Alive

      Эксперимент был неудачен - по крайней мере, вышел не таким, каким задумывался. Зло личности Джекила, только-только появившееся на свет в материальном обличье, обескураженно оглядывало лабораторию, тяжело дыша. Он... Живой? Он может ходить, передвигаться... Сам? И даже почти не зависит от Джекила! По крайней мере, не сейчас. Сейчас Джекил - вторая личность, а управление целиком и полностью в руках... Кого?       - Так... Кто я?       Первые слова вышли хриплыми и негромкими, и он закашлялся, пытаясь прочистить горло. Неудивительно: до этого-то он не говорил. Но вопрос хороший. Кто он? Не в смысле места в жизни, а в смысле имени. Альтер-эго поднялось с пола лаборатории, придерживаясь за стол, и удивлëнно посмотрело на болтающуюся мешком рубашку. Рубашка Джекила. Странно, у доктора всегда всë по размеру. Странно... Точно! Кажется, он ставил в лаборатории зеркало. Надо посмотреть на себя.       Придерживаясь за стол, он медленно подошëл к зеркалу и уставился на своë отражение. Как нелепо он сейчас выглядит, ужас. Низкий, лохматый, бледный, как сама смерть, ещë и в одежде доктора. Юноша скривился, глядя на синяки под красноватыми глазами. На ум вдруг само пришло имя: Эдвард.       - Эдвард... Эдвард Хайд. Говорящая фамилия, как мило.       Хайд криво улыбнулся самому себе. Ай какой умница, придумал себе личность. Теперь надо бы и стиль придумать. Потом надо будет найти что-нибудь специально для него, но на первое время сойдут и вещи Джекила. Что там в шкафу есть?..       - Ну вот не мог ты рассчитать размер, а? Хотя бы близко. - Эдвард рассматривал в зеркало себя, уже в собственной одежде. Конечно, старая рубашка и брюки ему безумно не нравились, но из одежды Джекила эта была единственной, которая не болталась. - Ладно, на первую ночь сойдëт. Хм... Может мне ещë и город посмотреть? А что, неплохая мысль... Умничка, Эдвард, хорошо придумал!       Одолжив у доктора плащ и ключ от запасного входа, Хайд вышел на улицу. В лицо тут же подул прохладный ветер, путая и без того не самые опрятные чëрные волосы. Юноша сощурился, прикрывая глаза рукой. Какие странные ощущения. Хотя нет, не странные, скорее... Интересные? Новые. Эдвард вдруг почувствовал вспыхнувшее где-то в груди радостное волнение, доселе перебивающееся растерянностью. Интересно, что ещë он может почувствовать? Это ведь пока только ветер. Только ветер... А ведь раньше он даже его не чувствовал. На лицо выползла неверящая, кривая, жуткая, но всë же улыбка, и он хихикнул, отчëтливо поняв, что теперь он живой. Он живой, Живой, ЖИВОЙ!!! Хотелось закричать об этом всему Лондону, закричать, что его зовут Эдвард Хайд и он, мать вашу, ЖИВ!! Эдвард засмеялся в полный голос, не сдерживаясь, и бросился бежать по улице, пока хватало сил. Он хватался за фонарные столбы, он вис на перилах, он прилипал ладонями и лицом к стеклянным витринам магазинов и корчил рожи собственному отражению. Он был Эдвардом Хайдом, и никто, ни одна душа не могла ему помешать в тот момент. Хайд смеялся, громко, безудержно, то срываясь в еле слышные всхлипы, то вновь хохоча громогласно и никого не стесняясь. И когда при виде одиноко бредущей по улице девушки в голову пришла тëмная, страшная мысль, он ни на секунду не задумался о том, что делает что-то ужасное - был слишком опьянëн своим восторгом. Тихо подкравшись к путнице, Эдвард схватил еë за руку и притянул к себе, утаскивая в подворотню. Девушка испуганно пискнула, но закричать не решилась, и юношу это только подстегнуло попробовать. Проведя ладонью по миловидному личику с такими мягкими щеками, Эдвард жутко, нездорово ухмыльнулся и занëс руку для удара. К чему ему обычные плотские утехи, это так скучно. Ему нужно другое, не то. Он хочет увидеть, как это личико сломается. Он хочет увидеть то, чего никогда, будьте уверены, никогда не видел глубокоуважаемый Джекил.       С губ альтер-эго сорвался удивлëнный вздох, а рука сама собой опустилась, когда его пленница, до того послушная, влепила ему звонкую пощëчину. Щека мгновенно вспыхнула болью, и юная дева, воспользовавшись замешательством Эдварда, вырвалась из его хватки. Однако тот даже не расстроился - сейчас у него было в запасе всë время мира, и то, сколько ещë таких же, но более кротких путниц он успеет увидеть, будоражило воображение. А вот почувствовать пожар от ладошки этой, нашедшей силы к сопротивлению... Хайд визгливо расхохотался, царапнул ногтями плечо беглянки и завертелся в безумном подобии танца. Ничто не могло выразить то, насколько он был счастлив. После стольких лет заточения в чужом теле наконец обрести свободу - Эдвард был готов поклясться на крови, что нет ничего более чудесного! Это будто заново родиться. Да что там заново, это и есть рождение! Рождение плоти совсем не то, что рождение души. Когда после одного из первых экспериментов Генри он осознал себя, он, признаться, устроил истерику. Быть - и не знать, кто ты такой, существовать - и не иметь собственного тела, иметь мнение - и не иметь возможности даже высказаться. О-о, это было ужасно. Он ни за что на свете не хотел бы вернуться в то состояние. И даже адские муки при "перекидывании" из "доброй личности" в "злую" были не так ему противны, как то состояние. О да, он готов платить своей болью, лишь бы ощутить этот восторг свободы, эту полную независимость от кого бы то ни было! Он бросил взгляд на стеклянную витрину - и поймал в глазах отражения слегка маниакальный блеск. Ухмыльнувшись, Хайд неловко козырнул сам себе и с азартом посмотрел на городскую ратушу. Крыша была так близка к небу, к луне. Заберись он наверх, и остальные люди окажутся букашками в сравнении с Ним. И...       - Знаешь, Джекил, а это звучит как план.       Ноги сами вынесли его к нужному зданию. Забраться наверх, когда в жилах кипит кровь, щедро сдобренная адреналином, а в голове эйфория от накативших новых ощущений, оказалось не так сложно. Сложнее было уцепиться за шпиль влажными пальцами, встать на ноги - и взглянуть вверх, на звëзды. Глядя в небеса, чувствуя всем телом ветер, развевающий его плащ, юноша ощутил такое нежное, эфемерное, щемяще-тоскливое чувство, какое не смог бы описать словами и которому не знал названия. По щекам потекли непрошенные слëзы, но Эдвард не стал, не хотел их вытирать. Он наконец-то жив, и он счастлив, счастлив так, как никогда и никто не мог бы быть. Так пускай эти слëзы остаются как подтверждение всего его существования - мëртвые не плачут, неродившиеся не могут плакать.       И к чëрту всë.

***

      Аттерсон выламывал дверь. А может, не Аттерсон, может быть, Пул. Или они давно позвонили в полицию и там орудует целый отряд - голова убийцы сэра Кэрью нынче очень дорого стоит. В общем-то, Хайду было плевать, кому он попадëтся - в любом случае он закончит жизнь на эшафоте. Надежды, что его помилуют за красивые глазки, таяли, как сахар в чае. Мало того, что он убил сэра Дэнверса, так на него еще и исчезновение Джекилла наверняка повесят, и тогда точно все пропало. Эдвард в панике метался по кабинету, судорожно пытаясь найти выход из положения. Нет-нет-нет, должен быть выход, должен! Он не может умереть здесь, он не хочет умирать. Он знал, в шкафу есть цианид, но...       - Боже! Боже, помоги мне!       Хайд ударился в запертую дверь чёрного хода и сполз по ней на пол. В первый раз в своей короткой осмысленной жизни он молился - горячо, искренне, захлëбываясь слезами. Ему не выбить дверь, ему не сварить сыворотку, ему не выпросить пощады. Господь, если ты есть - смилуйся.       Не смилуется. Дверь медленно, неохотно, но поддавалась, и через минуту или две для него всë закончится. Эдвард вдруг ясно осознал: никто не будет с ним церемониться, никто даже защищать его не будет, и его убьют на потеху толпе. Целый город будет свидетелем его слëз. Опьяненный полученной свободой, он прекратил бояться последствий и хотел лишь вновь почувствовать то же, что и в свою первую ночь. Пусть и знал, что это невозможно, что то счастье ему никогда не повторить. И вот к чему это привело... Он, тот, кого боится весь Лондон, ревëт как ребëнок, скорчившись на полу лаборатории. Ему до одури страшно, но кого это волнует. Сыворотка не помогала, он не мог перекинуться обратно в Джекила. Да и не было больше никакого Джекила, оставался только Хайд - убийца, дебошир и преступник, обречëнный на смерть. Ещë один удар топора, и Эдварду показалось, что если он умрëт сейчас от разрыва сердца, это будет лучшим из доступных ему исходов. Он завыл, уже понимая, что нет у него выбора, и встал, покачиваясь, держась за дверь.       Он хочет жить.       Ноги не держали, и Хайд вцепился в столешницу, лишь бы удержаться. До шкафа ровно пять шагов, он лично замерял в одну из первых ночей.       Он не хочет умирать.       Шаг. Удар. Шаг. Полетели щепки. Шаг. На пол закапали слëзы. Шаг. Мысли смешались. Шаг.       Пощади.       Эдвард протянул руку с вцепился в колбу с цианидом так, что побелели костяшки. Всë его естество противилось решению разума, но времени больше не было. Непослушными пальцами юноша вытащил пробку. В голове набатом стучала одна единственная мысль: "Я не хочу".       Голоса за дверью смешались воедино, от запаха миндаля кружилась голова. Хайд всхлипнул - и запрокинул голову, вливая в себя содержимое колбы.       Он не хотел умирать.       Всë ещë не хотел.