***
Эпистат не покидал ее головы весь день. И дело было вовсе не в том, что мужчина оказался пугающе красив, а чарующий холод его глаз почти наверняка оставил свой след где-то в глубине ее души. Злая шутка богов в том, чтобы сделать самого страшного и жестокого палача столь прекрасным внешне. Но нет. Эвтида ворочалась в постели всю ночь, лишенная сна, во всех красках представляя себе ситуацию, как Амену вздумается проверить правдивость ее слов. Как он заявится в публичный дом, выспрашивая о ней, и выяснит, что такая девчонка там никогда и не работала. Начнет копать, возмущенный подобным враньем, и обязательно выяснит, чем именно Эва зарабатывает себе на жизнь. В особо ярких красках ей рисовалась своя собственная смерть, наполненная самыми жуткими подробностями. Как именно лишают жизни охотники, Эвтида точно не знала, но фантазия и без этого все делала за нее, накаливая ее состояние еще сильнее. Под утро все внутри уже выло от ужаса, раздирая легкие, поэтому с первыми же лучами солнца девушка вскочила на ноги и опрометью выбежала из дома. Она мысленно благодарила богов за то, что назвала эпистату именно это название. Дом Лотоса был не самым большим, но весьма популярным заведением в городе. За девушками, работающими там, внимательно следили и добротно кормили, каждый месяц направляя к лекарям, чтобы не допустить среди них никаких болезней. У дверей всегда стояла стража, чтобы утихомиривать перепивших или грубых посетителей. Но не поэтому она радовалась. Отта, хозяин публичного дома, был давним знакомым Реммао. Он часто пользовался услугами шезму, щедро приплачивая им сверху оговоренной суммы. Эве нравился этот веселый мужчина. Особенно сильно она любила когда он шутил. Рассказывал свои истории, очень часто не к месту и невпопад, но при этом так искренне смеялся, что девушка всегда смеялась вместе с ним. И лишь на его помощь она сейчас могла бы надеяться. Ранним утром в Доме почти никого не было. Обслуживать посетителей здесь начинали ближе к вечеру, а до этого девушки занимались своими собственными делами. Кто-то готовил еду, кто-то разложился на диванах. Эвтида не без удивления прошла мимо девушки, которая что-то рисовала в самом углу просторной гостиной. Сама же Эва не вызывала у работниц никакого интереса. А потому без единого вопроса добралась до небольшого кабинета в задней части дома. Девушка знала, что Отта живет здесь же, а потому она может застать его даже в такую рань. Робко постучав, Эва протиснулась внутрь. В центре комнаты стоял небольшой письменный стол с кипой пергаментов на нем, а по другую сторону от него — пара небольших кресел. На противоположной от входа стене расположилась еще одна дверь, очевидно, ведущая в спальню. Эвтида была тут раз или два вместе с наставником, но никогда не заходила дальше. С той стороны доносились ленивые шаги и тихое шуршание одежды, и девушке даже стало совестно, ведь своим внезапным появлением она почти наверняка разбудила хозяина. Однако отступать было уже поздно. Скрипнув петлями дверь отворилась, и к ней навстречу вышел заспанный мужчина. — Эва? — изумился он. — Случилось что? — Я пропала… Хотелось отдать себе должное. Эвтида сумела рассказать обо всем даже ни разу не заплакав и не запнувшись. Она вовсе не была плаксой, но сейчас эмоции и усталость брали над ней верх. Отта внимательно слушал ее не перебивая и задумчиво тер свою седеющую бороду. Выговорившись, девушка впервые за утро выдохнула и двумя глотками осушила предложенную ей чашку хека. — Ну и бедовая же ты девчонка… — тихо рассмеялся хозяин, качая головой. — Конечно я скажу ему, что работаешь у меня. Но что ты станешь делать, если он захочет посмотреть на тебя? — Не захочет, — фыркнула Эва. — Он так скривился от одной мысли, что я ночная жрица, что задерживаться здесь точно не станет. Слишком правильный. — Как знаешь, — Отта пожал плечами, — но все же останься здесь сегодня ночью. Посиди, поболтай с девочками, а утром уйдешь. Если эпистат заявится, то сразу увидит тебя и вопросы его отпадут. Девушка задумалась. Уселась удобнее на кресле, прижав к груди колени. Мужчина говорил весьма умные вещи. Чем ей может навредить одна ночь, проведенная здесь? И разве можно назвать ее плохой платой за оставшуюся жизнь, которую она сможет спокойно прожить, уйдя из-под подозрения? Обдумав предложение, Эва согласилась.***
Вначале все шло чудесно. Поужинав в храме, Эвтида пришла в Дом Лотоса перед самым открытием. Отта предупредил местных девушек о ней, а потому те радушно ее приняли. Она помогла им прибраться и нарядиться к приходу первых гостей. И даже поддалась на уговоры и самой надеть что-то красивое, чтобы не выделяться на их фоне. Послушно натянула врученный ей наряд, который, на самом деле, назвать полноценной одеждой язык не поворачивался. Лишь небольшой топ и несколько длинных полосок черной ткани, едва прикрывающих ноги. Однако нельзя было отрицать, что смотрелась одежда на ней чудесно. Черный всегда был ее любимым цветом, а золото, которым щедро увешивали себя девушки, красиво смотрелось на ее смуглой коже. Время потянулось в ожидании. Когда входная дверь впервые отворилась, Эва едва не подпрыгнула на месте от страха. Через час она смогла немного расслабиться и отвлечься на чужие разговоры. Через два — уже спокойно смеялась над чьей-то шуткой, изредка с улыбкой отказываясь от предложений посетителей подняться вместе с ней наверх. Ей стало казаться, что Амен ни за что не явится в подобное место даже для того, чтобы попытаться вывести ее на чистую воду. Прославленный эпистат, обладающий подобной внешностью, уж точно не был обделен женским вниманием. Стоит лишь сказать — любая без раздумий прыгнула бы к нему в постель. Зачем ему мараться о падших женщин? Нечто в груди опять заныло. В этот раз тоскливо, тянуще. Ей было неприятно думать о женщинах, с которыми был эпистат? Вот уж чушь. И ей уж точно было все равно, что теперь она для Амена являлась одной из таких женщин, недостойных его внимания. Эвтида попыталась убедить себя, что все дело в уязвленной гордости. И лишь в ней одной. Она не была образцом морали, но ведь и не заслуживала подобных обращений. Мужчина в ее жизни был всего один, да и тот не задержался надолго. Ей просто хотелось понять, о чем говорили знакомые ей девушки. Почему абсолютно все ее подруги вечерами бегали к парням, а Эва вовсе не чувствовала никакого интереса к окружающим ее мужчинам. Ее первый и последний раз был случайным, быстрым и абсолютно неловким. Эва не почувствовала ничего, кроме небольшой боли и скуки, а также отвращения к себе самой на утро. Возможно, с ней что-то не так, но она твердо решила, что подобные занятия не для нее. И считала бы дальше, если бы эпистатский кортеж не решил остановиться в Гермополе. Вначале это был просто ужас. Поглощающий, животный. Потом в нем появился интерес. Навязчивые мысли о мужчине теснили страх, переплетаясь с ним неразрывными нитями. Становясь неразделимыми, будто не могло быть одного без другого. Эва не могла понять, как за такое короткое время сумела с головой упасть в эту холодную пропасть. Отчаянно желала вновь его увидеть, но в то же время ужасно боялась, что он действительно придет. Быть может, она больна? Потому что по иному этой тяги к такому человеку она была не в силах объяснить. Когда входная дверь вновь распахнулась, земля ушла у нее из-под ног. Амен вошел в помещение, казалось, вытесняя из него весь воздух одним своим присутствием. Эвтиде даже физически стало трудно дышать. Она тут же отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом, что абсолютно противоречило причине, по которой она вообще находилась сейчас здесь. Амен должен был ее увидеть. Аккуратно выглянув из-за плеча другой девушки, Эва проследила за тем, как Амен вошел в кабинет хозяина. Не сводя взгляда со входа, девушка принялась ждать. Секунды тянулись для нее вечность. Что он делал там так долго? И может ли быть, что что-то пошло не так? Стал бы Отта выдавать ее за горсть монет? Или перед страхом за собственную жизнь? Эвтида с ужасом представила себе картину того, как сейчас Амен прямо за этими дверьми нависает над мужчиной, приставив к его горлу свой хопеш. Слишком ясно она могла себе представить алую кровь, заливающую старенький стол и бумаги, лежащие на нем. И то, как прольется затем ее собственная. Ей казалось, что она перестала дышать. Возможно, так оно и было, потому что стоило двери в кабинет распахнуться, как девушка рывком втянула в себя воздух. Так, что даже закружилась голова, а в животе замутило. Амен вышел первым, но, вопреки ее ожиданиям, направился вовсе не к выходу. Еще раз обведя зал взглядом, он поднялся по лестнице на второй этаж. Мысли беспорядочно носились внутри, так, что поймать какую-то одну из них было слишком трудно. Но даже так паника понемногу начала накрывать ее. Словно в самом страшном ее кошмаре, Отта выглянул из кабинета и взглядом позвал ее внутрь. На негнущихся ногах Эва поплелась к нему, надеясь, что все происходящее просто дурной сон. Шезму не видели снов, но она многое бы сейчас отдала за эту иллюзорную возможность. — Он спрашивал о тебе, — хозяин дождался, пока она закроет за собой дверь, прежде чем начать говорить, — давно ли работаешь, не пропадаешь ли по ночам. Я говорил, что проблем с тобой никаких нет. Звучало это отлично. Это то, что и было ей нужно, верно? Но ведь было что-то еще. Что же такого произошло, отчего Отта так мрачен? — Он попросил тебя, — почти что прошептал мужчина, виновато поднимая к Эве глаза. — Я пытался его отговорить. Предлагал лучших девушек, самых красивых. Лейлу, Манису, Азизу. Рассказывал, что они могут, а он ни в какую. Стоял на своем и требовал лишь тебя одну, — Отта устало выдохнул, надавливая пальцами на глаза. — Мне пришлось отправить его наверх, иначе нам обоим с тобой отсюда не выйти. Эва машинально кивнула. Она действительно понимала, что у мужчины не было иного варианта. И понимала, что сама заварила всю эту кашу. Однако от всех этих мыслей ее колени не стали дрожать меньше. — Как же мне быть? — Не бойся. У меня есть план, — хозяин борделя встал, принявшись расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной. — Я прикажу подать лучшее вино. Ступай наверх, обхаживай его, смейся, разомни ему плечи. Делай что хочешь, главное — тяни время, как только сможешь. И не забывай все время наполнять его кубок. Вино свалит эпистата, и он проспит до утра, а ты выскользнешь вон. Это давало надежду. Этот безумный, ненадежный план был той соломинкой, за которую утопающая Эвтида могла бы ухватиться. — А если он не станет пить? — Станет, — Отта рассмеялся, будто она сказала глупость. — Женщина без вина, ровно что похлебка без мяса. Есть можно, но зачем же лишать себя удовольствия? От мысли, что сейчас он говорит о ней, делалось дурно. Но пришлось подавить в себе этот позыв. Оставались считанные мгновения, за которые она могла бы собраться с силами, а потому Эва не стала терять времени. И, как только с кухни принесли кувшин, наполненный ароматным вином, сразу отправилась наверх. Лучше разобраться с этим быстрее. Нет толку изводить себя, отсрочивая неизбежное. Стало быть, судьба распорядилась так, что она должна была сегодня здесь оказаться. А от судьбы не убежишь. У Эвтиды не было сомнений, что эпистат занял самые роскошные покои в доме. Они находились в отдалении от всех других, в лучшей части дома. Здесь было тихо, повсюду стояли кадки с пальмами, и не было причин предполагать, что и внутри не будет также дорого и красиво. Высокие резные двери, мгновение назад отделявшие их друг от друга, распахнулись, впуская ее внутрь. Комната оказалась просторной и хорошо обставленной. Вопреки ее ожиданиям, легкий полумрак не пугал, а, наоборот, делал обстановку уютнее, спокойнее. Амен дожидался ее на кушетке, рассматривая вид, открывающийся с балкона. — Добрый вечер, господин, — Эва нарушила его покой, внутренне хваля себя за то, что голос ее при этом даже не дрогнул. — Здравствуй, Неферут. Амен не посчитал нужным к ней обернуться. Лишь слегка наклонил голову, чтобы скользнуть через плечо быстрым взглядом. — Ты задержалась. Не вопрос, факт. Однако эпистат все равно ждал от нее объяснений. Эвтида непринужденно прошла вглубь комнаты. Так, словно делала это уже множество раз. Приметив небольшой столик, поставила на него кувшин и поспешила разлить напиток. — Хозяин передал вино столь почетному гостю. Я ждала, пока его принесут из погреба. Самое главное было не показать, как сильно у нее дрожат руки. Она могла контролировать разум, но унять тело ей было гораздо сложнее. Обойдя кушетку, Эва протянула ему вино, но мужчина отрицательно мотнул головой. — Только после тебя. — Но… мне не дозволено пить во время работы. Амен в ответ равнодушно пожал плечами. — Тогда и я пить не стану. Эвтида замялась, держа в руках наполненный кубок. Эпистат был расчетлив и умен, и даже в подобном месте не терял хватки. Глупо было полагать иначе. Он не притронется к вину, пока девушка не докажет, что то не отравлено. Повертев бокал в руках, она поднесла его к губам и сделала первый, глубокий глоток. Сладость одновременно с горечью наполнили ее рот, создавая свое неповторимое сочетание на кончике языка. Эва редко пила вино, а уж столь дорогое и подавно. Облизав губы от остатков напитка, она вновь протянула кубок Амену. Не сводя взгляда с ее лица, он его принял. — Нравится? — его голос показался девушке непривычно мягким. — Очень, — призналась она. — Значит налей и себе. Она послушалась, понимая, что один Амен пить не станет. Уж точно не столько, чтобы отключиться и проспать несколько часов. Потому, наполнив второй кубок для себя, Эвтида поставила его рядом с первым. Мужчина продолжил сидеть, никак на нее не реагируя. Лишь смотрел на небо, наблюдая за тем, как ночную мглу изредка рассекают падающие звезды. Это полностью сбивало с толку. Чего он хочет от нее? Зачем заплатил за ночь в лучших покоях, а теперь делает вид, что находится здесь один? От растерянности Эва даже перестала бояться. Хотелось чем-то занять руки. Стоять вот так, позади него без дела, казалось слишком неловким, а потому девушка потянулась к его шее. Амен вытянулся всем телом, когда она сняла с него украшение, но рук ее не остановил. Наблюдал краем глаза за ее действиями, но все же позволил касаться себя, доверяясь ей. Эвтида задумалась, как часто человек в его положении мог по-настоящему расслабиться? Не ожидать каждую секунду удара. Не видеть в каждом предателя, пытающегося отнять его жизнь. Эва сомневалась, что часто. Ее движения стали еще более медленными и плавными, чтобы лишний раз не беспокоить эпистата. Она бросила взгляд вниз. Туда, где над переплетениями мышц виднелись россыпи шрамов самых различных форм, размеров и цветов. Множество светлых, уже затянувшихся. И в два раза больше более свежих, темно-красных, полученных совсем недавно. Эвтиде стало дурно. Сколько раз он был на краю гибели? И сколько раз уходил у смерти из-под носа? Смогла бы она так жить? Но тут же прикусила щеку изнутри, до боли. До крови. Поймала себя на сожалении к охотнику? К безжалостному убийце, который задушил бы ее своими собственными руками, если бы только узнал, кто сейчас перед ним? Глупая. Ей бы думать, как перерезать ему глотку и сбежать, а она пыталась его расслабить? — Я до сих пор не знаю, как тебя зовут, — Амен подал голос, вырывая девушку из мысленных стенаний. — Эвтида. — Эвтида, — повторил он, и звук ее собственного имени, сорвавшийся с его губ, был особенно чарующим. Стараясь об этом не думать, она переключила свое внимание на то, что делали ее руки. Немного неумело, но Эва старательно разминала пальцами затвердевшие мышцы. Продвигалась от шеи к плечам, мягко сжимая и растягивая кожу. Терла и надавливала там, где находила особенно напряженные точки, пока те не рассасывались. Амен почти все время сидел смирно. Откинувшись на спинку кушетки, позволял ее рукам делать все, что ей вздумается, изредка сдавленно выдыхая. Девушка про себя усмехнулась. Охотник, нежащийся в объятиях черномага. Кто бы в это поверил? Он потянулся к кубку, чтобы отпить вина. Простое действие, едва ли стоившее ему усилий, но у Эвтиды перехватило дыхание от осознания, насколько он в действительности был большим. Тугие мышцы плавно перекатывались под кожей при каждом малейшем движении, словно танцуя. Тая в себе огромную силу, на которую был способен этот человек. Девушка взглянула на свои крошечные ладони, лежащие на его широких плечах, что были более чем вдвое больше ее собственных. Эва задумалась, что при всем желании даже не смогла бы обхватить его обеими руками. Тогда, ночью, в переулке, он уже показался ей высоким и крупным. Но теперь, при свете ламп, находясь от него на расстоянии пары сантиметров, она понимает, что Амен был просто огромным. И почему-то от этой мысли мурашки пробежали по ее коже, а внизу живота нечто предательски заныло. — Как повернулась твоя жизнь, что ты оказалась здесь? — Амен откинул голову назад, чтобы заглянуть в ее глаза снизу вверх. — Почему занялась чем-то подобным? Из уголка его приоткрытого рта стекала крошечная алая капля вина, будто капелька крови. Эвтида зачарованно уставилась на нее, едва удержав себя от того, чтобы стереть ее пальцами. Был бы он против? Спросить она не решилась. Амен сам провел по губам языком, слизывая остатки, все еще продолжая внимательно смотреть на девушку, ожидая ответа. Эва понимала, что эпистат спрашивает о публичном доме, ведь правды он не знал. Хотя и настоящая ее работа едва ли была более одобряемая обществом. Она устала молчать. Устала бегать и прятаться, словно затравленный зверь. А потому решила рассказать честно, не таясь, как не говорила еще никому. Открыть свою душу охотнику, как он открыл перед ней свое тело. — Я родилась в бедной семье. Мой отец рано умер, а матери было не до меня, — первые слова дались ей с трудом. — Меня били и мучили все детство, пока я не сбежала в другую семью. Там меня приняли как собственную дочь. Растили и давали мне все, что только могли себе позволить, хоть и они не были богаты. Я хотела их отблагодарить. Отплатить им за все, что они сделали для меня, но разве девушке из бедной семьи заработать столько? — Эва покачала головой, хотя мужчина не видел ее жеста. — Никогда не думала, что могу сгодиться на нечто большее, а потому занялась тем, что сулило неплохие деньги. Пусть и добытые не всем понятным путем. Она чувствовала, как напряженно Амен слушал все ее признание. Внимательно, вникая в каждое произнесенное слово. Будто они находились сейчас вовсе не в публичном доме, а он не заплатил денег за ночь, которую намеревался провести с ней. Они открывались друг другу, каждый по-своему, как мог, будто не существовало утра, с которым этот хрупкий мираж рассеется. — Мне жаль, — выдохнул он. — Признаюсь, не ожидал, что все же застану тебя здесь. Полагал, что соврала мне, а теперь даже расстроен, — Амен медленно прокрутил вино в кубке и сделал большой глоток, — не для тебя это место. — Почему же? — печально ухмыльнулась Эва. — Слишком юная? — Слишком красивая… Ей было трудно дышать раньше? От этого внезапного признания сделать вдох стало и вовсе невозможно. Он действительно считает ее красивой? Эва порадовалась, что эпистат сейчас не видит ее лица, залившегося краской. Тут же потянулась к кубку с вином, чтобы немного успокоить голову, которую ей совершенно точно нельзя было потерять. Амен сделал то же самое. Ей показалось, что эпистат и сам удивился своим словам. Вино развязало ему язык, и он выпалил то, что говорить ей вовсе не планировал. А ей смертельно хотелось еще. Снять еще один слой брони с его кожи, чтобы добраться до того, что находилось внутри. Того, что он столь старательно прятал от всех, включая себя самого. Себя настоящего. — Это на меня не похоже, Эвтида. Все это, — Амен обвел глазами комнату, где они находились, будто только что увидел. — Сегодня я впервые в жизни посетил публичный дом. — Почему же вы все таки решили это сделать? — спросила она, но Амен не ответил. Эва прикусила губу от злости на саму себя. Ей хотелось понять его, но это была ее ошибка. Жрицы не лезут в душу. Они занимаются телом. Поняв, что сболтнула лишнего, девушка поспешила перевести тему. — Что вам нравится, господин? — спросила она, надеясь, что чем больше мужчина будет говорить, тем сильнее ему захочется пить. — Расскажите мне о том, чего бы вы хотели. Вопреки всему, что она твердила себе в голове, ей нравилось находиться рядом. Нравилось прикасаться к нему. Ощущать тепло его кожи, вдыхать его сладкий, чуть кисловатый запах ароматного масла. А потому ей хотелось немедленно сбежать отсюда и как можно дальше. Эва готова была самостоятельно приставить к его губам кубок, вливая внутрь вино, лишь бы Амен скорее напился и заснул. Потому что оставаться с ним рядом с каждой секундой становилось все труднее. Мужчина вновь смутился. Меж бровей пролегла маленькая морщина, выдавая ворох мыслей в его голове. Решал, сказать ли ей? Неужели даже в подобной мелочи не позволял себе раньше открываться другим людям? Он вновь приложился губами к кубку, и кадык его дернулся от нескольких сделанных глотков. Эве стало казаться, что он снова ей не ответит, но Амен внезапно решился. — Мне нравится контролировать. Он вновь откинулся назад. Устроился затылком на спинке кушетки и направил точно на нее взгляд своих ледяных глаз, явно не собираясь больше отворачиваться. Хотел увидеть всю ее реакцию? Эва не удивилась тому, что Амену нравился контроль. Столь властный и собранный человек должен был быть таким и в постели, в этом у нее не было сомнений. А потому она не напряглась. Не убрала своих рук, а напротив, теперь переместила их выше, нежно растирая мочки его ушей. — Мне нравится владеть процессом во всех смыслах, в которых это возможно. Сжимать чью-то шею руками, понимая, что их жизнь зависит от меня. Чувствовать биение пульса под пальцами и смотреть, как закатываются глаза от недостатка воздуха. Ощущать, насколько близко боль может граничить с удовольствием. Пугает ли тебя это, Эвтида? — Нет… — чистая правда. Быстро и без раздумий. Спроси он ее сейчас, шезму ли она, Эва бы тоже ответила. Невозможно было соврать, когда он говорил с ней так. Когда глядел на нее так. — Мне нравится видеть, что женщина готова сделать все, что я ей скажу, — Амен обхватил ее ладонь своей, медленно поднес к своему рту, — отдается мне по своей воле. Вся, без остатка. Как она выгибается и льнет, моля меня о большем, а я решаю, дать ли ей это, — он оставил едва ощутимое прикосновение губ к кончикам ее пальцев. — Нравится ли тебе это, Эвтида? — Да… — почти что простонала она в ответ. Что происходит с ней? Почему огонь, разгорающийся в глазах мужчины, воспламеняет что-то внутри нее самой? Почему ее тело и разум сходили с ума, оказавшись рядом с ним? И как бороться с этим наваждением? Сколько не пыталась искать внутри себя, а ответа на эти вопросы у нее не было. Амен потянул ее запястье на себя. Вынудил обойти кушетку, оказавшись к нему лицом к лицу. Они стояли так близко. Коленями Эва касалась его бедер, а наклони эпистат голову чуть вперед, уткнулся бы лицом прямо ей в живот. С улицы до них доносились свежесть и прохлада ночного ветра, но в том месте, где Амен прикасался к ее руке своими длинными пальцами, кожа будто плавилась. Сколько они простояли так? Безмолвно, боясь пошевелиться, но не в силах отвести взгляда друг от друга. Не способные прервать этот безумный поток, накрывающий их обоих с головой. Он потопит их? Да, почти наверняка. Но это будет самая желанная смерть на всем этом свете. Словно из другого мира, до ее ушей вновь донесся мягкий, вкрадчивый голос. — Я не планировал приходить сюда. И тем более не планировал подниматься в эти покои. Просто увидел тебя и не смог ничего сделать. Не смог сказать себе нет, — Амен поднялся перед ней, вытянувшись во весь рост, отчего Эве пришлось запрокинуть голову. — Не знаю, что со мной происходит, но с той самой минуты, как встретил тебя в той подворотне, я не смог выбросить твой образ из головы. Обжигающие прикосновения переместились выше, к ее лицу. Нежно, будто боясь притронуться, эпистат обвел подушечками пальцев линию ее челюсти. Мазнул большим пальцем по губам, чуть приоткрыв ее рот, и задержавшись на нем взглядом намного дольше положенного. — Я убеждал сам себя, что если заявлюсь сюда, то мне станет легче, — он усмехнулся, так и не отведя взгляда от ее рта, — что увижу все твои изъяны и пороки, и это наваждение отступит, но я еще никогда так сильно не ошибался. Говорит во мне вино или я сам, но я рад, что сейчас я здесь. Он говорил, а Эвтида молчала. Слушала, не в силах поверить услышанному. Задыхалась, горела, даже не пытаясь унять трепещущее сердце. Потому что остановка сейчас означала лишь смерть. Она должна прекратить это. Должна сказать, чтобы он убирался вон, а сама сбежать без оглядки и как можно дальше. Пока еще осталось то, что можно было спасать. То, что сейчас происходит между ними, — недопустимо и противоестественно. Верховный эпистат и его ночная жрица. Охотник и его желанная жертва. Сейчас она скажет ему, чтобы он ушел… Прямо сейчас… — Поцелуй меня, — срывается с ее уст, и она вовсе не жалеет о сказанном, — Амен, умоляю, поцелуй меня. Ей не пришлось просить трижды. Жаждущие губы мгновение спустя накрыли ее, сминая и кусая. Наконец ощутив их вкус, Эвтида едва не заплакала от облегчения. До этой самой секунды она не могла себе представить, насколько действительно нуждалась в нем. А Амен продолжал целовать. Так, как никто и никогда в жизни не целовал. Скользил языком в ее рот, переплетаясь с ее собственным. Горячо. Несдержанно. Отчаянно. Словно он и сам весь этот вечер сдерживался, мечтая, наконец, дотронуться до нее. Ждал, пока она сама попросит, а теперь отпустил всего себя, не собираясь больше останавливаться. Почти не веря в то, что творит, Эва привстала на носочках, чтобы забраться пальцами в платиновые пряди. Зарылась в них, оттягивая у корней, и потянула ближе к себе. Будто без этого он уже не был достаточно близко. Внутри восторг смешался со страхом. Страсть переплелась с ужасом, словно так и было всегда задумано. Пьянящий, потрясающий коктейль, вызывающий зависимость с первого глотка. — Ты спросила, чего я хочу? — прошептал Амен, на мгновение оторвавшись от ее губ. — Я хочу тебя. Всю. Целиком. — Значит возьми, — шептала она в ответ. — Бери так, как ты хочешь. Эвтида с трудом выдыхала слова. Воздуха едва хватало, чтобы продолжать поддерживать в ней жизнь, и последним, на что ей хотелось его потратить, были разговоры. Но у Амена было другое мнение на этот счет. Одной рукой он обхватил ее шею сзади и прижался своим лбом к ее, глаза в глаза. Словно в капкан. Не сбежать. Не спрятаться. Другой рукой опустился к бедру, по-собственнически сжав его. Словно хозяин, заявляющий права на свою территорию. — Я так желал к тебе прикоснуться, — проговорил в ее рот, обжигая лицо своим неровным дыханием. — Не понимаю, как продержался столь долго. Он шептал, задевая ее губы своими, но не позволил поцеловать себя, когда Эва к нему потянулась. Отстранился, удерживая ее за шею на месте, продолжая испытывать взглядом. Пронизывал насквозь, словно мог увидеть каждый ее секрет, каждую мимолетную мысль, проскользнувшую в ее голове. Эвтиде захотелось расплакаться от досады, но мужчина быстро нашел, чем отвлечь ее. Рука, стискивающая бедро, двинулась ниже, забираясь под подол ее невесомого платья. Легким движением прошлась между ног, едва касаясь ее влаги, а затем исчезла. Эва жалобно застонала. Громко, не сдержавшись, напрочь забыв о том, где они вообще находились. Амен улыбнулся, заметив, с каким выражением она на него посмотрела. Казалось, его тоже не заботило, насколько громкой она могла быть. И, продолжая смотреть в ответ, он вновь скользнул рукой к ее лону. Раздвинул пальцами губы, размазывая по ним выступившую смазку. Дразня, распаляя. — Я привык брать то, что хочу, — он надавил большим пальцем сильнее, в особенно чувствительном месте, заставив ее всхлипнуть, — а так сильно я не желал еще ничего. Эвтида впивалась ногтями в его широкие плечи, едва не повиснув на нем. Оставляла тонкие алые полосы на молочной коже, на что мужчина не повел и бровью. Ноги дрожали, не способные больше удерживать ее вес, и она отчаянно стонала и скулила от удовольствия, что он доставлял ей касаниями своих пальцев. Заметив это, Амен подхватил ее за талию другой рукой, прижимая к своей груди. Приподнимая над полом, словно она совсем ничего для него не весила. Девушке казалось, что между ног ее стало влажнее лишь от одной мысли об этом. Сильный. Смертоносный. Потрясающий. Его движения стали настойчивее. Будто у хищника, которому надоело играться с добычей. Он намеревался вцепиться в нее клыками, разрывая ее горло, и Эва с готовностью подставила ему свою шею. Амен ввел сразу несколько пальцев, заставив ее ахнуть. Толкнулся бедрами вперед, прижимаясь затвердевшим членом к ее животу. Демонстрируя ей свое собственное возбуждение. Голова кружилась от мыслей о том, как же будет ощущаться внутри он сам, если одни только его пальцы растягивали ее столь сильно. Она хотела это испытать. Инстинктивно двигала бедрами вперед, ему навстречу, наслаждаясь столь желанным трением. — Вскружила мне голову одним лишь своим взглядом. Ты ведьма, Эвтида? Эпистат продолжал мучить ее словами, не позволяя отключаться в эйфории. Держал ее на грани, не давая ей того, чего она больше всего сейчас желала. Не позволяя этому болезненному напряжению внутри найти выход. — Пожалуйста… — взмолилась Эва. Она сама не понимала, о чем именно просила. Не испытывала ранее подобных чувств. Не знала, что с ними делать. Знала лишь то, что унять этот пожар внутри способен лишь он один. Ему отныне она принадлежит и телом, и душой. Полностью. Как он и желал. А она желала, чтобы Амен сделал с ней все, о чем рассказал сегодня. Желала быть на месте всех тех женщин, что раньше делили с ним постель. И желала, чтобы будущих не было. Лишь она и он. До конца. — Скажи мне, чего ты хочешь? — требовал он, наблюдая за ее помутневшими от удовольствия глазами. — Ты должна сказать, чтобы я мог дать тебе то, что ты просишь. — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне… — Но я уже касаюсь тебя. Это была игра. Жестокая игра, из которой он всегда выходил победителем, единственным правилом которой было — подчиняться. — Хочу, чтобы это напряжение ушло, — молила она сквозь стыд, горя от этого лишь сильнее. — Хочу тебя. Во мне. Амен не ответил ей. Его губы вновь изогнулись в улыбке, больше похожей на хищный оскал. Убрал руку с лона, сгребая ее в охапку, и оттащил к кровати, где бросил на свежие простыни. Он едва не порвал на ней платье, пока пытался стянуть его, и откинул то в самый дальний угол. Нагота не смущала Эву. Напротив. Одежда давно стала казаться ей лишней, неправильной. Мешающей. Она с замиранием сердца ждала, когда же разденется сам Амен, воображая, какой он там. Но он не спешил. — Раздвинь ноги, — приказал, чуть хрипя, — я хочу кое-что попробовать. Эвтида вновь подчинилась. Не могла не подчиниться. Больное, сладостное удовольствие доставляли ей его приказы, и еще сладостнее было их исполнять. Пропащая. Она окончательно пропала для этого мира, продав свою душу дьяволу. И соврала бы, если бы сказала, что не сделала бы этого снова. Продавала бы из раза в раз, пока он готов был принимать такую плату Амен подтянул ее к краю постели, устраиваясь между ног. Жар дыхания опалил кожу на внутренней стороне бедра, послав по всему телу ворох мурашек. Эва с замиранием сердца направила взгляд туда, где мужчина склонился перед ней на коленях. Белоснежные пряди спадали вперед, прилипнув ко влажному лбу, но совсем не мешали ей взглянуть прямо в нескончаемую синеву. Как бескрайнее небо. Как глубокие воды Нила. Она заманивала и затягивала неосторожных путников прямо в свою смертельную ловушку. Громкий, отчаянный стон удовольствия вырвался из нее, когда Амен впервые коснулся ее. Широко провел языком вдоль ее интимных губ, задержавшись возле набухшего клитора. Обхватил его губами, мягко втягивая внутрь. Посасывая, вылизывая, ласкал ее с такой отдачей, будто сам получал от ее удовольствия истинное наслаждение. Эва изгибалась на простынях, хватая воздух пересохшими губами, пока сильные руки удерживали ее бедра на месте. Амен не позволял ей вырваться, намереваясь довести эту пытку до конца. Лизал и лизал, пока у девушки в конец не закончились силы, а давящий комок в ее животе не разорвался на части, растекаясь раскаленным металлом к каждой клеточке тела. Ей казалось, что она умерла. На этом свете просто не могло быть настолько хорошо, как ей было рядом с ним. Это наслаждение казалось чем-то запретным, ненормальным. Тем, за что однажды обязательно наступит расплата. В последний раз проведя языком по ее губам, собирая соки, Амен поднялся и навис над ней, любуясь содеянным. С улыбкой рассматривал ее лицо, подернутое пеленой экстаза, и не мог найти ни одного изъяна. Абсолютно ни одного. Эве бы хотелось лежать вот так, обнаженной под ним, до скончания времен. Пока камни великих пирамид не превратятся в песок, возвращаясь в пустыню, а последняя память о человечестве не растворится в веках. Пока сгорают и появляются новые звезды на небосводе, освещая собой непрерывное течение жизни. Но Амен вновь не позволил ей задержаться на той стороне, упрямо возвращая ее в реальность. Избавившись от своей одежды, он легким движением перевернул ее на живот, поставив перед собой на колени. И, не желая ждать больше ни секунды, торопливо толкнулся внутрь. Резкая боль пронзила ее тело, и Эвтида всхлипнула, утыкаясь лицом в подушку. Амен проникал в нее настойчиво, жадно, и ей казалось, что он не способен поместиться в нее полностью. Что еще чуть-чуть, и она упадет без чувств, не выдержав этого. Но так же внезапно в этой боли появились оттенки. Вначале едва заметные, но с каждым новым толчком ощущаемые все яснее. Сладкое, неописуемое чувство наполненности и трения, что он вызывал в ней при каждом новом движении члена. Живот снова потянуло от спазма, и узел возбуждения в ней закручивался все больше и больше. Эва с готовностью подавалась бедрами навстречу его движениям, делая проникновения еще сильнее, еще глубже. Она сдавленно вскрикивала и скулила в подушку, уже не понимая, от боли ли или наслаждения. Амен запустил руку в ее волосы, оттягивая голову назад. — Я хочу слышать каждый твой крик, — он провернул руку, наматывая длинные пряди на запястье, и притянул ее еще ближе, приникнув губами к уху, — каждый стон, что ты способна мне подарить. Они все принадлежат мне, слышишь? — Да, господин, — прохрипела в ответ. Ей просто хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы все эти грязные и порочные звуки, наполняющие комнату при единении их тел, никогда не утихали. Кисть, запутавшаяся в ее волосах, еще сильнее дернула их к себе, натягивая до предела. Обхватив ее таз свободной рукой, Амен толкнулся в нее особенно грубо, входя на всю длину сразу. — Ты уверена? — Да! — вскрикнула она, чувствуя, как из уголков глаз выбежали горячие слезы. Вопреки здравому смыслу, на этот укол боли тело отреагировало новым оргазмом. Она дрожала и пылала, словно в ознобе. Стонала, срывая голос, пока влага плавно стекала по ее бедрам, а Амен не останавливался. Он яростно вбивался в нее, чувствуя, как стенки ее лона сокращаются вокруг его члена. Едва не рычал, опьяненный этим ощущением, и шумно дышал сквозь сжатые зубы. Отпустив ее локоны, Амен надавил на ее лопатки, вдавливая в кровать. Навалился сверху, проникая внутрь под новым углом, намереваясь и самому наконец дойти до столь желанной разрядки. Эвтида задыхалась под его весом. Не способная даже пошевелиться, она дышала через раз, переживая последние волны экстаза. Тело ее стало особенно чувствительным, и каждое новое проникновение ощущалась слишком ярко. Она видела, что Амен на грани. Что его дыхание стало рваным, перемешиваясь с его собственными, тяжелыми стонами, а движения все более быстрыми. Пальцы властно впивались в ее ягодицы, несомненно оставив после себя синяки, и одна лишь мысль крутилась в ее голове. Не рассчитай он силу — мог бы лишить ее жизни на месте, прямо там. Нет никого, кто был бы способен ему сейчас помешать. И она, несомненно, больна, ведь эта мысль ничуть не пугала ее. Амен резко вышел, заливая ее бедро густым и горячим семенем. Отпустив ее, упал рядом, восстанавливая сбитое дыхание. Сил подняться не было, поэтому Эва осторожно перевернулась на бок. Уставилась взглядом на мужчину, разглядывая, отмечая в памяти каждую его деталь. Следила за тем, с какой силой вздымается и опускается его грудь. За тем, как подрагивают светлые ресницы и запоминала места всех родинок и шрамов. Ей казалось, что вот-вот ее накроет стыд. Липкий, омерзительный, пронизывающий. Она желала испытать его, чтобы хоть как-то оправдаться перед самой собой. Ведь невозможно было бы раскаяться в том, о чем не сожалеешь. А она не сожалела. Ни капли. Окажись она в прошлом, той ночью, когда встретила его в темном переулке перед заказом — ничего бы не стала менять. Не спряталась бы, не скрылась из города. Скрупулезно и в точности повторила бы каждое действие, приведшее их к этому моменту, чтобы вновь оказаться рядом с ним. Возможно, это было помешательство. Плевать. Она лишь желала, чтобы и Амен страдал от этого вместе с ней. Эвтида даже испугалась, не сказала ли она этого вслух, потому что неожиданно для нее мужчина распахнул глаза и повернулся к ней лицом к лицу. — Ты ведь совсем не ночная жрица, верно?