Пикник на полигоне

      — Слушайте, — Шоко открыла дверь, — вы вконец оборзели. Мы договаривались на восемь!       — Доброе утро, — сказал Гето. — Раньше начнем — раньше закончим.       — То есть как это — раньше закончим? — возмутился Годжо за его спиной. Гето незаметно лягнул своего друга и улыбнулся. Запрещенный прием. Когда он улыбался, хотелось щелкнуть его и обновить заставку на телефоне.       — Ладно, — зевнула Шоко. — Я позавтракаю, и встречаемся за границей барьера.       — Мы едем на полигон, — сказал Гето и заулыбался лучезарнее. Как будто предлагал поездку на Канары.       — Третий, — уточнил Годжо. — Тут рукой подать.       — И кто вам разрешил?       — Никто, — хором ответили друзья.       Разумеется. Четвертый и третий полигоны — для проведения реальных боев. Первогодкам туда путь заказан.       Соблазн попрактиковаться со стоящим ранением оказался велик. Гето возвышался в дверном проеме, сдерживая беспокойного Годжо, и цепко наблюдал за борьбой соблазна со здравым смыслом.       — Черт с вами, — сдалась Шоко.       — Ты лучшая, — выдал Гето дежурный комплимент. — Наша электричка в 6-45. Два часа на дорогу туда-обратно, час на месте, успеваем до начала занятий.       — Какие еще занятия в воскресенье?       — В додзе, — горячо пожаловался Годжо, не любивший спарринги. Рука у Яги Масамичи была тяжелой.       — Ладно, — повторила Шоко. — Но если что…       — Ты — ни при чем, — сказал Гето.       — С вас завтрак.       — Кончай торговаться, — Годжо все-таки прорвался, сделал страшное лицо: — Одевайся, мы из-за тебя опоздаем!       Шоко захлопнула дверь перед его носом.       На улице оказалось не по-зимнему тепло. Позевывая на ходу, Шоко перебирала треки в плеере. Годжо был слышен сквозь любой тяжеляк. Вырвавшись на свободу, он трещал без умолку и вел себя как щенок на прогулке: то убегал вперед, то отставал, залюбовавшись бродячей кошкой. Будь у него хвост, наверняка колотил бы им себя по бокам от радости. Гето с рюкзаком за спиной и с медицинской сумкой на плече вышагивал помедленнее, чтобы Шоко за ним поспевала. Под мышкой он нес термический контейнер. Судя по запаху, на завтрак будут острые крылышки из КФС. Если удастся купить на станции пиво, утро можно будет счесть добрым.       В электричке Годжо немедленно отрубился. Гето читал книжку, пока друг пускал слюни ему на плечо, для удобства отключив нейтральную технику; Шоко не умела спать в общественном месте и тихонечко злилась.       Еженедельные тренировки ее уже достали. С тех пор, как это началось, друзья пропустили всего одну — в прошлое воскресенье, когда Гето уезжал домой, чтобы отпраздновать свое шестнадцатилетие с родителями. Он проведывал дом каждые два-три месяца. Называл такие дни «санитарными».       Шоко вытащила наушник плеера.       — Ты привез ему что-то из дома?       Гето улыбнулся, поднял глаза от книги.       — Догадалась.       — И что это?       — Увидишь.       Сюрпризы Годжо всегда любил. А Гето любил побаловать его чем-нибудь эдаким. На Рождество он раздобыл Радужного Дракона, и друзья битый час играли в догонялки — Годжо на Драконе, Гето на Скате. А Шоко смотрела на них снизу вверх и спрашивала себя, какого черта она тут делает.       — Надеюсь, твой домашний Дух отметелит его хорошенько.       — Добрая Шоко, — заметил Гето со смешком.       Если бы не Годжо, вряд ли он поглощал бы столько Проклятий — без устали и почти без разбору, лишь бы те годились в мишени для друга. Годжо не терпелось «разнести Проклятого Духа помощнее», а на деле не получалось прокачать врожденку хотя бы до приемлемого боевого уровня. Возможно, просто не попадалось действительно мощного. Оставалось набивать руку. Брать количеством, а не качеством. Проклятая энергия Годжо стремилась к бесконечности, как и стремление Гето порадовать его. В отличие от терпения Шоко, которое было не безграничным.       — Пиво я купил, — добавил Гето, возвращаясь к чтению.       «Учебно-тренировочный полигон №3 для отработки навыков изгнания Проклятий Особого уровня» оказался заброшенным полем для гольфа: пологие зеленеющие холмы с песчаной зоной и неровной площадкой, водное препятствие — заболоченный пруд и бело-розовый цветущий сад. К запертым воротам была приколочена табличка «Частная собственность, вход воспрещен», вот и вся защита от любознательных местных и туристов. О том, что это место все-таки не предназначено для пикников, напоминала лишь спираль из колючей проволоки по периметру, даже не усиленная Проклятой энергией. Гето нашел участок, где можно было перелезть через забор и не пораниться, а для опоры подставил собственную спину. Пока Годжо опускал за ними Завесу, Шоко выбрала местечко повыше в кружевной тени под розовой сливой, устроилась на пледе с комфортом: по правую руку — упаковка пива, по левую — стрелковые наушники и защитные очки «на всякий пожарный». Гето озаботился и вторым пледом, которым укутал ей ноги. Постелил на колени салфетку, поставил ведерко с крылышками, вручил аккуратно вскрытую банку.       Друзья начали с «мелочевки», как они называли Проклятия низших уровней. Годжо пристреливался на безопасном от места пикника расстоянии — посреди травянистой площадки, залитой приглушенным Завесой солнечным светом. Не снимая очков, он изгонял мелочевку прицельными выбросами Проклятой энергии, как его учил Гето. Шоко прикончила банку, вскрыла следующую и принялась за крылышки. Аппетит на свежем воздухе разыгрался не на шутку. Обычно хватало одной выпивки, но крылышки были в меру острыми и еще горячими, и явление таинственного домашнего Духа застало ее врасплох.       — Твою мать, — не сдержалась Шоко, едва не облив пивом новый пуховик. Отставила подальше банку и ведерко, обхватила колени, подавшись вперед и глядя во все глаза.       Сюрпризом Гето оказался он сам.       Одетый в гакуран средней школы, без пирсинга и привычной прически, но такой же долговязый и забавно лопоухий. Волосы были собраны под затылком в куцый хвост; Проклятый Дух откинул челку вбок, осветился знакомой улыбкой и начал расстегивать ворот кителя.       — Охренеть! — прорвало онемевшего Годжо. Сдирая с себя куртку, он обернулся к Гето, показал большой палец. Его лицо сияло от восторга. — Ты сожрал самого себя!       Довольный Гето вернулся к Шоко с охапкой его одежды, сгрузил все в рюкзак, опустил на траву кроссовки. Завертел в пальцах очки, как заправский сенсей наблюдая со стороны за партнерами в спарринге: оба — голые выше пояса и почти одинакового телосложения, одного роста. Годжо разогревался: наскакивал и пихал двойника Гето кулаками, словно боксерскую грушу, подбадривал себя воинственными выкриками. Шоко разобрал смех, когда неподвижно стоявший двойник размял шею и первым же несильным тычком расквасил противнику нос. Шмыгая и отфыркиваясь от крови, как недобитый белёк, Годжо ринулся в атаку.       Кто бы сейчас сказал, что он ненавидит «Курс самозащиты без применения оружия» и тренировочные бои. Яга работал с Годжо сам, никогда не ставил его против Гето; то ли не считал нужным, то ли оберегал. Потому что дрался Гето отменно. В боевых искусствах Шоко ни черта не смыслила, но этот спарринг напоминал скорее танец, чем бой. И пока что вели оба, ни в чем не уступая друг другу.       — Ты гляди-ка, — одобрил Гето, присаживаясь рядом на плед. — Наш гениальный боец так и черную молнию выдаст. Если не выдохнется через пять минут. Дыхание совсем не контролирует, бестолочь.       — Что за молния? — спросила Шоко, вытаскивая из кармана пуховика сигареты.       — Боевой прием. Мгновенное искажение в пространстве. Как взрыв или вспышка. Сила атаки возрастает в два с половиной раза. Черная Молния дает возможность ощутить всю силу Проклятой энергии, почувствовать ее вкус.       Шоко хмыкнула. Пропущенный прямой удар отправил Годжо в нокдаун. Помогая себе руками, шатаясь как пьяный, гениальный боец встал и повалился обратно лицом вниз. Уперся ладонями, поднял себя на четвереньки. Тихо сблевал на песок. Сотряс, отметила Шоко на будущее.       — А технику включать нельзя?       — Главное правило магического бойцовского клуба. Остальные — как в обычном.       — Я только первые два помню. Никому не говорить и все такое.       — Третье правило бойцовского клуба: боец крикнул «стоп», выдохся, отключился — бой окончен. Четвертое: в бою участвуют лишь двое.       — Решил передохнуть, слабак? — донесся голос поддельного Гето. Издевательский — как у настоящего, но звонкий, пацанский. Годжо встал и сплюнул под ноги, утерся запястьем, размазывая кровь.       — Твой мальчик еще и разговаривает? — Шоко прикуривала от окурка следующую сигарету. — Это что, какой-то особый уровень?       — Особый и есть. А ведь мальчик зародился всего девять дней назад.       Гето произнес это таким тоном, словно девять дней назад стал счастливым отцом. Шоко мельком подумала, что отец из него получится неплохой.       — То есть в твой день рождения.       — Он все подарки перепортил, представь себе. И все семейные фотографии. Искромсал моим же перочинным ножом. Захожу прибрать в комнате, а сюрприз третий день меня поджидает. Родители расстарались.       Лицо Гето под стать голосу померкло.       — Они по тебе скучают. Любят тебя. Ты ведь у них один.       — Скучают, — согласился Гето сухо. Поднял голову, откинул челку. — И любят. Пожалуй, даже слишком.       — А ты умеешь бить Молнией? — спросила Шоко, чтобы отвлечь его.       — Нет. Прием невероятно сложный. Требуется поймать одну миллионную долю секунды, чтобы применить Проклятую энергию в момент физического удара… Возьмем второй закон Ньютона, — Гето повел рукой с очками, как лазерной указкой: — Сумма всех сил, действующих на тело, равна произведению массы тела на ускорение, сообщаемое этой суммой сил. То есть чтобы увеличить силу в бою, необходимо увеличить массу или скоpость удаpа. В сумо, например, идут по пути увеличения массы тела. А в тайском боксе стаpаются увеличить скоpость удаpа, увеличивая и скоpость пеpемещения тела, и скоpость движения pуки или ноги. Добавь сюда Проклятую энергию и лови момент. Поняла? — он улыбнулся.       — Ага, — кивнула Шоко, не столько слушая, сколько любуясь его вдохновенным лицом. Когда Гето увлекался, от него было глаз не отвести.       — Причем нарочно ловить не получится. Это вроде зоны в баскетболе… Вообще — в спорте. Неосознанно вошел в поток — и показал, на что способен в принципе. Для этого голова должна быть свободна от мыслей по максимуму.       — С этим Годжо справится.       Гето рассмеялся.       — Ему бы начать тренироваться нормально. Поработать и на быстроту, и на силу. Боевой заклинатель должен быть сильным физически. Даже владея сильной техникой, но не имея физической силы, будешь проигрывать.       — Слава богам, я не боевой маг.       — Ты круче.       Драка понемногу превращалась в избиение — одного чересчур самоуверенного идиота другим. Годжо держался на дальней дистанции, почти не атаковал и только успевал закрываться. Шоко мысленно потирала руки. Ушибы мягких тканей лица средней степени тяжести, левой ушной раковины, обеих верхних конечностей плюс легкая форма черепно-мозговой травмы, — и это только предварительный диагноз. Поле предстоящей работы увеличивалось с каждым пропущенным ударом — по ногам, по ребрам, снова прямым в лицо. Годжо отскочил и закашлялся, низко сгибаясь. Выхаркнул с кровью зуб. Зарычав, рванулся вперед, ушел от атаки, контратаковал: засадил в челюсть локтем, отпрыгнул, — и получил вдогонку с разворота по бедру. Оба, как и положено, дрались босиком, но удар голой ступней получился такой силы, что Годжо отлетел на пару метров, как в кино. Поднялся, упрямо похромал на врага.       — Лоу-кик, — прокомментировал Гето. — Учти, что это не растяжение, а контузия. Ушиб мышцы близко к кости.       — Спасибо, учту. Где ты так драться научился?       — В школе.       — Боевых искусств?       — В началке.       Шоко отвлеклась от шоу.       — А в средней — стиль полировал?       Гето покивал, не глядя на нее. Зацепил очки за ворот кителя, облизнул губы. Он следил за избиением неотрывно — с какой-то ненормальной, садистской жадностью.       — Не видать нам сегодня Черной Молнии, — он нервно рассмеялся. — Но круто, скажи? Буду теперь гонять его раз в неделю, пока не возьмется за ум.       Интересно, как скоро они перейдут от «проклятого» спарринга к чему-нибудь поизвращеннее, задалась Шоко невольным вопросом и опять потянулась за сигаретами. Слава Тенгену, на территории колледжа запрещено выпускать Проклятых Духов на волю. Не хватало еще, чтобы ее донимали идиотскими просьбами втроем.       Бой шел на средней дистанции и грозил вот-вот скатиться в ближнюю, — когда от вхождения в клинч бойцов отделяют считанные секунды, а удары со всех уровней становятся непредсказуемыми. Гето умничал, сыпал какими-то терминами, но Шоко и сама понимала, что дело движется к развязке. Годжо отступал, но упорно не сдавался. Его жуткая щербатая ухмылка просилась на заставку, потеснив юного псевдо-Гето. Тот ничуть не выдохся, продолжал бой в прежней бесстрастной манере.       Он и не выдохнется, сообразила Шоко.       — Так нечестно, — вырвалось у нее. — Дух и есть техника в чистом виде. Нарушение главного правила клуба.       Гето посмотрел на часы.       — Еще пять-семь минут, и сможешь приступать.       — За это время он Годжо убить успеет… Сколько по правилам длится бой?       — Не успеет, не бойся. Седьмое правило клуба: бой продолжается столько, сколько нужно. То есть сколько это будет нужно мне. Я могу прервать бой в любой момент.       — Ладно. А если Годжо убьет его раньше?       Гето скосил на нее насмешливый взгляд.       — Засчитаем мне поражение. Было бы жаль его потерять, конечно…       — А мне не жаль. Он изверг какой-то. Сколько ему, четырнадцать?       — Почти пятнадцать. Да они оба тащатся, неужели не видишь?       — Оба…       Шоко умолкла. Прикрыла глаза от накатившего приступа тошноты. Остались жестокие, мокрые звуки ударов, шелест травы, посвистывание белоглазок на цветущих сливовых ветках. И потяжелевшее дыхание «сенсея», который тащился сам — настолько откровенно, что стало и противно, и смешно разом.       Надев сумку через плечо, Шоко бегло проверила, все ли на месте. Пальцы слегка тряслись.       — Надеюсь, Проклятия из него не полезут после смерти как тараканы? Раз он у тебя Особого уровня.       Гето повернул голову.       — Вот ты болван, — сказала Шоко с чувством, глядя в его расширенные глаза. От волнения нахлобучила наушники микрофоном назад и замешкалась с защитными очками в руках.       Когда Гето опомнился и вскочил, было поздно. Годжо проявил неожиданную для своего состояния прыть — в буквальном смысле: прыгнул на врага и обхватил его всеми конечностями, как коала — ствол эвкалипта. Дух пошатнулся, устоял, Годжо отклонился назад и с размаху врезал кулаком в висок.       Вмиг все поглотил ослепляюще черный свет. Шоко успела осознать, что зажмурила глаза, а не ослепла по-настоящему, когда пророкотал звук удара: слабый грозовой раскат, приглушенный наушниками.       Гето не добежал каких-то четыре метра: его отбросила воздушная волна. Задыхаясь, Шоко яростно моргала сквозь слезы и пыталась встать, но почему-то не могла.       Зато Годжо наконец включил врожденную технику. Он переступал по площадке, изгонял мелочевку — всю, что успел насобирать Гето до поступления в Магический колледж. Проклятия метались, испускали вопли, лопались, развеивались одно за другим, на земле и в воздухе, растекались грязной жижей по воде. Все заняло не больше минуты. Завесой упала тишина.       Сам Манипулятор Проклятиями, «убитый» в первую очередь и лежавший со свернутой шеей как настоящий труп, рассыпался в прах последним. Годжо не двигался с места, уронив руки и опустив голову. Ветер шевелил его волосы. Даже издали было видно, как побледнело забрызганное кровью лицо. Он сел на пятки, провел ладонью по выжженной траве, сгреб в кулак. Выдирая стебли с корнями, завалился набок.       Гето не дал ему упасть. Вскинул на руки, зашагал обратно. Шоко выпуталась из пледа и бежала навстречу изо всех сил. Ноги не слушались, увязали в песке. Перемещать пострадавшего запрещалось, а на слова не хватало дыхания.       — Стоп… — выкрикнула она без голоса. Гето застыл как вкопанный. Шоко отшвырнула на бегу наушники, сняла сумку, кое-как стащила с себя пуховик и бросила на пригорок, упала на колени. Гето уложил своего друга так бережно, словно Годжо был сделан из бумаги и мог разорваться пополам.       — Уйди, — потребовала Шоко сдавленным шепотом. Раскрыла сумку, облила антисептиком ладони. Гето и не думал ослушаться. Невозмутимо опустил в сумку очки, ровным шагом отошел подальше и стоял, отвернувшись и сцепив руки за спиной, пока она работала.       Ее руки управляли чужой энергией — начиная с живота, средоточия и Проклятой, и жизненной силы. Требовалось столкнуть два потока отрицательной Проклятой энергии и получить положительную с обратным воздействием: не разрушения, а созидания. Ладони улавливали ток крови под рубцующейся кожей, задавали сердцу правильный ритм. Пальцы заскользили снизу вверх по изуродованному лицу; Шоко воссоздавала его, словно скульптор: выглаживала каждый миллиметр, чтобы не оставить ни царапинки. Восстановленные губы нежно порозовели и раскрылись, она проверила зубы — все на месте и как один целехонькие, на зависть белоснежные для неизлечимого сладкоежки. Запустив пальцы в волосы, мягкие как у ребенка, она охватила ладонями неподвижную голову, сдавила виски, чутко прислушиваясь к энергетическим потокам и убеждаясь, что все прошло как надо. Перекисью и марлевыми салфетками собрала кровь, пот и грязь. Стерла с ресниц следы засохших слез. Прошлась напоследок антисептиком.       Крылья задышавшего носа вздрогнули, Шоко успела зажмуриться, но не увернулась: мощный чих сотряс воздух залпом. Охнув, Годжо грубо выругался.       Шоко с отвращением вытерла салфеткой собственное лицо, открыла глаза.       — Чем это так воняет? — Годжо брезгливо морщил переносицу.       — Спиртом, — сказал Гето. Сел на пятки напротив Шоко, рядом поставил рюкзак. Годжо повертел головой влево-вправо и сложил ладони горбиком на груди.       — Друзья. Соратники! Мы провожаем в последний путь самого сильного заклинателя за последние четыреста лет, — начал он загробным голосом. Шоко, сосредоточенная на разбитых костяшках пальцев, щелкнула его по лбу:       — Накаркаешь, балда.       — Кар-кар… Ой, снег пошел, — отвлекся Годжо, изумленно выдохнул облачко пара.       Шоко, протирая руки, хмуро взглянула вверх: побелевшее низкое небо расцветало одинокими снежинками, крупными, как пушинки одуванчиков. Годжо высунул язык, принялся их ловить. Гето, посмеиваясь, извлек из рюкзака двухлитровую бутылку сладкой газировки, — Годжо моментально вцепился в нее, свинтил крышку, присосался к горлышку. Не теряя времени, Шоко проверила его спину: ничего интересного; залечила пару несерьезных растяжений и синяков.       — Допивай уже и снимай штаны, — сказала нетерпеливо, все еще избегая смотреть Гето в глаза.       — Я ждал этих слов целый год! — поперхнувшись, воскликнул Годжо, победно вскинул кулак.       — До года еще два месяца. Шевелись, мне надо осмотреть все тело.       — Как прикажете, госпожа.       Годжо продолжал паясничать, избавляясь от штанов, но побледнел заново от боли, когда Шоко занялась бедром. Ушиб оказался сильнее, чем она понадеялась. Затрудненное сгибание в колене, отек. Пришлось сконцентрироваться максимально и попросить друзей заткнуться, те присмирели как послушные дети. Всегда бы так, но чудес не бывает. Как и послушных детей.       — Вы бы кого хотели завести, когда вырастете, — сама заговорила Шоко — по привычке, чтобы отвлечь пациента, — сына или дочку?       — Друг с другом? — прикололся Гето.       — Я уже вырос, — пропыхтел Годжо. — Сына.       — Дочку, — сказал Гето, посерьезнев. — Девочки куда лучше мальчиков.       Годжо бросил корчиться, переглянулся со своим другом, первым и единственным. Кто бы еще захотел с ним дружить? Только такой же псих.       — А если реально со мной? — спросил он напряженно.       — Двоих детей я не потяну, Сатору.       — Тогда одного мальчика, — расслабился Годжо, пропустив колкость мимо ушей. — Или котика… Эй, а полегче нельзя? — завопил он, тараща злые глаза.       — Не дергайся. Заканчиваю. Прикурите мне сигарету.       Гето нашел пачку в кармане пуховика, выбил сигарету, щелкнул зажигалкой.       — Дай попробовать, — Годжо выхватил у него зажженную сигарету и затянулся от души. Сделал вид, что его вырвало.       — А ты? — спросил Гето, отбирая сигарету и аккуратно вкладывая фильтр в ее подставленные губы.       Шоко сощурилась от дыма.       — Я похожа на идиотку?       — Ты похожа на Доктора Смерть, — Годжо с долгим стоном потянулся, заложил руку за голову. — Особенно когда в маске и в тех очках. И скальпель страшный.       — Скальпель у меня с собой. Можем поэкспериментировать с отращиванием языка... Все, одевайся. Ты уже весь синий от холода.       — А поцеловать?       Шоко убрала сигарету и чмокнула его в кончик носа.       Годжо со смехом пригнул ее за шею, поцеловал в щеку.       Шепнул:       — Спасибо, ты лучшая.       Глаза — голубее неба в апреле — не смеялись.       Шоко зачарованно подумала, что в жизни не видела ничего прекраснее.       Зажав сигарету зубами, надела на него очки, заправила дужки. Встала и выдернула из-под него пуховик, свалив заохавшего пациента на траву.       — Офигеть ты сильная, — возмутился Годжо. — Кто-нибудь видел мои кроссовки?       — Под деревом остались, сейчас принесу, — Гето помог ему подняться на ноги. — Собирайтесь, я зачищу территорию, пока не замело.       — Запасных штанов вы, конечно, опять не взяли.       — В магазин заскочим, — отмахнулся Годжо, встряхнул заляпанные грязью и кровью штаны.       — Я взял, — сказал Гето.       На обратном пути история повторилась: Гето читал, а Годжо, сожравший все холодные крылышки, дрых у него на плече. Шоко делала вид, что слушает плеер, поглядывала на безупречно исцеленное лицо. К чисто профессиональной гордости примешивалось незнакомое, неприятное чувство, портило настроение.       — Интересная книжка? — спросила она, вытащив наушник.       — Местами. Вот послушай… — Гето пролистал страницы, нашел нужное место. — Все сводится к одному: вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему. Видимо, невозможно узнать кого-то, вникнуть в его желания и веру, не полюбив, как он любит себя. И в этот самый миг любви…       — Ты побеждаешь, — бормотнул Годжо во сне.       — Побеждаешь, — с сомнением повторила Шоко. Гето на секунду поднял цепкий взгляд.       — Нет, ты не поняла. Я уничтожаю врага, — продолжил он зачитывать жестче, выделяя интонацией каждое слово. — Я делаю так, чтобы он больше никогда не смог подняться против меня. Втаптываю в землю до тех пор, пока он не перестает существовать…       Неприятное чувство вернулось и окрепло, сдавило горло, растеклось холодком в груди.       Это страх, осознала Шоко с тяжело застучавшим сердцем. Впервые в жизни она чего-то боялась. Не за себя, а за них. Самых сильных людей, которых она знала, — с одной на двоих слабостью. Любовью не к врагу, но к единственному другу. Неисцелимое место в сердце, в которое можно ранить каждого насмерть.       — И что, он там всех победил? — проговорил Годжо сквозь зевок.       — Пока побеждает.       — Как называется эта книжка? — спросила Шоко.       — «Игра Эндера».       — Дашь потом почитать, — сказал Годжо, растирая под очками глаза.       — Да ты ни одной книги из моей библиотеки не дочитал, балбес.       — Они все скучные.       — Ничего, сейчас в додзе развлечешься.       Годжо оживился.       — Думаешь, я смогу повторить Черную Молнию? Прямо подряд?       — Почему нет. Говорят, этот прием труден в исполнении только в первый раз, потом дается намного легче.       — Ага, знаю я твое «легче»…       Гето расплылся в похабной ухмылке. Годжо пихнул его локтем, порозовев всем лицом. Шоко закатила глаза.       — Яга офигеет! — поерзав, снова размечтался Годжо. — Вот бы еще научиться самого себя лечить, и чтоб прямо во время боя…       Что бы вы без меня делали, подумала Шоко и вставила наушник. Обняла сумку на коленях, просовывая холодные ладони поглубже в рукава.       Привычный стук колес убаюкивал, и мало-помалу все прошло: страх перед будущим вытеснило предчувствие скорой весны, первого настоящего тепла. Шоко клевала носом, слушала опостылевшую болтовню мальчишек, хвастливую и беспечную, и сердце билось ровно, согретое надеждой: несокрушимым, светлым чувством — и уверенностью, что она останется с ними до самого конца.