не рассказывай брату.

Альберт лопатками чувствует жёсткую поверхность. Он грациозно прогибается, когда край его рубашки снова отодвигают, чтобы коснуться соска. Веки прикрыты, он с мурлыканьем постанывает. Чувствует, как по его бедру шастает чужая рука, и иногда с нежностью поглаживает внутреннюю сторону, через ткань задевая эрекцию, что непременно заставляет вздрогнуть. Майкрофт внимателен к деталям, его прелюдии становятся растягиванием удовольствия. Альберт готов терпеть лишь потому, что знает: потом получит бесподобную разрядку от сверхстимуляции, которую так профессионально, волной, на него накатывает Холмс. Изящные пальцы опускаются в тёмные пряди, прижимая губы Майкрофта ещё ближе к своему телу. Настолько сильно надавливают на затылок, что Холмсу, дабы образумить наглеца, приходится слегка прикусить нежную кожу, отчего Мориарти начинает практически скулить. Он съезжает поясницей по краю стола, стараясь притереться к промежности Майкрофта, где также давно стоит колом. Но серьёзный сэр Холмс даже тут сдержан и умеет всё контролировать: он не ведётся на хаотичные провокации, сразу возвращая Альберта в горизонтальное положение. Он ловит ноги, которые старательно пытаются оказаться у него на плечах. Не даёт, а поцеловав чуть выше лодыжки, лишь стягивает гладкий ботинок. Мориарти недовольно фыркает, когда кончиками пальцев опять касается пола, но это негодование сменяется удовлетворённым вздохом, стоит Майкрофту припасть к шее, а руками расстёгивает пуговицу на брюках. Холмс слышит, как под Альбертом мнутся бумаги: наверное, это что-то важное. Но конкретно в данный момент было плевать — разберётся потом. Майкрофт поражается умению своего ненаглядного так неожиданно врываться в его жизнь и портить все планы. Как в масштабном смысле: Альберт буквально заслонил собой все приоритеты Холмса, когда заявился со своей бесподобностью и бесцеремонно влюбил в себя неприступного и хладнокровного директора, растопив его сердечко и забрав всё тёплышко себе под крылышко (и крылышко по имени Чарли, к слову, тоже отобрал). Так и в незначительном: сегодня, допустим, заявился делать свои сексы, мол, без них секунды не проживёт. Беспардонность полнейшая, но разве может Майкрофт с этим что-то поделать? Вряд ли. Он полностью отдан двум людям: Королеве (или, скорее, стране) и Альберту. В абсолютно разных понятиях, но их приказы отвергнуть одинаково не может. И если говорить без шуток, то Майкрофт откровенно скучал по играм его Ала. Три года ждал; три года ходил к нему, чтобы его снова попросили не возвращаться; три года писал и получал скомканный ответ. Но он не прекращал и, очевидно, не зря. За все мучения получил россыпь извинений на губах и щёках. После заточения тактильный Альберт никак не мог насытиться, ему крайне не хватает объятий и поэтому он практически не отлипает от Майкрофта, требуя от него чуть ли не лапанья по всем доступным (и нет) частям его изнеженного тела. И когда он приходит к возлюбленному на работу, уже не скрывает, что просто соскучился. Как и сегодня. Обеденный перерыв никогда не существовал для Майкрофта. На это было много причин: диеты, которыми он себя морит; отсутствие времени или просто нежелание тратить его. Ну и далее по списку, а список длинный. Поэтому Холмс отдаёт предпочтение чашечке кофе и четвёртой сигарете. Манипенни, как по расписанию, заходит в кабинет с подносом. Оставляя кружку, она смущённо отводит взгляд, когда Майкрофт её тепло благодарит и даже дарит свою улыбку. Не каждый день получаешь такое от сурового начальника. Это стало несколько неожиданным жестом, что девушка чуть не забыла передать важное сообщение: — Ах! Точно! — залепетала она, поправляя спавшую на лоб прядь. — К вам с минуты на минуту должен явиться… Манипенни запнулась и заметно залилась краской, словно сейчас рассказывает маме, что не просто целовалась с мальчиком. Майкрофт внимательно смотрит на её лицо, ещё больше смущая. — Он просил назвать себя «Вашим сексуальным влечением». На этот раз пришло время неловко шастать взглядом по полу Майкрофту, но он сохранял невероятное спокойствие. Лишь из вежливости поинтересовался: — Что-то срочное? — Мистер Холмс! — не выдержала Манипенни, которую совершенно не по-джентльменски заставляли играть в эти ролевые игры любовников. Майкрофт позволил себе бархатно рассмеяться в кулак. — Ладно, ступайте. Девушка выдохнула, будто её только что помиловали перед эшафотом, и спешно удалилась. Альберт и впрямь явился спустя несколько минут. Майкрофт не успел ни докурить, ни допить свой кофе. От горьких запахов Мориарти вместо приветствия поморщился и с порога отчитал за отсутствие нормального обеда. — Я не знал, что моё сексуальное влечение придёт контролировать мой рацион питания, — усмехнулся Майкрофт, отрываясь от кресла, чтобы должным образом поздороваться с любимым. Но этот приветственный поцелуй явно затянулся, потому что уже через несколько секунд Альберт бёдрами вжимался в стол. От тряски чашка покатилась, запачкав документы, а после вдребезги раскололась об пол. Но уже неважно, сейчас они сконцентрированы друг на друге. Альберт находит в себе силы, чтобы упереться в плечи Майкрофта и постараться оттолкнуть. Тот, в свою очередь, чувствуя напор, быстро улавливает, что это не просто так и отстраняется, ибо мало ли что. В озорном взгляде тут же читаются нотки беспокойства, когда Альберт приподнимается и твёрдо (насколько это возможно на ватных ногах) встаёт на пол. Холмс уже был готов испугаться, что сделал что-то не так, но всё тут же приобретает новые краски, когда он с облегчением ловит на себе лисий взор, который сулил только хорошее. Проворное, но хорошее. Альберт меняет их местами и теперь Майкрофт упирается бёдрами в стол, когда с него так по-хозяйски стягивают штаны. Минет от любимого Мориарти всегда был чем-то баснословным. Если бы Майкрофту пришлось выбирать, что великолепнее: Биг-Бен, Букингемский дворец, Тауэрский мост и все остальные невероятные места или орал любимого, то тут всё очевидно. Прекраснее отсоса Альберта, разве что сам Альберт. И только сейчас Майкрофт понимает, что они не закрыли дверь в кабинет. Но прежде чем он успевает проанализировать эту ситуацию, член берут в рот сразу же и по гланды, придавая стонами ощущаемую вибрацию. Холмс не сдерживает хриплого стенания. В этом эффекте неожиданности и заключается вся фишка глубокого горлового Альберта. Никогда не знаешь, чего ожидать. Мориарти может подолгу ходить вокруг да около (буквально), а может вот так вбирать без предупреждений. Холмс закрывает глаза, во-первых, чтобы сконцентрироваться на ощущениях, во-вторых, на незапертую дверь. В конце концов, вот кто к нему может заявиться? По работе? Но сейчас перерыв, да и к тому же без стука никто не входит. Манипенни? Так она женщина смышлёная: наверняка понимает, зачем к достопочтенному мистеру Холмсу наведалось его сексуальное влечение. А больше врываться некому. Думали они. Поэтому явно не ожидали, когда дверь со скрипом отварилась и с порога их встретили два красных глаза, которые на лоб лезли и, кажется, не образно. Льюис почувствовал, как сам по себе открылся его рот. Наверное, если то было возможно, челюсть бы просто упала, пробила собой этажи, просвистела сквозь землю и продолжила путь до самого ядра, а следом за ней и Льюис, и Альберт, и Майкрофт, и вся Земля сама в себя бы сложилась. Но все всё ещё твёрдо стояли на ногах. То есть все, кроме брата, потому что он в растерянности продолжал протирать пол коленями, упираясь щекой в член Холмса. Льюис рукой зажал себе рот, когда губы начали самостоятельно двигаться, нашёптывая, кажется, молитву. Хотя лучше бы он закрыл глаза, а потом проткнул их вилкой, чтобы больше никогда не видеть ничего подобного. Отойдя от двухминутного шока, все оправданно провалились в панику. Альберт вскочил, Майкрофт принялся судорожно натягивать брюки, Льюис попятился, закрывая за собой дверь и чуть не спотыкаясь о свою же ногу. Теперь-то понятно почему ответственный мистер Холмс постоянно не может отдать тот или иной документ. Видимо, каждый постигает участь оказаться в мужском семени или разорванным под силой трения. Мориарти встряхивает головой. Это явно тот случай, когда любые посторонние и сконцентрированные мысли неуместны. Какое бесстыдство! Господи помилуй! Льюис старается ретироваться как можно скорее. Убежать от мерзких картинок в голове чуть сложнее, но он активно пробует. Эхом его окликнул знакомый голос, вырывая из нежеланных мыслей и Мориарти уже обрадовался, что его отвлекут вопросом по работе, но обернувшись, он, к сожалению (впервые), встречается с братом. Стоит отметить, что Альберт выглядит слишком, блять, опрятно. Чересчур, что аж неприлично. Льюис на секунду задумался, а не показалось ли ему? Но галлюцинациями он вроде как не страдает, поэтому пришлось принять тот факт, что быстро приводить себя в порядок у старшего наработано. Видимо, не первый раз. — Льюис, — непонятно от чего запыхаясь, произносит Альберт. — мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть. Мы совершенно не ожидали… тебя. Я прошу, только не рассказывай брату. Было и так непривычно стыдно. Их уже застукивали несколько раз и совершенно непрошеные глаза (которые потом Майкрофт клялся выколоть, если зевака вдруг проболтается). И Альберт не придавал этому никакого значения. Но перед Льюисом было откровенно неудобно, перед Уильямом станет ещё хуже, если тот узнает. В конце концов, они вместе были Криминальным Лордом: вместе должны нести наказание и искупать грехи. А Альберт эгоистично развлекается. Разве братья так поступают? Льюис, кажется, бранился всем своим видом. Он хмурился, открывал и сразу же закрывал рот, как рыба, словно не мог подобрать цензурных слов, чтобы описать все свои эмоции по этому поводу. Заметив в зелёных глазах поблёскивающую чуть ли не слезами надежду, сжалился, слишком громко выдохнул и кивнул, но всё же с нескрываемым осуждением в голосе добавил: — Запирайте дверь в следующий раз.

***

Кажется, у Льюиса была травма от увиденной сцены. Иначе никак нельзя было объяснить причину, по которой он предпочёл остаться дома на следующий, будний день — такое было ему, мягко говоря, несвойственно. Всё произошедшее нужно было переварить. Не видеть Альберта и мистера Холмса некоторое время казалось лучшим вариантом. Спрашивалось вообще, какого чёрта? С каких пор между этими двумя такие близкие отношения? Если, конечно, их потрахушки можно было так назвать. Льюис ощущал себя как-то мерзко, прокручивая в голове эту ситуацию. Хотелось вымыть глаза с мылом, а лучше с хлоркой — чтоб уж наверняка. И как долго они вообще намеревались скрывать свои отношения? А младший Мориарти был уверен, что это именно отношения, а не просто сексуальные связи — уж слишком часто он видел брата в компании Майкрофта и его недвусмысленных взглядов. Пф-ф-ф, и как он не догадался раньше? А эти герои-любовнички, кажется, никогда особо и не скрывались: было лишь вопросом времени, когда об этом узнает Льюис. Неужто так сложно было закрыть за собой дверь? Постыдились бы хоть: что-то подсказывало, что вряд ли эту парочку жизнь чему-то учит. Оставалось лишь надеяться, что в следующий раз повезёт им не мешать. И всё-таки, в голове с трудом укладывалось, что Альберту нравились мужчины. Всё время вокруг него вилось столько очаровательных дам, и лишь теперь стало ясно по какой причине он никогда не был заинтересован в них. Увы, дело заключалось вовсе не в плане Уильяма, как это казалось изначально. К мистеру Холмсу вопросов было не меньше. Начиная от того, как теперь смотреть ему в глаза, и заканчивая тем, как он, будучи самим Правительством, мог спать с человеком своего же пола прямо на рабочем месте. Определённо, эта парочка стоила друг друга. Самое главное, что их обоих, по ощущениям, ни разу не напрягала своя ориентация. Может они и понимали, что это неприемлемо, но едва ли то становилось поводом для смущения. Хотя, учитывая прошлое, гомосексуальность — явно не главный грех Альберта. Пускай это и казалось чем-то неправильным, но Льюис не мог осуждать своего брата по поводу того, что ему нравится не тот пол. Куда больше его смущало, что любовником брата был именно Майкрофт. Холмсы — просто невыносимые персоны: у них это, видимо, семейное. И всё-таки, как-то слишком много приходится думать об этой ситуации. Младший Мориарти специально решил в кои-то веки остаться дома, только чтобы не пересекаться с начальством и братом, но по итогу мысли лишь и делали, что сводились к этому. Кошмар. Надо отвлечься. Лучшим способом прерваться от раздражающих мыслей всегда была готовка. Наконец, настроившись более-менее позитивно, Льюис, с целью что-нибудь испечь, вышел из комнаты и направился на кухню.

***

— Шерли, м, — Уильям пытается воспротивиться, когда его усаживают на стол и одним движением проталкивают колено между ног, заставляя раздвинуть их в стороны, — Может лучше не надо? В их паре именно он всегда являлся голосом разума, только вот, кажется, Шерлок был глухим. Но даже у Мориарти туманится сознание, когда его любимый человек начинает так страстно выцеловывать шею, прижиматься всем телом и впиваться пальцами в ягодицы. Думать — последнее, что станешь делать в такой момент. — Ты правда думаешь, что не надо? — переспрашивает Холмс, опуская взгляд вниз и тем самым указывая на их стояки, — Твои братья уже должны были давно уйти, но если так переживаешь, то просто будь потише, — он немного наклоняется и шепчет эти слова на ухо. Пожалуй, кухонный стол — это не самое подходящее место, чтобы разбираться со вставшими членами, но Шерлоку нравилось творить безрассудства, а Уильяму нравился Шерлок. Все сомнения мигом пропадают, стоит лишь почувствовать малейшее трение их эрекций. Уильям стонет в поцелуй и закидывает руки на шею своему возлюбленному, притягивая ещё ближе. Он обвивает ногами бёдра Шерлока, тем самым заставляя его как бы нависнуть сверху. Голова немного кружится, но тело уже давно действует в отрыве от неё, поддаваясь навстречу ласкам. Руки Холмса слегка дрожат от перевозбуждения, однако это не мешает ему без малейших проблем справиться с пуговицами на рубашке любовника — вскоре вещь бесцеремонно откидывают куда-то в угол. Он резонно считал, что без неё Мориарти смотрелся куда лучше. Наверное, Уильям совершил ошибку, впустив с утра за свой порог Шерлока. И если это действительно так, то он — о, чёрт побери! — готов был ошибаться хоть каждый день. Его изначально смутила фраза «Я просто на чай!», однако сейчас, прогибаясь под чужим телом, его ничего не смущало. Мориарти ахает, когда внезапно ощущает стимуляцию сосков. Шерлок сначала немного обводит один языком, а затем вбирает в рот, покусывая. Уильям невольно дёргается и вместе с этим его член твердеет ещё больше, явно жаждя прикосновений. Холмс, кажется, ощущает это инстинктивно — а может он испытал аналогичное чувство. Не столь важно, но он наконец немного отстраняется, позволяя стянуть и с себя рубашку, которая тоже летит куда-то в сторону. Теперь они прижимались друг к другу обнажёнными телами, и стоит отметить, что это было весьма эротичным зрелищем. И всё-таки, этого было недостаточно. Они оба хотели большего. Хотели оказаться полностью обнажёнными друг перед другом: телом и душой. Шерлок, прекрасно это понимая, заставляет возлюбленного немного приподняться, с целью стянуть с него брюки, да и бельё вместе с ними. Бросаться одеждой по кухне — идея дурацкая, но едва ли их светлые головушки в этот момент хоть что-то фильтровали. Уильям облегчённо вздыхает. Наконец на него перестали давить вещи, потерявшие сейчас абсолютно весь смысл. Но расслабляться было рано: его член всё так же изнывал и требовал ласок. Шерлок снова целует Уильяма — на этот раз в щеку, чуть ниже повязки. Этот поцелуй нежный, короткий и почти мимолётный. Слишком сильный контраст со следующим действием, когда он заставляет своего партнёра на негнущихся ногах слезть со стола и развернуться. Он прижимается сзади, одной рукой поглаживая чужую шею, пока другая находит где-то в кармане брюк небольшой флакон. Холмс вылил из него немного на руку, сразу же растирая. Уильям дёргается, когда его ягодицы снова раздвигают в стороны и медленно вводят один палец. Приходится прогнуться в спине и опереться локтями на стол. Через несколько секунд он более-менее привыкает и уже самостоятельно насаживается. Касания Шерлока кажутся невероятно горячими, пока он на все три фаланги проталкивает палец. Вскоре добавляется ещё один и тогда с губ Уильяма слетает стон — тут же приходится прикрыть рот рукой. Он закусил свою ладонь, но даже через неё продолжали пробиваться хриплые звуки, пускай и не так громко. Холмс разводит пальцы в стороны и продвигается немного дальше. Стоит лишь немного сменить угол, как Мориарти выдаёт особенно громкий полувсхлип-полустон. Это было слишком хорошо. Шерлок добавляет третий палец. Вместе с этим бёдра его партнёра начинают дрожать, ещё больше разъезжаясь в стороны, но к нему прижимаются слишком близко, чтобы не позволить рухнуть на пол. Уильям закусывает губу, а глаза сами закатываются за орбиты, когда уже три пальца ударяют по простате. Руки расползаются в разные стороны и Мориарти уже почти полностью опирался на стол. Его целуют сзади в шею и это всё кажется просто невероятно недостаточным. Ему нужно больше, а не одни только пальцы и поцелуи. Но Холмс, пока не убеждается, что достаточно хорошо растянул его, не спешит куда-то торопиться. Наконец пальцы в одно движение выскальзывают, но Уильям не успевает долго грустить от ощущения пустоты внутри. Уже через несколько секунд Шерлок по бёдра стягивает с себя брюки и бельё вместе с ними. Он напирает сзади и тем самым заставляет Мориарти полностью лечь грудью на стол. Холмс снова берёт флакон, откуда на руку вытекает вязкая субстанция, которую он растирает по собственному члену. — Ты в порядке? — интересуется он, упираясь лицом в плечо Мориарти. — Мгм, — лишь сипит в ответ тот, когда чувствует, что в его задницу уже упирается чужой стояк, — Вполне себе. Только не медли. И Шерлоку не нужно повторять дважды. Он одним толчком входит в тело своего возлюбленного, заставляя его вскрикнуть. Это было слишком неожиданно, но от того не менее приятно. Ноги Уильяма отрываются от пола, теперь свисая в нескольких сантиметрах от него. Холмс постепенно начинает набирать темп: он неспешно выходит, а затем с резким шлепком ударяет членом по простате. Так продолжается некоторое время, пока они не ловят подходящий ритм. Вернее, пока это не делает Холмс — Уильям едва ли мог пошевелиться в таком положении, но его всё более чем устраивало. Все попытки заглушить собственные стоны становились тщетными и Мориарти решил, что это бессмысленно. Наверное, даже хорошо, что в такой позе он не видел лицо Шерлока — иначе бы сгорел со стыда. Но, кажется, теперь у него есть другая причина, чтобы сгореть со стыда. Правда, не особо-то и приятная. — Какого чёрта?! — слышится где-то в стороне, но не слишком далеко. К сожалению или к счастью, голос младшего брата он узнал бы из миллиона. Взгляд удаётся поднять лишь к тому моменту, когда Льюис уже выбегает с кухни. Было же ясно, что это плохая — просто отвратительная — идея. И всё равно зачем-то согласился. Когда-нибудь, обязательно, он научится не вестись на провокации Холмса, но вряд ли это произойдёт скоро. Они прерывают процесс, так и не успев закончить. Настрой продолжить полностью сбился и мужчины стали в спешке натягивать одежду; особенно это касалось Уильяма, которому нужно было ещё поговорить с братом. И рубашка, и брюки были помятыми, но это явно не то, что сейчас больше всего напрягало. — Я, наверное, пойду, — говорит Шерлок, лишь оставляя на щеке возлюбленного короткий поцелуй. — Пожалуй, да, — кивают в ответ. После этого он быстро ушёл через запасной выход: ему и правда было лучше не попадаться никому на глаза. Уильям же вышел из комнаты, пытаясь найти Льюиса. Тот явно увидел то, что видеть не должен был, а он и без того не питал никаких тёплых чувств к Холмсу. Вероятно, он уже давно подозревал о связи между братом и Шерлоком, однако подобную сцену явно не ожидал застать. Собственно, долго искать Льюиса не пришлось: он стоял прямо в коридоре и, по всей видимости, всё так же пребывал в культурном шоке. Может, его мир перевернулся от новости, что горячо любимый брат уже давно не девственник? Три года в одной квартире они с Шерлоком явно не сказки читали. — Я могу всё объяснить… — начинает разговор Уильям. — Не стоит, я уже и так понял всё, что должен был, — оно и было правдой: что ему там собрались такого рассказывать? Кажется, это та ситуация, когда всякого рода оправдания не имели никакого смысла, — Я только искренне не понимаю, как ты мог выбрать кого-то вроде Холмса. — Льюис, мне очень стыдно, что ты стал свидетелем этого. Я обещаю, что такое больше не повторится, — щёки Уильяма краснеют, стоит ему лишь осознать всю нелепость этой ситуации, — С Шерлоком я точно разберусь, уж в этом ты можешь быть уверен. В ответ Льюис лишь смиренно молчит, кажется, о чём-то задумавшись. Через некоторое время он кивает, но в этом действии нет никакой осознанности — это происходит будто машинально. — Только прошу, не рассказывай брату, — напоследок просит средний Мориарти. Он никак не хотел афишировать свои отношения, тем более перед Льюисом и Альбертом. Но если с первым и так всё ясно и уже ничего не изменить, то со старшим дело обстояло немного по-другому. Тот никогда не говорил чего-то особо негативного в сторону Шерлока и в целом был лоялен. Но если вспоминать, что они лишь недавно вернулись из Америки, а до этого несколько лет не сообщали ни вести, то их отношения в целом были неправильными. Он вообще не должен иметь сейчас никаких отношений. — М, допустим, — лишь дают монотонный ответ. Уильям ещё немного смотрит на него, прежде чем уйти в свою комнату. И всё-таки, они какие-то совсем уж невезучие. Его младший брат практически никогда не остаётся дома, тем более по будням. Но почему-то их угораздило решить «развлечься» именно в этот день. Наверное, Льюису нужно ещё переварить всё произошедшее, прежде чем поговорить действительно нормально. Сейчас он словно впал в транс, не особо стремясь оттуда выходить — причины-то определённо были. Уж точно не каждый день видишь, как твой брат занимается сексом с каким-то там Холмсом.

***

Если чёрный цвет символизирует смерть и печаль, то волосы Холмсов оправданы и, возможно, Льюис не сожжет их в своем беспокойном сне вместе с телами. Но для начала хотелось бы погрузиться в этот сон. Вот только всё мешало! Луна светит слишком ярко, кровать чересчур мягкая, братья нашли каких-то дворовых псов. Видимо, невезение решило атаковать всех Мориарти разом, но где Льюис так провинился, что ему достаётся больше всего? Сегодня он жалеет, что у него хорошие память и фантазия. Как бы ни хотелось забыть картины, в которых он увидел своих дражайших братьев, в голове рисовались лишь новые образы. Льюис уже визуализировал, что эти, будь они прокляты, Холмсы, вытворяли до этого, и кажется, его начинало тошнить. Уильям всегда являлся для Льюиса чуть ли не святым. Он был готов боготворить каждый его шаг, соглашаться на всё, защищать, оберегать, ценить. Он мог принять его любого… но не под Холмсом с эрекцией же. Распрекрасный Уильям был таким невинным в глазах брата, он находил в нём пример для подражания и считал, что тот выше плотских утех. Но Льюис с трудом проглотил тот факт, что Уильям человек. Проглотил, да, кажется, подавился и выплюнул, потому что в голову очередным круговоротом полезли мысли: «Да быть того не может! Это наверняка домогательство грязного Шерлока Холмса!» Но вряд ли при изнасиловании так сладко стонут. Льюису лишь остаётся свыкнуться с тем, что его братья… вот такие. И он даже не знает, какие отношения были очевиднее всего. Альберт и Майкрофт? Определённо, застать их во время незаурядной процессии стало неожиданностью. Но ведь, как будто бы, они никогда и не пытались прятаться. Задерживаясь или вовсе не приходя на ужин, старший говорил про работу. И, по сути, Майкрофт всегда был неотъемлемой частью его работы. Значит, не врал. Неоднозначные взгляды, двусмысленные прикосновения. Всё было на поверхности. И Льюис буквально нашёл очки у себя на переносице. Или всё же Уильям и Шерлок? Их тёплые отношения определённо чувствовались. Но Льюис даже подозревать не мог (или не хотел), что они настолько близки. Сколько у них было таких встреч? Как часто? Университет? Бейкер Стрит? Утро? Ночь? И всё же, эти двое играли в прятки лучше, тем более нашли их вторыми. Но даже если так, вóдой оставался Льюис. Очевидно, что он умел хранить секреты, тем более секреты близких ему людей. Но из-за злосчастного «не рассказывай брату» он неудобно себя чувствует и перед Уильямом, и перед Альбертом. А что заставляло его пыхтеть больше всего, так это то, что эти двое продолжат вести себя как ни в чём не бывало и одному Льюису таскаться с этой вдвойне тяжёлой ношей. С сексом мужчин он смирился после увиденного в кабинете, а потом повторно, после сцены на кухне. Остаётся найти в себе силы принять, что таких сексов в его жизни два, они атакуют его братьев и носят фамилию Холмс. Но эту, практически невыполнимую задачу, он решает оставить на завтра. Или на послезавтра. Или на послепослезавтра…

***

У Льюиса, кажется, начинает дёргаться глаз, когда он в очередной раз слышит: — Ты не забыл наш уговор? — вроде и с жалостью, а вроде и с угрозой, в который раз переспрашивает Альберт, но получая кивок, всё равно добавляет: — Не рассказывай брату. Как можно забыть что-то, о чём тебе напоминают три раза в час с семи утра, а уже близится вечер? Эта фраза эхом звучит в голове и единственное, что менялось, так это голоса: сначала Уильям, потом Альберт, опять Уильям. Льюис даже не подозревал, что его раздражение может настолько вылиться за грани адекватного и затопить собой неприкосновенных братьев. Оставалось лишь оправдывать себя тем, что они заслужили, но почему получал-то снова Льюис?! Не у старших же сейчас нога дёргается и тарелки выпадают из рук, просто потому что. — Льюис, ты в порядке? Уильям улыбается мягко. Наверное так же, как мог бы улыбаться Шерлоку после того, как они закончили. Льюис изгибает бровь на своё же предположение и норовит дать себе по щекам, но сдерживается, лишь потому, что не один. — В порядке, — заторможенно отзывается младший и присаживается на корточки, чтобы сгрести в совок осколки. Уильям опускается следом, пытаясь помочь, но в мыслях Льюиса получает веником по голове за ненавистное: — Не рассказывай, пожалуйста, брату. С ума сойти можно, если ему продолжат вдалбливать это предложение бесконечно. И вот Льюис уже представляет, как сидит где-нибудь в изоляторе, качается из стороны в сторону и в бреду повторяет «не рассказывай брату». Он вздыхает слишком громко. Достаточно, чтобы Уильям догадался, что младшего лучше больше не трогать. Льюис начал подумывать, что изолятор — не такая уж и плохая идея. Вот только сегодня это точно не выход. А дело было в ужине. В совместном ужине. В совместном ужине с Холмсами. Не прийти будет просто неприлично, хотя нужно заметить, что в разы неприличнее станет, если он окунёт назойливые морды в торт.

***

Альберт просил достать самый красивый и дорогой сервиз, Уильям наготовил свои коронные блюда. Интересно, для кого они так постарались? Уж точно не для хмурого Льюиса, у которого цвет лица стремительно менялся. От красного — Уильям улыбнулся Шерлоку, — до белого — Альберт незаметно сжал ягодицу Майкрофта. Он даже не сразу сумел среагировать, когда с ним поздоровались. Разве может что-то скрывать человек, у которого по всем видным частям тела бежит строка о том, что он всё знает? Но, видимо, да. Наверное, все бы уже заподозрили неладное, ведь нельзя сжиматься так, словно на тебя с двух сторон стены давят. Впрочем, братья этого не замечали, потому что обеим сторонам абсолютно не надо было лишний раз косвенно касаться тяжёлой (только для Льюиса) правды, непринуждённо болтая с гостями. Шерлок и Майкрофт перекинулись парочкой вопросительных взглядов. Возможно, заприметили что. А, нет. Это они о чём-то своём. Брови гнут, хмурятся, веки как можно выше поднимают. Ссорятся глазами, наверное. Как всё обычно. Льюис не может это терпеть. Почему все такие спокойные? Почему один он должен справляться с чужой ответственностью? — Льюис, — неожиданно окликнул его голос Шерлока. — ты чего такой сидишь? Под понятием «такой» можно подразумевать абсолютно разное и пока этот идиот не научится разговаривать, Льюис не ответит. Но и не надо было. За него тут же вступился Майкрофт: — А чего ты к нему пристал? — Он ведёт себя неестественно. — Если кто-то не ведёт себя, как ты, то-есть, как под опиумом, это не значит, что его поведение неестественно. Холмсы заметно напрягаются. Майкрофт, видимо, из-за того, что Льюис под давлением брата может разболтаться, а это явно не понравится любимому Альберту, а Шерлок, как всегда и эгоистично, потому что до него на ровном месте доебались. Старшие Мориарти, не сговариваясь повернули головы на Льюиса, словно пытались проконтролировать, что он не собирается никак комментировать эту ситуацию. Младший специально не поднимал взгляд, потому что знал о какие слова в чужих глазах он споткнётся, перевернётся и, как он сам надеется, улетит с орбиты: «Не рассказывай брату». Льюис, очевидно, на взводе. Рука нервно теребит ткань белой скатерти, в ушах какой-то шум: то ли от напряжённого молчания, то ли сумасшествие близко. — Пойду перекурю, — равнодушно бросает Шерлок. — Сидеть! — неожиданно даже для самого себя выкрикивает Льюис, вскакивая из-за стола. Он пару секунд хлопает глазами, а потом поднимает их на недоуменные и перепуганные взгляды. Он встревоженно крутит головой, надеясь найти того, кто осмелился на такое неуважение, но кажется, это всё же был его голос. Уильям взволнованно тянет рукав пиджака Шерлока, тот пытается сомкнуть челюсть, Майкрофт сдержанно вскидывает бровь, но под столом сминает ткань своих брюк, а Альберт неусидчиво ёрзает. Понимая, что от него ждут продолжения, Льюис мешкает и пытается отодвинуть стул, чуть не роняя его, а потом скомкано бормочет: — Я просто хотел спросить, не желаете ли вы, мистер Пёс... — Льюису очень захотелось залиться истеричным хохотом от своей же оговорки, но он лишь прочистил горло и быстро поправился, — мистер Холмс, чаю. — Налей мне кофе. Какая. блядская. наглость. Шерлок в поддержку хлопает один раз Уильяма по плечу и пока его снова не остановили, стремительно удаляется к окошку в соседней комнате. Льюис надеялся, что он случайно не пойдет следом и всё так же случайно не столкнёт его вниз. Когда младший ушёл на кухню, потирая переносицу, Уильяму остаётся лишь улыбнуться на неожиданные события обескураженным взглядам мистера Холмса и брата. — Не с той ноги, наверное, встал, — выдаёт своё предположение Альберт, неопределённо пожимая плечами. Ну да, не каждый же день вскакиваешь с щитом и прикрываешь братские задницы, то ли от чужих членов, то ли друг от друга. Прошёл всего лишь час, а Льюису кажется, что этот распроклятый ужин тянется целую вечность. Братья забыли о неловкой ситуации в начале и теперь с пылкой инициативой общались со своими обожаемыми Холмсами. Льюис предпочитал молчать. Его никто и не трогал: боялись, мало ли что ещё выдаст. И если в течении этого часа Льюис не высказывал претензий, то это ещё не значит, что по нему не было заметно в некоторой — в весомой — степени недовольства. Это можно было увидеть невооружённым взглядом, но его дражайшие братья как-то не изъявляли и малейшего желания отвести глазки чуть дальше ненаглядных Холмсов. Холмсы стали ненаглядными и для самого Льюиса: смотрел на них и думал, как бы так с ними разобраться, чтоб не посадили. Да даже если и посадят — пф-ф-ф — он лучше подождёт несколько лет, зато избавит этот город (и своих братьев в первую очередь) от двух распиздяев. Льюис вообще считал, что за убийство Холмсов его вполне себе можно оправдать. Но эти мысли приходится отложить и остановиться на чём-то более реальном. Но сейчас на него едва ли кто-то обращал внимание. Обычно это шло в плюс: ему и правда больше нравилось находиться в тени, нежели быть звездой вечера. Но не сегодня. Не когда вокруг братьев кружат два змея-искусителя с фамилией Холмс. И в какой-то момент Льюис не выдерживает. Он вскакивает, но это действие тоже остаётся незамеченным: впрочем, на что-то иное и не приходилось рассчитывать. Тогда он опирается руками о стол: видимо, слишком сильно, отчего тот немного пошатывается. Но этого стало достаточно, чтобы бутылка, стоявшая на самом краю, накренилась, а после и вовсе упала, разбиваясь со звонким треском. Наконец, и Холмсы, и собственные братья оторвались друг от друга, кидая взгляды на Льюиса. Причём все смотрели абсолютно по-разному. Кто-то с удивлением, кто-то с недовольством, кто-то с вопросом. Но это было неважно. Важно лишь то, что он наконец-таки обратил на себя внимание: — Я прошу прощения, — произносит младший Мориарти, но едва ли это было сказано всерьёз, — Но вы! — он указывает в сторону Альберта и Майкрофта, — И вы! — после чего показывает пальцем туда, где сидели Уильям и Шерлок. Конечно, ему известно, что это некультурно, но о нормах приличия сейчас речь определённо не шла, — Вы мне надоели! После такого заявления наконец все перестают шептаться, и лишь в недоумении начинают переглядываться. Старшие братья было хотели что-то сказать Льюису, однако он был первее, явно не желая сдерживаться: — Я не знаю почему теперь должен прикрывать вас друг от друга, если вы сами виноваты в собственной неосторожности, — он почти что переходит на крик, но его голос стабилен, — Не представляете, как сильно мне надоело слышать то с одной, то с другой стороны это ваше «не говори брату»! Перекидываться взглядами начали ещё больше. И те, и другие думали, что их раскрыли. В общем-то, так и было, но раскрыли не только их. — Уж не знаю, ясно вам или нет, так что я скажу напрямую, — Льюис немного прокашливается, и только потом говорит, — Альберт встречается с Майкрофтом, а Уильям с Шерлоком. И вас, господа Холмсы, я не очень-то жалую, — его речь почти что закончилась, но потом он добавил, — Ах, да. В следующий раз, когда будете удовлетворять свои потребности, научитесь закрывать двери! Это не так сложно. На этом у меня всё. После такой пламенной речи Льюис лишь демонстративно громко уходит. И когда он оказывается достаточно далеко, что звук его шагов становится не слышен, в зале раздаётся кромешная тишина. И ничего не остаётся кроме того, чтобы переглядываться дальше. Пока Уильям сгорал со стыда, Холмсам и его старшему брату, кажется, было абсолютно всё равно. Скорее, у них были вопросы друг к другу. — Интересно выходит, всё-таки, — произносит Альберт, оставаясь, по ощущениям, самой беспечной из всех присутствующих здесь персон, — То есть я правильно понял, что пока мы скрывались от вас, вы скрывались от нас? — Значит что так, — отвечает ему Уильям. — Получается ты гомосексуал? — с некоторой насмешкой спрашивает Шерлок, обращаясь к собственному брату. — Ты сам гомосексуал! — вскликивают ему в ответ, — Я не думал, что ты такой! Позорник! — Ты сам такой же! И трахаешься с Мориарти! — Кто бы говорил! Где-то на фоне Уильям и Альберт били руками по собственным лицам.