С добрым утром, небесное светило

Ким Докча умер. Снова. *** Это было не особенно приятно. В груди жгло, будто ему между рёбер засунули горящий факел, тёмная атласная рубашка противно прилипала к туловищу, смоченная его потом и кровью, перед глазами всё расплывалось. Чернота неба, белизна облаков, проблески звёзд. Для Докча это стало сверкающим мутным месивом со слишком ярким контрастом. [Созвездие "Дива, пьющая луну" истошно рыдает.] Докча испытывал смерть так много раз. Казалось бы, он должен уже привыкнуть к этим чувствам, но привыкание не означает, что процесс внезапно начнёт ему нравится. Уведомления от системы всё продолжали возникать рядом с ним, усугубляя его головную боль. Громкий звук новых сообщений без остановки чирикал у него под ухом, свечение экрана добавляло голубую краску к серости общей картины. [Созвездие "Демоноподобный Огненный Судья" пытается утешить созвездие "Дива, пьющая луну".] [Созвездие "Узник Золотого Обруча" в недоумении.] «Глупые, дурацкие созвездия, — подумал Докча. — Почему они не дают мне просто спокойно умереть?» Он не ожидал ответа, да и знать его вовсе не хотел. С его губ сорвался тяжёлый низкий стон, когда он ощутил онемение конечностей. [Созвездие "Дива, пьющая луну" взывает к Вам.] [Созвездие "Дива, пьющая луну" умоляет Вас одуматься.] [Созвездие "Дива, пьющая луну" умоляет Вас не бросать её.] Докча уже не мог прочитать текст, пульсировавший на экране, но его это не сильно беспокоило. Он в любом случае снова получит эти уведомления после того, как очнётся, даже если ему на самом деле плевать на их содержание. [Созвездие "Дива, пьющая луну" смотрит на Вас с отчаянием в глазах.] [Созвездия, желавшие Вашей смерти, довольны нынешним исходом.] Докча морщится и плотнее стискивает зубы. Дыхание стало агонией, непосильным трудом, а во рту появился мерзкий кислый привкус, будто в его горле скопилась не кровь, а желчь. Его рука немного оторвалась от земли, когда он захотел ощупать рану, но сразу же упала обратно. Докча совсем обессилел. Он поздно осознал, что сопротивляется смерти чисто рефлекторно, заставляя себя не терять сознание вместо того, чтобы расслабиться и отпустить. Несмотря ни на что, умирать всё же страшно. [Созвездие "Дива, пьющая луну" замолкает.] [Созвездие "Дива, пьющая луну" желает подарить Вам свою стигму.] *** Докча чувствовал себя странно. Ему казалось, что он плывёт. Нет, тонет. Тонет в необъятной океанической бездне. Он ощущал воду, обволакивающую его тело, но не давление глубины. Возможно, это был эффект Четвёртой стены, сглаживающий его ментальный шок и возможную травму после очередной смерти. Однако, лишь задумавшись об этом на мгновение, Докча заметил, что звук сообщения от Четвёртой стены не появляется. Так же, как любые другие звуки или видения. Это было необычно. До сих пор Докча ни разу не чувствовал, будто он умер по-настоящему. Каждый раз, когда его тело испускало последний вздох, он закрывал глаза, а в следующее мгновение открывал их вновь, чтобы снова оказаться рядом с товарищами или попасть в совершенно чужое пространство. Впервые Докча не смог открыть глаза. Как бы он не пытался, ему не удавалось разомкнуть веки. Это как попробовать моргнуть во сне, только наоборот. Сон? Да, ему ведь и правда казалось, что он спит. Просто спит. В его голове было так пусто в отличие от всего того времени, когда она была забита мыслями и тревогами. Его тело было таким лёгким, что Докча почти не чувствовал собственного веса, несмотря на то, что, судя по всему, прямо в этот момент он стремительно опускался на дно. И больше всего, пожалуй, Докча радовало отсутствие боли. Он едва мог вспомнить, когда в последний раз у него что-то не болело. Во рту не было противной вязкости, и раны на его руках больше не кровоточили. Возможно, тонуть не так уж и плохо. *** Докча медленно открыл глаза, просыпаясь. Всё заметно изменилось: его окружала не гнетущая тьма, а мягкий солнечный свет, и он сам уже не был погружён в воду, вместо этого нежась в тёплой кровати. Обстановка комнаты была ему совсем незнакома. Сначала ему показалось, что он проснулся в своей комнате, в той квартире, в которой жил до разрушения Сеула, но эта мысль быстро показалось ему бредовой. Во-первых, всё, что он пережил, не могло оказаться простым сном. Во-вторых, его собственная комната была слишком маленькой и холодной по сравнению с той просторной и уютной, в которой он находился сейчас. Его глаза бегло изучали интерьер. Молочный потолок и белые навесные полки, бежевого цвета обои и кремовые шторы. Лакированная коричневая дверь и каштановый шкаф, шоколадные светильники и охристый подоконник. Контрастно, но до ужаса нежно. Докча проследил за изгибом едва колышущихся штор и попытался рассмотреть пейзаж, но за окном увидел только кучки расслоившихся облаков с бледно-розовыми тенями. Это было так неестественно. Докча несколько раз бывал во владениях других созвездий, но никогда не встречал подобных локаций. Здесь он чувствовал себя так... комфортно. Здесь было тепло и мягко, безопасно тихо. Ничего подобного не существует в пределах сценариев. Сценарии! Глаза Докча резко открылись, когда он осознал ситуацию. Как он мог забыть? Должно быть, это место умеет одурманивать сознание воплощений. Как бы ни было хорошо в этой комнате, у него есть дела, и он не может оставаться здесь. Но как только Докча попытался встать, он понял, что его тело было придавлено к кровати. Он попробовал подняться снова, но сразу же рухнул обратно на плюшевую подушку. Он торопливо перевёл взгляд с потолка на свой торс и замер. Рядом с ним лежала женщина. Она спала, положив голову ему на грудь и прижавшись всем телом к его правому боку. Её рука крепко обнимала его за талию, а нога была перекинута через его бедро, надёжно удерживая его на месте. Докча внимательно изучал лицо этой женщины. Даже если ему приходилось смотреть на неё под неудобным углом, он мог наверняка сказать две вещи: она невероятно красива и он никогда не встречал её раньше. У неё не такое вытянутое лицо, как у Чон Хивон, и не такие худые щёки, как у Хан Суён. Более длинные ресницы, чем у Ю Саны, и более шелковистые волосы, чем у Ли Сольхвы. В этой женщине не было ничего, что могло бы напомнить ему тех, кого он знал, но она всё равно казалась ему такой близкой. Такой родной. Докча не мог понять, что вызвало в нём такое чувство. Он точно запомнил бы встречу с кем-то подобным так же хорошо, как запомнил свою первую встречу с Ю Джунхёком, но в его голове не всплыло ни одно воспоминание. Однако он ощущал накатывающее на него чувство глубокой привязанности. — Почему ты проснулся? Ещё рано. Засыпай. Её ресницы даже не дрогнули, она не показала, что не спит, поэтому Докча вздрогнул, неожиданно услышав её голос. Он никогда не слышал его прежде, но что-то заставило его повиноваться и снова закрыть глаза. Он лежал бревном, прислушиваясь к тишине и сосредотачиваясь на собственном сердцебиении. Докча сам не заметил, как расслабился и действительно почти провалился в сон. Почти. — Я не могу. Он говорил тихо, в тон ей, чтобы не нарушать атмосферу. Женщина ровно дышала, не двигаясь и по-прежнему не подавая признаков бодрости, хотя продолжала разговор с ним. — Почему? Докча показалось, что это достаточно глупый вопрос. — Я должен идти. Мои товарищи ждут меня. Женщина притихла. С её стороны раздавалось только нежное сопение, будто она вновь провалилась в сон, и у Докча появилось немного времени на размышления. Только сейчас он понял, что полностью обнажён, впрочем, как и женщина, лежащая на нём. Её фигура была укутана в лёгкую белоснежную простынь, которая была также перекинута через его бёдра, но едва прикрывала пах. Изящная ножка огибала его собственную ногу, прикосновение кожи к коже почти обжигало естественным человеческим теплом. Докча чувствовал, как женские груди прижимаются к его руке под покрывалом, чувствовал их полноту и мягкость. Он не мог видеть этого, но ощущал так безмерно ярко. Докча смутился. Точнее, он понимал, что должен смутиться, но на самом деле ничего подобного не испытывал. Это не было похоже на случайное соприкосновение его и Ю Саны ладоней, на хлёсткие удары Хан Суён или на поддерживающие похлопывания по плечу от Чон Хивон. Совсем не похоже. Совсем. И всё же ему было комфортно, словно в этой наготе не было ничего плохого или смущающего. Будто Докча всегда лежал здесь, в этой постели, в присутствии красивой женщины. Он чувствовал себя на своём месте. И это пугало. До животного ужаса. Докча сомневался, что когда-либо раньше был напуган так же сильно, как сейчас. В его теле не было и следа присутствия физического страха, но его разум бушевал. Это неправильно. Это не его чувства. Его глаза ещё раз бегло оглядели комнату в поисках подходящего пути для побега. На противоположной двери располагалась дверь, но была ли она настоящим выходом? Женщина поёрзала и уткнулась носом в его грудь немного сильнее, глубоко вдохнула запах его кожи (странно чистый, учитывая, в каком состоянии был Докча некоторое время назад), будто это доставляло ей удовольствие. Она глубоко дышала, отдаваясь моменту, пока не открыла глаза и не прижалась к его груди щекой, поднимая взгляд к его лицу. Её глаза смотрели на Докча сонно, лениво. — Товарищи? Докча оторопел, но сглотнул и ответил с уверенностью. — Товарищи. — Ты правда относишься к ним так? — в его глазах снова отразилось непонимание, тонкие губы слегка приоткрылись от удивления. — О, ты всегда делаешь такое выражение лица в подобных ситуациях. Он нахмурился, начиная слишком волноваться. Эта женщина определённо знала его и, вероятно, знала хорошо. — О чём ты говоришь? Конечно, я считаю их своими товарищами. [Созвездие "Дива, пьющая луну" ставит Ваши слова под сомнение.] Докча глубоко вдохнул от шока и сразу же подавился поглощённым воздухом. Его глаза мгновенно опустились от экрана обратно на женщину, но та вновь притворилась мертвецки спящей. — ...если бы они были твоими товарищами, ты бы не использовал их в качестве ступеней для своей лестницы, ведущей в бездну, — как и все созвездия, Дива разговаривала с ним загадками, и это не на шутку его раздражало. — Зачем тебе возвращаться к ним? Чтобы в очередной раз пожертвовать своей жизнью для их спасения? Чтобы отчаянно превозмогать боль и утраты? Стоит ли всё это того? Докча и без её наводок постоянно задавал себе эти вопросы, и ответ всегда был одинаковым. — Да. Конец, к которому я стремлюсь, стоит всех усилий. — Ты не знаешь, к какому концу идёшь. Ты можешь знать, чего хочешь добиться, но при всей имеющейся информации ты никогда не сможешь наверняка предугадать, к чему приведут тебя твои собственные действия. Финал может оказаться не таким, каким ты его видишь, и даже если ты отдашь всего себя своей цели... — она не стала заканчивать. Её слова звучали бессвязно и, пускай тон её голоса был холодным, слишком эмоционально. Будто её мысли петляли и она не могла собрать их воедино, выливая на него все скопившиеся чувства. Докча не привык к тому, чтобы созвездия проявляли неприкрытые положительные эмоции, такие как искреннее волнение или сопереживание. Он открыл рот, желая затеять новый спор, но в его груди что-то тяжело набухло. Не физически (хотя он на мгновение испугался, что это его сердце собирается взорваться) и не буквально, но Докча чувствовал этот ком, пульсирующий под рёбрами. Такая мерзкая и щемящая боль... Почти невыносимая. — Не надо. Просто не уходи. Женщина прижалась к нему, её пальцы впились в его бок, когда она навалилась на его тело всем своим весом, подминая под себя, словно Докча мог в любой момент сорваться с места и сбежать. Она склонила голову и как-то печально уткнулась в его грудь, её волосы разметались по его коже так, что он совсем не мог увидеть её лица. — Разве здесь не хорошо? Никто не навредит тебе, никто не отберёт у тебя самое важное... Только здесь ты можешь быть в безопасности. Докча готов поклясться, что услышал "я защищу тебя", даже если Дива не произнесла это вслух. Его лицо приобрело ещё более встревоженное выражение. — Почему ты это делаешь? — он уже сталкивался с ситуациями, когда созвездия препятствовали его движению, но это... это что-то другое. Дива не удерживала его насильно, не угрожала. Она пыталась уговорить его остаться. И если обычно Докча вёл себя агрессивно и напористо, то сейчас он просто не мог заставить себя испытывать по отношению к ней злость. В его голосе сквозило чистое любопытство. Женщина отмалчивалась, но больше не разыгрывала спектакль. Просто не отвечала. Её нос касался ложбинки его грудины, и Докча ощущал, как место соприкосновения пылает, будто обожённое раскалённым мечом. — Кажется, это то, что люди называют ■■■. Дива приподняла голову, удивлённая. — О... Не ожидала, что они подвергнут это слово цензуре. Но Докча было плевать на цензуру, он понимал, что скрыто за белым шумом. Любовь. То, что люди называют любовью. И внезапно его затошнило. Поперёк горла встала ядовитая желчь, обжигающая и мерзотно кислая. Докча прищурился так же, как в любой другой раз, когда испытывал боль, но это что-то другое. Что-то более резкое и терпкое, острое, как осколок зеркала. Зеркало... Красивым женщинам обычно нравится любоваться своим отражением. — Мне всё равно, какие последствия повлекут мои слова. Это ■■■, Докча. Я ■■■ тебя. Не имеет значения, если ты не чувствуешь того же, моё отношение не изменится. Так вот оно что... Отражение. Докча осознал, почему всё казалось ему таким далёким, непонятным и пугающим. Эти эмоции были не его. Глубокая привязанность к другой личности, страх от первого признания в любви, беспокойство о близком человеке... Он просто отражал то, что испытывала обнимающая его женщина. И от этого стало так горько. Докча сомневался, что когда-либо знал, что такое любовь, но он стремился к тому, чтобы узнать. Действительно ли любовь всегда такая болезненная? Неужели безответно влюблённый человек обречён на муки бессилия? Это не то, что Докча себе представлял. Мать не учила его любви, книги рассказывали ему о "долго и счастливо", и это никогда не менялось, сколько бы раз он не перечитывал. Но те чувства, что питало к нему созвездие (концепция за гранью человеческого понимания), выходили за рамки его представлений о том, какой должна быть любовь. Дива не имела причин так переживать за него. Не имела причин вовсе любить его, но это всё же происходило. Докча чувствовал, как по всему телу разливается огонь, не обжигающий, а согревающий. Его нутро овевало теплом, не оставляющим саднящего пепла. Только послевкусие угольного дымка (если постараться уловить его). Но огонь, горящий внутри, не стихал, распаляясь лишь больше и больше. Докча подумал, что заживо сгорит. Слишком отчаянно, слишком. Даже Ю Джунхёк не испытывал таких страданий, когда раз за разом терял Ли Сольхву. По крайней мере, если суждения по роману было достаточно, а Докча уже привык мыслить с позиции Ю Джунхёка и поэтому в незнакомой ситуации мог опираться только на его описанный опыт. Но Джунхёк, особенно в его нынешней третьей регрессии, вряд ли когда-либо чувствовал нечто настолько скребущее и душераздирающее, даже когда принял решение пожертвовать своей возлюбленной. Но Дива, пьющая луну, ничем не жертвовала. Она никогда по-настоящему не теряла Докча, но даже при этом не была готова его отпустить. Почему. Почему. Докча изначально даже не принадлежал ей и никогда не мог принадлежать. Откуда взялась эта привязанность, почему её сердце так болело из-за него? Простого человека, очередной жертвы сценариев... Докча допустил мимолётную мысль о том, что это её жалость к нему постепенно переросла в любовь, но прямо сейчас он разделял её переживания, и он знал, что просто пытается обмануть самого себя. За этим не стояли ни жалость, ни сочувствие, ни желание покровительствовать. Одна лишь чистая любовь. Дива заметила его внутреннее смятение и попыталась заглянуть ему в глаза, но именно сейчас Докча не знал, как должен поступить. Он запрокинул голову и попытался утонуть в подушке, но перина внезапно показалась ему не такой привлекательной, как в самом начале. Не мягкая и пушистая, а твёрдая и неподатливая. — Не сопротивляйся, не надо. Просто закрой глаза и снова усни. Здесь ничто тебя не потревожит. Я позабочусь обо всём. Это... так приятно. Так приятно просто знать, что кто-то заботится о тебе... Любит ни за что, беспокоится о твоём благополучии. Приятно знать, что кто-то готов пожертвовать всем ради тебя... Так себя чувствуют его товарищи? Докча в который раз за долгое время захотел забыться и перестать думать. Он закрыл глаза, попытавшись расслабиться, но что-то в его груди кипело, не позволяя ему отдыхать. Докча не мог прогнать свою совесть так же, как не мог избавиться от своих истинных желаний. — Я не буду. Докча сумел открыть глаза и посмотрел прямо на женщину, встречая её любопытный взгляд. Он просто не мог оставить своих товарищей. Он любит их. Не такой любовью, какой его любит это созвездие, но такой крепкой и дружеской, что его душа болит, когда он думает о возможности их смерти. — Я не буду поддаваться личным порывам. У меня есть задача, которую я обязан выполнить. ■■■, к которой я должен прийти самостоятельно. Докча сам не до конца понял, что имел ввиду и какое слово в итоге подверглось цензуре. Любовь, концовка... ■■■. Дива долго и неотрывно смотрела на его лицо, возможно, любовалась. На её собственном личике застыло очаровательное выражение, что-то среднее между непониманием и, наверное, отрицанием. Но вскоре хмурость на её губах сменилась улыбкой. Печальной, но понимающей. — Вот как? Женщина приподнялась, отрываясь от его груди, и снова легла рядом с ним, умиротворённо закрыв глаза. — Ты вернёшься к ним? — Да. — ...Я не могу понять твоего упрямства. Но, наверное, именно из-за этого я ■■лю т■. Докча отвернулся от неё, чтобы не вглядываться в это красивое лицо. Теперь, когда она не прикасалась к нему, его сердцебиение начало успокаиваться, эмоции перестали бушевать. Докча был как никогда рад, когда к нему вернулось хладнокровие, но даже в спокойном состоянии он не мог назвать произошедшее пыткой. Он наконец-то смог вдохнуть полной грудью, и его дыхание не сопровождалось спазмами. Теперь это казалось странным, словно он уже смирился с мыслью о том, что навсегда обречён дышать сквозь боль. Докча поднялся, с довольным вздохом отмечая, что ничто не препятствовало его отрыву от кровати. Покрывало собралось между его ног, но Докча не думал о неловкости. — Ты всегда сможешь вернуться, если захочешь. Я буду ждать. Он перекинул ноги через край кровати, его голые ступни коснулись холодного деревянного пола. Его ладони вцепились в матрас, когда Докча напрягся и поднял своё тело. Стоять оказалось гораздо легче, чем он предполагал, его вес почти не ощущался. Не оглядываясь на женщину, он протянул руку за спину и схватился за белоснежную простынь, перетягивая её на себя. И как только Докча накинул ткань на свои плечи, он внезапно обнаружил себя укутанным в своё пальто. Точно такое же, как у Ю Джунхёка, только другого цвета. Докча посмотрел в сторону закрытой двери, уже не сомневаясь в том, что находится за ней. Хотя комната казалась просторной, он смог пересечь её за каких-то пять шагов, но остановился, когда его пальцы едва коснулись металлической ручки. Дива лежала на кровати обнажённая, свернувшись в маленький клубок. Она не выглядела грустной, её лицо осталось безмятежным, когда она, вероятно, уже заснула. Внутри Докча всё ещё откликался тот трепет, которым она поделилась с ним, и он изо всех сил пытался его игнорировать. Это не его. Ручка щёлкнула под нажатием его ладони, дверь открылась без скрипа. *** Ким Докча воскрес. Снова.