Говори со мной

День проходит по плану, кроме того, что Хёнджин и Ёсан сильно переживают по поводу молчания Уёна. Чон выходит на связь вечером — живой и невредимый, при заработанных деньгах и небольшом договоре. Чан и Джинни с переездом решают не тянуть и осуществляют его за пять дней до поездки в Ульсан. Процесс распаковки и небольшого обустройства квартиры затягивается на три дня, потому как Джинни слишком рад этому событию, а значит, нападения с поцелуями (и не только) подстерегают Чана буквально на каждом шагу. Бан, впрочем, совсем не против, что его новый дом и хозяин жилища встречают Чана — так. *** Неделя до поездки совсем суматошная – переезд, последние приготовления к выставке, Джинни ещё иногда помогает с хореографией Хо и Ликсу, и трёх важных мероприятий никто не отменял. Радует одно — перед друзьями не нужно маскироваться, хотя Хёнджина с Чаном и осыпают подколами, но эта история временная, и им даже весело и приятно: никто не супит брови по поводу их союза. Только вот Хёнджин ходит чуть подзагруженный. Чан бы и подумал, что это из-за навалившихся активностей, но уже достаточно хорошо понял уровень энергии «неуёмного хорька»: Хван после приготовления завтрака может отправиться на утренние переговоры или в галерею для подготовки (где будет сам перевешивать картины, собирать рамы, оформлять в них работы), потом пойти в зал на тренировку, сходить погулять или рисовать, затем практиковаться в танцах, забежать в магазин за чем-нибудь, приготовить ужин и отправиться на тусовку, где будет, пританцовывая, бегать и рьяно устанавливать «связи с общественностью», потом утащит Чана болтать под звёздами, и, разумеется, устроит бурную ночь в пару раундов минимум, а утром пожелает «добавки» (хорошо, если в постели) — на кухне, в ванной, да и вообще в любом месте просторной квартиры. Поэтому вариант, что Джинни очень устал от деятельности, как-то не очень вяжется с реальностью: всё, на что жаловался Хёнджин в своих активностях — ему мешает сон как потребность организма. Чан чувствует изменения в настроении, но спрашивать не спешит — знает, что Хвану нужно время самому порефлексировать, осознать и он сам поделится. Один раз только Бан задаёт вопрос, на второй день процесса переезда, когда, напевая, что-то переносит, а потом говорит с Ликсом и Хани по громкой связи, обсуждая какие-то задачи, и видит, как Хёнджин зависает, наблюдая за всем этим. – Хороший мой, ты в порядке? Всё ок? Ты передумал насчёт переезда? – А? Неет, хён, это ...я счастлив, что ты тут! Это лучшее, что случилось со мной за... даже не знаю, сколько времени! – Тогда в чём дело? Тебя беспокоит что-то? – Ну, есть немного. Ладно, много. Так заметно? – Не сильно, но заметно. Хочешь, поговорим? – Я... сейчас не готов, хён. Это… ничего? Давай попозже, хорошо? – Конечно. – Чан притягивает к себе, обнимает, произносит тихо, – Мой Хёнджини, что бы ни было, просто знай, мы со всем справимся. И Чан мудро ждёт. В день отъезда Джинни вновь "зависает" за завтраком, Бан замечает, но только подкладывает любимому кимбап и доливает кофе. И Хёнджина "прорывает" – как всегда – внезапно и потоком: – Чани-хён... Можем поговорить сейчас? – Конечно. – Я не знаю, как сказать, хён... – Ты расхотел ехать? – А? Нееее, ты чего! Я хотел поговорить про твоё предложение с танцами. Это ещё в силе? Ты не передумал? – Разумеется, в силе. У тебя вопрос какой-то? – Не совсем. Я много думал об этом, Чани. Всё это время. Ты вообще понимаешь риски? Ты понимаешь, сколько вложений придётся сделать? Моё прошлое... Если это выползет наружу... По любому найдутся те, кто пустит слухи. До хрена народа, которым ты или я не угодили по разным причинам. Я слишком хорошо знаю систему изнутри и знаю, что могут эти люди. И скажу тебе честно, я – не грёбаная Сейлормун, и совсем не готов бороться с индустрией за добро и справедливость. И чёрт с ориентацией – это замять будет относительно легко, половина тусовки в теме, даже если пройдутся по Ликсу, ажиотаж быстро спадёт. Эскорт – другое дело. Если это выползет – заденет всех. Ты не сможешь даже вести мой проект в одиночку, всё равно ты с Хани и Ликси связан. Там и "анонимность" не поможет, понимаешь? И это не всё. Все – значит все – по родственникам тоже пройдутся, а уж отследить наше с тобой знакомство с Хвасой... Ты не представляешь, какие там дела проворачиваются и кто её прикрывает, но вот подставлять человека, который дал мне место отдушины и поддерживал меня много лет не хочу. Я в чёрном бизнесе там не особо участвовал, но до черта всего за десять лет видел и закрывал глаза, так что пай-мальчиком мне прикидываться тоже глупо. И всё это по "горячему". И неизвестно, выстрелит ли вообще мой проект. Я, мягко говоря, не бедствую, и, разумеется, готов вкладываться финансово. И свои деньги я потерять готов, в случае чего, а твоими я рисковать не могу. Но в одно лицо это не потянуть, хён. Ты подумай об этом не как предвзятый мужчина своего парня с милым увлечением, а как продюсер и инвестор проекта, вкладывающий свои кровные. А если не выйдет? Я подведу вас всех. И лично я... не готов на этот риск. Никогда я не чувствовал того, что с тобой и с вами... мне похер, что могут сделать с моей репутацией – её надо постараться испортить больше, чем уже есть. А вот на тебя и ребят мне не похер. Хёнджин затихает, собирается в комок на стуле – сидит, обхватив колени, поджавши пальцы на ногах, спрятав поникшую голову в плечи. Чан подходит, гладит по голове, целует в макушку, накидывает на любимые плечи плед, наливает горячего кофе: – Хороший, мой, пойдём. Чан ведёт младшего на второй этаж, в танц-зал, усаживает на диван, всучивает в руки кружку кофе. – Хёоон. Ты издеваешься? Что это за манипуляции? – Это не манипуляция, это напоминание, сколько сил ты вложил в... как ты выразился? "Милое увлечение". Я не знаю танцоров, которые купят вторую квартиру, просто чтоб зал сделать себе. Те люди, которые делают подобное дома – очень горят тем, что делают. Джинни, ты прав, я не задумывался о некоторых факторах вложений. Но я готов инвестировать и продюсировать не потому, что ты мой парень. То есть не только поэтому. Это важный аспект, потому что именно твоя искренность и наше сближение показало мне, насколько ты вовлечён в своё дело, и как прекрасно ты танцуешь. Я ведь именно здесь предложил эту идею. Так романтично, согласись... – Хван хлопает по плечу, – Ааааййщщщ, ахахха. Ну ладно тебе. Мне очень приятно, что ты дорожишь нашими отношениями с мной и ребятами. Если честно, это ещё больше убеждает меня в правильности выбора – ты не думаешь исключительно о себе. Послушай, если тебя так тревожит заметание следов – скажи мне как профи, это – нерешаемая проблема? – Ну отчего ж. Вопрос пары нулей, и – вполне решаемая. – Тогда, как говорят в одной стране, это не проблема, а расходы. – Хён... – Джинни, ответь мне на вопрос, ты хочешь такого развития? Я не хочу, чтоб это стало насилием для тебя. – Очень хочу, хён. Это слишком заманчиво. Оттого и страшно. – Хорошо. – Хорошо? Чани, ты слушал, что я говорил тебе? – Хван драматично ставит кружку с недопитым кофе на пол и поворачивается к хёну. – Конечно. Джинни, милый, давай поступим, как ты со мной в постели. – Отлично, Хёнджин от удивления даже забывает, как впадать в истерику, – Ты почти заставляешь меня говорить об ощущениях и желаниях, зная, как меня это смущает. Но с каждым разом это легче. И я понимаю, насколько это важно, чтоб понимать наши чувства и желания. И понравиться, и получаться может не всё, и хотеться может не всего и не всегда. А что-то хочется повторять и не останавливаться. Понимаешь? Не попробуешь – не узнаешь. Самое важное, когда есть свобода выразить желаемое. Я как продюсер готов и могу дать тебе такую свободу. Ты не хочешь подставлять ребят в этом самовыражении, и я согласен. Я не учёл эти круги на воде и некоторые аспекты. Так давай поговорим с ними об этом. Я уверен, мы можем найти какое-то оптимальное решение вместе, если действительно захотим. – Чан, почему ты хочешь меня как проект? Как профессионал скажи. – Потому что я вижу потенциал развития твоего таланта. Я вижу твоё трудолюбие, заинтересованность. Ты не останавливаешься в своём движении, даже если далеко от мечты. И самое главное – я вижу твои счастливые глаза, когда ты танцуешь. Мне это важно - как твоему мужчине и как продюсеру. Ни за что не стану работать с человеком, который не горит своим делом. А твой огонь не угас, несмотря ни на что. Этот этаж и выступления в клубе – тому доказательство. Если хочешь совсем сухую и холодную выжимку, держи: ты потенциально выгоден как проект. Шансы велики, а с рисками разберёмся, они всегда есть. – Ох... Чан, ты, правда, думаешь, что можно поговорить с ребятами? Да меня Минхо разорвёт за такие идеи, если его Хани хоть тенёчком подозрения накроет. И вообще скажет, что мой потолок – утренник в детской студии. – Ну, если выбирать из двух зол, то лучше узнать, что он собирается с тобой сделать до того, как мы начнём... промо, так сказать. Я буду знать, на каких островах тебя спрятать. Ну, или искать. Его. Ты же не думаешь, что я позволю наезд на своего Хёнджини? – Хёооон... – Чан приобнимает, клюёт поцелуем в макушку. – Ты не оставляешь мне выбора. – Всегда оставляю. Одно твоё слово – и я не заикнусь вообще на эту тему, мой любимый хорёчек. – Хи-хи, скажи так ещё, хён! – Мой любимый хорёчек. Самый любимый и сексуальный хорёк в мире. Мой невероятный и талантливый Джинни. Мой. Хёнджин обнимает, выползая из пледа под руку Чана. – Ты, наверное, мне снишься, хён. Но если так, давай поговорим с ребятами. Если это сон, терять нечего. – Интересная концепция. Всю дорогу Джинни едет задумчивый, пока Чан и Ёсан переговариваются о чём-то незначительном, обсуждая преимущественно образы для грядущего дебюта Феликса, а Хван невольно задумывается, а какие образы Кан подобрал бы ему. Когда останавливаются перекусить в придорожном кафе, Хёнджин по-прежнему молчалив, что вызывает вопросы окружающих, но он только говорит, что всё в порядке и что расскажет всё позже. Его настроение настолько непривычно для большиства (кроме Бана, Ёсана и Уёна), что, пока все смотрят местные сувениры в лавке, Хан даже украдкой спрашивает: – Чани, вы поругались что ли? Хочешь, Ёсана в нашу машину пересадим, чтоб вы поговорили? – Ахаххаха, всё нормально, Хани, спасибо. Мы не поругались, всё отлично. Джинни просто нужно обдумать важную вещь. Он сам расскажет, если захочет. – Точно? Просто он такой... грустный что ли?.. – Точно, он не грустный, думает просто, это нормально. Наверное, приедем, гулять пойдёт один. Остальные обсуждают, кого какие идеи посетили во время поездки. Уён, едущий в одной машине с Бинни и Ликсом – успел "заценить" пение Ёнбока, обсудить план тренировок с Чанбином и даже! пригласить и получить согласие не-тусовочного Со на вечеринку. Хонджун с Минсонами продумали организацию свадьбы – оказывается, они действительно не шутили, решив провести её символически в кругу друзей на берегу моря, и сказали, что праздник будет а-ля ночь с посиделками у костра, это им вполне подойдёт. Главное - никакого пафоса и тусовки. Даже дресс-код определили – яркие цветные худи. Да, даже для Чана. Ёсан загорается идеей и предлагает перекрасить всем волосы во что-то более дерзкое. Ко всеобщей неожиданности первым стилиста поддерживает Чан: – Ёсани, я хочу попробовать! Это заставляет даже Хёнджина вылезти из своей параллельной реальности: – Хёооон! Ты чего, серьёзно? – Почему нет? Это здорово, я никогда не пробовал. Минхо смотрит подозрительно и задаёт вопрос Хёнджину, притягивая его за капюшон толстовки: – Иди-ка сюда, красавчик. Ты ему что-то в еду добавляешь, или напоил с утра пораньше? – Ли тычет в сторону Бана пальцем, – Он слишком весёлый и довольный ходит. Тебя сначала нанял, надирается на тусовках, как нормальные люди, теперь вот съехались, затрахал его небось, – на это Хёнджин громко шепчет: – Кто кого ещё за... ааай, хёоон! хихи.. ты не представляешь, как он хорош! – а Чан заливается краской, безуспешно пытаясь приложить палец к губам Хвана, пока Минхо продолжает свою гневную тираду: – Шмотки вон цветные появились, не орёт благим матом, что не чёрное надеть надо, – палец указывает на голубые джинсы Бана, – Волосы красить хочет, он даже с людьми говорить стал! Ты экстази ему подсыпаешь в кофе или что ты ему даёшь? – Ли с показной злобой тащит Джинни за шиворот, тот изворачивается, прячась за Бана и обхватывая хёна, который напоминает, что он вообще-то тоже здесь. Уён включается в разговор: – Экстази не даёт такого эффекта, для цветных мультиков лучше лcд! Ну, что вы на меня так смотрите. У меня клиенты разные бывают. – На что Хван и Кан в один голос шипят "ага, в основном ебанутые, как и ты!", – Я сам ни-ни. Мне нужно трезвое сознание. Чан улыбается смущённо, но счастливо обнимающему его Хёнджину, ребята смеются. Хван гордо отвечает на выпады Минхо: – Чани-хён не пьёт кофе и алкоголь, это было в состоянии сильного стресса! Я даю ему только себя. Всего. Минхо делает вид, что его тошнит под дружный хохот, Чан пытается не сгореть от двусмысленных слов и взглядов Джинни, и закрывает ему рот рукой: – Хо, он обо мне очень заботится и поддерживает. Я вообще-то люблю эксперименты и между прочим, мы категорически против наркотиков. – И добавляет, смеясь, шёпотом в плечо Хвана, – Пожалуйста, прекрати меня уничтожать. Ответ сияющего тысячами солнц Хвана Чану очевиден: – Никогда, хён. Хани, дай мужу таблетку или ещё что поинтереснее, мы с Уёни можем подсказать пару техник. – Хван подмигивет, пытаясь увернуться от чановой ладони, – А то захлебнётся ядом. Лучше уж чем-то... ааайщ... другим... ахаххахаа!!!! – Хёнджин заливается смехом, замечая лицо Чана, произносящего беззвучное "бесстыжий хулиган", отвечает, смотря с озорной надеждой также, шевеля губами: "накажешь?". Чанбин поддерживает Хо: – Вообще, да, Чани, ты сильно изменился в последнее время. И, правда, радостнее. – Ты перестал быть монахом! Это – прогресс, о, мой падаван! – Хан шутливо поправляет несуществующие очки и бороду. – Расскажи, мои уроки пошли впрок? – Более чем, благодарю, о мудрейший Джисони. Ну всё, хватит, давайте выдвигаться, мы ведь хотели поужинать все вместе. Надо будет успеть закупиться, расположиться и приготвить. Уён, Хо, вы скажите, что нужно – мы с Бинни купим, я могу помочь с приготовлением. Ёсан, Феликс и Джинни говорят, что тоже обязательно поучаствуют, чтоб было быстрее. Хонджун и Хан предлагают помочь с чем-то другим, потому как на кухне от них вреда больше, чем пользы. Когда рассаживаются по машинам, Хёнджин снова уплывает в свои мысли. Так они все и доезжают до пункта назначения, кто – молча, кто – болтая и шутя, переписываясь в чате (те, кто не за рулём). Хозяйка дома – женщина лет шестидесяти, встречает их радушно, передает ключи, листок с контактами местного клининга и часами работы маяка и главных местных достопримечательностей, говорит, где ближайшие магазины, рынок, в какой стороне что, где лучше брать фрукты и рыбу, и уходит. Дом стоит чуть на холме, ребята в полном восторге: он ещё ближе к маяку и побережью, чем кажется на фото. Джинни, Ликси и Хонджун замирают от красоты вокруг – осматриваются на территории – оказывается, там есть внутренний двор с уютной беседкой посреди сада с каменными дорожками, сам дом напоминает традиционный, только на несколько этажей. Феликс чуть не прыгает от восторга, обнимая Чанбина, остальные ребята восхищённо благодарят его за выбор такого крутого места и разбредаются осматривать окрестности и дом, выбирать комнаты в своём временном жилище. Пока Чан и Бин собираются за продуктами по списку "поваров", Хёнджин тихо подходит сзади, кладёт голову на плечо хёна: – Чан, я хочу с вами пойти на рынок, вы не против? Или вы поболтать хотите, Чанбин? – Оу, Хёнджин... Не, лично у меня не было такого в планах. В смысле ничего секретного и прочего. Да, Чани? – Чанбин смотрит на друга задумчиво вопросительно, – вроде как просто за покупками собрались. – У меня тоже нет. – Ну, тогда я буду только рад вашей компании, господин Хван. – Ой, зови меня просто Джинни, я не люблю эти официальные штуки. – Хороший мой, всё нормально? – Ага. Чанбин, а Ликс пойдёт? – Нет, он хочет обсудить с Хонджуном что-то про свадьбу наших долбанутых. Чан, погоди минут пять, ок? Уён там что-то говорил, как угря выбирать, я не запомнил. Чанбин удаляется, а Хван замечает Феликса, бросает Чану "я сейчас, не уходите без меня, Ёсани, не дай ему уйти", ловит Феликса и о чём-то ним говорит очень серьёзно. У Ёнбока удивление сменяется серьёзностью и радостью. Совершенно не угадать тему разговора, а Кан тем временем задаёт вопрос: – Чан-хён, а ты про волосы-то красить - серьёзно? – А? Ну, да. Хочу попробовать. Положусь на твой профессиональный взгляд. Что-то совсем яркое, пожалуй, будет не комфортно, но если ты решишь, что мне необходим кислотно-зелёный... В общем, я правда хочу попробовать, интересно. – Не, кислотно-зелёный не твоё, я подумаю. Слушай, ты реально изменился с нашего знакомства – тот Бан Чан даже синие джинсы не надел бы, не то, что волосы красить собрался. И Джинни тоже поменялся. Очень. Я рад, что у вас так сложилось. – Джинни изменился? – Ага. Заметно очень. Живее что ли стал. Теплее как-то. Более открытый, заинтересованный. Я не помню, чтоб у него так глаза горели, особенно в последнее время. Знаешь, он ведь никогда даже не заикался, что хочет уйти из эскорта. Наоборот, ставки повышал. А тут прям чуть не в момент решился. Что ты за лекции ему читал, а? Я ему несколько лет пытался втемяшить, что не его это масштаб... То есть ну... Масштаб да, а занятие нет, он словно угасал и закрывался. Хоть с виду и не скажешь. – Я не читал лекции. Я просто спросил, что сделает его счастливым. И я готов поддержать его в этом, что бы это ни было. И выслушать всё, что он скажет. – Вау. Круто. Хотел бы я так... – Даже не знаю, что сказать. Если честно, я сам удивлён происходящим. Я не ожидал ни встретить кого-то похожего на Хёнджина, ни... Знаешь, Ёсани, он – просто взлом системы для меня, ахах. Я думаю, ты встретишь своего человека и будешь очень счастливым. Тихий разговор нарушает чуть ли не вопль Хвана: – Хён!! ХЁН! Там Чанбин в гневе спрашивает, где ты застрял. Ой. Я помешал? О чём болтаете? – Об изменениях. Ёсани, давай позже договорим, хорошо? Обязательно продолжим! А то мы не принесём еды. Чанбин в гневе - это страшно. – Конечно! Беги. Еда – это святое. Джинни, возьми мне... -... Жареную курочку! Это невозможно забыть, дорогой! Когда идут к ждущему у ворот Чанбину, Бан интересуется: – Хороший мой, всё окей? О чём вы так серьёзно говорили с Ликсом? – Это допрос? Ты ревнуешь? – Не-а, просто интерес, уж очень ты сосредоточенно выглядел. К Ликси ревновать? А что, есть повод? – Глупый хён, конечно нет. Да так... По работе болтали. – Секретничали или сплетничали? – Хи хи хи. Всего понемножку. Чан кивает понимающе, поглаживая спину своего хорёчка: ему ясно, что Хван сейчас говорить не хочет. На рынке втроём справляются с покупками втроём довольно быстро, но Хёнджину так интересен местный колорит, что его то и дело приходится оттаскивать от прилавков и глазения по сторонам: – Джинни, мы придём сюда завтра, ты же взял камеру, да? Поснимаешь.. – Правда? – Конечно, пойдём, ребята ждут. – Ага... Ой, хён, смотри, какая штука, ааа!!! Чан с Бинни в приступе смеха сгибаются пополам. Бан смотрит на Хёнджина с нежностью, а на Чанбина с извинением, тот хлопает друга по плечу: – Не насмотреться и не оставить, да? Понимаю. – Чан глядит вопросительно, – с Ликси так же. – И что ты делаешь? – Просто покупаю, что он хочет прям в данный момент. Всем хорошо. Действительно. Что это он, в самом деле. Когда это исполнение желаний перестало работать... – Хёнджин~ааа! – Чани, смотри!!! – Хван глядит круглыми глазами, будто у ребёнка, тыча пальцем в прилавок. Бан восторг танцора не разделяет совсем, ему местные деликатесы кажутся просто опасными: – Что это? – Вяленая рыба! – Хёнджин говорит с такой неподдельной радостью, что у Бана просто нет выбора: – Ты хочешь это попробовать? Давай возьмём, в чём проблема? Хван сияет, будто пятилетка, увидевшей Санту с мешком подарков только для него. А сам в руках держит связку сушёных рыбёшек – по виду, словно из подвала тысячелетней ведьмы. Натурально инопланетянин. Бан кивает дедушке за прилавком: – Мы возьмём две такие связки. Хёнджин дёргает за рукав и показывает пальцем ещё на что-то странное: – Чан~аааа, и это. Давай, а? Пожалуйста! Тот спрашивает продавца: – Дедуля, что это такое? – Это кальмар, вяленый с острым сыром. Хороший деликатес, я сам делаю. У твоего брата хороший вкус! Бери побольше, такого больше нигде нет. Хёнджин чуть не подпрыгивает на месте. Кто бы мог подумать. Чан, видя радость любимого, решает купить, думая, что, наверное, надо зайти в аптеку (ну, мало ли что...) и, если вкус покажется ему неприемлемым, он просто выкинет это... нечто. Но Хвана так хочется порадовать: – Мы возьмём половину того, что здесь. На пробу. – Чан видит горящие глаза Джинни. – Если понравится, придём завтра. – Хорошо, держи. Если меня завтра не будет здесь, приходи в красный дом на окраине. Я дам совсем свежее. Я не всегда тут, болею, старый уже. – дедушка подмигивает, приговаривая шёпотом. - Отличный выбор! Эта рыба повышает потенцию! От девушек отбоя не будет! Хёнджин и Чан, многозначительно глядя друг на друга, произносят одновременно: – Дайте ещё две связки! – Тебе это точно не нужно... братишка. Мда. Они берут. Когда Джинни держит пакеты с "местными странностями", светится, как рождественская ёлка. Чан по-настоящему удивлён. Этот человек может себе купить не то, что рынок, а половину этого городка (если не весь), он на подаренные серьги дорогого бренда так не реагировал, а тут радуется сухой рыбёшке, будто голодный ребёнок, получивший торт целиком. Хён купил. Вцепился в свёрток, словно в драгоценность. Во даёт. – Хён, ребята ждут, пойдём, а то Чанбину тяжело всё нести, давай поможем. Мда. Воистину, неизведанный мир под названием Хван Хёнджин. Бан кивает Чанбину – мол, сработало, гляди-ка. И во время готовки, и во время ужина – Джинни снова тихий, хотя и поддерживает шуточки друзей по поводу деликатесов – можно ли вообще есть то, что он принёс как редкое сокровище. Закуски, к слову, оказываются почти всем по вкусу и разжигают аппетит. Пока Чанбин и Чан с Хёнджином ходили на рынок за едой, Ёсан успел распланировать покраску, сбегать за красителями (и умудрился же найти нужное!) и договориться с местным салоном, потому что в домашних условиях, видите ли, делать ничего не намерен. Хонджун успел закупиться худи и какими-то праздничными штуками для оформления стихийного праздника Минсонов, который наметили через три дня. На ужине Хёнджин молчит, а от взгляда Бана не укрывается некая тревожность, и он, успокаивающе поглаживая хваново бедро, спрашивает на ушко: – Хороший мой, всё порядке? Что случилось? – Хван вцепляется обеими руками за чанову ладонь и отвечает шёпотом: – Чани-хён, давай расскажем ребятам, ну... про танцы... Ты не... – Чан понимает вопрос и мотает головой: "конечно, не передумал", Джинни улыбается смущённо и немного испуганно, – только мне нужна твоя помощь, я не знаю, как начать. – Я начну, это же моя идея. – Бан поглаживает спину своего хорёчка, а Хван благодарно сжимает руку продюсера, чувствуя поддержку. Минхо, как ни странно, помогает процессу: – Хэй! Хватит там шептаться, как тайные агенты. Секретничать в постели будете. Тут все вместе вообще-то. Теперь валяйте, рассказывайте, о чём шушукались? – А вот как раз о том, что хотим вам всем рассказать важную вещь! Я видел несколько танцевальных выступлений Джинни, и меня очень зацепило это. – Чан делает паузу, готовый уже защищаться от какого-то выпада Минхо типа "знаем мы, что тебя зацепило", но тот слушает с интересом и даже не пытается язвить, это удивляет, – И я хотел бы продюсировать и спонсировать его как танцора, это всё же ближе мне, чем выставки. Я считаю это очень хорошей перспективой. Хани, ты можешь не участвововать, но я был бы рад твоему партнёрству и всех здесь присутствующих. Но у Хёнджина на этот счёт есть сомнения по поводу препятствий, которые я, хоть и разделяю, но считаю преодолимыми. Джинни, я думаю, ты лучше изложишь, ты лучше понимаешь картину, м? Чан сжимает руку Хвана, как бы говоря, что в любом случае – Бан рядом. И Хёнджин рассказывает то, что его тревожит во всей этой затее. Когда он заканчивает, ребята молча переглядываются – всё же есть, над чем подумать. Хван поникает, видя реакцию – ну, а чего он хотел, собственно: он, по-хорошему, просто шлюха, пусть очень дорогая и с красивым названием, но - шлюха. Кому захочется лезть в эту херню и портить себе репутацию... риторический вопрос. Первым заговаривает Хан: – Чан, тут помозговать надо. Это не музыка, я в танцах не особо секу, хотя тема интересная. Но Джинни прав – есть риски. И если ты хочешь моего участия, Чан... Хёнджини, без обид – я не видел твоих выступлений. Как вы с Хо учите Ликса – да, но как проект – ты понимаешь – это другое. Хёнджин смущён, ёжится, прячет руки в рукава, а Бан его приобнимает, поддерживая, снова гладит по спине. Джинни опускает голову, но потом смотрит на Джисона: – Ты прав, никаких обид. Но я не подбрасываю "кота в мешке", Хани. Я согласен с тобой. И я говорил Чану про то, что его взгляд предвзят по... понятным причинам. – Губ Хёнджина касается нежная еле уловимая улыбка. Но он тут же возвращается к серьёзной теме. Хван говорит, а у самого сердце от волнения зашкаливает ударами: не хочет упускать шанс. – Устройте мне просмотр, прослушивание, как обычно это бывает, без поблажек. Я выложусь на тысячу процентов, обещаю! Я очень хочу попробовать! И потом принимайте решение. Ты прав – это то, что нужно обдумать. В этот момент Минхо говорит то, чего никто не ожидает: – Хани, бери – не думай! Я с Джинни работал и видел, как он танцует и вкладывается в работу, ты не пожалеешь, отвечаю! Все эти риски – хуйня, продумать не проблема. Я помогу с постановками, если надо. На памяти Бана и Джисона – это первый раз, когда Лино в принципе вмешивается в деятельность мужа. Он обычно помогает с хорео, даёт рекомендации именно по своей части, слушает, говорит мнение, но не более чем "нравится-не нравится". Никогда не даёт личной оценки, кого брать в работу, а кого - нет. Меньше всего Хёнджин почему-то ждал поддержки именно от Минхо, а тот первым вписался. Феликс подключается: – Хёнджинииии, так ты поэтому меня спрашивал про работу с ребятами... Ой. Прости... Я, наверное, не должен был говорить, это был секрет? Джинни снова тупит взгляд: – Не секрет, чего скрывать-то. – Джинни, кажется, зажимается всё больше и больше, а Чан обнимает его крепче и крепче, держит за руку – пытается дать понять, что ни в коем случае не отпустит – ни любимого, ни идею. – Хён, Хани, я, правда, спрашивал Ликса, как ему с вами работать, потому что мне... ну, мне тоже много надо обдумать в этом вопросе. У меня есть некоторый негативный опыт и мне... не хотелось бы повторять. Поэтому, наверное, я излишне дотошен, но многие вещи хочу понять сразу, мне это важно. Надеюсь, вас это не задевает? – Меня, конечно, нет. – Чан отвечает моментально. – Конечно, нет! Всё окей! Я вообще рад, что ты так основательно подходишь к вопросу, наш прекрасный принц по связям! И что же Ликси тебе рассказал, как ему с нами работается, скажи любопытной белке. Хёнджин смотрит вопросительно на Феликса: можно ли выдать эту информацию, но тот говорит: – Да я сам скажу. Мне с вами круто, хёны. Я Джинни так и сказал. Работы много и не всегда просто, это так, но я столькому учусь и вы меня слышите всегда, и никогда не препятствуете в творчестве и идеях, а мне это важно! Я считаю, что Хёнджин-танцор – это было бы здорово! Можно даже что-то вместе сделать! Чан, Хан, хёны, можно будет? Это ведь может быть так круто!!! Я согласен с Минхо-хёном – я видел, как Джинни танцует, они с Минхо многому меня научили! Это – супер-идея, Чан-хён! – Ликс басит, на ходу фонтанируя идеями, но Со подключается с тревогой: – Солнышко, я беспокоюсь за твой имидж, если что-то пойдёт не так... Он смотрит извинительно на Чана с Джинни, Хван понимающе кивает, но в этот момент в разговор с энтузиазмом включается Уён: – Ой, знаете, что я думаю: репутация в шоубизе – это такая же шлюха, как я. Купи-продай. Вопрос нулей, чесслово. Джинни, рыбка моя, оно, конечно, так, если история эскорта выползет наружу – будет не очень. Но ты кое-что упускаешь. Тут не только бабло, а больше связи нужны, про которые ты чё-то забыл резко. А этого добра у нас до двух наших хуёв – во всех смыслах завались. – Уён закуривает, – Никто не против? Джинни, послушай, мы чё, зря свои жопы подставляли столько лет? Ой... прости, Чан-хён. Но по-честному, оно ж так и есть, тут вроде как все в курсе, что мы не невинные овечки, под ангелов не косили. Рыба моя, говняшки недовольные будут, хейтеров заказных тоже дохера наберётся, это факт, тут гадать не надо – не хуй транса под юбкой. Мы профи, размерчик видим. Только вот на каждого несогласного пиздюка найдутся минимум трое, кто заткнёт эти корявые рты. Тут, знаете ли, есть, что им в глотки запихать, – Уён многозначительно кивает на свой пах, пока Феликс округляет глаза, а Чан краснеет от метафор Чона, Джинни, смеясь, шепчет в ухо хёну "ты знал, кого брал", – Ещё и сами приплатят за инфоповод для устранения конкурентов. А уж про многих актёришек и айдолов мы и сами такого понарассказать можем с компроматом, что мало не покажется – там такая чернуха, мама не горюй. Пара статей – и ни один мудак не отмоется, если копать начнут. А они - начнут, если мы кому надо пальцем тыкнем в нужное место. – Уён кивает, ухмыляясь пошлой улыбочкой, Ликси сидит в шоке – он такого сленга и набора пошлостей в жизни не слышал. – ВуВу, давай только вот без бунта, окей? Это ты у нас революционер, только бы сломать, а мне это осиное гнездо ворошить вообще не хочется. Я просто хочу... танцевать. Хотя бы попробовать. И это, полегче, ахаххха, Ликс ща в обморок упадёт от твоего словооборота, не пугай ребёнка. – Дети должны познать жизнь, дорогуша. Ёнбоки, тебе придётся свыкнуться, ты среди таких крутиться будешь постоянно теперь. У нас каждый второй-третий айдол – блядина похлеще меня, – Уён поворачивает голову в сторону Хёнджина и Чана, поглядывает на Чанбина и Хана, – Я про то и говорю – им вообще невыгодно вякать, "революция" нахер никому не упала, столько бабла утечёт, ты чё. Тебе сколько клиентов обещали горы свернуть за связи, ужом извивались, лишь бы контакты отсыпал? "Хёнджин~аа, одно твоё слово!.." Ну, так "фас, суки" – вперёд, и с песней! А то мёд в уши лить каждый горазд. Как... – Уён хочет сказать грубое "препихон", но понимает, что Чану и Джинни будет не очень приятно, учитывая новый контекст их отношений, и решает немного смягчить, – как на променад с красавчиком – это у всех стоит, и бабла не жалко, а как до обратки доходит – каждый первый импотент. Вот и посмотрим на рейтинги белого списка в действии. Я это к чему, ребят. Риски есть, но они не так велики, чтоб сидеть с такими перепуганными мордашками. Есть чем ответить. – Я с Уёном согласен. Мы с Ёсаном столько видели раааазных товарищей, и ещё больше слышали. В смысле – при нас многое говорят, типа мы глухие, или не знаю. Но в общем, Хан, я видел танцы Джинни. И если это всё, что тебя останавливает – Хёнджини верно говорит – устрой ему просмотр, это хороший, не слепой подход. Я, кстати, был бы рад поработать в этом направлении, Чан! – Ты видел на тусовке? – Джинни не припоминает, чтоб танцевал, когда Хонджун был. – Ага. Отброшенный пиджак был горяч! Тут уже подает голос самый молчаливый Ёсан: – Это фигня, Джуни! Я видел... Хёнджин~аа, это можно говорить? – Хван кивает. – Я видел в клубе. Это вообще другое! Огонь! – В клубе? – несколько голосов наперебой спрашивают. – Ну, пока вы все не замучили вопросами. Я иногда танцую в клубе, просто для себя. Наше старое место работы с Уёном. Чтоб не было непонимания – НЕ стриптиз! Просто ставлю номера, с которыми, кстати, Минхо иногда помогает.– Ли подтверждает кивком, а Джинни продолжает, – Собственно, я позвал на такое выступление Чани-хёна, чтоб он увидел... не только отброшенный пиджак. Минхо, слыша острую тему тут же возвращается в своё нормальное состояние: – Ну да, не гони! Я уверен, ты танцевал ему стриптиз в тех с... – рука Хана не даёт договорить Лино, но пылающие щёки Бана сомнений в правоте хореографа не оставляют.. – Это отличный концепт для выступлений! Только подумай... Чан же волком смотрит на Джинни, цедя сквозь зубы: – Я не позволю тебе танцевать что-то подобное где-то ещё, кроме как дома. Уён и Ёсан взрываются хохотом – они видели то, о чём речь. Хёнджин отвечает хёну озорно: – Только для тебя, Чани, обещаю. – Минхо корчит фирменную пошлую ухмылку "я так и знал". Хван поворачивается к нему, скалясь, – Завидуй молча. – А Чан решает уточнить у окружающих, видя разрядившуюся атмосферу: – Я правильно понимаю, что противников этой затеи нет? Хани, тебя смущает только то, что ты не видел, верно? Джисон кивает: – Ты верно понял, ученик чародея! Хёнджини, а ты можешь прямо сейчас станцевать, чтоб вопрос был закрыт? Я, конечно, понимаю, что у меня уже шансов нет, тут со всех сторон обложили. Но принципы надо соблюдать, да, Бинни? – Конечно! Принципы – это наше всё! – Чанбин кивает с показной серьёзностью. – Я, кстати, тоже хочу посмотреть, Ликси мне все уши прожужжал, какие вы с Минхо охуительные танцоры. Я не особо разбираюсь, но интересно. – Ой, Ликс, ты чего... я же просто... – Хёнджин смущён оценкой друга, смотрит на Джисона немного растерянно, но готов, – Ну, вообще да, Хани, могу, но я так-то не готовился, я не думал, что прям так... и выгляжу не очень, – Хван немного теряется и волнуется, смотрит на Чана в поисках поддержки, тот говорит тихо: – Здесь все свои, мой хороший. Готовился или нет – неважно, у тебя же есть уже готовые номера, ты всегда прекрасен. Делай как чувствуешь, помнишь? – Подмигивает ему озорно, напоминая о словах самого Хвана в их первую близость. Он бы и остановил Джисона с его инициативой, да только сам кайфует от своего танцующего Джинни... ну, а если смотреть с точки зрения продюсера, то это - неплохая проверка на готовность к импровизации и выходу в стрессовой ситуации. И спасибо его партнёру за эту идею: сам бы он такого не предложил, будучи в коконе нежности к растерянному и немного уставшему Хвану, но раз тут рабочий момент, то надо включиться. – Просто подари нам несколько чудесных минут. Что тебя вдохновит? Хёнджин хочет взять песню Чана, но думает, что это будет нечестно – прикрываться таким козырем, ведь Хан наверняка её знает, поэтому говорит: – Давай ту, под которую я в клубе танцевал, вторую. Помнишь, Bite me? – Конечно. Хван начинает немного скованно – он чувствует больше ответственности, танцуя перед своими. Для него в этом – больше откровенности, чем в стриптизе перед тусовкой. Хёнджин старается, как и обещал – выкладывается на полную, даже без подготовки, площадка внутреннего двора не очень удобна для таких выступлений – неровные плиты и зазубрины с травой старой дорожки, но Хвану это не мешает, главное сейчас – посыл, в середине трека увлекается и даже начинает подпевать в голос, сам того не замечая. Старается не смотреть ни на Чана, ни на Хана – стесняется. Заканчивает тяжело дыша, обводя ребят взглядом. Смотрит на Чана, поджимая губы в немом вопросе. Чан, как всегда – в восторге, глядит восхищённо, сдерживая себя от порыва заобнимать на месте, поэтому кивает с улыбкой, прикрывая глаза, беззвучно шевеля губами "великолепно". – О майгад!!! Это потрясающе! Чан, а чё ты раньше-то не предложил, он же поёт ещё! – Хан уже забыл свой скептицизм, у него в голове уже вертятся идеи будущего концепта, Хёнджин же напротив, пугается ещё больше: – Я не пою! Не-не-не! Я только танцую! Я плохо пою. – Ну, я месяца полтора-два назад предложил, где-то так. Хёнджини, пусть Хани скажет своё мнение о твоём пении, как незаинтересованная сторона, раз ты считаешь меня предвзятым. – Ты предвзят, хён, это правда! – Хван садится обратно, вцепляясь в руку Чана, словно железными тисками, Бан улыбается. – И ты молчал всё это время, Чан? – Бан, улыбаясь, показывает в сторону своего парня, мол, просто ждал решения, – Джинни, ну, вообще-то я бы поработал с твоим голосом, ты, конечно, только подпевал, но у тебя интересное звучание. Я б тебе реально прослушивание устроил. Я не пойму только, с чего ты взял, что плохо поёшь. Работать есть над чем, это да. Но ничего ужасного, голос-то интересный. – Мне больше нравится танцевать. – Хван непонятно почему практически напуган похвалой продюсера, глядит во все глаза то на Бана, то на Хана. Чан говорит ласково: – Тебя никто ничего не заставляет делать, успокойся. Но украдкой Джисон и Бан переглядываются, Минхо замечает это и ухмыляется, он прекрасно знает, что значат эти хищные взгляды мужа и друга – "подождём, помаринуем, доведём до кондиции, но материал не упустим" – уже запустили щупальца в очередную идею. Пиши пропало, если б они не работали вместе, Минхо уверен – Хана дома можно теперь не ждать. Ребята наперебой говорят Хвану, что танец – отпадный, Уён и Феликс даже, расчувствовавшись, подбегают и начинает обнимать друга, Феликс басит, что Джинни невероятно крут и великолепен, Чон бормочет со слезами: – Рыбка моя, что за красотища, не могу вообще. Уродские уроды. Как вообще занесло тебя в это блядство ужасное, мой бриллиантик, сколько раз видел, как танцуешь, думал – хоть бы одна тварина посморела не похотливыми глазами. Чан-хён, ты... ТЫ - МУЖИК! – с этими словами хлопает Бана по спине, обнимает друга, – Ничего, Джинни, малыш, Чхве уже в обороте, ползать будет, гарантирую! Оторви и выкинь устрою. Ёсан на услышанное и еле разборчивое, тем не менее, реагирует живо: – ВуВу, а можно подробнее про "Чхве в обороте", ты что задумал? – Хван отвечает в защиту Уёна: – Это... не он задумал. Это я попросил. Всё под контролем, вам... понравится. Хонджун присоединяется к беспокойству друга, но по-другому: – Чан-хён, поможешь мне приглядеть за ними? Не нравится мне это "оторви и выкинь". – Да не вопрос, вот и мне тоже не нравится, но Джинни, видишь, говорит, всё под контролем. Мне положено верить. Но одним глазом погляжу, конечно. – Так, с этими тайнами секси-красавчиков разберемся попозже, я за то, чтоб развивать эту идею с Хёнджином, Чан. Джинни, ты сам-то как? Потерянный какой-то. По глазам Джисона видно, что он уже "горит", и, того гляди, в студию потащит прямо сейчас. А Хван и вправду - несколько расфокусирован – слишком неожиданно всё выходит, будто бы не бывает так. Жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Он не ожидал ни такой поддержки, ни такого напора и участия, ни... такого своего желания, что сбивает с ног. У него чувство, что мечта вот-вот сбудется, что он стоит перед закрытой дверью с ключом в руке, но от этого почему-то... очень страшно. – Чани, я прогуляюсь недолго один, хорошо? И отвечу. Мне нужно... – ...Подумать? – Бан улыбается, Хёнджин кивает, – Конечно. Телефон только возьми, пожалуйста. – Угу. Это... ничего? – Всё в порядке, иди. Хван уходит, Хан недоумевает, Минхо и Ёсан хотят пойти за ним, но Чан их останавливает: – Хо, Ёсани, не нужно. У него просто слишком много эмоций за последнее время, переезд и выставка, и сегодня мы утром говорили долго, насыщенный день и вечер, ему надо переварить. – Поворачиваясь к Джисону, добавляет, – Я ж говорил тебе, что он захочет побыть один. Всё окей. Он согласится, я вижу, что ты уже загорелся, дружище. Со встревает: – Подождите, какой переезд? Минхо машет рукой и смотрит на него, как на безнадёжно больного, но любимого ребёнка: – Они съехались с Чаном, дурачина! Ты вообще в своей тренажёрке, как в танке сидишь. – Чаааани, поздравляю!!! А ты - не ори на меня! Давайте тренировки включим в вашу программу подготовки айдолов или, как это там называется ваша штука. Полезно и... и я не в танке буду. – Ой, блять, ну кому ты пиздишь, Бинни, ты просто Ликса будешь видеть чаще, чем раз в три дня. – Минхо выводит друга на чистую воду моментально под всеобщий смех. – Да! Да, я хочу его видеть чаще, – Чанбин сгребает Ёнбока в охапку, – но это не значит, что тренировки не полезны! Чан говорит, что вообще-то идея имеет место быть. Хонджун замечает, что Феликс в руках Со выглядит как цыплёнок, сколько бы не качался. Остаток вечера проходит в непринуждённой атмосфере за поздравлениями Чана, язвительными шуточками Минхо, пошлыми откровениями Уёна, обсуждением предстоящего праздника, Ликс, Хонджун и Ёсан фонтанируют идеями, делают миллиарды селфи и шлют их в чат. Всем здорово от того, что завтра нет ничего по графику, можно спать сколько угодно и никуда не торопиться. Когда заполночь Чан приходит в комнату, Хёнджина ещё нет, он беспокоится: Чани-хён хороший мой, всё ок?

Джинни:

Не переживай, хён)

Просто гуляю.

Не жди, ложись спать, хорошо?

Ты устал, я знаю.

Пока Бан улыбается заботе Джинни, Хан пытается понять, какого рожна его ненаглядного мужа понесло в ночи искать соджу. Лино соджу не волнует ни разу. Он видит из окна одинокую высокую фигуру вдалеке у какой-то рыбацкой фиговины на пляже, и принимает решение немного нарушить это уединение. Хёнджин стоит и смотрит на море, когда слышит знакомое: – Хэй, Хёни! – Хэй, Хо. Ты чего тут? – Да так, увидел красавчика, дай, думаю, подкачу. Берег моря, романтика... – Ли шутливо играет бровями, Хёнджин улыбается краешком рта: – Хреновый выбор, не находишь? Красавчик занят, а у "катка" свадьба на носу. Муж твой такую романтику заценит? – Какой неприступный красавчик. А если заплачу́? – Минхо лезет в куртку, делая вид, что ищет бумажник или деньги, Хван подыгрывает, морща нос и губы: – Не продаётся. А если бы продавалось, у тебя столько нет. Солд аут, бейб. У меня мужик – дикий пиздец. Чуть что – драться лезет. Вот, если хочешь пару синяков и сломанный нос – это без проблем, договоримся. – Ли "обиженно" прячет руки в карманы, дуя губы: – Злой и неприступный, айайай, угрожает ещё. – Бывает... – Джинни разводит руками, а Минхо потихоньку подводит к тому, зачем пришёл: – Ага, кремень-парень. И танцует отлично, молодец вообще. Я не видел это хорео. – Я сам ставил, решил, что для того концепта середины насыщенной не хватает. Ты занят был, я не стал беспокоить, чтоб отрабатывать. Сигареты есть? Ли протягивает пачку, Хван закуривает. – Чё психуешь-то? Все в восторге, Уён с Ликсом вообще вон кипятком писались от твоей невъебенности. Хани с ходу в работу брать готов. Смылся, как будто за тобой маньяк с ножом гонится. Что не так? Чё убежал думать? Колись. – Да знаешь... Чувство, будто... это не по-настоящему, как будто подвох где-то. Словно не со мной. Аааайщ, ты чего, совсем сдурел?! – Ли со всей силы бьёт его по плечу. – Орёшь, значит – с тобой, проверку на реальность прошёл. Значит по-настоящему, придурок. – Хо, ты не понимаешь!.. – Да всё я понимаю. Думаешь, ты один такой, что ли? Тебе кажется: а вдруг Чан это затеял, потому что "мы спим и он влюбился, а вдруг подговорил, а вдруг не получится, а если это бред?.. А что будет, если он разлюбит" и так далее... Да? Хёнджин поднимает глаза удивлённо: – Ну... Типа того... – Джинни, послушай меня. Это нормально. Сомнения – это нормально, особенно, когда всё так резко меняется. Я по себе знаю, правда. Я когда Хани встретил, я вообще сначала думал, что он стебётся надо мной. Потому что... ну, я ж конченый циник и язва, а он ну... Он. Ты только посмотри на него – милая белка, добрый, весёлый, охуенно талантливый, и я – псих ебанутый с битой в багажнике, – Хван слушает с искренним вниманием: сколько нежности появляется в голосе Минхо, когда он говорит про Джисона. Ли редко что-то про себя рассказывает, особенно такое личное, – И мне было страшно начинать преподавать, это ж он меня выпихнул буквально, просто резюме моё, гадёныш, отослал в студию, прикинь, я сначала даже не понял, с хуя ли мне звонят. А я ему просто однажды заикнулся, что было б интересно, мол, как это так бывает. Мы тогда тааак посрались... пиздец. Хуже, чем вы с Чаном, я Сони месяц морозил. Ой, да не смотри ты так, как будто мы не въехали, из-за чего он нахуярился во второй раз, Хёни. На Яна ему давно насрать – козлина тусячит по вечеринкам, как хвост за Баном – не видишь по спискам, что ли? И тогда Чонин был. – Вижу, конечно. – Хёнджин затягивается, – Хан сказал, что… – Да Сони сам под градусом был. Я про то и говорю – Чан в упор мудака мелкого не заметил, а Хани не узнал. Я по фоткам слитым видел потом. Не о том речь. Страшно или нет, началось через жопу и ломку, а потом всё нормально поехало. Но начинать страшно было – жесть. Я боялся, что или я кому-то со психу, или из-за меня кто-то ноги переломает. Выровнялось, все живые, целые и пляшут. Ты вон потом пришёл. Ну, вспомни, с какими дрожащими коленками мы тебе первые хорео ставили?! Тогда и сейчас – уровень – земля и небо, или как там говорят, я хуй знает. Но вот что я тебе ещё скажу. Чан, конечно, влюблён по уши и смотрит на тебя, как восьмиклашка на грузовик с чупа-чупсами и Чонгуком за рулём, только ты из него имбицила-то со спермотоксикозом не делай. Они с Ханом в бизнесе не пальцем деланные, пусть и не самые популярные, но желающие к ним попасть есть – это ты сам знаешь, и что берут они не всех – тоже в курсе. По-хорошему, Чонин в чартах держался не только из-за голоса, будем честны, их работы там до хуя, уж кто-кто, а я это точно знаю. И если они на проект готовы, значит, реальную перспективу видят, в этом я тоже уверен. Чана даже риски репутационные не испугали, а он у нас моралист и вообще душнила, каких поискать, только чуйка у него реально звериная. Такие шансы выпадают раз в жизни. – Если честно, я очень удивлён, что ты поддержал это. – А вот это обидненько, между прочим. Ничё, что мы работали вместе, и я тебя чему-то учил? Конечно, я тебя поддержу, что за дела. Да и вообще, Джинни. Стану я рекомендовать мужу плохой проект? К Хани я предвзят, чё уж там. Тут я Чана понимаю. – Чёрт... Чёрт... – Хёнджин начинает реветь, и для Минхо это большая неожиданность. Ему со слезами справляться сложно. Он и Джисона с трудом научился успокаивать в сложные моменты, а уж с "драма квин" и в помине не знает что делать, а Джинни не унимается, – Вы такие замечательные, такие невероятные... боже... Неужели я заслужил это… Столько поддержки, столько любви... Хван рыдает, Ли хлопает и неуклюже поглаживает его по плечу, думая, что это вот – для Чана работа, а он утешать не мастак, но пытается, как умеет: – Эээй, ну, хватит хлюпать, тут и так вон... солёно и мокро. Что за драма? Совсем малахольный что ли, что значит – заслужил? Это не заслуживают, дурень. Ты наш друг. Для чего ещё друзья, как не для поддержки. Хёнджин поднимает голову и совсем по-детски (ей богу, Ли вообще его таким не знает) шмыгает носом: – Ещё, чтобы веселиться и правду говорить. – Ну, так я сказал тебе правду, ты сбежал от веселья, чё сопишь, хорошо же всё: из эскорта ушёл, выставка на носу, личная, блять! Кто бы начинал так вообще, хуй вообще кто знал, что ты так рисуешь! Мужик вон появился нормальный, ну... не нормальный, но вы оба с припиздью, тут как уж боженька послал вам испытание, мечта опять же сбывается, чё орёшь, как потерпевший, у меня вся толстовка мокрая уже! – Я куплю тебе новую, хочешь? Гуччи. – Гуччи хочу. – Ты продажный друг. – Хван еле заметно улыбается уголком губ, а Ли, качая головой, неловко поглаживает-похлопывает хнычущего и хлюпающего носом Хёнджина по спине. Но от этого немного неуклюжего утешения со стороны вечно холодного, саркастичного и строгого Ли, Джинни становится ещё теплее на душе. – Бывает. Давай, потопали домой, я от мужа убежал ночью красавчика клеить, небось, ходит по дому с ножом, а твой буйный мужик ищет, к кому бы кулаки приложить. Хёнджин добавляет совершенно на автомате: – Красивые кулаки. – Ууууу, да ты тоже ёбнулся, я гляжу. Давай, шевелись. И это, Хёнджин... В хорео неплохо связки вписал, но начал деревянно, доработать первую треть, закрыть рот, – ну да, Хёнджин так и знал, что Минхо припомнит ему "подпевки": во время практики, Ли чуть ли не в бешенство впадает, когда-то кто-то из танцоров пытается выразить эмоции "через рот, а не пластику", – и будет вполне смотрибельно. На языке Ли это значит "молодец, хорошо поработал". Похвала. Когда Хёнджин приходит в комнату, Чан уже крепко спит. Хван, раздеваясь, любуется мускулистой спиной, тихонечко ложится, утыкаясь лбом между лопаток, обнимает рукой и ногой своего горячего хёна, шепчет ему в спину: – Я так боюсь подвести и разочаровать тебя, хён, так не хочу тебя терять. Ты так много даёшь, а я... я даже не знаю, что могу дать в ответ, кроме секса и тела. Я больше ничего не умею. Не умею любить, как ты, но мне так хочется сделать тебя счастливым. Ты такой драгоценный, и даже не понимаешь, насколько... Хван не спит почти всю ночь, и когда Бан переворачивается на бок, впервые они спят, поменявшись позициями: Чан на левом плече Хёнджина, а не наоборот. Джинни шепчет еле слышно, целуя Бана в макушку: – Вот так, хён. Побудь у моего сердца... Хотя бы чуть-чуть. Засыпает Хёнджин, обнимая Чана всеми конечностями, а просыпается на рассвете от того, что хочет в туалет, пить и от того, что один в кровати. Паника наступить не успевает, потому как на прикроватной тумбочке записка:

"вряд ли ты проснёшься до того, как я прийду,

но на всякий случай, я на пляже.

люблю тебя, мой хороший))"

Хван смотрит в окно, и правда – Чан стоит на берегу, глядя на море. Хёнджин наспех натягивает спортивный костюм, накидывает плед и бежит к Бану. Подходит, ласково обнимая пледом сзади, так что они вдвоём - будто внутри тёплого кокона, Чан улыбается: – Доброе утро, хорёчек. – Холодно же, хён... Ты ведь в одной футболке, – кладёт подбородок продюсеру на плечо, шепчет нежно, – Чани, я готов попробовать с танцами, давай сделаем это. Чан обнимает хвановы руки. – Давай. Я рад, что ты согласен. Я уверен, это будет круто. Как погулял вчера? – Хорошо... тут так красиво! Минхо встретил. – Вот же подлец, я ж сказал ему: тебя не тревожить. – Ты такой красивый, когда грозный, Чани, хи-хи. Так приятно, когда ты меня защищаешь. Ничего, хён, мы поболтали, это было на пользу. Он помог на самом деле. Хён... Я просто немного... Нет, я сильно боюсь. Это такая большая ответственность перед тобой и ребятами. Я так боюсь разочаровать и подвести тебя. Ты так в меня веришь, и мне кажется, что это совсем незаслуженно. Я ничего такого не сделал... Но, хён, я буду очень стараться и усердно работать! Я хочу оправдать твоё доверие, хочу, чтоб ты мной гордился, Чани. – Иди сюда. – Чан усаживается на прохладный песок, притягивает к себе Хвана, устраивает его у себя между ног, укладывая к себе на торс, обнимает – Меньше всего я хочу, чтоб ты делал это с целью оправдать моё доверие или заслужить гордость. Тебе ничего не надо оправдывать и заслуживать. Я хочу, чтоб ты показал всему миру – как это – кайфануть от того, что делаешь, отдавшись процессу целиком, в тотальном желании. Это то, чему я у тебя учусь. Этой вот открытости сердца, искреннему теплу, лёгкости и страсти. Это так много, Хёнджини, то, что ты мне даёшь, что иногда мне кажется, в меня просто не может помещаться столько красоты, но ты открываешься ещё больше и позволяешь раскрываться мне так, что я не подозревал о чём-то внутри себя. Меня это так удивляет. Этого так много и одновременно мало. Я становлюсь таким жадным до жизни рядом с тобой. Я хочу подольше побыть у твоего сердца, потому что ты в моём уже поселился. – Хёооон! Ты негодяй! Ты... ты всё слышал... – Хёнджин смотрит испуганным зверьком, будто его застигли врасплох. – Угу, негодяй. – Бан обнимает ещё горяче́е, целует в макушку, целует в основание шеи, вдыхая запах любимого тела, – Ты чего? Мне не нужно было?.. Ты же сказал мне сейчас почти то же самое. – Ну, это неловко... Почему ты не ответил ничего тогда? – Не хотел нарушать интимность такого откровенного момента. Мне казалось, что я подслушиваю, но… мне было так приятно, Джинни, эмоции так переполнили, что у меня аж дыхание перехватило. Столько нежности... что можно сойти с ума от счастья. Мой хороший, самый чудесный... так люблю тебя. – Чани... я твой, хён. Хван смотрит на рассвет, гладя руки Чана, пока тот сжимает его как найденный клад, Чан целует волосы, а Хван купается в нежности рассвета и спокойствии Чана. Бан замечает, что руки у Джинни ледяные: – Ты замёрз, пойдём. – Давай ещё чуть-чуть посидим, так красиво, хён... Рассвет и море. – Три минуты. Рассвет не стоит того, чтоб ты заболел. Чан и впрямь, чуть ли не засекает время, а Хёнджин уже растекается до состояния медузы, убаюкиваясь в его руках. – Джинни, хороший мой, всё, пошли досыпать и греться. Ты ледяной, вставай. – Нееее...у меня есть личный обогреватель. Самый горячий хён. Чану ясно, что Джинни сейчас – недвижимость. Эмоциональный день не дал нормального сна, а теперь Хёнджина отпустило, он принял решение, выговорился и успокоился, вот и разморило. Что ж. Для этого случая у Бана есть свой проверенный способ. Он встаёт, накидывает плед на Хвана, протягивает руки в приглашающем жесте. Скорость, с которой Хван оказывается на торсе Чана, последнего иногда пугает, но больше веселит до колик. Ну, и что уж там – ему до одури нравится носить эту «коалу», которая так-то повыше него самого ростом будет. – Хёоон, – Джинни теребит кудряшки своего мужчины, ласково целует, пока тот старается как можно тише транспортировать их через спящий дом к себе в комнату. – Мм? – Мы не будем досыпать, греться будем. Искры в глазах Джинни ясно дают понять, как именно это будет происходить. Чан пытается не смеяться в голос, заходя в комнату и опуская Хёнджина на кровать, говорит: – Я сразу простился с иллюзией о вероятности сна рядом с тобой. Это физически невозможное явление. Противоестественное, я бы сказал. Чан снимает футболку, бросая её в Джинни, а тот, смотря голодным взглядом, добавляет: – С тобой тоже, хён. Иди ко мне немедленно!