Un ciel de toi

Они сближались медленно и осторожно. Один — от страха невовремя сделать следующий шаг и все испортить, другой — потакая этому страху и не форсируя события. Мерсо терпелив и дает партнеру полную свободу решений, пока тот разбирается в своих чувствах и желаниях; сам Мерсо со своими чувствами давно в ладу. Нам нравится проводить время в физическом контакте друг с другом. Какой это будет контакт — решать тебе. Я выскажу свое мнение в ответ на твои предложения. Для Грегора ситуация отягчалась тем, что до такого серьезного шага, как обсуждение отношений и уж тем более физических контактов, он дошел впервые в жизни. Да и что он вообще мог предложить, что хорошего вспомнить? Детские годы почти полностью пропали из памяти, разве что ярким пятном выделялись минуты, когда он держал Грету за руку и бежал куда-то без оглядки, теряя на ходу дырявые варежки; после этого он не помнил приятных прикосновений вообще. Холодная сталь хирургических инструментов и гораздо более леденящие руки «матери», хвалившей его за успехи. Раньше он тянулся за ее похвалой, теперь же в отвращении дрожал, вспоминая, как пальцы отодвигали с его лба прилипшие от пота волосы — механически, как медсестра готовит для хирурга место операции. Потом «мать» исчезла, отобрала у него целую замечательную руку и с улыбкой отправила убивать незнакомых людей. Период войны же Грегор изо всех сил пытался задавить в своей памяти и не думать о том, как сначала опьяняло ощущение разрывания чужой плоти, каким значимым он ощущал себя на поле боя, ведя вперед батальон… и какими чужеродными на ощупь потом казались тела друзей по несчастью, которые еще утром шли с ним в наступление. Последнее, увы, никуда не ушло — ему все еще нужно было иногда вытаскивать мертвых грешников из каких-нибудь неудобных мест, чтобы управляющий мог безопасно их воскресить. Конечно, со знанием, что они мертвы только временно, носить товарищей по команде было не так неприятно, да и рука сама тянулась потом похлопать их по плечу, будто убедиться, что плоть вновь теплая и живая. Не то что там, в воспоминаниях. Постепенно, вечер за вечером, он рассказывает об этом Мерсо. Грегор обычно не против поболтать на отвлеченные темы, но когда дело касается его самого, язык будто отказывается его слушаться. Часто он скачет с темы на тему, не в силах бороться с защитной реакцией своего разума; тогда Мерсо осторожно, но твердо кладет ладонь ему на колено и слегка сжимает — настолько, чтоб лишь ощущалось его присутствие. Это немного придает Грегору уверенности, и он продолжает копаться в воспоминаниях, пока не доходит до точки и отказывается проникать дальше. Каждый раз ему неловко, что Мерсо приходится с ним возиться, вытягивать из него информацию слово за словом только лишь для того, чтобы в итоге сделать ему приятно; уходя спать в свою комнату, Грегор задается вопросом, не сказать ли партнеру (мог ли он вообще так его назвать?) на следующее утро, что все это не стоит его времени и лучше закончить все прямо здесь. Но каждое утро Мерсо приветствует его, поправляет ему галстук и следует за ним к салону автобуса, словно молчаливый телохранитель. И нежность, с которой он приводит в порядок слегка помятый воротник рубашки и затягивает узел галстука до приемлемой высоты, заставляет Грегора забыть о неприятных мыслях прошлой ночи. Эти первые успехи - первые приятные моменты - он отметил как-то раз за очередным вечерним разговором. Увы, случались они далеко не ежедневно, и не всегда им даже удавалось нормально поспать после конца рабочего дня — бывало, сам Данте валился с ног и не мог протикать им заветное «у вас столько-то часов на отдых и личное времяпровождение», и тогда Фауст неустанно подменяла его. Правда, ее бесцветный голос хоть и звучал понятнее усталого тиканья, а все же время на отдых не увеличивал. Но выдавались спокойные, даже скучные дни, когда грешники целыми днями лишь куда-то ехали да останавливались заправить Мефистофеля свежим полуживым топливом. Тогда они могли не просто насладиться одиночеством в своих комнатах, но и пообщаться с теми, кто не успел надоесть за дневную поездку. Грегор ценит такие скучные вечера, потому что они дают ему хотя бы тень обычной жизни; иногда даже забываешь, что колесишь по районам Города в автобусе, нарушающем пространственные законы. Как будто выходишь в коридор общежития и стучишь в дверь с номером 5 на том же этаже. Мерсо подмечал в разговорах, что в такие вечера «после скучных дней» Грегору проще всего разговориться и в целом расслабиться, находясь с ним в одной комнате. Самому Мерсо все равно, где находиться — у себя или в гостях, но как правило робко стучались именно к нему. Он догадывался, что Грегор смущен этой интимностью, смущен уединенностью с другим человеком, и не подгонял его. Сначала они говорили, сидя на отдалении друг от друга — хозяин комнаты за письменным столом, а гость на предложенном ему стуле, который он поставил у двери. Затем — ближе, уже за одним столом и горячим кофе; Грегор даже признал в тот вечер, что раньше не особо любил кофе, а этот по ощущениям согрел ему душу и он бы с радостью повторил в следующий раз. Мерсо его не подвел — вечер за вечером, встреча за встречей, он выведал идеальную формулу, чтобы Грегору все понравилось. Правда, в какой-то момент тринадцатому грешнику начало казаться, что кофе потерял в теплоте и стал… он не мог подобрать слова. Стерильным? Но сказать об этом Мерсо он не решился — все-таки тот заботился о его комфорте… верно? В день, когда они оказались на одной кровати, сидя рядом друг с другом, Грегор впервые пошутил о том, что их отношения развиваются слишком быстро. К сожалению, Мерсо не понял этой шутки и стал расспрашивать его, в какой момент он поторопился и как стоит действовать дальше. Так и родилась их новая тема для общения — компромисс, на котором они сошлись после долгих ночных обсуждений. Чтобы всем было комфортно, они будут обмениваться мелочами друг о друге, которые стоит и не стоит делать. Начали с того, что Грегор с лукавой улыбкой поделился наблюдением за своим невозмутимым близким другом: Тот заметно расслаблялся в присутствии тринадцатого грешника, и его вечно хмурое, даже угрожающее выражение лица разглаживалось, сменяясь на нечто более спокойное. Можно сказать, даже безмятежное. Причем Грег уже давно наблюдал за тем, как Мерсо держит себя в обществе грешников и наедине с ним; за тем, как менялась эта наружность и как день за днем присутствие Грегора словно давало ему шанс немного передохнуть. Снять маску работника месяца. Мерсо воспринял эти наблюдения, как и ожидалось, абсолютно нейтрально и даже подтвердил, что наедине с Грегором ощущает какое-то спокойствие, которого не достичь в других условиях. — Помню, ты спрашивал у нашего дружище Данте, нужно ли тебе побольше улыбаться, — вдруг напомнил ему Грегор. — Я тоже это помню. Управляющий не дал никакого ответа. — Да, он вряд ли бы заставил тебя улыбаться, если ты того не хочешь. — А ты хотел бы, чтобы я больше улыбался? — Понимаешь… Он вдруг замолк и почесал небритый подбородок. Мерсо про себя поморщился, но вслух виду не подал. Хоть и припомнил вчерашние слова Грегора, что он обязательно утром побреется и сегодня будет гладкий и свежий. Ну, не судьба. — Мне нравится, что ты улыбаешься. Типа, нравится тебя радовать, шутить удачно, приносить какой-то комфорт. Но не когда ты подстраиваешься под то, чтоб твой вид нравился мне, понимаешь? — Не совсем, — медленно признался тот. — Ты не хочешь, чтобы я показывал свое удовлетворение? — Нет же… Грегор мягко вздохнул и опустил голову. Он не был расстроен, хоть и тему поднял сложную, но Мерсо ошибочно принял его реакцию за опечаленную, вдруг двинулся ближе на кровати и поцеловал его в лоб. Все мысли, которые Грегор пытался собрать в кучку и сформулировать объяснение, немедленно разлетелись как осенние листья от бурного ветра; он поднял глаза на собеседника и смущенно хихикнул. — Т-ты чего это… на нежности потянуло? — Я слышал, что поцелуем в лоб можно приободрить близкого человека. К сожалению, я не был уверен, сработает ли это на тебе, но мой опыт был положителен, поэтому… Не дожидаясь, пока он договорит, Грег опустил голову снова и легонько толкнул Мерсо в грудь макушкой — разумеется, тому такой удар был бы нипочем, но он все равно слегка пошатнулся. Наверное, от неожиданности. — Да, ты меня приободрил. Только теперь мне надо снова думать над тем, что я хотел сказать… — Грегор вновь поднял голову и взглянул на него — немного растерянного и усталого, пронзавшего темными зелеными глазами до самого ядра сознания. — Впрочем, оно к лучшему. Я в следующий раз лучше подготовлюсь, чтобы ты не мог меня так легко отвлечь… После Грег не раз задавал себе вопрос, нравится ли ему, что за его поведением так пристально следят и запоминают каждую деталь. И признавал, что да — нравится. Сперва это было в каком-то роде дискомфортно — осознавать, что ему в затылок частенько направлен неумолимый взгляд товарища по команде, и даже страшно сказать что-то не то или посмотреть не в ту сторону. Но неловкость ушла вместе с чуждостью в их отношениях, сменилась на какое-то подобие уверенности, что на кого-то точно можно положиться и про тебя точно не забудут. Не только в драке, но и в повседневности. Однако сегодня правила игры поменялись. Сегодня Грегор стучал в давно знакомую дверь, готовый к обратному разговору — спросить Мерсо, а что же будет приятно ему самому. Каким-то образом до этого девяносто процентов информации выкладывал о себе именно Грегор; его было проще разговорить, ему было проще рассказать о себе детали, которыми можно было его порадовать или же смертельно ранить его доверие. С человеком, который ему симпатичен, грешник хоть и частенько смущался, но все же был более спокоен и доверителен в общении. Но о Мерсо сказать того же самого он не мог: по ощущениям тот совершенно не менялся в объеме рассказанного, да и отвечал на вопросы он обычно напрямую, не припоминая на ходу детали и не отвлекаясь на них. Да, ворчал про себя Грегор, сам он тот еще болтун, если втереться к нему в доверие. Но как бы так втереться в доверие к Мерсо, чтобы добиться того же результата… В этот раз, к его удивлению, дверь номер пять была открыта. Не нараспашку и не приоткрыта для случайного посетителя, но и не заперта. Как-то он спросил у Фауст, как работают замки на дверях их комнат; в этот раз она не пустилась в долгие пространные объяснения, а выразилась короче — в твою комнату, пока ты в ней, войдут только те, кого ты захочешь видеть. Так никто не проникнет к тебе, пока тебя нет на месте, а уж с желанием пустить кого-то внутрь… Фауст упомянула, что это связано с ментальным состоянием хозяина комнаты, а большего ему и не нужно было. Дверь Мерсо никогда ему не открывалась сама, как бы обидно ни было это признавать. По его словам и наблюдениям, дверь его комнаты открывалась для тех, с кем они точно назначили встречу в определенное время; Грегор заходил к нему далеко не в каждый вечер, частенько падая без сил в своей комнате, а договора на конкретные дни встречи у них не было. Вот и выходило, что дверь открывалась Грегору после того, как он стучал в нее в любое время суток. И то, что сейчас он зашел в помещение беспрепятственно, его немного напугало. Мысль о том, что с Мерсо что-то случилось и он не контролирует комнату, была сразу отброшена: тогда бы Грег точно не смог сюда попасть. Раз уж хозяин комнаты хочет его видеть, подумал он, то не грех и зайти. Как культурный гость, он закрыл за собой дверь; помещение на первый взгляд пустовало, не горело ни одной лампы и даже не пахло едой, хотя грешники обычно вечером чем-то да ужинали, иногда даже из общей кастрюли. Однако кое-что привлекло внимание Грегора. Он поднял взгляд на окно под потолком, стилизованное под тюремную решетку без стекла; обычно в него было видно переменную облачность, а иногда даже тусклое сияние солнца сквозь эти облака, но в этот раз… шел дождь. Грегор не сразу поверил своим глазам, но ушам он обычно верил больше — все же со слухом, в отличие от зрения, у него проблем не было. К счастью, дождь шел не косой и не попадал в комнату через окошко. Хотя, учитывая специфику их спален, этот дождь скорее всего был ненастоящим и служил как отражение эмоций хозяина, точно так же, как шум баталий за окном у самого Грегора. Что наводило на вопросы. Почему он смог зайти в комнату Мерсо без приглашения, и почему он впервые видел, как за окном у того идет дождь. Когда удивление от осознания немного прошло, он понял, что шумит не только ливень за окном — а дождь, судя по интенсивности, шел уже некоторое время, а не начался только что. Шумела также вода где-то в помещении, и Грегор повернулся к двери в ванную комнату. Как именно работали коммуникации у них в жилище, он предпочитал не задумываться — если так интересно, можно опять же спросить Фауст и получить в ответ подробную лекцию про устройство Мефистофеля. Грешникам как правило хватало, чтоб все задуманное работало как надо, что тоже не всегда было правдой — вспомнить хотя бы срабатывания сирены посреди ночи, когда ничего страшного не происходило. Сложив два и два, Грегор решил подождать, пока Мерсо выйдет из ванной и уже тогда с ним говорить, а не беспокоить в процессе. Он снова оглядел комнату и увидел на стуле аккуратно сложенную рабочую форму и окровавленные латные перчатки поверх теперь уже испачканной белой рубашки; для самого грешника не было чем-то удивительным, что одежда постоянно пачкалась своей или чужой кровью, но он явно не ожидал от Мерсо такой композиции. В любом случае, стул был уже занят, поэтому ему пришлось найти в комнате другой, подвинуть к столу и сесть за него. Чтобы не было так уныло и одиноко, он включил настольную лампу, выудил из стопки листков бумаги первый попавшийся и стал складывать из него какую-то фигурку. Попутно гость прислушивался к шуму на фоне, печально признавая про себя, что дождь шел довольно сильный и сливался по звуку с шумом воды в ванной. И тут до него дошла еще одна вещь. Если бы все было как обычно, то он бы слышал из ванной не только это, но и звуки голоса. Это тоже сильно его удивило в первый раз, но Мерсо потом абсолютно невозмутимо ему подтвердил, что да — он часто поет в душе. Звучало непривычно, но почему-то приятно. Грегор в целом редко слышал, чтобы кто-то из его коллег пел песни, максимум Родя напевала что-то себе под нос или Дон Кихот вспоминала походные песенки для поднятия боевого духа, когда они шарились по заброшенным лабораториям. Мерсо же пел более глубоко и протяжно, пел на языке, который Грегор не понимал, но звучал он очень… романтично. Словно брал под руку и звал на прогулку тет-а-тет под безоблачное небо лунной ночи. Сегодня никто не звал Грегора ни прямо, ни косвенно. Что вкупе с другими моментами из его наблюдений наталкивало на какие-то грустные мысли. Может, и правда что-то случилось, а он еще не в курсе. Он слышал от Роди и Измаил, что из комнаты Хитклиффа иногда доносятся раскаты грома, причем обычно это совпадало с днями, когда его кто-то особенно разозлил. Хитклифф ни с кем не обсуждал это, только хмурился в ответ на обвинения, что шум не давал кому-то там уснуть; а уж такой молчаливый человек, как Мерсо, тем более не стал бы поднимать такую тему… Хорошо, что я сегодня зашел, задумчиво пробормотал Грегор себе под нос, загибая очередной край в бумажной фигурке. Он отлично умел делать журавликов и занимал этим делом руки, когда было совсем нечем скоротать время; хоть одной рукой складывать бумагу было не так удобно, за долгие годы своего необычного состояния он научился и не такому. Он уже потянулся за вторым листом, когда шум воды за его спиной стих, оставив только стук дождя за окном. Через несколько минут показался и сам Мерсо — босиком, в халате и с накинутым на голову полотенцем. Сначала он тщательно вытер волосы, потом откинул полотенце на плечи и взъерошил прическу руками — словно собака, отряхивающаяся от воды. И только потом он заметил, что находится в комнате не один, и что посетитель смотрит на него радостно, хоть и обеспокоенно. — Привет еще раз, — Грегор робко помахал ему рукой в знак приветствия. — Извини, что без приглашения зашел, но сегодня дверь была открыта, и… все хорошо? Мерсо? Он переспросил еще, но ему так и не ответили. Хозяин комнаты надолго застыл на месте, смотря прямо на Грегора, хотя по ощущению — куда-то сквозь него. Потом он перевел взгляд на стол и направился в его сторону; Грегор от решимости его действий сперва опешил и решил, что сейчас его выставят за дверь, но Мерсо всего лишь выключил настольную лампу и повесил полотенце на второй стул, куда ранее сложил свою форму. При этом он кратко взглянул на латные перчатки, вздохнул и отвернулся. Проследив за его взглядом, Грегор поспешил вставить пару слов. — Э-это не я положил, так уже было! Я сам удивился, почему это, чистую… ну, почти чистую одежду еще больше кровью заляпать, зачем оно… — Я знаю, — услышал он блеклый и тихий ответ. — Я сам так сложил свои вещи. Не оборачиваясь, Мерсо прошел дальше и сел на кровать. В полумраке без источников света Грегор слабо различал его силуэт, но ему показалось, что тот уронил голову на ладони и медленно провел ими по лицу. — Извини, Грегор. Я… не уверен, что сегодня хороший вечер для встречи. — Да что там… Я в любом состоянии тебя рад видеть, меня таким не напугаешь, — усмехнулся тот и тут же замолк от осознания. — С-стоп, ты имеешь в виду… Ты не хочешь меня видеть сегодня? Я могу уйти, конечно, но… Из другого конца комнаты послышался тихий вздох, но ни «да», ни «нет» не последовало. И тут до Грегора дошло кое-что еще. — Погоди… Если я смог зайти сюда без приглашения, значит, ты был не против. Значит, ты не против моего присутствия здесь, может даже хочешь, чтобы я здесь был. Я помню, Фауст объясняла нам, как это работает. Скажи честно, ты хочешь, чтобы я сейчас с тобой остался? Молчание. Впервые за все время их знакомства Грегор ощутил жгучее желание находиться рядом с Мерсо; обычно это желание исходило как раз от последнего, а Грег и рад был ему следовать. Сейчас же он понимал, что пора брать дело в свои руки. Сегодня все не как обычно. Он встал со стула, осторожно прошел к кровати, чтобы не запнуться в темноте, и присел рядом с коллегой. Тот за все это время не шевельнулся. — Мерсо. — Грегор старался говорить максимально нежно, чтобы хотя бы тоном голоса подкупить его, если слова не справятся. — Я знаю, что тебе трудно считаться со своими желаниями, а не чужими. Может быть, ты привык вообще ничего не желать, а ждать, когда чужие желания совпадут с твоими потребностями. Я об этом немного размышлял в свободное время… но это неважно сейчас. Я хочу, чтоб ты вспомнил, что твои желания тоже важны и их тоже можно и нужно исполнять, если возможно. Сейчас и здесь, я могу быть с тобой и… не знаю, хоть чем-то тебе помочь. Но капать тебе на мозги насильно тоже не стану. Может… может, твоя комната ошиблась, и ты на самом деле не хочешь никого пускать, а она меня вот так завлекла, чтобы тебе помочь. Я не знаю. Сидя рядом с ним, Грегор уже отчетливее видел, что Мерсо убрал руки от лица и просто сидел сгорбленно, упираясь локтями в колени. Можно сказать, обычная поза человека, пришедшего с работы домой. Он продолжал молчать, не соглашаясь и не отказываясь; с одной стороны хорошо, что он не гнал нежданного гостя, с другой — все еще непонятно было, что делать, что случилось и чего хотел сам Мерсо. Тогда Грегор решил — раз его до сих пор не выставили за дверь, то и за эти действия ему ничего страшного не будет. И положил руку на плечо соседу, ощутив, как тот вздрогнул. Затем он потянул Мерсо на себя, чтобы прижать его к груди, но тот внезапно воспротивился и застыл на месте. — Я только хочу тебя обнять. Можно? — …У меня волосы влажные. — Ну и что? Я ж в этой одежде спать не буду, потом переоденусь. — Эти слова почему-то не сразу его убедили. — Если ты мне дашь какую-нибудь запасную рубашку, то прямо при тебе переоденусь. Идет? Это был запрещенный прием — Грегор давно заметил, что Мерсо нравится наблюдать за ним в своей одежде, как партнер тонет в рубашках на пару размеров больше. Наверное, он находил это милым. Обещание повторить это сыграло свою роль, и Мерсо сдался, сразу как-то обмякнув и положив голову на грудь Грегу, куда тот его притягивал. Стало немного тяжело, но он не подавал виду. Сейчас его очередь быть сильным и несгибаемым. — И ты говоришь, что у тебя мокрые волосы? Пфф, ты еще не видел, как у меня грива сохнет после мытья. Сколько не вытирай, все равно весь мокрый будешь. — …Они не сухие. Этого достаточно, чтобы ты намок. — Ладно, ладно… Сиди уже. Потом разберемся с этим. Мерсо казался отстраненным и бесконечно далеким там, в темноте, пока Грегор не находился рядом с ним. Как будто они находились по разные стороны стекла в допросной комнате, и Мерсо при этом сидел за стеклом, дожидаясь следователя. В итоге следователю пришлось покинуть место наблюдения и подойти ближе, чтобы задержанный начал говорить. Без вопросов он бы точно не начал делиться своими проблемами, но Грегор решил пока не наседать на него и дать ему время привыкнуть к объятьям. Они не видели друг друга несколько часов после того, как все разошлись по комнатам; если Мерсо все это время так паршиво себя чувствовал, то его определенно нужно было сначала успокоить. Грег не знал, как лучше поступать в этой ситуации, поэтому просто обнимал его и слушал гулкий стук его сердца. Постепенно он становился все размереннее, а дыхание — глубже и тише; Грегор бездумно положил руку на голову Мерсо и провел пальцами по волосам, уже достаточно сухим сверху, чтобы они рассыпались от прикосновений. Мерсо вздрогнул и замер, смертельно напугав своего заботливого компаньона. Он что-то сделал не так? Черт, нужно же было спросить сначала… Он же сам сказал в какой-то момент, что нужно обсуждать прикосновения, потому что ему, например, самому не нравится, когда его как послушную собаку хлопают по макушке — травма детства… Однако реакция на поглаживания проявилась только физическая, вслух никаких замечаний не случилось. Поэтому Грегор нарушил тишину сам. — Все нормально? Прости, я должен был спросить, а потом делать… — Все хорошо. Ты… можешь продолжать. Это приятно. — Д-да? Но почему ты так напрягся тогда… Ему ответили не сразу. Похоже, не просто так это случилось, продолжил корить себя Грег. — Я отвык от такого контакта. Последний раз это было очень давно, и… Это что-то, о чем не хотелось бы вспоминать. О нет. У него же умерла мать… вдруг это была она, и ему неприятно думать об этом? — Прости за бестактность, но… кто тебя гладил по голове? Мама? — робко спросил Грегор, радуясь про себя, что в комнате темно, а Мерсо при этом не смотрит ему в лицо, вместо этого погребенный в объятьях. — Нет. Девушка из моего прошлого, еще до вступления в нашу команду. Оу. Так даже хуже. Грегор сглотнул и ощутил, как его сердце забилось быстрее. Молодец, похоже, про бывшую ему напомнил. Но спрашивать, что это за девушка, было бы уже совсем не к месту. — Тебя это очень взволновало, — продолжил Мерсо приглушенно. — Могу заверить тебя, что сейчас она никак не влияет на мою жизнь. К нашим отношениям она тоже никак не относится. — Но то, что тебе про нее напомнило то, как я… — Грегор. На минуту тот отнял лицо от его груди и взглянул ему в глаза. Тусклый свет от дождливого пейзажа за окном достаточно освещал их обоих, чтобы Грег смог разглядеть лицо партнера и как пристально тот на него смотрел. — Раньше меня никто не трогал так, как она. Логично, что ты сейчас гладил меня по голове и напомнил мне о Марии. — Так ее зовут Мария. — Это важно? — Нет, я просто… Буду теперь знать, на кого стоит обращать внимание по дороге. Вдруг встретим ее, значит, скоро твою ветвь искать будем. — Грегор теперь звучал слегка раздраженно, даже ревниво. — Извини, я тебя перебил. — Ничего страшного. Я хотел сказать, что наши с тобой контакты — это отдельное дело, и я разделяю их со своим прошлым. Если мне приятно чувствовать, как ты касаешься меня, то это не должно напоминать мне о предыдущем опыте. Мне нужно концентрироваться на том, что я имею здесь и сейчас. Он прильнул обратно к теплой, слегка влажной от мокрых волос груди, и тихо вздохнул. — На тебе, Грегор. — Да, я понял… — Я уточнил на всякий случай. Мне важно, чтобы ты это знал. Грег подавил желание щелкнуть его по лбу и вместо этого притянул его рукой ближе к груди, прижавшись щекой к макушке. Его собственный сердечный ритм постепенно пришел в норму, когда непослушные мысли чуть улеглись в голове, уступив место словам Мерсо. Я концентрируюсь на тебе. Ты то, что у меня есть здесь и сейчас. Пессимист в голове Грегора мог бы начать ныть, что это «здесь и сейчас» когда-нибудь кончится, а Мерсо двинется дальше, но в этот раз громче говорила другая сторона его разума. Что сейчас они полностью в руках друг друга, и никто другой на них не повлияет. Если что-то и случится, то они сами станут для этого катализатором. Что пугало не меньше, чем раздор со стороны кого-то третьего, но хотя бы сужало круг возможных проблем. Не то чтобы у грешников их не было, но… проблемы казались куда менее грозными, когда на них получалось смотреть хотя бы с двух точек зрения. — Мерсо… — заговорил он, но тут же остановился. — Ты не спишь? Из груди провибрировал отрицательный ответ. Грегор усмехнулся и продолжил начатое. — Слушай, я… прозвучу глупо, наверное, или наивно. Я просто никому такого не говорил раньше, и… — Он замялся и кашлянул в сторону. От лежавшего в его объятьях человека никакой реакции не поступило. — В общем, я… люблю тебя. Мерсо на секунду задержал дыхание, но все еще ничего не сказал. Это одинаково радовало и пугало, но Грегор все же пересилил ступор и заговорил снова. — В плане, да, мы тут обнимаемся, целуемся иногда, но… Так много кто делает, просто потому что нравятся друг другу, все такое. Нет, я… чувствую к тебе что-то большее. Конечно, у меня нет опыта толком, чтобы о таком судить, но… Все говорят, что любовь заставляет терять голову, думать о ерунде, бросить все и проводить время только с одним человеком. Я не скажу, что у меня прямо все так плохо, да и времени мы вместе и так много проводим, что на работе, что вот так по вечерам… Я больше про другое. Мне кажется, что нужно быть готовым защищать того, кого любишь, поддерживать его во что бы то ни стало. Хотеть, чтобы с ним все было хорошо. И я… я сделаю все, что смогу. Да, из меня такой себе утешатель, защитник тоже не всегда хороший… вспомнить хотя бы тот случай, когда нас двоих гвоздем проткнули. Но я… мне кажется, что у меня что-то получается. У меня есть какая-то уверенность, что я смогу тебе помочь. — Хм. Ты так решил, потому что комната тебя впустила? — Грегор ожидал от этих слов иронии, но в них был искренний интерес. — Нет, — ухмыльнулся он, — потому что когда я вошел, за окном у тебя шел ливень, а сейчас облака расходятся. Он не смотрел за окно, но знал, что дождь прекратился — вода давно перестала стучать белым шумом на фоне. И он ощутил первое движение тела в своих объятьях: Мерсо медленно высвободил руки и сам обнял его за талию, насколько это было возможно. Хоть и прошло сравнительно много времени с того, как он покинул ванную комнату, его тело все еще хранило тепло горячего душа и еле заметный приятный запах мыла. Грегору казалось, что его окружили теплым одеялом. Что ж, это довольно неплохая реакция на его слова, нервно усмехнулся он про себя. Несколько минут они сидели в тишине, прежде чем Мерсо снова заговорил. — Я не знаю, могу ли сказать тебе то же самое, — начал он, вероятно, не самым лучшим образом. — Мне трудно определить для себя, чем именно является любовь. Если ты расскажешь мне более подробно, возможно, я смогу сказать, что люблю тебя так же, как ты меня. Но людям обычно не это нужно, как я понял — им нужно знать, что я испытываю сам по себе. А я не могу дать им ответа. — Ох. — Если ты хочешь, чтобы я говорил, что тоже тебя люблю… — Нет, мы об этом уже говорили… — Грегор тихонько вздохнул и крепче прижался к нему, чтобы говорить практически на ухо. — Я хочу, чтобы ты был собой, каким бы ты ни был. Если ты не знаешь, что такое любовь — я готов ждать, пока ты этого не поймешь. Даже если ты не поймешь — я просто буду рад, если тебе со мной рядом будет хорошо. Может, рядом со мной ты выведешь это понятие. Да что там, я сам до конца не уверен… я описал то, что ты заставляешь меня чувствовать. Наверное, у меня просто больше смелости звать это любовью, хех. Он ощутил вдруг, как наливаются тяжестью веки. Сидеть в таких больших теплых объятьях было слишком опьяняющим чувством. — Мы можем об этом поговорить в следующий раз… о том, что ты чувствуешь по отношению ко мне. Сейчас я просто уже не смогу… — Я тоже не готов обсуждать это сейчас. Однако мое состояние определенно улучшилось благодаря тебе. До этого я не был уверен, смогу ли сегодня заснуть вовремя. — Оу, а теперь ты уверен? — засмеялся Грегор, отстраняясь. — Я уверен, что смогу заснуть спокойным сном и проспать достаточное количество времени. — Ну славно. Значит, моя миссия окончена… Он зевнул и двинулся корпусом к краю кровати; однако руки, обнимавшие его за талию, не разжались. — Ты… что-то хочешь сказать? — Я думал, уместно ли будет такое предлагать… — О боже. Он сейчас о чем-то меня попросит! О чем-то, что хочет сам! От неожиданного восторга Грегор чуть на месте не подпрыгнул. — Говори, конечно! — У меня есть подозрение, что если ты продлишь свое присутствие, эффект от этого будет более ощутимым. — То есть ты хочешь, чтобы я побыл с тобой еще. — Если тебе не доставит дискомфорта… — Ох, Мерсо… Да я только рад буду. Хочешь, на ночь с тобой останусь. — Хочу. Если это был вопрос. Грегор засмеялся снова, теперь уже двигаясь обратно в прежнее положение — в объятья партнера — и целуя его в лоб. — Я готов исполнить любое твое желание. В пределах разумного. — Я тоже. — О, ну в тебе я не сомневался ни секунды.