Для Инсина занятым быть нельзя

— Я занят, Инсин. Дань Фэн недрогнувшей рукой отстраняет его от себя, на мгновение смотрит как бы извиняясь, но тут же опускает взгляд и снова углубляется в работу. Инсин глядит сочувственно, несколько минут выжидает и предпринимает ещё одну попытку. Он подходит к Фэну со спины, обнимает его и утыкается лицом в шею. Верховный Старейшина даже не пытается сдержать вздох, небрежно треплет кузнеца по волосам, и — всё. Продолжает читать. Инсин сидит так долго, пока спина не затекает и не приходится выпрямиться. Фэн продолжает читать. Это продолжалось почти неделю — Старейшина буквально утопал в работе, не пытаясь, впрочем, выплыть из ее пучины даже на несколько секунд. «Да как?» — не понимал Инсин. «Как можно столько времени проводить за бумажной работой? Мозги закипят…» Фэн не ел бы, если бы Инсин не заботился об этом. Он спал бы за низким столиком среди книг, если бы Инсин не относил его в спальню, не раздевал бы и не укладывал в широкую постель. — Тебе нужно сделать перерыв, — говорил Инсин, склоняясь рядом над свитками. Древние письмена. Кузнец не понимал их, и ему было неловко. — Мгм. — Фэн! Я серьезно говорю. Давай-давай, встань и пройдись! Инсин хватал видьядхара под мышки и поднимал на ноги, не заботясь о том, что кисти в его руке были запачканы чернилами и книги соскальзывали на пол. Тогда Дань Фэн начинал сердиться, взмахивал руками, торопливо поднимал книги, говорил, что Инсин мешает ему готовиться к ритуалам, что он отдохнет после и без его беспокойства. Но вечером он вновь съедал, не глядя, принесенный ему холодный ужин, хмурился, но кивал и благодарил. Будь на месте Инсина не Инсин, а кто другой — он бы или затосковал, или разозлился бы и бросил всё это дело. Но Инсин посмеивался, слыша ворчание Фэна, всё так же вбегал после работы и обеда в его покои и приносил что-нибудь вкусное, ночью уносил спать и устраивался рядом. Дань Фэн фыркал. Вполголоса благодарил, утвердительно мычал. Давал себя быстро поцеловать. Но большей ласки — нет. «Я занят, Инсин». «Я читаю». «Позже, Инсин». Да, Старейшина… ввиду предстоящих якобы важных церемоний он совсем не позволял вытянуть из этого омута педантичной и надрывной подготовки. А что Инсин? Хах, он так не умел. Поэтому одним солнечным утром, подкараулив Старейшину, выходящего после какого-то собрания, на заднем дворе, Инсин преградил ему дорогу и выпалил: — Ты не пойдёшь никуда. — Что?.. — растерялся Дань Фэн. Он был сонный, хмурый и заторможенный. Инсин подошел вплотную и заключил Старейшину в крепкие объятия. — Остаёшься здесь, дышишь свежим воздухом. Слышишь? Пройдемся пару раз по саду, отдохнешь. Тогда отпущу! Фэн, измученно улыбаясь, попытался отойти назад, но уперся спиной в мраморную стену. Его прижали. Кузнец тихо засмеялся. — Инсин… Начинать объясняться, почему он не может позволить себе перерыв, из-за чего важен ритуал, и как невовремя про него сообщили, Дань Фэн не стал. Он покачал головой. — Потом. — Нет, не потом! Кузнец схватил Фэна за подбородок и прильнул к его холодным губам. Несколько секунд — и в саду послышались чьи-то шаги и бряцание доспехов. Инсин слегка отстранился, но Фэна не отпустил. Шаги доносились со стороны ворот; от чужих глаз их отделяли лишь узкая тропинка и листва деревьев. Инсин буквально кожей почувствовал, как взволновался и напрягся Старейшина. Это раззодоривало. — Стража, Инсин, — еле слышно прошептал тот. Кузнец едва уловимо кивнул и вновь приблизился. Фэн почувствовал быстрое дыхание, опалявшее незащищенную шею. Затем чужие пальцы начали отстёгивать пояс. Старейшина протестующе зашипел, но осёкся, стоило тёплой ладони скользнуть вниз. Вдалеке вновь раздался солдатский марш — на этот раз громче, — видимо, проходила смена караула. Свободной рукой Инсин обхватил талию Фэна, прижался пахом к боку. Видьядхара прикрыл глаза, чувствуя, как его лицо заливается краской. Другая ладонь кузнеца, немного шершавая, в рубцах, горячая, медленно проглаживала живот и бедра. Засвистел слабый ветер и над дорожками поднялись вихри багряных листьев. Вдалеке снова зазвенела сталь. Смутно послышалось несколько голосов. Они стояли долго; Инсин целовал бледную шею видьядхара, прижимался, ласково касался кончиками пальцев чувствительной кожи, Дань Фэн, зажмурившись, одной рукой вцепился в волосы кузнеца, другой — в мраморные плиты позади. Обычно сдержанный и собранный, теперь он тяжело дышал и нетерпеливо подавался вперед из-за нехитрых действий Инсина. Сколько бы раз это не происходило, кузнец находил в попытках Верховного Старейшины сдерживаться — в неудачных попытках — нечто восхитительное. Они оба вздрогнули, когда нижняя часть облачения Старейшины, подол и штаны, с глухим стуком упала на землю. Инсин недолго думая подхватил Фэна, поднял на землей и — напрасно тот прикрыл покрасневшие щеки и попытался свести коленки — прижал собой к стене. Кое-как стянул верхнюю одежду и вновь завлек в длительный поцелуй. Пальцы Фэна уже потянулись к застёжкам на кафтане Инсина, когда… Как невовремя. Не будь они так увлечены, услышали бы, вероятно, раньше. Однако, в глубь сада неторопясь пробирались двое из Облачных рыцарей. За воротами о чем-то горячо спорили. У обоих (у Дань Фэна — в первую очередь) сердце моментально сделало маленький кульбит. Невовремя, ужасно невовремя… Выждав ещё десяток секунд, они поняли, что действительно нужно уходить. Инсин медленно опустил дрожащего и раскрасневшегося Старейшину на землю и потянулся к брошенной одежде. Через две минуты они пробирались темными дворами и закоулками в Комиссию по ремеслам. Дань Фэн, хоть рядом почти никого не было, старательно прятал лицо под капюшоном плаша, принесенного Инсином…

***

— Вообще-то план изначально был не такой, — довольно хмыкает Инсин. Он снимает тяжелый чайник с печи и разливает кипящую воду по чашкам. Дань Фэн задумчиво смотрит то на струящиеся клубы пара, то осмотривает комнату. С последнего его прихода сюда, как правило, многое меняется, Инсин не тот человек, который будет класть какую-то вещь свято на одно и то же место. Дорога до кузницы немного проветрила обоих. Теперь Фэну вспомнились и документы, и ритуалы, но он чувствовал, что не может об этом думать. Тяжело. Позже. Он должен сделать передышку. Инсин садится напротив и заводит рассказ о последнем своем заказчике, престранном копейщике; за его спиной в маленьком окне поблёскивают звёзды и движутся тени. Фэн следит за ними, медленно потягивая горячую жидкость из чаши, кивает и сильнее кутается в наброшенное на плечи одеяло. Разговор продолжается ещё несколько часов, вода в чайнике успевает остыть и Инсин вновь поднимается и ставит его у печи. Возвращаться на свое место он не спешит — подходит к Фэну и обвивает руками его стан. На следующий день Верховный Старейшина вернется в Обитель поздно и примется за работу медленно и не сразу, чем вызовет вопросы у остальных… Но это будет завтра. Сейчас за окном уже начинает растворяться ночная мгла, Фэн мягко целует чужие теплые губы и последующие рассветные часы отдаст их обладателю.