Отречение

Небо в ту ночь было до невероятия чёрным. Звёзды померкли под покровом угольных туч, оставляя бесшовное тёмное полотно, сотканное обрывками небес. Местами синева прогрызалась сквозь и разливалась чернилами вокруг пустого простора, расцветая мёртвенными, неподвижными бутонами. Би Хан скользнул взглядом в поисках луны, но и её было не видать. Лишь зияющий абсолют непроглядной мглы — чем не аллегория на него самого? В голове было тихо и громко одновременно: шелест листьев, далёкий гул птичьих крыльев и сонное безмолвие не позволяли привести запущенный клубок мыслей в порядок. Желание сублимировать всё своё нутро в перерезание чьих-то глоток было соблазнительным, но не представлялось до конца возможным. Поэтому, то, что оставалось невысказанным, не выбитым, не пролитым — нуждалось в покрове ночного уединения. Обрывки фраз и незамысловатых картинок рассеялись окончательно, словно косяк испуганных рыб в стылом пруду, когда до криоманта донёсся этот отвратительный, спокойный, по-лисьему елейный голос. Он снова завладел его вниманием против воли. Снова нарушил краткосрочную идиллию, при этом даже особо не утруждаясь. — Вышел подышать воздухом? — тихая, но ритмичная поступь стучала в такт сжатым в накатившем раздражении зубам. — Это правильно. Вряд-ли у тебя выдастся такая возможность в ближайшем будущем. Шанг Цунг поравнялся с Саб-Зиро, не утруждая себя мыслями о том, что его компании не рады. Он даже не посмотрел на брюнета, а просто уставился на небо, перехватывая взглядом единичные звёзды. — Удивительно, — игнорируя повисшую тишину, продолжил голос, раздражая слух своей мелодичностью. — Венеру редко можно увидеть в такой поздний час. Би Хан не ответил, но его суровые глаза по инерции проследили за ярким светом, пестрящим рядом с тусклым месяцем. — Судя по всему, она сейчас в фазе роста. Если приглядеться, можно увидеть, что она вовсе не круглая. Она серповидная. — Шанг Цунг жестикулировал рукой, плавно поднимая её вверх и вниз, словно дирижёр. Дирижёр над трещащим по швам самообладанием Би Хана. — Неполная луна и неполная Венера. Пожалуй, они дополняют друг друга? — изрёк он с усмешкой, и это было скорее утверждение, чем вопрос. Тут-то терпение криоманта дало трещину. Она разверглась, кровоточа, обнажая голые нервы. А Шанг Цунг услужливо ковырялся в них своими когтями. Можно игнорировать бесконечный поток лжи, льющийся из чужих уст, но сомнений в своей полноценности Би Хан не потерпит. — Зачем ты здесь, колдун? — прорычал мужчина, чей голос заставлял воздух замерзать в пространстве. — Оставь меня. Змей лишь улыбнулся. Ни намёка на подчинение. Ни намёка на понимание. — Должно быть, тебе худо. — вырывает нерв за нервом. — Ещё вчера ты был уважаем и любим своими людьми. А сегодня даже твои братья вздохнули бы с облегчением, будь ты мёртв. Лицо пресмыкающегося. Теплая улыбка и холодные глаза. Можно и повестись, но их стеклянная пустота предупреждает об опасности. Их пустота отрезвляет дух. Глядя в чёрный омут, хочется схватиться за рукоять кинжала, висящего с твоего бедра. Но это было актуально сутки назад. Сейчас же, когда Змей и Волк стоят в метре друг от друга, поздно возражать. — Не лезь не в свое дело. — серебро маски блеснуло в свете луны. — Я сделал то, что было необходимо. — голос был похож на скрежет металла об металл. — Конечно же ты сделал. И я восхищён твоей доблестью. Мы с тобой добьёмся многого. — молвил Шанг Цунг, прекрасно понимая, что «многое» — это не то, что удовлетворит их обоих. Нужно всё. Би Хан наконец повернулся в сторону голоса. Его брови поднялись, словно в усмешке, хотя этого нельзя было сказать наверняка. — Мы? Не будь глупцом. Все, что имеет значение — Лин Куэй. Твоя алчность меня не волнует. Колдуна позабавило, как Би Хан рассуждал об алчности. Он бы сейчас с лёгкостью мог упрекнуть его в собственной слепоте, но ограничился лишь искривлёнными в хитрой ухмылке губами: — Мы с тобой похожи больше, чем тебе кажется, Би Хан. Брюнет взглянул на Шанг Цунга исподлобья. На этот раз, скорее с непониманием, чем с гневом. — Ты закончил? — однозначный намёк чуть ли не физически толкнул колдуна в противоположную от Саб-Зиро сторону. — Пожалуй, да. — губы растянулись, изображая любезность, и, бегло хватаясь глазами за небесную гладь, мужчина повернулся в сторону своих покоев. — Доброй ночи, Би Хан. Криомант, в свою очередь, не желал колдуну доброй ночи. На самом деле он надеялся, что тот умрёт во сне. Закашляется, подавится, задохнётся собственным враньём и сделает миру одолжение. Эдакая компенсация за весь нанесённый ущерб. Он хотел было уведомить сосредоточение своих бед в том, что если тот снова попытается провернуть что-то в своем духе, Би Хан собственноручно займётся его пытками — в этом мастерства ему не занимать. Даже трещины в стенах печально известной лаборатории не видали такой сноровки. Да, сейчас он ему напомнит, кто здесь у руля. — Зачем тебе это всё? — выпаливает он, дыша морозом. Такое ощущение, что даже несуществующие гильзы ударились о землю. — Зачем тебе я? — странно, слова, брошенные колдуну вслед, не резонировали с теми, которые первоначально сосредоточились на кончике языка. Шанг Цунг замирает, и уголок его змеиного рта тянется вверх: — Становится прохладно. Похоже, северные ветра следуют за тобой по пятам, — добродушно улыбнулся своему домыслу мужчина, разводя руками. — Пойдём за мной. Би Хан определенно точно не собирался никуда, кроме своих покоев. Не собирался, но что-то внутри подтолкнуло его, и, неуверенно качнувшись возле золотых перил, он двинулся навстречу. Шанг Цунгу не нужно обладать магией, чтобы прочесть Би Хана словно книгу. Ледяной человек, высеченный по образу и подобию машины, чьё существование посвящается единственной задаче. И вот он стоит, непоколебимый и ровный — предатель своего сердца, последователь своего мозга. Ни одна мышца не дрогнула, когда он оставлял семью позади, а сейчас он не может справиться с самой банальной вещью на свете — одиночеством. Может, он и ледяной, но всё ещё — человек. Би Хану прежде не доводилось бывать в логове своего новоиспечённого союзника. Золотые вензеля, шёлк выглаженных простыней — вычурно настолько, что мерзкий ком в горле криоманта давит на гортань. Колдун бережно касается тонкого хрусталя бокалов, и наполняет их до краёв. Дважды. — Нет. — ладонь взмыла вверх в твердом отрицании. — Я не пью. — Лучшего винограда ты не найдешь, Би Хан. — Шанг Цунг показательно отпил и опустил веки. — Дай себе поблажку. Здесь тебя никто не осудит. — елейный тон вызывает сопротивление нейронов. — Ты не ответил на мой вопрос. — криомант стоял на своём, рассекая низким голосом паутину чужого забвения. Шанг Цунг улыбнулся, разводя руки в стороны, как бы приговаривая: «Ну конечно — конечно, ты ведь сам и не догадываешься. Ты совершенно безропотное дитя, которое хочет услышать от матери определение того слова, которое он заведомо знал. Просто для того, чтобы узнать её формулировку.» — Ты талантлив, силён и жесток. Умён и амбициозен. Это полезные качества. А ещё, — голова склонилась вбок, — Ты одинок. Ты пойдешь до конца, потому что терять тебе уже нечего. Вот так просто. Никаких задач с повышенной сложностью. — В конце, который я себе представляю, — прорычал брюнет, зачем-то снимая свою маску, — тебя тоже может не быть. Я не буду хорошим инструментом и не нуждаюсь в чьей-либо поддержке. — Лишь только потому, что тебе её уже оказали. Представления не всегда совпадают с действительностью. — Колдун осушил бокал, наполняя его заново. — Не криви душой, Би Хан. Ты прекрасно знал, что со мной твоя армия будет более чем готова к схватке. Саб-Зиро не ответил, лишь напряжённая челюсть оголила остриё скул. Не хотелось признавать, что речь колдуна имела больше смысла, чем казалось раньше. Хотелось возразить, но наружу вырывалось только сбитое дыхание. Что-то стало до чёртиков ясным. Кулаки сжались и побелели, будто покрылись инеем. Да, вероятно, змей прав — они действительно одиноки и терять им нечего. Они действительно — неполная Венера и неполная Луна. И, раз обратно пути нет, а ниже дна уже не опуститься — не стоит ни о чем жалеть. Абсолютный эгоизм вовсе не недостаток. Противоречие порождает ошибку. Но когда она далеко не первая — сдавленная совестью грудная клетка трепещет с мнимым облегчением. А внутри пораженного черепа — злокачественная опухоль. Под терпеливым наблюдением, Би Хан опасливо бросил взгляд на вино, будто бы испить его — нечто большее, чем опустошение бокала. Бесповоротное скрепление ядовитого союза, отречение, падение в кромешную тьму, где не может быть счастливого конца. Ну и пусть. Минута. Губы едва заметно двинулись, и брюнет выпил под одобряющую лисью ухмылку колдуна. Лик Саб-Зиро — как у сошедшего с фрески грешника. Каменный и неизменно холодный, но одновременно надломленный и мёртвый. У Шанг Цунга жутко искривляется рот — дорога в Рай теперь закрыта для них обоих. Они — снаружи, смотрят на недосягаемые небеса, но не жалуются. Они — ложь, и ложь эта — зеркальна. — Вот так, Би Хан. Молодец. — чужая рука практически с отцовской нежностью коснулась твердого плеча. Лицо все то же — холодное и тёплое одновременно. Шепот, тени, улыбки. Рвота подкатывает к горлу. — Налить тебе ещё?