Нам историю не продлить, в одну сторону нам не плыть, По течению этих рек, превращая минуты в бег. Мне бы просто начать с листа, все забыть и не знать места. Посмотри на мою ладонь, она так пуста, так безмолвно пуста. (MONОЛИЗА feat. Владимир Шахрин — Линии)
Война осталась с ним не в кошмарах и даже не в ночных судорогах, вынуждающих рвать подушку зубами: просто превратилась в желание быть хорошим. Для всех: этаким рыцарем в сияющих доспехах, регулярно заваливающим манекены на тренировочной площадке, чтобы затем скакать навстречу к даме. Джинни, конечно, мало походила на средневековую пленницу, но вполне годилась на роль супруги — кто, если не она, такая домашняя, ласковая, готовая бесконечно ждать с операций? Гарри думал, что поступает правильно, принимая из рук Рона помолвочные кольца, пока не столкнулся с самим собой в попытках убежать от реальности. Это случилось к концу стажировки: Кингсли повысил его до полноценного аврора, особенно настаивая на полученном в военное время опыте. — Да разве… разве я справлюсь?.. — тогда Гарри еще не умел ругаться с начальством. — Мы ведь толком ничего не делали. В смысле, я и Рон. — Вы выиграли, мистер Поттер. Больше ничего не имеет значения, — холодно ответил министр, ставя нужные печати в готовом бланке зачисления. Гарри словно водой окатило. Точно. Все время, пока он пытался жить, окружающие видели только символ. Герой должен быть аврором, должен жениться на порядочной девушке, иметь правильных друзей и никогда не вставать на сторону Пожирателей Смерти. Пока он нарушил одно условие из тысячи и потому не был наказан… Аппарировав к дому Уизли, Гарри задумчиво крутил палочку в пальцах: сегодня Джинни не торопилась. На каждую встречу она старалась надеть какое-нибудь хорошее платье, словно продиктованное требованиями окружающих, ведь как это — будущая миссис Поттер носит брюки со стареньким свитером? Не порядок. Он вдруг захотел поделиться с ней желанием немедленно бросить все, чтобы отыскать собственную реальность, но не успел. Джинни увязла в этом болоте гораздо раньше, мечтая в глубоком детстве о герое с гордым именем «Гарри». Страшно, что она так и не смогла увидеть, как мало в нем от искусственного Поттера. Впрочем, Рон тоже не далеко ушел. Казалось, все вокруг страстно стремились вылепить из неказистого куска глины личного Атланта. Он бежал так долго, что в итоге столкнулся с самим собой, насмешливо косящимся с первой полосы Пророка. Герой, мать его. Хоть кто-нибудь в целом мире не смотрел на него сквозь призму ожиданий?! Кто-нибудь, кто угодно… В итоге им оказался Драко Малфой. Гарри просто заметил бывшего соперника в толпе, идущего с отчаянным выражением, почти полной копией его собственного. Увидел, чтобы, повинуясь случайному желанию, схватить за руку, насильно аппарируя в маггловский мир. Точкой оказался угол у бара, что было как нельзя кстати: вряд ли сиятельный наследник пробовал настоящее пиво, без гадких сливок. Они просидели до самой ночи, молча надираясь, кружка за кружкой. Драко задумчиво взбалтывал пену, пока Гарри пытался понять, отчего внутри все резко успокоилось. Столько лет глотки друг другу рвали, а теперь вот… Расстались молча. Тогда он еще считал, что случившееся было нелепым стечением обстоятельств. До нового срыва. Работать аврором непросто, особенно, если ты — вчерашний мальчишка. Начальник, товарищи — каждый встречный-поперечный взглядом или жестом напоминал вечную присказку Снейпа: «наша новая знаменитость». Давление росло со всех сторон: не так взмахнул палочкой, недостаточно быстро ушел с линии огня, Поттер, ты вообще думать умеешь?! Он словно попал в котел, готовый в любой момент взорваться, а огонь продолжал гореть. — Гарри! Постой! — Прощай, Джинни. Конечно, последней каплей стала злосчастная помолвка, о которой напоминал теперь не только Рон, но и все семейство Уизли. Гарри устал, Гарри до чертиков надоело тянуть на себе груз чужих ожиданий. В конце концов, ему всего двадцать лет, семнадцать из которых приходилось напоминать, что и у карманного героя есть свои желания. Вправив сломанный бывшим другом нос, он просто аппарировал к зданию Мунго, чтобы выцепить праздно шатающегося Малфоя. Сидеть рядом с ним получалось на удивление приятно, даже в тишине. Слова были лишними. Драко тоже страдал от мнения окружающих, так что, подмигнув удаляющейся спине, Гарри решил сделать свои визиты регулярными. К этому же мнению вскоре пришел и Малфой, как-то отыскав его в хитросплетениях Министерства. Жизнь, конечно, отвратная штука, если не умеешь жить, но приходилось свыкаться. Гермиона говорила, что так у него проявляется пост-какой-то-там-синдром, но Гарри толком не слушал, наслаждаясь обществом единственного человека, мостиком перекинувшегося к прошлому, когда казалось, что после Волдеморта все будет куда понятнее. К четвертому «мирному» году реальность треснула по швам. — Поттер, — лениво протянул Стентон, развалившись в кресле, — нам нужны зелья номер пять, семьдесят и сто тридцать. Спустись на третий этаж к Снейпу. — Да. К профессору, так к профессору — пожал плечами Гарри, меланхолично разглядывая быстро меняющиеся кнопки в лифте. Никто из авроров не любил контактировать с бывшим Пожирателем, оправданным стараниями героя, просто потому, что яд, сваренный им, не шел ни в какое сравнение с характером. Травить словами Снейп, кажется, умел с рождения. А Гарри приученный, Гарри справится. — Мистер Поттер? — Мерлин, он не слышал этого голоса три года. — За образцами, полагаю. — Нет, сэр. Мне нужны зелья номер пять, семьдесят и… — Сто тридцать, — раздраженно дернул плечом, вынудив часть черных, глянцевых волос скользнуть за спину, — я помню, какой договор заключил с Авроратом. Язвительный, гордый, живой. Прежде Гарри подбросило бы от одних интонаций, теперь же он пропускал все мимо ушей, профессионально вычленяя главное: последнее зелье требует доработки, поэтому щеголять им пока с прежней версией, гадкой на вкус. Снейп выглядел куда лучше, чем в последнюю встречу. Дементоры не летали в округе, Волдеморт не пугал змеей, а шумные, бестолковые студенты предпочитали обходить стороной. Мечта старого мизантропа. Гарри посмеялся бы, если бы точно знал, что Снейп не услышит: потому что сам постепенно превращался в такого же отшельника, балующего себя раз в месяц молчаливыми встречами с бывшим врагом. Гермиона не в счет — полностью погрузившись в работу, она спасибо, если помнила, какое число на дворе. — Держите и выметайтесь отсюда. Что-то не менялось даже с течением времени, — усмехнулся Гарри, вышагивая весь путь до кабинета начальника с совершенно дикой улыбкой. Рядом со Снейпом было спокойно так же, как с Драко. Поэтому не удивительно, что вскоре ответственным за зелья назначили Поттера — что ему сделается, герой же. Гарри понимал, что сходит с ума медленно, но верно. Работа в Аврорате была хороша, кроме коллектива, шепотков за спиной и неуемного давления. Он бы выдержал, правда, если бы не разрастающаяся пропасть: какие действия хотел совершить сам Гарри, а каких от него ждали другие? Может, все вокруг просто галлюцинация, предсмертный бред? — Поттер, — только с ним получалось склеить две раздробленные реальности; когда Северус Снейп вздыхал, язвил или ругался, накатывали теплые, умиротворяющие волны. — Вы были у меня вчера, в чем дело? Не объяснишь же, что Гарри просто соскучился по «нормальности», по тому, как на него смотрят черные, словно дементрова накидка, глаза? У Снейпа получалось относиться к нему без каких-либо иллюзий, он ничего не хотел и ни о чем не просил, подспудно привязывая к себе. — Прошу прощения, профессор, Стентон просил передать… Заученная ложь легко срывалась с языка, пока сомнамбулический транс не покидал тело, и дверь в зельеварню не закрывалась с глухим хлопком. Гарри крепко подсел, с нетерпением ожидая следующие встречи, в какой-то момент затмившие собой даже посиделки с Драко. — Передай ему, что мы уже не увидимся. — Но почему?.. Я думала, ты хорошо относишься к Малфою. Гермиона сидела в гостиной на Гриммо, тщательно расчесывая мокрые после душа волосы. Впервые за четыре месяца их выходные совпали, и теперь можно было расслабиться: никто в целом свете не мог понять Гарри лучше, чем она. — Драко дорог мне, но я не уверен, что найду время для наших встреч. — Что-то случилось? Да. И нет. Его жизнь продолжала представлять из себя затхлое болото, мимо которого короткими вспышками проносились светлячки. Сколько тогда поняла Гермиона, Гарри не знал. Важнее было просто сидеть рядом, вдыхая тонкий аромат маггловского шампуня. — Поттер, вы снова здесь. Я начинаю думать, что двери моего кабинета измазаны медом. — Простите, сэр… — Разве вас так часто просят что-то передать? Подрабатываете совой, Поттер? Гарри едва сдержал идиотскую улыбку. Он явно не дружил с головой в последнее время, может, стоило согласиться на прием у психолога, которого так отчаянно предлагала подруга? Но… его группа только-только вернулась с последнего задания, вылившегося в целый скандал. Герой облажался, плюнув на должностные инструкции, и покинул пост, прикрывая товарища от брошенной вскользь бомбарды. Хорошо, что штатные колдомедики умеют быстро останавливать кровь. Сейчас он всего лишь бледный, измученный мальчишка, а не тот полутруп, который переправляли всей командой. — Поттер?.. Видеть его, слышать, смотреть на черточки прикрытого воротником шрама, чтобы знать: вот она, реальность. Все было по-настоящему, когда-то он еще хотел жить. — Поттер! Хорошо выученная ярость теплом омывала внутренности. Гарри оперся о косяк, не подозревая, с каким блаженством на лице смотрит на Снейпа. — Мальчишка, — рыкнул зельевар, буквально втаскивая внутрь, — сиди смирно! Он явно заподозрил дурманящее зелье, раз за разом прокалывая иголкой шершавые пальцы. С беспокойством отмечая отсутствующую реакцию на боль. Гарри же в это время четко понял, что точно сошел с ума. Ему мало редких встреч, мало слов, брошенных ненароком. Хотелось врасти в человека перед собой, чтобы больше ни в чем не сомневаться. Это было его собственным желанием как Поттера, а не героя. Возможно, не вырвись он при первой возможности из лазарета, ничего не случилось бы. Но Гарри только-только пережил бомбарду, рев начальника и тычки авроров, ему слишком сильно хотелось убедиться, что реальность — есть, он в ней, а не в бреду. Резко подавшись вперед, он почти упал на замершего истуканом Снейпа, отчаянно целуя сжатые губы. Словно к статуе приложился, чертов безумец. — Что вы себе позволяете?! Северус много сказал тогда. Гарри думал: он не услышит ни слова, но позже, пропахав лицом добрые пять метров от двери кабинета, оказалось, что каждое въелось в грудь. И «мерзкий мальчишка», и «вы мне ненавистны», и «убирайтесь прочь». Все оказалось внутри, навсегда растерзав последнюю связь с настоящим Гарри Поттером. Он умер не в конце года, а именно тогда, лежа с окровавленным лицом на глазах у работников Министерства. Конечно, Кингсли все понял по одному-единственному взгляду. Гарри пришел к нему сам, не потрудившись залечить синяки. Кровь корочкой покрыла кожу от носа до подбородка, оставшись немым свидетельством случившегося. — Увольняешься, значит? А план у тебя готов? — Какой? — странно, что этот хриплый, потусторонний голос принадлежал ему. — Как жить дальше, естественно. Поттер, давай начистоту: ты можешь дослужиться до хорошей должности, у тебя просто, мать его, талант выбираться живым из любой передряги! И ты хочешь, чтобы я отпустил такого сотрудника? — Мне все равно, хоть на цепь сажай! Гарри впервые за три года кричал на кого-то, совсем как в кабинете Дамблдора, он сорвался, грозя распылить не только стол, но и самого министра. — И силища дурная. Поттер, ну подумай ты хорошенько: куда подашься? Сядешь на Гриммо как Блэк с бутылкой виски? — А твое какое дело, Кингсли? Мало я долгов раздал? Еще надо? Я умирал за вас всех, и ради чего?! — Я не прошу тебя совать голову в пекло, — резонно заметил министр, вынимая из верхнего ящика успокаивающее зелье. — Выпей. И подумай: чего хочешь? Гарри поднял опрокинутое минутой ранее кресло и сел, с затравленным, отчаянным выражением посмотрев в лицо начальнику, который додумался спросить об его собственных желаниях. Он вдруг ощутил, что Кинг — тот Кинг, готовый подставить плечо на войне, никуда не делся. Просто жил заданной ролью. — Я хочу исчезнуть. Не существовать. — А работа? Мучаешься? Плечо непроизвольно дернулось. — Нет. Но больше так продолжаться не может. Я не герой, которого обожают газеты. — Знаю. Ты вообще, Поттер, кардинально отличаешься от того безобразия, которому посвящает свои статьи Пророк, — фыркнул Кингсли, неуловимо улыбнувшись. — Исчезнуть, говоришь? Слышал, командная работа у тебя не клеится. Полагаю, из-за славы убийцы темных лордов? — К чему все это?.. Неожиданно Кинг исчез, уступив Министру: на Гарри внимательно смотрели черные глаза, цепко вычленяя главное — «дурную силу» и жажду затеряться в не стихшей войне. — Мне нужен верный человек, способный решать сложные задачи. Личный аврор, если хочешь. Не Гарри Поттер, по крайней мере, не тот, каким его видят. — И как же ты?.. — Умри. Для меня, для магического мира. Я предлагаю тебе свободу взамен службы в особом подразделении. Сдюжишь? — На слабо берешь? — Гарри ощутил волну позабытого азарта: шутка, достойная близнецов, замаячила перед носом. — У меня есть время подумать? — Хоть вся жизнь, если ты согласен прожить такую.***
Гарри оставил письмо на столе Гриммо, 12. Свою первую и последнюю исповедь, предназначенную Гермионе Грейнджер. Только она всегда понимала мотивы его поступков, поймет и теперь: Кингсли настаивал на полной секретности, вынудив подписать заковыристый договор, тем не менее открывающий горизонты свободы. Гермионе будущий мертвец рассказал обо всем: о желании соответствовать образу героя, сомнениях, одиночестве и горькой любви, больше напоминающей безумие, чем светлое и радостное чувство. Он не позволил себе назвать имя Снейпа равно как дать надежду на встречу. Пусть Гарри Поттер умрет насовсем. Даже для Гермионы Грейнджер. В конце концов, сейчас он слишком опустошен, чтобы испытывать сожаление. На четвертом, «мирном» году жизни герой ушел, отсалютовав Англии невидимым бокалом.