце тренировки он почти догоняет её у самого бортика на выходе со льда, чтобы попросить задержаться в раздевалке, когда его вдруг дёргает за локоть Лиза Худайбердиева. — А Сонька у нас влюбилась, представляешь? — лукаво улыбаясь, шепчет она. — Смотри, уйдёт так куда-нибудь и к кому-нибудь, и всё, придётся искать тебе новую партнёршу. Ты береги её пока ладно? — шутливо просит она напоследок и, улыбаясь, выходит со льда. Матвей тоже улыбается ей вслед, но чувствует, что эта улыбка выходит растерянной, неловкой и смущённой. Получается, что он всё-таки опоздал, и теперь цепляться и обсуждать больше не с кем и нечего. Застывшее признание острой льдинкой замирает у него внутри сердца и неприятно режет, оставляя противное, больное и колкое послевкусие.