бей и беги (если сможешь)

По пустой парковке разносится тяжёлый вздох. Чанбин смотрит на свои окровавленные руки и думает: "Ещё на встречу же ехать". Он не чувствует себя достаточно хорошо, чтобы суметь вытерпеть общество престарелых глав кланов, но выбора, собственно, нет — ему нужно присутствовать, если он хочет расширять своё влияние и дальше, подминая под себя остальных, пока в стране не останется только один безоговорочный лидер. Кристофер протягивает ему пачку влажных салфеток, пока Минхо заканчивает с телами, им нельзя оставлять следы, потому что полиция не дремлет — с этим ещё предстоит разобраться, у Чанбина есть некоторые мысли по поводу того, как он сможет сработаться с рукой правосудия с выгодой для каждой из сторон. А пока что Минхо расправляется с теми, кто сумел подумать, будто Чанбин — лёгкая добыча из-за своего вторичного пола. Это случалось довольно часто на первых порах, а сейчас, спустя почти десяток лет, даже удивительно, что кто-то до сих пор считает, будто бы омега — это крест, который нужен смиренно нести, послушно склоняя голову перед альфами и бетами. — Если поторопимся, то сможем заехать домой, — предлагает Кристофер, глядя на то, как Чанбин остервенело оттирает пальцы. — Кровью от вас пахнет всё равно, босс. — Так и должно быть, — сухо отвечает Чанбин. Бояться будут больше. И запах крови собьёт его природный, пробивающийся через тонну блокаторов всех типов: от таблеток до специальных духов и пластырей разных размеров, лепящихся на железы внешней секреции, чтобы блокировать выход феромонов. Чанбин осторожно принюхивается к себе. Он уже несколько лет не ощущал себя, так что теперь любую сладковатую ноту вокруг воспринимает в штыки, но сейчас это всего лишь цветочная отдушка от салфеток. Забавно, что многие люди живут, привыкая к своему запаху с рождения, и даже не чувствуют его, а у Чанбина всё наоборот. Чистой, немного влажной рукой он лезет в карман пиджака за пластиковой баночкой таблеток. На всякий случай нужно выпить. Он в предтечке плюс эмоциональный всплеск из-за нападения, скорее всего, через пару часов он будет вонять, привлекая всех альф в округе. С глухим звуком проворачивается крышка, но Чанбин уже знает, что ничего хорошего там нет — баночка пустая. Чёрт, он покупал её в начале недели, а сегодня только четверг, какого хрена? Чанбин сжимает челюсти, подавляя в себе раздражение. — У нас есть запас в машине? Кристофер качает головой. — Почему? — Не было задания, — в обычно спокойном и даже немного заискивающем голосе звучит тень недовольства. Чанбину это не нравится, но в этом есть смысл: задания действительно не было, а Чанбин ценит в своих людях именно жёсткую дисциплину. Хотя хотелось бы, чтобы в некоторых моментах его люди читали его мысли. Он протягивает Кристоферу лекарство. — Адрес аптеки, где отпустят без рецепта, знаешь. Это срочно, бери машину, мы с Минхо поедем на такси. — Исключено, — встревает Минхо, чутко уловивший тихий разговор, хотя находился он метрах в двадцати позади. — Это небезопасно. Появляться в предтечку на людях — вот что небезопасно. В таком деле Чанбин опасается доверять даже своим приближенным людям, в список которых как раз входят и Минхо, и Кристофер. — Это приказ. И тут опять происходит это. Альфы переглядываются между собой нечитаемыми взглядами, как будто Чанбина здесь нет. В последнее время это начало происходить слишком часто, так что не обращать внимания уже не получается. Он принюхивается, сейчас, когда его отношения с таблетками весьма шаткие, чужие запахи Чанбин тоже может слышать, но у него совершенно нет опыта в определении эмоций таким способом — Кристофер ощущается... как Кристофер. То же самое с Минхо. — Нет, — отвечает младший из альф. Это... странно, потому что они никогда не шли против слова Чанбина. Он настолько обескуражен таким исходом, что даже не может ничего ответить, молча переводя взгляд с Кристофера на Минхо, которые выглядят так, будто они собираются стоять на своём до последней капли крови. Кристофер подходит ближе, осторожно цепляя Чанбина за локоть, подталкивая его к машине, но он, отмерев, выдёргивает руку из мягкого захвата. — Отлично, — цедит сквозь зубы, — тогда мы опоздаем. Потому что без таблеток он не собирается проживать этот вечер. За руль садится сам, хотя Минхо порывается его вытеснить, но если вести будет Минхо, то они точно везде и всюду не успеют. Чанбин гонит на сверхскорости — в тишине, потому что ненавидит, когда говорят под руку. Хотя этим двоим он позволяет многое, чего не любит. Видимо, зря. Его благосклонностью начинают пользоваться, а это всегда плохо, когда дело касается работы. — На первый раз, — он заглатывает полученные таблетки без воды, раскусывая их, чтобы перебить горечью на языке все эмоции, — я посмотрю на это сквозь пальцы. Но если ещё услышу "нет" на приказ, то вылетите оба. У меня нет времени на этот детский сад. Желудок скручивается. Он не ел ничего со вчерашнего дня и супрессанты явно не то, что хотел получить его организм в качестве позднего ужина. К горлу подкатывает комок, но Чанбин упорно списывает это на опасную езду. Если у него опять выработалось отторжение к лекарствам... Проходить через очередной гормональный сбой — последнее в списке его желаний, но врач говорит, что так будет продолжаться: он омега, ему нужен альфа, это предписано природой, но Чанбин считает, что он не животное и выше всех этих сущностей. Он сможет это перенести. На протяжении почти тридцати лет получалось же неплохо. Спустя час из него всё-таки выходит желчь. Чанбин едва успевает запереться в кабинке и стянуть с себя пиджак, как его внутренности начинают торопиться покинуть тело добровольно. Он сгибается пополам, больно упираясь коленями в кафельную плитку и желает утопиться в унитазе — это жалкое чувство противно скребется на задворках сознания, потому что так жить нельзя. Потом, когда нечем уже блевать, только если правда кусками органов, Чанбин берёт себя в руки. Это проходит, значит, это терпимо. В глазах стоят горячие слёзы, а лицо лихорадочно пульсирует, наверняка сейчас ужасно красное, будто Чанбин вымазался в крови весь, и лучше бы так и было. В дверь кабинки скребутся. Чанбин шмыгает носом, но из-за заложенности ничего не может почувствовать, хотя и знает шестым чувством: это Кристофер. Всегда он — тот, кто видит Чанбина в самых неприглядных состояниях и помогает в силу своего, на удивление, мягкого и заботливого характера, который не должен быть присущ для человека его профессии. — Чанбин, — собственное имя звучит странно, будто его сказали с трудом, и буквы дерут горло, — открой, пожалуйста. Тц, устало выдаёт Чанбин, поднимаясь на дрожащие ноги. Хорошо, что он смог вытерпеть этот час, большая часть таблеток успела всосаться в кровь. Ну, по крайней мере, он в это верит, составив своё мнение на изучении биодоступности. Для усвояемости часа обычно хватает. Он долго жмёт на кнопку слива, еще дольше просто стоит и старается успокоиться: пусть хоть немного спадёт краснота и перестанут дрожать руки. Кристофер обеспокоенно шагает к нему навстречу, когда Чанбин всё же выходит, щурясь на искусственный яркий свет. — Боже, ты напугал нас, — тихо бормочет, скользя ладонью по обтянутому тонкой рубашкой боку. Чанбин дёргается от этого прикосновения, как от огня, скрывая первый порыв бить и бежать за желанием поскорее добраться до раковины и умыться. Отражение в зеркале говорит: "Какой ты жалкий". Чанбин врубает ледяную воду, не заботясь о том, что от такого напора на его одежде останутся капли. Плевать, он успел засветиться и поговорить с теми, с кем надо было, да и мало ли у него ещё дел может быть, помимо чисто светских встреч "для галочки"? Главное теперь как можно незаметнее покинуть этот ресторан. От вида и запаха еды ему ещё хуже. Он полощет рот, пытаясь избавиться от кислого металлического привкуса. Надеется, что Кристофер не наблюдает за всем этим, но его усилившееся напряжение сложно не заметить. — Это.., — начинает Кристофер, но Чанбин его перебивает: — Не твоё дело. Весь рот изнутри у него был в крови. Он проверит свой желудок позже, это есть в его списке дел. Просто не во вкладке "срочное". Он знает, что ему скажут: организм продолжит разрушать сам себя, потому что других опций нет в тех условиях, в которых живёт Чанбин. Лицо остывает — под пристальным взглядом Кристофера. Его негодование сейчас легко считать. Чанбин дожидается, пока в горле не перестанет так сильно першить, откашливается довольно громко, выдёргивая альфу из собственных мыслей. — Пусть Минхо заводит машину, поедем домой. Кристофер кивает, подходя ближе к прижавшемуся бедром к раковине Чанбину, чтобы, видимо, помочь ему дойти. Чёртова альфья чуткость. Годы работы вместе и отсутствие личной жизни (хотя Чанбин никогда не препятствовал этому) заставляют Кристофера считать, будто о своём боссе надо заботиться как о своём омеге — эта явная граница нарушается под теплом широкой ладони на спине, между лопаток. — Ты едва на ногах стоишь, — поясняет Кристофер, заметив скользнувшее по лицу Чанбина недовольство. — Я дойду, — упрямо заявляет тот. Пусть он лучше упадет на глазах у всех, чем позволит себя вот так увести кому-то — даже если это Кристофер или Минхо, чей взгляд ощущается лезвием, вспоровшим Чанбину кожу. Происходит какая-то хрень, это точно. Чанбину не чуждо быть внимательным к состоянию своих подопечных, но то ли сегодня он всё воспринимает в сто раз острее, либо с альфами действительно что-то не так: атмосфера настолько гнетущая, что колени у Чанбина подкашиваются из-за этого, а не из-за тошноты и общего недомогания. Разумная и циничная его часть думает, что нужно менять окружение, если он теперь не чувствует себя в спокойствии, но та часть, которая не любит изменения, парирует: "А кто ещё будет так же хорошо выполнять свою работу?". Да и кредит доверия это не шутки, это то, чего Минхо, например, добивался около пяти лет, пока Чанбин не позволил ему войти в статус приближенного. Левой же рукой он стал всего полтора года назад, сменив покойного Феликса. Не умер он, конечно, но из их бизнеса ты либо уходишь мёртвым, либо не уходишь вовсе, и Ликс, ни разу не подводивший Чанбина, заслуживал лучшего, чем это. Иногда они списываются, Феликс присылает ему фотографии своей семьи — дочурка слишком уж похожа на него, ну копия, с этими веснушками и носом-кнопкой. Было трудно смириться с тем, что его Левая рука хочет покинуть свой пост, но ещё сложнее было найти замену, которая стала бы лучше. Теперь, когда Чанбин думает о смене обоих своих приближённых, то ему становится по-настоящему неприятно. Только этого ещё не хватало. Возможно, стоит пригрозить. С Кристофером и Минхо он всегда был терпеливее и добрее, насколько вообще позволяет его характер, потому что он ценил их, но если нужно другое отношение к себе, чтобы работать эффективнее, то Чанбин сменит вектор. — Осторожнее, — мягко предупреждает Кристофер, прикладывая руку к макушке Чанбина, когда тот неуклюже пытается завалиться в машину на задние сиденья. — Не ударься. Или дать им отпуск? Пусть... развлекутся. Им явно не хватает в жизни омеги и их внутренние альфы ищут пару среди тех, с кем наиболее часто происходит контакт. Это физиология, Чанбин понимает. Да, наверное, отпуск. А если ничего не изменится, тогда уже предупреждение и расформирование последним этапом, за это время можно подыскать себе кого-нибудь из членов клана в качестве новых приближённых. Это разумно. Чанбин прикрывает глаза, упираясь лбом в заднюю стенку переднего кресла и слегка подтягивая к себе колени. Дома он сможет свернуться в клубок и станет полегче, не будет казаться, словно он проглотил с десяток ножей, которые режут его изнутри. Но завтра будет хуже. Чанбин скрипит зубами, морально подготавливаясь к этому. — В ближайшие несколько дней я буду недоступен, — твёрдо чеканит он, пытаясь собрать мысли в кучку, пока ещё может адекватно соображать. — Кристофер, все встречи на тебе, кроме разговора с кланом Хван. Минхо, они твои, у тебя был хороший бизнес-план по расширению рынка сбыта и увеличению влияния, но тебе придётся убедить их обсуждать это дело с тобой, замечу, что только разумными методами. Они нужны нам как партнёры. Можете звонить в любое время, если это что-то срочное и безотлагательно требующее моего решения, в остальных случаях вольны решать сами. Приоритетность как обычно, сначала клан, потом всё остальное. Минхо кивает, не отрывая взгляд от дороги, а вот Кристофер оборачивается, его взгляд Чанбин ощущает физически. — Вызвать врача? — Нет. — Ты говоришь, что клан в приоритете, но о себе, как о его неотъемлемой части, ты совершенно не думаешь — Я не спрашивал твоего мнения, Кристофер. И когда я разрешал тебе обращаться ко мне неформально? Тот заметно тушуется. Обычно Чанбин был не против того, чтобы к нему обращались на "ты" наедине, но конкретно этот разговор, да и в целом весь сегодняшний день в плане общения с альфами, Чанбину не нравится. — Прошу прощения, босс. Мы просто очень переживаем о вашем состоянии. "Мы"? Чанбин переводит взгляд на напряжённого Минхо, которому такое состояние совершенно несвойственно. — Это не входит в ваши обязанности. Таким образом Чанбин пытается донести до них истину: никому от этих странных забот лучше не будет, но всё идёт наперекосяк. Салон машины заливает резкий, удушающий запах, на секунду заставивший лёгкие Чанбина схлопнуться, настолько концентрированный феромонный всплеск это был. — Минхо, — предостерегающе зовёт Кристофер. — Прости, хён, — сквозь зубы выталкивает младший альфа, заезжая на подъездную дорожку около небольшого личного дома Чанбина. В клановый особняк им сейчас соваться не за чем. — Наш босс несёт всякую хрень и это меня злит. Мозг Чанбина, уже превращающийся просто в фарш без примитивных когнитивных возможностей, медленно обрабатывает услышанное, поэтому он не успевает разозлиться — Минхо довольно грубо вытаскивает его из машины, закидывая себе на плечо, как будто это очередное из тел, что ему нужно перенести в более неприметное место. В яму, например, специально выкопанную до этого. Резкая смена положения не играет на руку тошноте, она усиливается, к этому добавляется лёгкое головокружение. — Это слишком, — шипит Кристофер. Его тон становится незнакомым. Так он никогда не разговаривал с Чанбином. — Слишком — это глотать супрессанты пачками, чтобы потом блевать кровью, а я всего лишь хочу, чтобы наш босс добрался до комнаты в целости и сохранности. Это же входит в наши должностные обязанности. Обеспечение грёбанной безопасности. Откуда он..? Впрочем, неважно. Чанбин шумно выдыхает, когда его сваливают на кровать. В нём даже находятся силы упереться в матрас локтём, чтобы привстать — нет, это уже ни в какие рамки, нужно прямо сейчас расставить все точки, но чужая ладонь, Кристофера, давит на плечо, заставляя улечься обратно. Чанбин различает их по шагам и даже по молчаливому стоянию за спиной, так что узнать, кто его касается — это слишком просто. — Лежи, — в голос Кристофера возвращается трепетное уважение, вместе с непонятно откуда взявшейся лаской. — Минхо принесёт воды и немного вещей. Всё, что есть здесь, ты уж извини. Каких ещё вещей, Чанбин уже не понимает. У него до шкафа рукой подать. Минхо, кажется, решает обеспечить его бутилированной водой на месяц вперёд, а вещи... вещи оказываются его собственные и Кристофера. — Для гнезда, — поясняет. Гнезда, хах. Чанбин, вяло следящий за течением своих мыслей, сотрясается беззвучным смехом, но в комнате, к счастью, уже никого нет, кто мог бы посчитать его странным. К вещам Чанбин не прикасается, ну, разве что спинывает этот комок ногой вниз, к подножию кровати. Он понятия не имеет, как это — гнездиться, ни разу такого не делал и не собирался, да даже если бы умел и делал в каждую течку, то точно бы не потащил к себе вещи чужих альф. Это действительно смешно. Так вот, какой он в глазах своего клана. Улыбка превращается в оскал, когда рука тянется к карману. Чёрт, он в лепешку хочет раздавиться, но суметь к завтрашнему дню подавить течку — показать, что… — Какого хрена? — хрипло ругается Чанбин, сбрасывая с себя пиджак, который на него натягивал Кристофер, приводя в порядок, но заветной баночки с лекарствами нет. Брюки? Нет, он никогда там ничего не держит, но всё же шарит по карманам, естественно, безуспешно. Купил же только вот, пару часов назад. Сверкнувшая вспышкой мысль потрясает. Забрали. Уволит к чёртовой матери. Руки оторвёт за такое и будет грызть глотки, пока головы не отвалятся — всем урок, что нельзя нарушать границы. Пока ещё не так сильно плохо, Чанбин порывается встать и доехать или дойти, или доползти до аптеки, но его скручивает около двери, и пяти шагов не получается сделать. Ад переносится в комнату Чанбина, он ощущает это приливом удушающего жара, от которого кожа плавится, а мышцы тухлым мясом снимаются с трескающихся костей. Болит всё, что может болеть — всеми видами и степенями боли: от лёгкой до нестерпимой, от ноющей до колющей. Чанбин перестаёт воспринимать себя как человека, превращаясь в одну сплошную открытую рану, щедро обваленную в соли. В него будто стреляют и втыкают ножи одновременно. Чанбин сцепляет руки на животе, центре всей боли, и жмурится, пока его измученный организм не впадает в выстраданный поверхностный сон. И так ещё четыре дня. Самое время уверовать в господа. Ближе к утру он заставляет себя дойти до душа, где сидит настолько долго, что его кожа разбухает и сморщивается, но ему для того, чтобы выбраться из кабины, нужно столько же моральных и физических сил. Жизненные ресурсы восполняются с трудом. Лучше после этого ему не становится, но оставаться грязным Чанбин не мог, его патологическая чистоплотность убила бы быстрее, чем течка. Когда он всё-таки ложится на кровать, спустя целую вечность, весь мокрый, с едва натянувшейся на тело одеждой, на его телефоне пятнадцать пропущенных от Минхо и один от Кристофера. Чанбин звонит сначала последнему, но отвечает ему Минхо. — Это нечестно, — первое, что он говорит. Внутренний омега скулит, распознавая альфу, Чанбин палкой загоняет её обратно в клетку для диких животных. Минхо звучит оскорблённо и зло, и в голове из-за этого долбит: "Прости, прости, прости". Тоже омежье, слабое, потому что нужно быть хорошим для альфы. Чанбин сглатывает комок в горле. — Ближе к делу. — Как ты? — после минутного тихого спора в трубке звучит голос Кристофера. Чанбин сбрасывает звонок. В этом нет никакой срочности, только зря тревожат — иначе это и не назовешь. Он переворачивается на бок, концентрируется на дыхании. Четыре дня это сколько во вдохах и выдохах? Чанбин наизусть знает, сколько это в минутах и секундах. И в спазмах, прошивающих всё его в миг ослабевшее тело, которое не должно быть таким. Чанбин не для того тренируется день ото дня, чтобы потом не иметь возможности даже поднять бутылку воды. Но так и происходит. Всё, что ему нужно — это узел. Или смерть, что наиболее вероятный вариант. "Через четыре дня я об этом забуду, уже будет легче и проще", как мантру повторяет про себя он. Такое уже было. Он справлялся. Справится и сейчас. Ему нужно выжить, чтобы умер кто-то другой — Чанбин даже прикидывает, кто. Есть у него на примете. Только потом, когда за дверью раздаются тихие, но ощутимые шаги, Чанбин вспоминает поговорку, которую любил Феликс: "стоит подумать о каком-то альфе, как он тут как тут". Феликс называл это аксиомой. Чанбин — законом подлости. Он задерживает дыхание, но не для того, чтобы притвориться трупом. Такое, к сожалению, не прокатит. Кровать проминается с краю. Это Кристофер, он тяжелее и более увереннее, когда дело касается комнаты Чанбина. Минхо здесь бывал не часто. Молчание затягивается и затягивает самого Чанбина в эту трясину. Он рвано вдыхает, сводя брови к переносице и сильнее сжимая бёдра — совершенно неосознанно. Между ног стало немного влажно, стоило услышать скрип лестничных ступеней. — Убью, если причина вашего прихода покажется мне недостаточно важной, — хрипит Чанбин. — Конечно, она важная, — отвечает Минхо, проворачивая крышку бутылки. — Ты важен. Не пил, ничего не ел, а мы вчера завезли тебе целых два пакета, только ты, наверное, не услышал. Хён тоже с самого утра отказывается, я пока держусь, но ты влияешь даже с расстояния. Давай, надо попить. Чанбин решает задавать вопросы потом, ему правда ужасно хочется пить. Минхо придерживает его за затылок, не даёт осушить всё залпом, заставляя делать вдумчивые глотки, пока не решает, что хватит, хотя Чанбин думает, что выпил бы литра три ещё. Он выдыхает, облизывая губы, собирая последние капли, краем уха слыша, как Минхо, более жёстко и непреклонно, обращается к Кристоферу. Вполне возможно, что бросает в него бутылкой, судя по звукам. — Ты не можешь винить меня в этом, — как-то невпопад, по мнению Чанбина, отвечает Кристофер, словно они с Минхо продолжают свой давний разговор. — Просто признай, что завидуешь. — Чему тут завидовать, — фырчит младший, но его лицо выражает крайнюю степень раздражения. — Бесишь. В голове немного проясняется. Правду говорят, что вода — это жизнь. Чанбин, пусть и с трудом, но садится. В пустом желудке булькает вода. Это странно — лежать тут, пока рядом альфы. Сидеть, впрочем, тоже. Его футболка не настолько длинная, чтобы прикрыть всё, а под легкими домашними шортами нет белья, потому что и смысла в нём нет. Ткань неприятно облепляет Чанбина. Кристофер вздыхает, как-то очень смиренно. Чанбин поднимает на него взгляд, отмечая, что тот выглядит невыспавшимся и помятым. Он кладёт руку чуть выше колена, едва сдавливая пальцами размякшие от долгого лежания мышцы. Чанбин моргает. Проходят всего какие-то доли секунд — на адреналине Чанбин вскидывает ногу, спинывая Кристофера с кровати. В затылке колет. Минхо, стоящий за спиной, делает неосторожное движение, видимо, просто стремясь подойти к старшему альфе и помочь встать, но Чанбин и это воспринимает в штыки. Бьёт, не глядя, куда придётся. — Пошли вон, — он заставляет себя не орать, хотя хочется. Внутри всё клокочет от ярости. Пришли за лёгкой добычей? Думают, что могут подмять главу клана, воспользовавшись положением? Чанбин знает, как это бывает: ты ничего не сможешь сделать с меткой, кроме как смириться. Меченый омега — обречённый омега. Чанбину достаточно тех проблем, что у него уже есть со своим вторичным полом. Минхо, потирая ушибленный бок, сверкает диким взглядом. Набросится, думает Чанбин, напрягаясь, но как только мысль заканчивается, Минхо тоже теряет всё своё раздражение. В спёртом воздухе отчетливо ощущается гарь. Давно Чанбина не выводили из себя настолько. — Ох, — тушуется Минхо, — нет, Бин-а, ты чего, оставь это. Я не собирался ничего делать. Мы просто пришли помочь и всё. На зубах скрипит возмущение. Чанбин не позволяет сокращать своё имя никому. Минхо теряется ещё больше, не понимая, почему всё вокруг заволакивает дымом сильнее. И в чем бы заключалась помощь? Каждый альфа уверен, что помочь омеге может только целительный член с твердым узлом. Чанбин был наслышан о похождениях Минхо, но это всё прекратилось в тот момент, когда ему предложили новую роль в клане. Как будто Чанбин его в чем-то ограничивал! Ни разу такого не было. Он тяжело дышит, скашивает взгляд в бок, когда Кристофер наконец поднимается. — Убирайтесь, — повторяет Чанбин. Легко и просто Кристофер отвечает: — Нет. "И что ты будешь делать дальше?", как будто бы насмехается он, или же это рисует разыгравшееся воображение Чанбина, который решает делать то, что умеет лучше всего: драться. С этого всё когда-то начиналось, этим, видимо, и закончится. Мышцы натужно скрипят, когда Чанбин сжимает кулаки. Минхо неуверенно смотрит на Кристофера, который, в свою очередь, даже и не думает пугаться — они словно меняются характерами. Чанбин видит такое впервые, это выбивает его из колеи, потому что он ожидал другого от обычно напористого, несдержанного Минхо и учтивого, понимающего Кристофера. Да, младший умел быть милым, когда того требовала ситуация, а старший без лишних мыслей по первому приказу стрелял в голову, но Чанбину всегда казалось, что он знает их как свои пять пальцев и может предугадывать. В этом и кроется его ошибка. Против Кристофера бороться тяжело. Они в одной весовой категории, ничем не отличаются в телосложении, разве что Чанбин ниже, но это не настолько критическая разница, чтобы быть преимуществом. В их спаррингах не было определённого лидера — в зависимости от многих факторов, побеждали поочерёдно. С Минхо намного проще: он быстрый на грани с торопливостью, слишком самоуверенный порой, его быстро можно довести до изнеможения, если хорошо защищаться. — Убью, — повторяет Чанбин. — Ты и так это делаешь, — строго отвечает Кристофер перед тем, как схватить Чанбина за щиколотку, подтягивая к себе. Все средства хороши, когда не остаётся ни имён, ни рангов, ни чувств, будь то даже простое уважение, есть только альфа и омега, чьи мнения кардинально отличаются. Чанбин рычит, брыкается, пинает коленом в пах и кусается, ему нечего бояться — омежьи укусы это всего лишь укусы. Если альфа захочет, он может принадлежать многим, омега — нет. Чанбин за всё своё существование набрал в копилку сотни таких несправедливостей, на чём и выстроился его характер. Несмотря на ситуацию, от Кристофера пахнет спокойно. Он хорош в контроле, это невероятно раздражает, потому что Чанбин привык затухать, когда Кристофер невербально говорит: "Всё, хватит". Это надо искоренять в себе. Как показывает практика, против тебя могут использовать всё, что угодно. Чанбин никогда не чувствовал себя так горько и отчаянно, может, от того он и сопротивляется дольше и сильнее, чем мог себе представить — словно открылся какой-то потаённый волшебный колодец, из которого Чанбин черпает силу. Жаль, что не бездонный. Кристофер шумно выдыхает, не ослабляя хватку: простынь на кровати сбилась в комок, одеяло валяется на полу, и сами они лежат почти что с краю, норовя упасть, если Чанбин продолжит в том же духе. Минхо, словно считав опасения, подходит ближе, легонько касаясь твёрдой спины Чанбина — он ощеривается, как кот. Вот что нечестно на самом деле. У него грёбанная течка и здесь двое альф, не намеренных уходить. — Внизу у меня тоже клыки, — предупреждает Чанбин. — Очаровательно, — глухо отвечает Кристофер, прижавшись носом к шее Чанбина: его горячее дыхание на выдохе расползается по коже вместе с колючими мурашками. В этой стальной хватке между ними нет и миллиметра, так что Чанбин прекрасно ощущает то, как гулко и рвано бьётся альфье сердце. Даже когда дыхание Чанбина приходит в норму, Кристофера всё равно продолжает мучить аритмия. Альфа перекатывает его на другой бок, отодвигая от края, после чего следует серия недовольных топаний от Минхо. Со спины теперь прижимаются тоже. Чанбин, вдохнув поглубже, снова дёргается. Это ни к чему не приводит, как и в первый раз. По крайней мере, Чанбин надеется, что альфы задохнутся — тошнотворным горелым от него несет больше, чем сладостью. В обычном состоянии это поджаренный на костре зефир, но сейчас в комнате точно больше костра, чем зефира. Вот бы по-настоящему сгореть, но Чанбин делает это метафорически, от стыда. Жмурится, надеясь, что всё это глупый сон, но нос Кристофера продолжает тереться о шею, а руки Минхо — поглаживать живот через футболку. — Всё хорошо, — пытается убедить его младший альфа, его губы касаются виска, но Чанбин отодвигает голову, — ты не хочешь в это верить, но будет лучше, если мы побудем рядом. Так работает связь. Какая еще, нахрен, связь, думает Чанбин, уверенный в том, что лучше — это уже не про них. И то, что его тело расслабляется, просто следствие течки и накопленной усталости. Так работает человеческий организм, но нервы Чанбина, натянутые до предела, не дают ему и глаз сомкнуть. Он страшится того, что проснётся с меткой и насаженным на узел, пусть внутренняя омега и желает именно такого развития событий. Чувство времени притупляется за мыслями из разряда: "В какой момент всё свернуло не туда?". Чанбин чувствует копошение, Кристофер отстраняется с грустным видом. — Мне нужно идти, квартальный совет, — он как будто извиняется за это. Чанбин роется в памяти: пятница, девятнадцать-тридцать. Значит, уже вечер второго дня. Из-за эмоционального потрясения Чанбин даже на симптомы течки не обращал внимания всё это время. — Я вернусь. Он мажет лёгким прикосновением по лбу Чанбина. Дальше уже обращается к Минхо: — Покормить не забудь. — Я помню, — ворчливо отзывается тот. — И не трогай. — Я знаю. Чанбин кисло хочет вставить: это уже не актуально. Минхо прилип к нему как банный лист, что вообще тогда подразумевается под "не трогай"? Чанбин не хочет об этом думать. От еды он отказывается — кусок не лезет в горло. Он не уверен в том, что можно есть с руки этого альфы. Эта неуверенность заставляет Минхо мрачнеть. — Послушай, — вскипает, наконец, — я знаю, что всё идет наперекосяк, но ты не оставил нам выбора. Естественно, это всё вина Чанбина, другого и не ожидалось. Минхо, кажется, осознаёт, что ляпнул глупость, но дальше Чанбин не намерен слушать: та стена, что он сносил по кирпичикам, учась доверять тем, кто это заслуживает, вырастает снова — крепче и выше. Они приходят и уходят, сменяя друг друга, пытаются заставить поесть и попить, но все потребности сводятся к минимуму: Чанбин просто хочет, чтобы его оставили в покое, но менее крепкими объятия не становятся. На пятый день его течка не заканчивается. Чанбин просыпается в лихорадке, коря себя за то, что всё-таки уснул, но вина перед собой отходит на второй план — его трясёт так сильно, что становится страшно. Его личный врач, бета Ким Сынмин, забивает последний гвоздь в крышку гроба: — Возьму кровь на гормоны, похоже на сбой. Это предтечка, снова. — Он оглядывает напряжённых альф. — Чанбин-хён мне не ответит, но от него пахнет вами. Половые контакты были? Нужно исключить беременность. Кристофер качает головой. Минхо же огрызается: — Что за вопросы? Конечно нет. — Обычные, — отрезает Сынмин. Его взгляд теплеет, когда он смотрит на накрытого тремя одеялами Чанбина. — Могу предположить, что он принимал непозволительно огромную дозировку супрессанта, а потом резко отменил. Плюс вы. У омеги течка, а находящиеся рядом альфы ничего не предпринимают, его организм решил, что нужно продолжать. Минхо невесело хмыкает. — Предпримешь тут что-то, когда от него буквально пахнет: "Вы мне не нужны, я вам не доверяю и вообще идите нахрен". У Сынмина дёргается глаз. Единственный и самый ощутимый минус в его вторичном поле — невозможность ощущать то, что могут альфы и омеги. Он не чувствует природных запахов, не может считывать по ним состояние, но Чанбин никогда не сомневался в нем и хотел, чтобы его личными врачом был именно бета. "Самые разумные люди", любил говорить хён. Он услышал достаточно, чтобы решить: — В таком случае я его забираю. Кристофер хмурится. — Куда? Зачем? Всё так плохо? — Естественно. Он длительное время находится с альфами, которые ему неприятны, в целях безопасности главы клана протокол предписывает мне забрать его, — в руках у доктора показывается пистолет-шприц. Минхо догадывается, что это сильное седативное, смешанное с блокатором. Смесь для буйных альф, вырубит мгновенно. — У нас связь, — качает головой Кристофер. — Нужно просто... чуть больше времени? Сынмин фырчит. С Чанбином нужно всё время мира и всё терпение человечества, и то вряд ли поможет, если он уже всё для себя решил. Он присаживается на колени рядом с кроватью, чтобы быть на одном уровне с лицом хёна. У него открыты глаза, но они такие стеклянные, что Сынмин сомневается, сможет ли добиться какого-то ответа. — Хён, — осторожно зовёт он, убирая взмокшую челку с чужого лба, — я заберу тебя? На удивление, взгляд Чанбина становится чуть осмысленнее. Зрачок затапливает радужку, когда он смотрит на Сынмина в упор, и Сынмин понимает, что это уже не Чанбин, адекватности в нём в помине нет — он дёргается от Сынмина в другую сторону. Признавать тяжело, но ему действительно нужно пережить течку естественным путём, иначе в следующий раз всё будет так же сложно. Связь... Сынмин изучал этот вопрос, но сейчас он ощущает, что его знаний недостаточно: бывает вообще такое, что из-за отрицания этого явления, организм саморазрушается? И что будет дальше? Как врач он ещё слишком молод. В любом случае, Чанбину будет хуже всех, что бы они все не решили. Омега будет страдать, если Сынмин заберёт его к себе на лечение, сбивая течку, а если оставит здесь с альфами — мучиться станет сам Чанбин, когда всё закончится, и неизвестно, что из этого меньшее из двух зол. Но в первом случае не изменится ничего, а во втором... Сынмин смотрит в упор на Кристофера и Минхо, переговаривающихся друг с другом тревожными взглядами. От его внимания не ускользает тот факт, что они тоже вымотанные, уставшие и осунувшиеся — так на них влияет Чанбин. Сынмин цокает, поднимаясь с колен. Выбор без выбора, лёгший не на те плечи. Он собирает свою "тревожную" сумку обратно, задерживается только затем, чтобы взять у Чанбина кровь на анализы — он уходит от касания к руке, так что его придерживает Кристофер, успокаивающе мурча всякие глупости. — Тш-ш, Бинни, — разбирает Сынмин, — не бойся, ты делал это уже тысячу раз, это не больно. Ты молодец. Мы позаботимся о тебе. Последнее звучит... странно. Голос у Кристофера становится виноватым — он думал, что просто их присутствия с Минхо хватит, чтобы облегчить Чанбину жизнь, но тот был слишком упрям. Настолько, что даже подчинил себе свою животную часть, заставив шугаться связанных с ним альф, хотя потребность в них не исчезла, а лишь усилилась. Парадокс. С Чанбином всегда было сложно, Кристофер и не надеялся, что всё пойдёт как-то иначе, но вот этого не было даже в самых худших его прогнозах. Сынмин кладёт колбочки, наполненные густой, тёмной кровью, на место. На его обычно сдержанном лице виднеется тень жалости, но он ничего не говорит, лишь многозначительно смотрит. Сейчас он действует больше как друг Чанбина, оставляя его. У них уходит два часа на всякую ерунду, как обзывает это Минхо. Но — клан в приоритете, Чанбин не скажет им спасибо потом, если они перейдут к делу сразу. На случай, если все трое не могут заниматься делами клана, есть определённый перечень действий. Чанбин, помешанный на планах и дисциплине, предусмотрел любую мелочь, и это малая часть того, за что его любит Кристофер. Джисон не задаёт лишних вопросов, когда ему посреди ночи звонят с сообщением — временно он теперь глава; догадывался, наверное. — Всё к этому шло, — фаталистично заявляет он. Минхо наставляет остальных, он раньше работал в охранном подразделении клана, поэтому задать новый курс у него выходит быстрее — почему-то эти ребята не очень любили Кристофера, хотя было очевидно, почему именно он являлся правой рукой их босса: начинали они вместе. У Чанбина тогда не было ничего и никого, кроме Кристофера, и это было константой, пока не появился Минхо. Кристоферу пришлось не легко с собственническими чувствами, но и Минхо было не легче с осознанием того, что как бы он ни старался, сбить Криса с первого места не выйдет: его слово было для Чанбина важнее в силу их давней совместной работы. Хотя это давно уже не так, пусть Минхо за своей ревностью и не видит этого. — Думаю, мне надо уйти, — говорит он, когда Крис набирает тёплую ванну: температура Чанбина спала, он хорошенько пропотел, так что нужно его вымыть, прежде чем… Крис вскидывает голову, с удивлением глядя на Минхо снизу вверх. Тот сцепляет руки на груди, они оба переняли эту привычку у их упрямого босса, который таким образом говорил: "Моё решение оспариванию не подлежит". — Я не думаю, что смогу сдержаться. Минхо не говорит это прямо, но подтекст явный: "Я его трахну, поставлю метку, заткну узлом и набью эту крохотную матку своими щенками, и вряд ли меня что-то остановит". Крис ощущает его противоречивые чувства кожей — он не хочет уходить, но считает, что должен, потому что так будет лучше. Они все слишком много думают. Крис поднимается, выключает воду. Влажной рукой ерошит спутанные волосы, Минхо. — Я понимаю, — говорит он, — но ты ему нужен. — Хотелось бы, чтобы он это сам сказал. Крис улыбается, одной из тех ласковых улыбок, что всегда достаются Чанбину, но сейчас они адресованы Минхо — дыхание немного сбивается. Минхо опытный, бывало и такое, что он делил омегу с кем-то, но это ограничивалось лишь постелью, он толком не знал имён, и вот так сейчас: в новинку даже для него. — Если хорошо постараешься, то скажет. Давай, нужно принести его, у тебя отлично получилось в прошлый раз. Минхо прыскает, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает его. Да уж, он взвалил на себя Чанбина как какой-то мешок с костями, отлично — не то слово. По ощущениям, омега будто стал легче. Если их не убьют после всего этого, то Минхо намерен откормить Бина обратно, потому что здоровый дух бывает только в здоровом теле. Сейчас в Бине нет ничего здорового. Он вяло взрыкивает, пихается, но так слабо, что Минхо от этого даже больнее. В ванной альфа надолго не задерживается, оставляя всё на Криса — пусть... сам как-нибудь. Минхо нужно ещё немного времени, чтобы подготовиться морально. Они не планировали валить и трахать, это было лишь в неозвученных фантазиях, но Минхо знал: им не сбыться. Ошибался, получается. У него слегка подрагивают руки. Это даже забавляет — Минхо так не переживал даже в свой первый раз, а сейчас страшится напортачить по полной, но то были другие, а Чанбин... Чанбин его омега. Может, не предназначенная судьбой, но выверенная временем и тяжелыми испытаниями, которые укрепляли связь день ото дня, пока по силе она не сравнилась с уже ставшей лишь легендой истинностью. И Чанбин бы тоже это чувствовал, если бы не бежал от себя как от огня. Минхо, чтобы занять себя хоть чем-то, приоткрывает окно и меняет постельное. В этом нет смысла, но приятнее будет на чистом. Не то чтобы с Чанбина много текло — даже наоборот, годами подавляемый организм, кажется, разучился так делать. Минхо просто надеется, что запах чистоты и лёгкой осенней свежести сделает Чанбину приятнее. Когда ногам становится ощутимо холодно, а шум воды затихает, Минхо закрывает окно и просто ждёт. Крис уже увидел Чанбина голым. Эта мысль вызывает не вспышку ревности, а разгорает в Минхо пожар возбуждения. Сам он всего два раза видел Чанбина без рубашки и не более того: в первый раз залетел в комнату без стука, но это было срочно и безотлагательно, что неприемлемо для шести утра, к счастью, Чанбин не спал, как раз собирался в душ после тренировки, только успев стянуть с себя футболку. Минхо в тот же день подрочил на этот образ, у него набух узел так сильно, будто гон настиг раньше времени. Второй раз был менее приятным, но на это Минхо тоже передёрнул, хотя было сложно, но даже весь в собственной крови, Чанбин выглядел потрясающе, хотя конкретно в тот момент Минхо думал лишь: "Я умру, если он умрёт". Они с Крисом пытались оказать первую посильную помощь, пока к ним мчался Сынмин, потом долго ругавшийся, что он эндокринолог, а не врач чертовой общей практики и точно не хирург. Наверное, это было то переломное событие, после которого Минхо всё осознал — он принадлежит Чанбину, во всех смыслах. И Чанбин принадлежит ему тоже. С поправкой на Криса. Может быть, сейчас тоже какой-то особый момент — Минхо думает: "И пусть". Если бы не Крис, его бы не было здесь. Минхо вздрагивает, когда дверь ванной комнаты открывается. Спальню тут же затягивает ароматом геля для душа и огнем омежьего раздражения. Кажется, горячая ванна подействовала отрезвляюще, хотя Чанбина всё так же тащат на руках, смешно укутанного в большое махровое полотенце. Минхо облизывает взглядом его ноги — мощные икры и напряжённые бёдра. Если его всё-таки убьют, то пусть Чанбин сломает ему шею своими ляжками. Крис, с резким выдохом, опускает Чанбина кровать. Вся его футболка вымокла насквозь, да и на штанах не меньше мокрых пятен. — Он кот? — спрашивает Минхо. — Что? — не понимает Крис. — Ну, коты же не любят купаться. Крис оглядывает себя и дёргает уголком губ. — Если в таком смысле, то да. Минхо облизывает губы, подходя ближе. И... как они вообще собираются, ну... Крис тоже переминается с ноги на ногу, но кто, если не он, возьмёт все решения на себя. Минхо смотрит, как он забирается на кровать, осторожно касаясь плеча Чанбина. Он вздрагивает, дёргается — внутри у Чанбина творится чёрт знает что, он так страшно устал от всего, что хочется позорно плакать, лишь бы это всё прекратилось: невыносимый жар, тупая боль, удушье из-за перманентно витающих в воздухе феромонов альф — кажется, это из-за недостатка кислорода Чанбин не в себе и не в силах хоть что-то контролировать в этой жизни. Подчинённая его эмоциям омега тоже тревожится. Она всё ещё видит в этих альфах "тех самых", но боится, потому что боится Чанбин — того, что будет потом. Это легко для омег, чьи ценности — семья и дети. Чанбин же всю жизнь идёт по головам ради признания и уважения. Но с запахом альф на себе, с их метками, Чанбин уже не будет собой, он будет чьим-то омегой, придатком. В течку эта мысль не настолько мерзкая, как хотелось бы. Внутри всё сжимается и ноет. Чанбин, собрав последние крохи сил в кулак, тесно прижимает бёдра друг к другу, но Крис не старается грубо разводить его колени — гладит, как гладил до этого, когда они просто лежали рядом. Он что-то говорит, но Чанбин давно уже не воспринимает информацию на слух, превратившись в комок нервов. Его рука такая же теплая и ласковая, как и всегда, ситуацию лучше это не делает. Грубость бы Чанбин стерпел, взрастил бы в себе ненависть, но что делать с совершенно противоположным? Лба касаются сухие, потрескавшиеся губы, вместе с горячим дыханием стекают ниже, оставляя на коже эфемерные отпечатки. В горле резко пересыхает, но Крис не целует его в губы — только мажет рядом с уголком, хотя хочет. Чанбин за эти несколько дней наедине научился различать чужие сдерживаемые желания. Но обычно он считывал Минхо. Тот и сейчас фонит так, что порой перекрывает ощущения от Криса — в Минхо столько жажды, которая заставляет Чанбина смущаться. Стыдиться. Удивляться? Бояться? Всё из этого и одновременно ничего — как будто бы ещё не придумали описания тем эмоциям, что испытывает Чанбин. Когда его касается Минхо, это всегда ощущается разрядом тока. Его вечно ледяные ладони гоняют по телу мурашки, куда прикосновения, туда и они следом. Бесцеремонно, Минхо проскальзывает ладонью по бедру, почти до тазовой кости. Тренированные мышцы тут же становятся слабыми, желейными. С очень большим сомнением и отторжением к этой мысли, но Чанбин порой думал, что смог бы, наверное, смириться с каким-нибудь альфой — еще лет через десять или больше, когда уже в жизни нет места тем бешеным гонкам за карьерой, потому что всё и так достигнуто. Но двое альф? Для Чанбина и одного много. Из груди рвётся тихий предостерегающий рокот. Он обрывается всхлипом, когда Крис ведет рукой по животу вверх, его пальцы замирают рядом с соском. Не трогай, думает Чанбин, в то время как омега скулит, желая этого больше всего на свете — не просто ласку, а удовольствие; она заслужила это, она столько ждала и терпела, она смирялась, но вечно это продолжаться не могло. Чанбин хрипло выдыхает, пекущее ощущение между ног нарастает. Он почти не тёк, но сейчас смазка, кажется, переполняет его. Чанбин сжимается, пытаясь не дать себе накапать на ладонь Минхо, который не может перестать трогать его ноги. Он опасно близко к тому, что Чанбин не показывал никому. Тем более не давал касаться. Он мог сколько угодно тренировать своё тело, желая не выглядеть как среднестатистический омега, но там, внизу, он был мягким, нежным и чувствительным. Ужасным. Чанбин издаёт какой-то совершенно неприемлемый звук, когда в четыре бесстыжие руки его укладывают поудобнее, лишая при этом спасительного полотенца. Спиной он упирается в твёрдую грудь Криса, прижимаясь так тесно, что чувствует его возбуждение поясницей — огромное. Не то чтобы у Чанбина есть опыт определять такое вслепую, но он предполагает. Минхо же оказывается между его ног, всё ещё сведённых. Упирается лицом в острое колено и сидит так, пока не начинает дышать более размеренно. Поднимает тяжёлый взгляд. Чанбин чувствует себя почти что в пасти у зверя, но у Крис тянет его к себе за подбородок, будто не хочет, чтобы тот смотрел. Их губы находятся на расстоянии поцелуя. Это... волнительно. Тревожно. Чанбин отвлекается всего на пару секунд, которых Минхо хватает, чтобы нырнуть в жаркое и влажное. Крис предугадывает чужую попытку взбрыкнуть, крепче сжимая в объятиях, всё же накрывая губы в поцелуе — Минхо тоже целует губы Чанбина, только те, что ниже. Ладони давят на внутреннюю сторону бёдер, жмут их к постели, Минхо наваливается всем своим весом, стремясь зафиксировать омегу. Рот неконтролируемо наполняется слюной, её так много, что Чанбин моментально становится мокрым — в этом милом месте он теперь пахнет собой, мылом и Минхо. Альфа приникает сильнее, вжимает свой рот в горячие складки, ловя на язык густые капли смазки. Вот так правильно. Омега должен обильно течь. Минхо пьёт его, а хочет — сожрать целиком и полностью, ничего не оставить другим, и только рука Криса, сжимающая плечо, помогает держать себя в узде. Минхо добровольно отдал ему свой поводок. — Тише, — фырчит Крис, непонятно к кому обращаясь, но его совету никто не прислушивается всё равно: Минхо не снижает напора, широко нализывая языком давно жаждущую киску, а Чанбин скуляще дышит Крису в рот, жмурясь от новых ощущений. Его ноги сводит судорогой, а низ живота горит, внутренности там наверняка все расплавились и кипят. Руки непроизвольно напрягаются, он больно упирается локтём в рёбра Криса, но тот терпит. Знает: нужно просто дать Чанбину побыстрее кончить, и он размякнет, погружаясь в посторгазменную нёгу, потом будет проще. У Минхо, правда, немного иные планы, хотя оргазмы туда тоже входят. Жадный до своего омеги, он не хочет так скоро терять его — отстраняется, стоит только животу Бина поджаться, перенаправляя энергию в другое русло: клыки давно чешутся, а у омеги такие славные бёдра, что грех не наставить следов. Минхо мечтал иметь возможность кусаться. Он мешает удовольствие с лёгким саднящим ощущением от своих клыков, один раз даже цапнув прямо за пухлый лобок, в опасной близости к затвердевшему клитору. Минхо нравится трогать его языком, ощущая пульсацию — эта бедная, замученная киска честнее человека, она льнёт ко рту альфы, ища его, когда Минхо дразнится, играясь с бёдрами. Крис наблюдает за этим, успокаивающе держа голову Чанбина у своей шеи. Ему часто говорили, что он пахнет скучно и блекло, это долго было в голове Криса, пока Чанбин не сказал: "Знаешь, мне с тобой спокойнее". Он надеется, что это всё еще так. И что так будет всегда. Только вымуштрованный самоконтроль не даёт Крису распалиться, зрелище притягательное, собственный язык ноет от желания попробовать омегу на вкус, и он обязательно сменит Минхо, когда тот устанет. Так усердно работать ртом наверняка выматывает. С громким всхлюпом младший альфа втягивает в себя скользкие складки, уже ставшие малиновыми от прилитой к киске крови. Она так очаровательно краснеет, что Минхо решает поделиться этой картиной, смещаясь — спина Чанбина гнётся с трудом, зато ноги разводятся шире. Минхо поднимает на Криса ошалевший взгляд, наверняка его лицо сейчас всё мокрое и блестящее от слюны вперемешку с естественной смазкой. Из узкой дырки Чанбина уже хорошенько течёт, накапливаясь влажным пятном под задницей. Минхо ввинчивают туда язык, испытывая смесь какого-то постыдного удовольствия от того, что Крис смотрит, и благодарности за то, что тот дал ему начать первым, позволив утолить голод. Язык туго облепляют ребристые стенки, безумно горячие и мокрые — самый настоящий бурлящий кипяток: дырка судорожно сокращается, то втягивая Минхо в себя дальше, то стремясь вытолкнуть. Внутри так тесно, что страшно попробовать ткнуться хотя бы пальцами, что уж говорить о члене, который, впрочем, не перестаёт быть каменно твёрдым; головка неприятно упирается в шов на джинсах, влажная, она пачкает бельё, но Минхо не спешит помочь себе хотя бы в минимизации дискомфорта. Ему нужен отрезвляющий фактор, пусть и барахлящий большую часть времени. Его чуткий слух улавливает тяжёлое дыхание Криса и редкие, сдерживаемые звуки Чанбина — он упрямится, но иногда в его выдохах проскальзывает милый скулёж. Минхо сносит крышу от этого. Его маленький, боевой и всегда серьёзный босс сейчас такой невозможно трогательный. Устал, довёл и себя, и своих альф, после течки точно ещё долго будет смиряться со всем, мучаясь, — ну что за человек? Минхо жмется губами к клитору — Крис, скользнув рукой к промежности Чанбина, давит на лобок, разводит пальцами складки, так что это чувствительное местечко само просится младшему альфе в рот. — Кончай, крошка, — мурлычет Крис, — не надо сдерживаться. Ты же хочешь этого, да, Бинни? С благодарностью брызнуть Минхо на язык. Альфа хорошо старается? Минхо хрипит, разнося по мокрой вульве свой рвущийся из груди рык. Ему всё-таки приходится расстегнуть свои джинсы, чтобы перехватить член у основания, стараясь не задевать набухающий узел. Он возвращает язык к дырке, въезжая кончиком дальше по слюне и смазке — она становится всё более жидкой, не успевая толком загустеть. В Чанбине хлюпает. Его ноги и спина напрягаются, таз вздёргивается. Крис грубовато натирает его по складкам своими мозолистыми пальцами, и на язык Минхо действительно брызгает. Хороший, вкусный омега. Наверное, его глаза сейчас выглядят как у зверя. Минхо затыкает эту текущую дырку пальцем, чтобы не скучала, когда сам он приподнимается, чтобы впиться мокрыми, солёными губами в губы Чанбина. Первые несколько секунд он сильно сжимает челюсти, но Крис щипает его за сосок, заставляя охнуть. Минхо делится с Чанбином его вкусом. Интересно, он хоть дрочил себе когда-нибудь? Вставлял пальцы, а потом, кончив, смотрел на них, мокрых от смазки, испытывая желание слизать? Вряд ли. Минхо ухмыляется в поцелуй, хотя это больше вылизывание, опять. Он сливает в чужой рот свою слюну вперемешку с естественными омежьими выделениями, надавливая Чанбину на горло — оно дёргается, когда тот сглатывает. Минхо уже думает: теперь нужно вставить второй и третий палец, заставить омегу кричать от того, как его киска становится мягкой и нуждающейся, а потом трахать с узлом, выбивая ещё больше смазки и влаги. Его отрезвляет Крисов укус. Альфа тянет Минхо к себе за затылок, впиваясь зубами куда-то в щёку. — Ты не слушал меня. А Крис что-то говорил? Минхо сипло вдыхает, отстраняясь. Медленно приходит в себя, напрягая запястье, чтобы убрать руку с промежности омеги, но Крис останавливает. Они совершают какие-то странные манипуляции, как будто собираются подержаться за руки прямо внутри Чанбиновой киски. — Аккуратно, — направляет его Крис, — не напугай Бинни. Двух будет достаточно. Вообще или сейчас, хочет спросить Минхо, но не говорит, концентрируясь на задании. Запах омеги прояснился полностью и теперь бьёт по мозгам, а пустая болтовня Криса только больше распаляет. Минхо хотел бы уметь ворковать так же, но обычно его попытки сводятся к какой-то лютой пошлости, впрочем, Чанбину этого всё равно не удается избежать. Он теряет счёт своим оргазмам, под ним, наверное, вымокает матрас насквозь. Так говорит Минхо. — Нам придётся сжечь эту кровать, омега, — смеётся он, сцеловывая все всхлипы, которые из Чанбина вытягивает Крис вместе с горячими каплями. — Твоя киска вся изрыдалась, у тебя будет обезвоживание. Открой рот. В горло льётся его слюна. Он опять недавно вылизал Чанбина, но свой привкус уже становится привычным. — А как же: "Спасибо, альфа"? Поблагодари хотя бы Криса, смотри, как ты залил его, разве он не заслужил? Крис вытирает мокрое запястье о свои штаны, которые тоже выглядят не лучше. Он не против быть залитым смазкой, хотя кажется, что киска Чанбина сошла с ума. Или просто отыгрывается за все года, когда ей не разрешали течь. Минхо совсем уж грубо выругивается на этот счет. Если Чанбин это вспомнит, то ему точно не понравится. Но состояние омеги пока что тяжело поддаётся пониманию — Чанбин больше не сопротивляется, но как будто бы абстрагируется: по крайней мере, на вербальный контакт не идёт. Но ему хотя бы становится лучше. Он пьёт из рук Криса и даже съедает то, что Минхо удаётся приготовить в этом сумасшедшем мареве. Минхо с этого совсем звереет, желая подмять под себя сдавшегося омегу, но Крису удается его сдержать. — Мне за эти несколько дней альфа прдрочил больше раз, чем за всю прошлую жизнь. Крис стирает сперму с руки салфеткой. — А до этого тебе часто дрочили альфы? Он спрашивает это шутки ради, чтобы разрядить обстановку — Минхо, возможно, до сих пор чувствует себя странно из-за того, что приходится делить омегу и слушаться старшего, но Крис удивляется тому, как тот легко начинает смеяться, наваливаясь и приникая рукой к Крису в ответ. Они не могут брать Чанбина так, как им на самом деле хочется, но могут трогать друг друга, хотя до этого момента Минхо особо не проявлял желания. Но сейчас он сжимает Крисов узел в своих пальцах. — Ноль раз, хён, ты меня сбиваешь с пути истинного. Но, пока что, выбирая между твоей рукой помощи и ладошкой Бина, то твоя выглядит менее опасно. Член мне ещё не оторвал же. Ну так и Чанбин ещё не оторвал, Крис, правда, это не озвучивает, прикрывая глаза. Омега их вполне может это сделать, учитывая, что постепенно жар его течки слабеет, а к голове возвращается ясность. На сегодняшнее: "Скажешь спасибо альфе за завтрак?" Бин ответил хриплым: — Иди нахер. На следующее утро он уже приходит в себя если не полностью, то на процентов восемьдесят точно. С него всё еще слегка подтекает, но это решается холодным душем — доползти до него, правда, то еще дельце. Чанбин слишком долго лежал, в особенности с раздвинутыми ногами. На его бёдрах и живого места нет. Минхо кусал его даже за киску — сжимал зубы на клиторе, а Чанбин кончал с этого сильнее всего. Он бьётся головой о кафельную стену. Все имеющиеся блокаторы идут в ход. Чанбин опустошает запас специальных пластырей, наклеивая на шею, на сгибы конечностей, на низ живота, везде, где от него может пахнуть собой или альфами. Одежду приходится надевать старую, которая хранится внизу в коробках, потому что давно мало ему, но руки не доходят выкинуть. Вся его личная комната пропахла сексом, так что можно даже не пытаться найти в закромах шкафа что-то. Уж лучше пусть от Чанбина пахнет затхлостью. В простой, облегающей мышцы футболке и узких джинсах он чувствует себя каким-то малолеткой, но тут главное добраться до кланового особняка. Чёрт, сколько он отсутствовал? Даже знать не хочется, но приходится выяснить. — Хён? — отзывается Джисон, беря трубку после первого же гудка. — Боже, ты в порядке? — Это не важно, — отзывается Чанбин, звуча хрипло и низко. — Что случилось? Для этого вопроса, в целом, предпосылок нет, но Чанбин знает: за время его отсутствия точно что-то успело произойти, даже если Джисон чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы не звонить. На том конце провода громко вздыхают. Чанбин отъезжает на личной машине, оставляя в своем, на секундочку, доме уже посторонних альф — с ними он разберётся потом. Клан всё ещё в приоритете, хотя, очнувшись от этого долгого безумия, ему хотелось тут же придушить Кристофера и Минхо. Сил бы только не хватило, а там бы опять скрутили в четыре руки. Сначала нужно прийти в себя и размяться. — В общем, вот, — подытоживает Джисон, неопределённо взмахивая рукой в сторону щенка клана Ян. Чанбин, переодевшийся в привычный строгий костюм, потирает переносицу. — Почему не убил? От его тона Чонин вздрагивает, сильнее опуская голову. Джисон цокает. — Жалко стало. Да и он никого не ранил. Даже наоборот, прикрыл меня от своих же, странный детёныш, но забавный. Всё выдал про своих и попросился остаться, сказал, что угодно делать будет. Я его заставил книжки твои в библиотеке прибрать, стеллаж же новый пришел, пока... не было тебя. Чанбин переводит на Джисона уставший взгляд. Панибратство в клане по отношению к главе не приветствуется, но для Джисона он всегда делал исключение, хотя сейчас, после сомнительного опыта, он сомневается, что можно давать другим нарушать свои границы. Впрочем, Джисон омега. Они, пока что, ничего плохого Чанбину не делали. — Выгнать, — выносит вердикт Чанбин. Не хватало ему тут ещё нахлебников, которые могут оказаться шпионами или ещё чего похуже. — А лучше пристрелить. Дальше. Что с заданием Черён? Джисон всплёскивает руками с возмущённым: "Хён!". Он бросает Чонину подбадривающее: — Хён в плохом настроении и несмешно шутит, никто тебя не пристрелит, иди, продолжай копаться в книжках, — он дожидается ухода мальчишки и скрещивает руки на груди. — С каких пор ты такой жестокий к детям? К травмированным детям, между прочим. Чонин-а там натерпелся, я ему пообещал уже, что ты позаботишься о нём. Чанбин опирается бедром о стол. На самом деле, он уже вымотался от одного разговора, но старался не показывать этого. Наверное, надо было отлежаться еще хотя бы день, но Чанбин, находясь в здравом уме, ни за что не остался бы добровольно в одном помещении с Кристофером и Минхо. — Я однажды сделал исключение для тебя, но я не намерен спасать каждого ребёнка, попадающегося на моём пути. — Ну, значит, мой черёд, — жмёт плечами Джисон. — Тебя спасать смысла нет, ты слишком желаешь угробиться, а так хоть верну должок вселенной. Оставь его, я за него возьму ответственность. Когда назначишь меня главой, Чонин-а будет моей правой рукой. И левой тоже. — Если, — поправляет его Чанбин. Джисон фырчит. — Не-а, когда, — он кивает на стол, где валяется пакет из аптеки. — Сынмин сказал, сколько ты протянешь, жуя супрессанты пачками. Велел мне тебя образумить, но я считаю, что мне же лучше. У меня есть намётки на будущее клана. Чанбин на секунду теряет дар речи. Да уж, стоит день не пообщаться с Джисоном, как уже и забывается то, каким он может быть жёстким и прямолинейным, пусть исходит это из соображений заботы о своём хёне. — Вырастишь себе альфу из беты? — хмыкает Чанбин. — Альфы переоценены. Но, фу, хён, мы сейчас говорим о четырнадцатилетке. — Он — Яновский щенок. Пусть остался добровольно, но отдадут его нам только кровью. Тебя я нашёл на улице и ни с кем не дрался за твоё право быть в моём клане, ты безродный был. — Это мелочи. Справимся минут за пятнадцать. Даже Крис-хён и Минхо-хён не нужны, вдвоём перебьём остатки. Хён, давай, пошли? Я хочу пойти с тобой вдвоём как в старые добрые. А потом уже Черён и всё остальное, тем более, что ничего интересного, разве что тот факт, что клан Хван имеет виды на нашего Минхо-хёна. Чанбин останавливается на середине лестничного пролёта. Ему действительно нужна встряска, поэтому от затеи Джисона сложно отказаться, она прямо на руку. — В каком смысле? — а вот новые подробности про своих извечных соперников не очень радуют. Он заставляет себя шагать дальше за Джисоном. — Хён не сказал? Ему упорно предлагали перейти. Даже омегу обещали сосватать, единственного наследника, когда совершеннолетним станет. Слушай, а может мы Хван Хёнджина тоже заберём к себе? Это будет дико смешно. Похитим всех детёнышей наших врагов. Чонин-а уже с нами. Кто там ещё есть? У Джисона всегда были странные понятия смешного. Ему весело как никогда оттирать с себя чужую кровь, красуясь перед мёртвыми — он-то живой, в отличие от них. У Чанбина горят застоявшиеся мышцы, но это жжение приятно ему. Пятнадцать минут, как Джисон и говорил. Очень быстрая, но продуктивная тренировка. — Теперь от тебя не пахнет Крисом и Минхо, — довольный собой, говорит Джисон, усаживаясь обратно в машину. — Пластыри нихрена не помогают, ты слишком долго был с ними, но нет ничего эффективнее, чем вымазаться в крови своих врагов. Чанбин кривится. — Напомни мне отрезать тебе язык. — Если у меня не будет языка, я не смогу выполнять свои обязанности правой руки в полной мере. У нас же намечается рокировка? Черён предлагаю в качестве левой. Не хватает женщин на руководящих должностях, ты так не считаешь, хён? — Вы оба меня убьёте меня быстрее супрессантов. Про смену должностей Чанбин думал вскользь — сейчас не до этого, ему нужно разобраться с накопившейся горой дел для начала, а делегировать большую часть он может, к сожалению, только Кристоферу и Минхо, так как они в курсе всех нюансов дел. Они уже ждут его в клановом особняке, пропитав дом запахом своих переживаний. — Мило, — фырчит Джисон, отходя назад, чтобы не попасть под раздачу разъярённого Минхо. Он стратегически ретируется искать Чонина, чтобы уже начать учить его. Кажется, это действительно вдохновляет его. Поэтому Чанбин и чувствовал в нём будущего лидера: может, он и был с безуминкой, но умел заставлять людей следовать за собой. Если Чанбина по большей части боялись и уважали, то Джисона, скорее всего, просто бы любили и спускали с рук все выходки. Чанбин сделает фундамент, на котором дальше будет строиться другая идеология, это нормально, пока ему нравится тот путь, что берёт Джисон. — На два часа остался без присмотра, — шипит Минхо, принюхиваясь с отвращением на лице. — Скажи, что убил всех. Иначе и быть не могло, но лучше бы Минхо думать о своей жизни. Чанбин сцепляет челюсти, обходя альфу по дуге, на Кристофера вообще не глядя. Они следуют за ним тенью. Это намного более неловко и ужасно, чем он думал. Чанбин старается быть спокойным, но рука то и дело хочет потянуться к пистолету, спрятанному сзади, за ремнём брюк. Вся его тренированная годами сдержанность не помогает воспринимать альф сейчас как своих подопечных. — Юне нужна помощь с подконтрольными территориями, — начинает он, звуча как можно более холодно, — к сожалению, во время нашего отсутствия произошла стычка с кланом Ян, в ходе которого пострадало несколько человек, временно к Юне перешла задача по снабжению, но дилеры отказываются с ней работать. Кристофер, разберись. И научи её, как правильно вести диалог, мы все должны быть взаимозаменяемы, но текущая ситуация показывает, что это наше самое слабое место. Минхо, клан Хван… — Да плевать я хотел на этот клан, — злится Минхо, закрывая за собой дверь рабочего кабинета Чанбина. — Ты в порядке? Я знаю, что нет. Зачем ушёл один? Крис-хён старый человек, а если бы инфаркт? Кристофер отвешивает ему подзатыльник. Ему хватает ума молчать, но Минхо он от болтовни не останавливает, видимо, всё-таки надеясь на то, что Чанбин пойдёт на контакт. — Клан Хван, — продолжает Чанбин, цепляя заметки Черён, — выдвигает нам невыгодные ультиматумы. Им понравился твой план, но сотрудничать они готовы на своих условиях, которые нам не подходят, если ты, конечно, не готов согласиться на предложение главы, в таком случае они готовы идти на уступки. Минхо скрипит зубами. Кристофер бросает на него обеспокоенный взгляд. Долгое нахождение с течным Чанбином поспособствовало наступлению гона, отчего он и был сейчас на грани потери рассудка. — Когда придешь в себя, я ожидаю, что ты разберёшься с этим. Это не горит пока что, но нам нужно сотрудничество с ними. Ты свободен, Минхо. Тебе лучше поехать к себе домой. Это просто смешно. Чанбин не желает его слушать, поэтому Минхо упрямо ухмыляется, делая шаг в его сторону. — Ты поедешь со мной, Бин-а? Альфе нужна твоя помощь, ты не можешь отказать мне. — Кристофер, — предостерегающе чеканит Чанбин, не поднимая взгляд от бумаг, хотя перед глазами у него плывёт. Дурацкие таблетки. Почему он всё чувствует даже через них? Минхо взывает к его внутренней омеге, и та ворочается, желая вернуть Минхо всё то, что тот давал ему. Как будто альфу просили. Кристофер цепляет Минхо за плечо, но не спешит его выталкивать из кабинета. Выпускает только убойную дозу успокаивающих феромонов. Минхо, находящийся ближе, притихает, а на Чанбина наваливается сонливость как при отравлении угарным газом. — Вы всё ещё здесь? — Где нам ещё быть? — жмёт плечами Крис. Он вдыхает побольше воздуха в лёгкие. — Ты не можешь отрицать того, что нам надо поговорить. Чанбин откидывается на спинку кресла, устало потирая рукой красные, сухие глаза. Может быть, выпустить пулю себе в лоб, а не им? — Я не собираюсь выяснять отношения, пока клан в плачевном состоянии. На данный момент я сказал вам всё, что хотел, а теперь мне нужно работать. Кристофер, и ещё, позови сюда Джисона с его мелкой обузой. Альфа вздыхает. Кивает. — Сынмин просил тебя заехать к нему, кстати. Это на счёт анализов. К чёрту анализы, думает Чанбин, проваливаясь с головой в работу и не думая ни о чем. Они с Джисоном пытаются навести порядок, точнее, Чанбин вдалбливает Джисону в голову то, что ему придётся рано или поздно брать на себя ответственность за самые скучные и бесполезные дела, а тот ноет. Но осознаёт, что на своей первой замене знатно облажался, поэтому старается компенсировать своё прошлое бездействие. Чонин просто действует в качестве катализатора, напоминая про то, что существуют еда, вода и сон. Джисон от этого и не отказывается, а вот Чанбин не может себе позволить такую роскошь. Наспался уже. Изредка к нему заходит Крис, пахнущий одновременно собой и Минхо, словно младший альфа тоже здесь, просто спрятался. Слава богу, что не задерживается и ускользает по новым делам без лишних слов. В отличие от Минхо, терроризирующего Чанбина сообщениями, Кристофер соглашается с условием поговорить позже. Но это позже всё отдаляется дальше. У Минхо заканчивается гон и терпение, но, взяв под контроль эмоции, он ждёт. Сынмин приезжает к нему сам. Чанбин вздрагивает, когда его щеки касается прохладная ладонь, но его нос улавливает стойкий запах лекарств, так что напрягшееся тело расслабляется обратно. Чанбин хрипит, потягиваясь в своем кресле. Чёрт, вырубился. — Время? — прочищая горло после короткого, но выбивающего из колеи сна, спрашивает он. — Восемь вечера. Я против сверхурочной работы, ты же знаешь. Своей. А ты заставляешь меня волноваться и мчаться к тебе в любое время. Чанбин моргает. Он вроде не звонил Сынмину. Его личный врач вздыхает, аккуратно цепляя руку Чанбина. За две минуты его присутствия здесь он уже успевает изворчаться и взять образец крови. — Это зачем? — Контролирую, сколько тебе жить осталось. Я в доле с Джисоном, мы потом поделим твой клан. Смешно. Чанбин дёргает уголком губ. — Завтра жду тебя в десять утра. Не приедешь, я натравлю на тебя твоих альф. — Подло. Они не мои альфы. — Я более чем уверен, что ты не прав. Чанбин долго смотрит в закрывшуюся за Сынмином дверь. Чем дольше он тянет, чем сложнее будет. Это закон жизни. В десять он сидит в приемном кабинете эндокринолога Ким Сынмина, о второй, частной практике которого в его обычной, ничем не примечательной больнице, никто не знает. Чанбин подёргивает носком ботинка в ожидании приговора. Сынмин поглядывает на него из-под стёкол своих очков — очень осуждающе. — Ты не спал, — констатирует он. — Ты меня разбудил, — парирует Чанбин. — Это было четырнадцать часов назад. — Среднестатистический рабочий день. Сынмин качает головой, откладывая бумаги. — Поздравляю. Чанбин вздёргивает бровь. — Ты не в положении. Его уши заливаются краской. От возмущения, конечно. — Еще будут очевидные выводы или можно идти? — И ты не умрёшь в ближайшее время, — кивает Сынмин. — От естественных причин. Хотя я планирую записать тебя на ФГДС и, м-м, колоноскопию, последнее просто для смеха, но мало ли. От твоего желудка и печени очень быстро ничего не останется, если ты не перестанешь злоупотреблять лекарственными препаратами. Крис упоминал, что тебя рвало кровью однажды, хотя, я так предполагаю, что ему просто повезло увидеть это. Не однажды, да? И не дважды. Чанбин не отвечает. — Как доктор, вот что я тебе прописываю: поговори со своими альфами. Я сравнил твои анализы до и после проведённой с ними течки и результаты меня порадовали, хотя я бы не сказал, что они хорошие. Ты всё так же в нестабильном состоянии, но, по крайней мере, меня это теперь пугает в меньшей степени. Они благоприятно влияют на твой гормональный фон, всегда так было. Просто твой организм перестал ждать, когда до тебя дойдёт, что вы истинные, и немного подтолкнул тебя, перестав воспринимать блокаторы. А ты решил обмануть природу. — Истинности не существует, — сдавленно отвечает Чанбин, проваливаясь в свои мысли. Да, на самом деле, его таблетки, которые он принимал в нормальной дозе на протяжении восьми лет, резко перестали действовать, заставив Чанбина пройти через ад с нестабильным циклом, течки тогда штормили его каждый месяц. Это произошло незадолго после назначения Минхо на его текущую должность. Но это слишком притянуто за уши. Да же? — Не доказано. — Как и не доказано существование. — Опыт других пар… — Всего лишь их восприятие. Сынмин вздыхает. — Я не буду с тобой спорить, потому что я не достаточно компетентен в этом вопросе, но я знаю, что может тебе помочь. Точнее кто. Хороший психотерапевт. У меня… Чанбин встаёт, стул, на котором он сидел, с шумом скрипит ножками по полу. На парковке рядом с его машиной стоит Кристофер. Чанбин замедляется, потому что он приехал сюда один, не предупредив никого, что достаточно опрометчиво и небезопасно, но это же больница, нейтральная территория. Никто бы его не тронул здесь. Мимо него пролетает Минхо, шипя: — Чёрт, как же горячо, бери скорее эти дурацкие стаканчики! — Здесь ужасный кофе из автоматов, — предупреждает их Чанбин. Минхо хмыкает, дуя на обоженные пальцы. — Это было очевидно, но я подумал, что горячий шоколад испортить тяжело. Пахнет, по крайней мере, нормально. И нам всем нужен сахар для работы мозга. — Тебе он точно не нужен, — встревает Кристофер. — Хён, если это намек, что у меня нет мозгов… — Это констатация факта. Чанбин заставляет их убрать стаканчики с капота его машины. И да, горячий шоколад действительно тяжело испортить, но мозг у него как-то не очень стремится работать лучше от дозы сладкого. Ему для функционирования, наверное, нужно литров пятьдесят как минимум, но он не настолько любит сладкое. Стаканчика уже много. Он морщится от приторности. Минхо допивает за ним остатки. И за Кристофером тоже. Чанбин бездумно скармливает ему из своего бардачка молочную плитку. Джисон иногда берет эту машину, раскидывая везде сладости, которые потом портятся. Минхо молча жует, пока Крис ведёт машину. Чанбина усыпляет их мерное дыхание и спокойный запах, но он не даёт себе провалиться в беспамятство, напоминая свернувшему не туда Крису, что им нужно в клановый особняк. — У тебя ещё остались какие-то дела? У него всегда есть дела и кому, как не Крису, это знать. Впрочем, его всё равно привозят домой, где прямо с порога Чанбина ждёт потрясение в виде кота. Котов. Изначально он насчитывает одного, потому что рыжий выходит их встречать, но потом он замечает и другую шерсть на полу. Вообще, Чанбин не был дома... с тех пор, как сбежал отсюда, оставив в постели двух альф, но сейчас у него ощущение, что это теперь дом Минхо — всё здесь пахнет им, да и вещей прибавилось. — Что за интервенция? — хмурится Чанбин. Отвечает Крис, смущённо потирая нос: — Извини, у него сложно протекал гон без тебя, я подумал, здесь ему будет легче. Но теперь он отказывается съезжать. Честно говоря, я давно потерял контроль над ним и схожу с ума. Крис не договаривает: "И над тобой, Чанбин, я тоже контроль потерял", но это легко считывается. Абсурда в ситуацию добавляет кусок заветренного торта в холодильнике. Минхо предлагает им, но для Кристофера и Чанбина сладкого уже хватило. — Что празднуешь? — натужно шутит Крис, разливая чай по чашкам. Они удивительно хозяйственные в чужом доме. — Не знаю, — жмёт плечами Минхо. — Пусть Бин скажет. Есть что отпраздновать? Может быть, Чанбин заснул всё-таки в машине и это всё ему снится? — Я не в положении. Минхо морщится. — Это печально и не повод для праздника. Я, вообще-то, люблю детёнышей. Чанбин пробует ещё раз: — Я не умираю. С глухим стуком перед ним опускается кружка зелёного чая. — Кто-то пытался тебе навредить и мы этого не знаем? Да уж разве что он сам, но это Крис и Минхо знают. Чанбин, на самом деле, не готов с ними разговаривать, но когда эта готовность наступит и наступит ли вообще? Это нужно оторвать быстро, как пластырь, но Чанбин не знает, с какой стороны подступиться. Он не решил, как будет правильнее, хотя Сынмин ему вполне доходчиво сказал всё принять как данность. Истинность это бред и точно не про них, учитывая, что их трое. Чанбин достаточно взрослый, чтобы не верить в сказки, но вот только его прожитые года не имеют никакого значения перед этими альфами — обходя эту сторону жизни, он намеренно ставил себя в невыгодное положение, но честно верил, что ни один нормальный альфа на него не посмотрит в таком плане. Кто же знал, что ненормальных в окружении Чанбина было целых два. Посоветоваться ещё ему не с кем. Сынмин своё сказал, Джисон... своеобразный, вряд ли он выдаст что-то дельное, разве что Феликс, но он, наверное, потащит их на алтарь, Чанбину не нравится ничего из этого. Что ж, возможно, отсутствие близких людей, которые сказали бы ему: "Убей в себе омегу, разорви связь и вышвырни альф", что-то да значит само по себе? — Долго думаешь, — цокает Минхо. — И слишком громко. Уверенность в своей вседозволенности делает его поистине наглым альфой. Чанбин испытывает противоречивую смесь желаний: то ли стукнуть его лицом о стол, то ли заставить стоять на коленях, чтобы понимал — в какой бы плоскости не находились их отношения, иерархию не изменить. Минхо, воспитанный весьма консервативно, вскидывает подбородок, Чанбин знает, что он сделает всё, что ему скажут, но только потому, что его просит омега. Вряд ли истинность должна работать так. Чанбин ещё больше уверяется в том, что мать-природа — сумасшедшая сука. Его мысли и эмоции приобретают... странно агрессивный характер. Чанбин списывает это на влияние Минхо, но тот, скорее, в стрессе — это видно по его желанию съесть весь холодильник. Значит, Крис. Он не говорит: "Давай, омега, помоги альфе с гоном", но именно он привёз Чанбина сюда, зная, что у них остался от силы день. Как-то слишком оптимистично со стороны Кристофера полагать, что Чанбин решится на это так быстро и просто. Хотя влияния он оказывает заметно больше, поэтому действовать в своих интересах сложнее. Чанбин поднимается, так и не притронувшись к чаю. — Вот повод для праздника: я вас не убью. Но если продолжите отвлекать меня от работы, то расформирую. У меня нет времени на, — "вас", хочет сказать Чанбин, но не может. Всё его естество противится такой формулировке, — то, чтобы каждый раз напоминать вам о том, что в первую очередь мы клан, а потом уже всё остальное. Пока для меня это основной приоритет, с этим придётся смириться. Крис. Взгляд у старшего альфы теплеет, хотя все предыдущие слова заставили его напрячься. Но Чанбин зовёт его коротким именем, чего не делал никогда. — Ожидаю твоего скорого возвращения в строй. Минхо, мы едем в клановый особняк немедленно. Я надеюсь, ты не забыл о том, что я просил тебя выяснить… — Да, я сделал, — перебивает его Минхо, убирая посуду в раковину. Он переключается на рабочий режим быстро, дважды повторять не надо. — Результат вам не понравится, босс. Без поддержки клана Хван нам будет сложнее добиться расположения у городской полиции. Радикальные способы решения мы точно не хотим рассматривать? По отношению к клану Хван. Я не предлагаю, конечно, перебить их всех, но прогнуть силой? — Это слишком рискованно, — подаёт голос Крис, но Минхо шикает на него: — Ты вообще молчи. Иди, я там прибрался в комнате, у тебя есть шанс поспать, пока не началось. И не забудь кормить котов. И себя тоже. Но не кошачьей едой. Крис закатывает глаза. Чанбин думает, что этот дом ему уже не вернуть себе. Шею жжёт. Эти новые пластыри из Китая убивают Чанбина тем, как они неприятно ощущаются на коже, но они слишком уж хорошо блокируют выход феромонов — плюс всё-таки перевешивает минус. Чанбин в сотый раз ведёт рукой по затылку. Крис следит за его нервным движением, но ничего не говорит, впрочем, Минхо тоже, но по его страдальческому лицу и так всё видно. Сынмин запретил ему пить таблетки и, на удивление, Чанбину было не так уж и плохо без них в плане здоровья — настроение, конечно, скакало, но Крис взял этот момент на себя, стараясь быть спокойным за троих. Из самого неприятного был только ненавистный собственный запах, но Джисон провёл хорошую работу по поиску адекватного решения этой проблемы. Минхо пообещал придушить его. Альфа втягивает носом воздух, но — ничего, хотя он знает, что в период предтечки Чанбин должен быть особенно сладким. Пока они занимаются своими делами по оптимизации работы клана, Минхо сдерживается, потому что помнит: в приоритете не он. Пока что. Но он собирается в скором времени это изменить, несмотря на то, что Чанбин опять замыкается и не даёт к себе подойти ближе, чем на пару метров. Спасает только то, что Крису можно, и Минхо иногда обнимает старшего альфу, чтобы собрать с него редкие остатки феромонов Чанбина и успокоиться. — Не закрывай, — хрипло просит Чанбин, когда Крис подходит к окну. — Вы так заболеете, — альфа говорит с ним как с несмышлёным омегой, ласково упрекая. Чанбин опять тянется к своей шее, потирая её, всю в прохладной испарине. Ему жарко изнутри, хотя его тело действительно дрожит из-за ледяного сквозняка, который он тут устроил. Чанбин прикрывает глаза. Ладно, это уже становится похоже на пытку. Он отлучается, чтобы отыскать Джисона, находя его, уже привычно, в комнате Чонина — они играют в приставку. — О, привет, хён, — лыбится ему мальчишка. — Хочешь с нами в Теккен? Кстати, я прочитал то, что ты мне советовал, и это было супер скучно, можно в следующий раз это будет художка? История меня угнетает. Джисон хохочет, пихая Чонина в плечо. — Эй! Меня хён заставлял учить, так что радуйся, что ты ему нравишься больше, чем я. Чанбин думает, что клан либо исчезнет с лица земли, либо будет скоплением самых чудаковатых людей. Джисон подходит к нему с вопросом на лице, но тут же расплывается в улыбке, стоит ему услышать, что он остаётся за главного. — М-м, — многозначительно тянет он. Чанбин скрипит зубами. — И без глупостей. — Ты тоже, — фырчит Джисон, подмигивая. — Не заставляй Криса и Минхо опять мириться с твоими заскоками. Расслабься, иногда надо думать только о себе. Чанбин всё равно переживает за всё подряд, только не за себя — в целом... плевать, пока это не что-то потенциально смертельное, а течка пока что не стремится его убить. На удивление, наступает постепенно, давая время подготовиться морально, а не как в прошлый раз — обрушивается нежданно-негаданно и хоть ты тресни. Он находит на кухне Черён, она грызет яблоко, листая что-то в телефоне. — Уходишь? — спрашивает она, не поднимая взгляд. — Да. Следи за Джисоном. Разрешаю его бить, если посчитаешь нужным. Черён задумчиво прожевывает кусочек фрукта. — Насколько сильно я могу его травмировать? — Бей руками, не предметами. Значит, не сильно. Черён кивает. Чанбин уже собирается покинуть особняк, но вспоминает. Он окликает девушку, дожидаясь её ответного "а?". — Звоните Кристоферу в случае чего. На телефоне альфы он проверяет, чтобы был включён звук и в целом приходили все уведомления. Крис смиренно позволяет омеге шариться по настройкам, пока Минхо ведёт машину, бросая на них взгляд через зеркало заднего вида. — Почему они не могут звонить мне? — спрашивает он. Крис прячет смешок за лёгким покашливанием. Чанбин даже не удосуживается ответить, это очевидно — Минхо скорее разобьёт телефон, чтобы никто не мешал. — Ясно, вы в сговоре против меня. Хён, я считал, что ты меня любишь и мы с тобой будем вместе против Бинни. Интересное заявление. Но сейчас, в предтечку, для Чанбина имеет значение только то, что к нему снова обращаются уменьшительно-ласкательно. Будто и не было почти двух месяцев формальностей и субординации. — Мы не можем быть против нашего омеги. — Это ты так сейчас говоришь. Бин-а, не верь ему, он тот ещё жук. Просто хочет выставить меня злым, а себя добрым, но я не злой, я просто честный. Чанбин слушает их перепалку молча. Крис кладёт ладонь на спинку водительского кресла, наклоняясь — "дай взгляну тебе в бесстыжие глаза, Минхо, что за попытка дискредитации". Они совершенно беззлобно ворчат, видимо, просто желая, чтобы Чанбин не чувствовал себя потерянно — в последние несколько дней он таким и был; но получается не очень. Чанбин думает о том, что альфы жили вместе всё это время. Они всегда пахли друг другом, но от внимательного взгляда Чанбина не ускользало то, что на одежде Криса появилась кошачья шерсть. Его это не задевало, просто теперь кажется, что влиться будет тяжелее. — Бин-а, хочешь есть? — спрашивает Минхо, направляясь на кухню вместе с оравой котов, следующих по пятам. Они реагируют на "есть", помахивая своими хвостами. — Нет, — глухо отвечает Чанбин, поднимаясь в уже не его комнату. На пороге у него свербит в носу. Визуально, по одной половине комнаты будто прошёлся ураган, а вторая выглядит идеально чисто и прибрано, хотя большая кровать разворошена. На ней комом валяется одежда. Чанбину становится неловко от того, что альфы хотят от него гнездо, а он даже не почитал, как это вообще делается. Ну. По наитию, наверное, каждый как хочет, так и выстраивает? Чанбин спрашивал у Джисона, но тот тоже не делал этого. Почему-то Чанбина это успокоило, мол, значит, необязательно. Но он был противником гнездования ещё по одной причине — не хотел оставлять свой запах ни на чем. В их мире любую связь могут использовать против, так что лучше не давать повода. Чанбин берёт в руки толстовку Минхо, думая о том, что почти никогда не видел его в обычной, повседневной одежде. Что он вообще о них знает? Одновременно всё и ничего. Чанбин скидывает одежду на пол. Есть в этом что-то от дежавю. Крис находит его лежащим на боку с телефоном. Он укладывается рядом, заглядывая в экран. — Ищу для Чонина полезные, но интересные книги, — поясняет Чанбин, хотя мог бы промолчать, его всё равно не спрашивали. Крис кивает, утыкаясь носом Бину в затылок. Гудит едва слышно: — Он тебе нравится. — Чонин всем нравится. Милый ребёнок. — Мне не нравится, — встревает Минхо, подходя к кровати с другой стороны. Он несёт бутылки с водой, которые ставит рядом с прикроватной тумбой. — Он побеждает меня в Теккен, это возмутительно. И заставляет меня делать с ним алгебру, я что, похож на грёбаного репетитора или умника? Из-за него я уже сколько ночей подряд смотрю как решать логарифмы. — Это же просто, — смеётся Крис. — В следующий раз я его отправлю к тебе с домашкой. Мой мозг официально сгорел, как и задница, потому что Чонин ничего не понимает из моих объяснений. — Это ты заставил его плакать? — строго спрашивает Чанбин, хмурясь. Он вспоминает, как недавно к нему прибежал Чонин, чтобы напускать соплей на пиджак. На все вопросы только молчал. Минхо захлёбывается воздухом. — Дожили, меня обвиняют в доведении щенка до слёз. Они с Лили смотрели какой-то грустный фильм. Или мультик. Или это были тиктоки про приюты для животных? Чанбин откладывает телефон под подушку, потому что Минхо льнёт к нему спереди, наваливаясь всем весом. Он срывает с шеи Чанбина пластырь, растирая липкую кожу, чтобы разогнать по ней кровь побыстрее. У Минхо уже блестят красным глаза. С ним Чанбин слишком уж быстро достигает гармонии их животных инстинктов — наверное, уже завтра Минхо накроет гон. Разумная же часть Чанбина не знает, как благодарить Криса за то, что он решает взять контроль не только над омегой, но и над ещё одним альфой, позволяя им синхронизироваться в циклах. Сам он осознанно оттягивал свой гон. Чанбин тянется ладонью к его уложенным волосам, растрёпывая их лёгкими почесываюшими движениями. Наверное, это тяжело. Минхо бодает Бина в плечо. — А меня? Хорошо, что у Чанбина две руки. Минхо пыхтит ему в шею, пока Крис перехватывает ладонь омеги в своих волосах, чтобы сплести вместе их пальцы. Минхо немедленно повторяет это движение, чем вызывает у старшего альфы тихий смех. — Ну что поделать, гон распаляет во мне ревность. — "К вам обоим", Минхо не добавляет, впрочем, Крис тянется, чтобы оставить на его лбу сухой поцелуй. — А Бина? — кривит губы младший, искренне негодующий из-за того, что омегу обделили вниманием. Чанбин... прыскает. — Я спать, — заявляет он, прикрывая глаза, чтобы не видеть удивление на лицах альф. Не то чтобы он раньше не улыбался в их присутствии. Точно было такое... когда-то. Чанбин проваливается в сон мгновенно. Его организм знает, что потом ему будет не до сна, поэтому пытается максимально отдохнуть, хотя утром Чанбин всё ещё чувствует себя разбито — ему не лезет кусок в горло, но он ест, потому что Крис просит его. — Умничка, — воркует альфа, поглаживая Чанбина по сгорбленной спине. — Такой послушный, это делает меня счастливым. Чанбин давится водой. Хмыкает. — Звучит не очень. Как часто ты бываешь счастлив? Крис дарит ему нежную улыбку. — Почти всегда. Ты это не замечаешь, потому что для тебя естественно прислушиваться ко мне и делать так, как тебе советую я. Не подумай, что я это как-то использую в своих целях. Разве что, когда прошу тебя идти спать или поесть, как сейчас. Наверное, так и есть, но это потому, что Крис говорит по делу и, чаще всего, его осторожные решения никому точно не принесут вреда. Радикальность — это не всегда выход и точно не тот путь, которому хочет следовать Чанбин на постоянной основе. Он сводит колени, кладёт руки на живот, впериваясь взглядом в стену напротив, словно там показывают что-то интересное. Но он просто думает, как давно для него естественно корректировать своё поведение с учетом советов Криса. С самого начала? Минхо капает на него водой со своих волос. — Загрузился чего-то, — фырчит он, тычась губами Чанбину в щеку. — Крис-хён достал тебя занудством? В следующий раз можешь пойти в душ со мной, а его оставим здесь тухнуть, как тебе идея? — Сомнительная, — честно отвечает Чанбин, подставляя лицо под чужие тёплые касания. Это... идёт со скрипом. Он хочет получить от альфы ещё, но не знает, когда будет достаточно, и не понимает, можно ли вообще так делать. Во многих сферах жизни Чанбин имел колоссальный опыт, но здесь... Здесь он бессилен. Минхо довольно рокочет, прихватывая зубами кожу рядом с линией челюсти. Чанбин дёргается, но не отталкивает, хотя мысль о метках — любых следах в принципе — ему претит. Хотя смысла уже никакого нет что-то скрывать, Чанбину кажется, будто все давно всё знают. Поэтому он лишь поджимает губы в смирении, пока Минхо стекает укусами на его шею и ключицы — цепляется за кости до боли, словно голодный пёс, но Чанбин знавал боль сильнее, поэтому только шумно дышит, позволяя устроиться между своих ног. Минхо тянет его к себе ближе, упираясь твёрдым в бедро. Он рычит на Криса, когда тот пытается коснуться Чанбина тоже — просто тянет руку, чтобы убрать чёлку с глаз, но Минхо стреляет в него грозным взглядом. — Не будь жадным, — совершенно не обижается Крис, но больше омегу не трогает, просто следит за тем, чтобы Минхо не переступал черту в своих животных желаниях пометить. Не позволяет кусаться до крови и вовремя подставляет руку, когда Минхо пытается цапнуть Чанбина за загривок. Морщится, потому что Минхо крепче сжимает челюсти, но, видимо, металлический привкус его отрезвляет. "Извини", тихо шепчет он, облизывая красные губы. Минхо из-за гона штормит от "это только мой омега" до какой-то патологической нужды в Крисе, иначе Чанбин не может объяснить то, как Минхо ластится к старшему альфе. Насколько это нормально, Чанбин не хочет думать — ни сейчас, ни вообще, потому что для него в этом проблемы нет. Он даже рад, что Крис и Минхо могут управиться без него. В этот раз Чанбин, к сожалению или счастью, это с какой стороны посмотреть, воспринимает всё в полной мере и даже осознаёт — поэтому действует весьма скованно, хотя омега внутри шепчет просто отдаться и пусть будет, что будет: альфы не сделают ему ничего плохого. Могли бы давно уже, если бы хотели, но всё равно Чанбину очень странно быть таким уязвимым и прекрасно это понимать: то, что, в конце концов, он всего лишь омега со своими низменными потребностями. Как бы он от этого не бежал, сущность свою не изменить. Чанбин прячет лицо за ладонями, когда с него стягивают штаны. Он уже противно взмокший, и пока что нет сил и желания считывать чужую реакцию на это. Чанбин давит в себе раздражение. — Славный омега, — низко тянет Крис, ведя ладонью по голому, бледному бедру. Под его пальцами бугрятся мышцы. — Всё хорошо, крошка, ты очень красивый. Вот уж о красоте Чанбин точно не переживает, скорее, о наборе половых органов — мало того, что омега, так ещё и самого редкого, неприятного типа. Будь у него член, он мог бы встречаться с такими же омегами или, на крайний случай, бетами, но природа решила, что Чанбину надо подчиняться и принимать. Секс долгое время воспринимался Чанбином как нечто, унижающее его достоинство, но, отрефлексировав свой первый и единственный опыт (из которого он мало что помнил, на самом деле), Чанбин пришёл к выводу, что... Возможно, всё будет не так плохо, пока это Крис и Минхо, которого может, собственно, обуздать Крис в случае чего. В действиях, не в словах — вот это к сожалению, потому что у Чанбина горят уши от всего, что вываливается у Минхо изо рта. — Скучал по этой девочке, — мурлычет он, сплёвывая Чанбину на промежность, растирая свою слюну и густую, белесую смазку. Трогает пальцами края узкой дырки, надавливая подушечками, раскрывая немного. — Мы сегодня возьмём тебя здесь, омега. И тут тоже. Его ладонь скользит ниже, вся мокрая, касается расщелины между ягодицами. Чанбин отталкивается пятками от кровати, стремясь отскочить, но Крис удерживает его, крепко прижимая к кровати. Минхо посмеивается, обводя по кругу сморщенный анус. — Как хорошо, что ты такой, да? Создан, чтобы принять двух своих альф. И понести от нас. Минхо наклоняется, чтобы чмокнуть Чанбина в поджатый живот. Его горячее дыхание пускает по коже мурашки. Чанбин не хочет возбуждаться от мыслей о потомстве — где он, а где дети, он может разве что подбирать всяких беспризорышей с улицы, которые уже хотя бы что-то понимают, но Минхо всё нашёптывает, словно заговаривает: про узлы, вязку и сперму, которую альфы будут сливать омеге в матку, пока живот Чанбина не станет мягким и готовым к тому, чтобы там сформировался выводок. Оплодотворение — естественное желание альфы в гоне и омеги в течку, но Чанбину стыдно. Он пытается свести колени. И, может быть, если он случайно придушит при этом своими ляжками шею Минхо, то не будет чувствовать вину уж точно, но альфа его останавливает, сильно вжимая бёдра в постель. До жжения в растянутых мышцах и связках. Это слишком открытая поза. Минхо думает, что самая правильная для того, чтобы отлизать этому омеге. Хотя... Нет, есть лучше, но Чанбин вряд ли сядет ему на лицо в ближайшее время, Минхо ставит перед собой цель сделать омегу зависимым от его языка. И тогда он может предоставлять свой рот Бинни в любое время. Он пыхтит от удовольствия, вжимаясь в мокрое и горячее всем лицом, пачкая подбородок, щёки, нос — лижет, посасывает, кусает, помня, что Чанбин даже в этой саднящей боли находит причину сладко кончить, выпуская из своей нуждающейся дырки смазку непрерывным потоком. Минхо копит её во рту, чтобы потом втолкнуть языком в другую дырку. Чанбин испытывает непреодолимое желание сломать Минхо лицо, потому что это ужасно. Грязно и неприемлемо. Он сжимается, только сильнее всасывая задницей плотный, шершавый язык дальше. Чанбин надеялся, что это... просто слова, чтобы распалить его, засмущать, но Минхо обычно верен тому, что говорит. Чанбин давится душным, горячим воздухом, когда в него проталкиваются пальцы — и в киску, и в задницу. Большие, мозолистые Криса и тонкие, аккуратные Минхо. Крис жмёт ему на переднюю стенку, сильно трёт, быстрым темпом вбиваясь в мягкую вагину — влага стекает по коже дальше, туда, где Минхо собирает её, чтобы растянуть анус. В нём тоже быстро начинает хлюпать, словно Чанбин умудряется течь с обеих сторон. Течка и Крис сглаживают возможные неприятные ощущения. Чанбин тугой, девственный, но колючий жар в теле всё равно хуже, чем тянущее чувство внизу, которое он почти не замечает за стараниями Криса. Он даже не дает омеге передохнуть после очередного струйного оргазма, снова втискивая пальцы — сколько их уже? — в пульсирующую киску. По краям дырки вспенивается смазка от той скорости, с которой альфа трахает его, вжимаясь по самые костяшки. Чанбин мучительно хрипит, вытягиваясь, почти что стукаясь головой о спинку кровати. Живот прилипает к позвоночнику, так сильно его скручивает, а дырки, наоборот, раскрываются, потеряв возможность сопротивляться проникновению. Чанбин всхлипывает одновременно с сочным бульканьем его ненасытной киски. Взбрыкивает всё-таки, соскакивая с пальцев и сводя ноги. Его промежность ноет, и Чанбин опускает к ней ладонь, касаясь прохладной рукой натруженных складок. Под ним на кровати огромное влажное пятно, хорошо заметное на светлых простынях. Интересно, этот тот же самый матрас или всё-таки альфы сожгли тогда старый? Минхо похлопывает Бина по бедру, отвлекая от мыслей — они упорно не хотят, чтобы омега думал. Очень по-хозяйски его ладонь оттягивает мягкую ягодицу, Чанбин уговаривает себя не представлять, что он там видит, но воображение рисует его растянутый, раскрасневшийся анус — блестящий от естественной смазки и слюны, сжимающийся вокруг пустоты и жаждущий ещё больше. Минхо ничего не говорит, но по его торопливому копошению Чанбин понимает, что тот раздевается. Крис тоже. Одно дело видеть члены в порно, другое — в реальной жизни. Учитывая почти что фригидность Чанбина из-за постоянного приёма таблеток, порно он смотрел не очень много. В жизни тем более члены разглядывать не стремился. Сейчас он тоже предпочитает прикрыть глаза, но это заставляет его потерять бдительность. Крис подхватывает его, словно Чанбин ничего не весит, укладывая на себя. Он влажный от пота, напряжённый. Чанбин скуляще выдыхает, ощущая, как к животу жмётся что-то очень большое. Или это просто страх за свою жизнь рисует в воображении гигантские члены, которые разорвут Чанбина к чёртовой матери. — Тише-тише, крошка, — шепчет Крис, чмокая в висок. — Всё будет хорошо. Доверься альфам, тебе понравится. Тебе же нравятся пальцы и язык, да? Будет ещё лучше. Чанбин считает, что Крису надо заткнуться: это не его матка в самой настоящей опасности. В крошечной киске Чанбина нет столько места для... Сколько это в сантиметрах? Лучше не искать линейку. Минхо, сжимающий его задницу до следов от своих лап, лучше ситуацию не делает. В поясницу упирается горячая, влажная головка. Твёрдая, крупная. Она трётся по мокрой расщелине, собирая на себя подсыхающие капли со складок и внутренней стороны бёдер. После этого вообще выжить возможно? Чувство самосохранения велит сейчас же начать драться — бей и беги, никаких или. Крис, почувствовав страх своего омеги, без слов отталкивает уже готового Минхо, прося подождать. — Ну что ты, маленький? — ласково причитает Крис. — Не бойся, Бинни, хён поймет, если что-то пойдет не так. Я узнаю это даже раньше, чем ты. Чанбин замирает в секунде от того, чтобы начать свой план по спасению себя. Открывает глаза, встречаясь с уверенным взглядом Криса. — Второй хён так-то тоже всё ещё здесь, — хмыкает Минхо, опуская свой подбородок Бину на плечо. — Назовешь меня так, кот? Я знаю, что ты называл так Криса. Я тоже хочу. Ты же любитель формального общения. Он говорит отрывисто, кусая губы после каждого осмысленного предложения. Ему трудно держаться, но Минхо находит в себе силы разрядить обстановку. — Это... было давно и неправда, — сквозь сухой ком в горле отвечает Чанбин. Он сам и не помнит. У них не такая большая разница в возрасте, чтобы это было чем-то обязательным. Крис лижет его покрасневшее ухо. — Ты хочешь сказать, что твой хён солгал? Ай, Чанбин-а, нехорошо. Ты выставляешь меня в не лучшем свете перед младшими. Этот самый "младший" весело фырчит. — Нет, Чанбин-а, продолжай. Будем вытаскивать из идеального Криса все его грязные тайны. Ты знал, что он раскидывает вещи? Чанбин прижимается лбом к плечу посмеивающегося Криса, позволяя альфам в шутку переругиваться. Наверное... Наверное, всё действительно будет в порядке. Они смогут остановиться, если что-то пойдёт не так. Чанбин думает "если", а не "когда". Звучит как определённый успех. Он обнимает Криса за шею, немного прогибаясь в пояснице. Минхо проталкивается в него первым, растерев по члену слюну и смазку — давит головкой на узкую дырку и та раскрывается, втягивая её в себя. Чанбин дышит в такт дыханию Криса: спокойному, глубокому, несмотря на то, что он тоже бесстыдно трогает Чанбина, пощипывая и без того заласканный клитор. От этого всё внутри непроизвольно поджимается, заставляя Минхо хрипеть. У него охренеть какой длинный член. Чанбин думает: ну, всё наверное. И так раза три. Киске приходится не легче, потому что член Криса, наоборот, невероятно толстый — не хватило бы и всей ладони, чтобы нормально растянуть его дырку. Чанбина простреливает в спине, отчего вся нижняя часть тела обмякает. Колени разъезжаются, и он осаживается ниже, вжимаясь вульвой в жёсткий лобок Криса, принимая альф почти полностью. Для узлов ещё рано. У Чанбина дёргается кадык — ему нечего сглатывать, рот иссушен судорожным дыханием. В глазах рябит и сверкает. Минхо на пробу двигается, и Чанбин теряет способность воспринимать что-то ещё, кроме рваных толчков — Крис что-то ему говорит, спрашивает, но Чанбин может только скулить. Его распирает слишком сильно. Кажется, он горит. И это всё, что он чувствует в первое время, кусая губы, чтобы позорно не хныкать. Чанбин выдерживает это, на подсознательном уровне догадываясь, что Крис просит его немного потерпеть. Чанбин кончает, потому что это течка, она вынуждает его, но облегчения никакого нет — жжение отступает медленно, глушится лишь аккуратными поцелуями Криса и щекотными поглаживаниями Минхо. Чанбин стоически терпит, чтобы потом это окупилось. И просто... Крис и Минхо заслужили урвать свой кусок удовольствия, несмотря на сложности, которые выносит Чанбин из-за двойного проникновения. Они меняют его положение несколько раз, стремясь найти что-то, что будет чувствоваться легче, и таким образом Чанбин оказывается лежащим на Минхо. Это напрягает, потому что Чанбин достаточно крупный в принципе для человека, и явно тяжелее Минхо, но тот лишь давит ему на грудь, веля лежать спокойно. Крис оказывается сверху. Чанбин выматывается в два счёта, отрубаясь моментально после того, как альфы наполняют его тёплым и вязким. Сон его выходит поверхностным и коротким. Минхо неосторожно роняет вилку, она со звоном падает на пол, и Чанбин на автомате вскидывается. — Ой, — неловко чешет затылок Минхо. — Хочешь омлет? — Хочу пить, — спустя долгие минуты осознания себя в развороченной постели, признается Чанбин. Минхо кивает, открывая бутылку. Бин тянет к ней руку, но Минхо отталкивает её, набирая пару глотков в рот. — "Альфа, спасибо за воду?" — смеётся он, когда Чанбин глотает то, что Минхо ему дал. Он почти не раздражается на это. Шипит только, отбирая бутылку и осушая её полностью. Омлет тоже уминает в два укуса, понимая, что зверски голоден. Альфа довольно треплет его по спутанным волосам. — Крис-хён в душе. Ты хочешь? Или я могу тебя вымыть своим языком. Выбирай последнее, никуда идти не надо, всё тут. Это вопрос, не требующий ответа. Чанбин даже подумать не успевает, Минхо уже лезет ему между ног. Ужасный. Ненасытный. Рамки приличия ему знатно сносит, потому что полным ртом спермы он делится с Чанбином — как водой, только это утоляет другую жажду. — Вкусно, детка? Чанбин морщится. — Ты мне скажи. Минхо рыкает. Его член ощущается абсолютно по-другому в киске. Выбивает из лёгких весь воздух, потому что головка упирается в шейку матки — и давит, видимо, желая потеснить все органы Чанбина. — Боже, я вас оставил на двадцать минут, — вздыхает Крис, вытирая волосы полотенцем, которое скручивает после в узел, шлепая Минхо. — Почему не дал омеге поспать нормально? Чанбин скулит, принимая Криса в свою задницу — долго он ждать себя не заставляет. Пусть не в гоне, но тяжело не возбудиться, когда на глазах разворачивается такое. Чёрт, зря Чанбин выпил столько воды. Он тяжело дышит, пряча лицо в груди Минхо, сжимая пальцы на его плече каждый раз, когда тот проникает слишком глубоко. Член Криса распирает анус, и это заставляет киску быть туже — саднящее чувство утихает, давая теперь возможность Чанбину прочувствовать каждую вену и изгиб. Мозг опять превращается в тухлый фарш. Чанбин забывает все слова, которые могут остановить альф или хотя бы притормозить их. Уже не такие сдержанные, они двигаются быстрее, проникают глубже. Осваиваются, понимая, как им двигаться так, чтобы довести Чанбина до дрожи и мокрых оргазмов. Чанбин льёт на твёрдые узлы свою влагу. Минхо трогает его со смешком, пришлёпывая по клитору — из-за этого Чанбин выпускает ещё несколько капель. — Обожаю тебя, — просто говорит альфа, — хочу поставить тебе метку, хочу быть твоим альфой, детка, хочу трахать тебя до сквирта каждый день, хочу от тебя щенков. Я же буду хорошим отцом для наших детей? Это... не то, о чем стоит говорить во время секса, но Чанбин сжимается туже, думая о вязке. О том, что он хочет сразу два узла в своей жадной киске. Омега в нем звереет, перенимая контроль — Чанбин неожиданно для себя оборачивается такой сукой, каким никогда не был и считал, что не будет, но его альфы вытягивают из него низменное и жалкое. Вспоминать потом, как он выпрашивал двойной узел и кончал, больно и так сладко растянутый на двух членах, физически невозможно — Чанбина заливает стыдом, от которого можно и умереть. Он не может встать ещё два дня после этого безумия, потому что его брали, как хотели — с обеих сторон или сразу вместе в одно, и такой опыт сказался на его спине не очень хорошо. Как только он может стоять на ногах дольше трёх секунд, то на месте его уже никто не удерживает — как-то так получается, что он снова оставляет альф спать, а сам уезжает. В этот раз к Сынмину. Как бы сильно он не сходил с ума в течку, но забеременеть реально — это, пока что, будет несвоевременно. — Успокойся, — лениво тянет Сынмин, — тебе это не грозит в ближайшее время. Надо подлатать твой организм от последствий бесконтрольного приема блокаторов. Витамины курсом, тебе и альфам, больше отдыхать на свежем воздухе, есть овощи и фрукты, а не раз в три дня перебиваться кофе, обследоваться. Но, учитывая твою бедовость, ты можешь залететь, если будешь слишком неаккуратным. Предохраняйтесь, прости господи. Почему я должен вас учить? Чанбин кивает. Новости одновременно радуют и расстраивают, но последнее — это омежьи остатки, альфы сказали, что хотят детей, и его внутренняя омега зациклилась на этом. В клановом особняке его встречает Джисон. — Ой, ты без звонка. — Я забыл телефон, — честно отвечает Чанбин. — А что? Что-то случилось? Хах, смущённо улыбается Джисон, почёсывая щёку. За его спиной, в гостиной, Чанбин различает копошение и тревожный шёпот Чонина. — В общем, вот, — подытоживает Джисон. — Так когда мы поедем разбираться с кланом Хван? Наверное, надо альф твоих дождаться, а то тут без них сложновато будет, но я Хёнджина всё равно не отдам, его там обижают и не любят, а мы его уже любим и ни разу не обидели. Ну разве что Чонин его побил в Теккене, но я уже сказал ему, чтобы больше так не делал. И Лили! Она ему никаких грустных видео не показывала, я контролировал. Чанбин вздыхает — так тяжело, что Джисон замолкает. — Ты хочешь сделать из клана детский сад? — Мне пятнадцать недавно исполнилось, — встревает Хёнджин, надуваясь. — Я не ребёнок. Чонин лишь хлопает его по плечу. К сожалению, они для взрослых всегда будут детьми. — Я не понимаю, я вроде разрешил Черён тебя бить. Где она? — Это была её идея. Ещё лучше. Чанбин потирает переносицу. — Поехали, — просто говорит он, разворачиваясь на пятках. Джисон радостно семенит за ним к машине. — А альф ждать не будем твоих? — Нет, — отрезает Чанбин, вызывая у Джисона хитрую ухмылку. — Что? — Не отрицаешь, что они не твои. Какой в этом смысл, думает Чанбин, потирая саднящую шею — она вспухла и ноет там, где у него стоят метки. Несмотря на все его предубеждения, это… делает его сильнее.