Ванильные причины на существование.

Лепестки сакуры за окном плавно снижались в потоке прохладного ветра. Свежесть воздуха всё ещё казалась им непривычной. Влажная на вид луна разливалась теплыми желтыми проблесками по стеклу: также искрились и неоновые вывески внутри. Вечерний поход в самое обычное человеческое кафе, посреди самой обычной весны, которая расцветает розоватыми красками, дышит мелким дождём и искрится огнями. Впервые для них. Странно. Проносилось в голове раз за разом, когда Гойё сжимал чашку горячего чая в руках, осматривал окружающих или наблюдал за природой. Словом, когда любая нить внешнего мира доносилась до его сознания. — О чём ты думаешь, Гойё-кун? — спросил Агапэ почти взволнованно, двигая свой стул ближе к нему и озадаченно хлопая белоснежными ресницами. — Не знаю. Люди всегда думают о чём-то конкретном? — Нет, вовсе нет, — задумчиво произнёс парень, смотря на дно своей чашки, где расползались сгустки карамели. В типичном японском домике — с неоновым манэки нэко на двери, лампами-светлячками и запахом булочек хоккайдо — было тепло и тихо. Других людей здесь почти не было, что неожиданно, ведь прохладная погода Токио должна была загнать их в места чуть теплее и уютнее. Откуда-то доносилась спокойная музыка, пока Агапэ болтал под боком, крутился на стуле и улыбался прохожим, заглядывающим по ту сторону стекла. Уходить не хотелось, но им и незачем. Просто некуда. Через несколько часов они пройдутся по шумным улицам и снова найдут кафе, где можно переждать неумолимое и эфемерное течение времени. Оно, пожалуй, и притягивало — многогранное, тактильное, человеческое. Живое. — Ты считаешь вещи красивыми? — донеслось от Агапэ тише обычного. Гойё повернулся почти удивлённо, отодвигая от себя рисовое пирожное: — Что ты имеешь в виду? — Сакура, музыка, люди, плавные движения рук, зрение, возможность ощущать сладость на зубах — всё это. Это не кажется тебе чем-то ужасно красивым? — Кажется, — спокойно согласился Гойё. Поправляя белые пряди волос и заглядывая в тёмные глаза-блюдца напротив, ангел с опаской спросил: — А меня ты считаешь красивым? Агапэ никогда не спрашивал что-то совершенно серьёзно. Он выгибал тонкие брови, натягивал улыбку, но никогда не показывал, насколько близко к сердцу воспринял ответ. Близко к сердцу — так говорят люди? Гойё, кажется, быстро учится, потому что отвечает ангелу искренне: — Считаю. Они замолчали. В окно стучал мелкий дождь, стекал изящными ручейками по прозрачной поверхности, последние посетители стали расходиться. Агапэ неуверенно произнёс: — Не знаю, зачем спросил у тебя это, — он поспешно встал, натягивая пушистую кофту. — Я заметил, что люди многое делают без причины, — с несвойственной ему тёплой улыбкой произнёс Гойё. Они не заметили, как небо заволокло мглой. На улице стало холоднее. Звёзды распадались на маленькие крупицы света. Стоя у моста с проплывающими фонарями, разглядывая себя в переливах воды и отражая огни ночного города, ангел казался уставшим, слишком чувствительным и излишне слабым для внешнего мира. Гойё сократил расстояние между ними, цепляя недоумевающий взгляд напротив. В следующую секунду мягко коснулся губами уголка чужих губ — нежно, под сакурой, по-человечески трепетно.