Однажды, перед самым началом Битвы Небес, Тсунаеши просит секунду у Червелло. Она просит о небольшой задержке — они уже здесь, уже готовы сражаться, ее друзья носят браслеты и находятся каждый на своем поле битвы, еще не отравленные ядом, но до этого осталось лишь пара мгновений. Она просит об отсрочке и поворачивается к зрителям "ее" стороны.
Она спрашивает Реборна, делая шаг:
— Ты ведь принес?
Ответа словами не слышится, однако все видят длинный футляр из темного дерева. Дорогого на вид, отполированного, едва ли не нового — только внимательный взгляд да прикосновения рук могут уловить несколько царапин, которые скрыть полировкой так и не удалось. Вещи много лет, но о ней заботятся со всей душой. Ей дорожат.
Тсунаеши забирает футляр с осторожностью, с неожиданной силой для обманчиво хрупкого тела, и проводит по нему кончиками пальцев с той нежностью, которую демонстрируют детям матери. С нежностью на лице, что свойственна людям старым — не юным девушкам, еще девочкам, которых стравливают с матерыми убийцами. И за секунду до появления барьера между ней и зрителями, на землю с другой от Савады стороны падают варежки, падают таблетки.
Реборн дергается вперед и кричит о глупости собственной ученицы. Только ее понимающий взгляд заставляет Аркобалено прикрыть глаза полями шляпы, успокоиться сильнее, чем может успокоить Пламя Дождя старого товарища. Тсунаеши не отвечает на крики, когда отворачивается от своего наставника и открывает футляр. Никому, кроме нее не видно, что скрывается за дорогим даже на вид деревом.
— Что это, Глупая Тсуна?
Она молчит. Мгновение, другое, время тянется резиной и вечностью, прежде чем с ее губ срывается тихий, рваный вздох. Тсунаеши прикрывает глаза, а после ее ладонь крепко обхватывает что-то в футляре.
— Это то, что до́лжно поднимать против демонов. То, что должно в правильных руках защищать людей от зла. Но разве можно назвать человека, что поднимает руку на детей, не демоном? — ее слова тихи и печальны, грустны в неком понимании больше, чем должны. Она позволяет себе звучать так, как должна, не притворяясь маленькой девочкой.
А после футляр, будто бы тот ничего не стоит, падает на землю, открывая взглядам оружие. Цзянь, меч времен Поднебесной и цзянху, в аккуратных, чистых ножнах из стали. Их цвета — белый и синий, с едва заметным узором зелени. Хватка Савады на нем намного более уверенная, чем должна быть у того, кто ни разу не брал подобное оружие в руки и, тем более, не сражался им с человеком.
Взгляд, который Тсунаеши поднимает на Занзаса, не принадлежит маленькой девочке из японской глубинки. Это взгляд умелого, но справедливого и честного воина.
***
Однажды была девочка.
Маленькая, одинокая, брошенная девочка, что поднялась на гору по приглашению возвышенного мастера. Она приняла руку этого человека, и ее взгляд озарился восхищением — как и желанием однажды достичь того уровня.
После девочка превратилась в девушку, скорбящую по потере одного из близких людей. Даже попытки наглого и бойкого юноши, что, казалось бы, всегда был рядом, ее утешить и развеселить не помогали.
Разве не этот юноша был повинен в том, как пренебрегал тем, кого они потеряли?
Разве не он со своими друзьями мешал тому развиваться?
Позже она стала женщиной, что шагнула навстречу тому, кого, казалось бы, потеряла. Она отреклась от всего, к чему стремилась, отвернулась от человека, что заменил ей отца и мать, чтобы совершить три поклона с молодым мужчиной,
вернувшимся домой, вернувшимся
к ней. Она стала женщиной, что заняла место первой супруги в растущем гареме — и приняла своего мужа, будущего Императора таким, какой он есть.
Под конец? Под конец она стала той, кто принесла осколки меча мясу вместо человека. Мясу, что был когда-то ее почти-отцом, ее уважаемым
Шицзунем. Она приняла свою судьбу в последствии, храбро встречая взгляд разъяренных глаз своего супруга, пройдя с ним путь от первой встречи с юным и светлым мальчиком до собственной смерти на руках великого мужчины, ставшего ей любимым мужем.
Во второй раз она становится еще не девушкой, но уже и не девочкой. Той, что смотрит на своего почти-отца, на Лорда Пика, и видит... спокойствие. Что бы ни терзало ее Шицзуня в прошлый раз, в этот оно было сметено искажением, открывая миру его теплый и ясный взгляд. Открывая искренность и нежность к тому, кто мог бы стать ее супругом снова — и ко всем ним, его ученикам. Преданным ему до последнего своего вздоха, поскольку даже его собственный последний вздох не остановил их.
Становясь девушкой, она наблюдает и изучает, видя в своем брате наконец-то те чувства, ту любовь, которой не досталось ни одной из них в прошлом. В будущем, которого не будет.
Становясь девушкой, она видит скорбь того, кто стал ей отцом. Она видит горе и боль, которые тот испытывает, особенно когда он приходит к похороненному мечу. Она объединяется с тем, кто стал лучшей версией себя самого — лишь бы привнести вновь покой в жизнь их учителя.
Уже девушкой она вновь встречает своего младшего брата. Раньше, чем в прошлый раз, быстрее. И она не может не заметить отблески безумия в его глазах, что проявиться должны бы позднее. Она пытается защитить их учителя, их Шицзуня,
их отца, но не успевает на какие-то жалкие секунды. Девушка рыдает на плече старшего, когда у них даже нет шанса похоронить его и проводить в последний путь, как подобается.
Молодой женщиной, годы спустя, она с улыбкой опускается за столик со всеми ними — со старшим и младшим, с учителем, что смотрит на них с гордостью поверх веера, что не способен этого скрыть, — и чувствует наконец-то гордое счастье. С этим же счастьем на губах Нин Инъин однажды погибает, защищая людей и демонов ото зла, как однажды научил ее
баба.
***
Савада Тсунаеши не носит имени тихого ребенка или щебета среди бамбука, и все же она смотрит на изменившийся мир с теплотой. Она не носит расшитых ханьфу светло-зеленых оттенков, подобно тому, кто вырастил ее дважды, но с удовольствием примеряет шорты и футболки, как до́лжно ребенку в мирное, спокойное время. Ее руки не в мозолях от тренировочного, а после и духовного меча — ни одного из них нет рядом, как нет в них острой нужды.
Ненадолго.
Ее меч, ее Шуцай Чжуцзян, находит ее, стоит сформировать прочную основу, через несколько лет после того, как тепло в груди исчезает под прикосновениями улыбчивого старика.
Он напоминает ей Старого Мастера Дворца, и Нин Инъин давит в себе эти воспоминания.
Она еще слишком слаба, чтобы вытащить меч из ножен, и все же она заботится о своем духовном оружии по мере сил.
Она прижимает его к груди, когда больно.
Она чистит ножны и эфес, когда нужно занять руки.
Она тренирует с мечом привычные разуму, но не телу стойки, чтобы не посрамить честь Шицзуня — особенно, когда она вернется к нему и вечно плачущему шиди.
Она обнажает меч с гулом своей ци в стали, чтобы защищать людей — еще совсем детей, среди которых Ламбо всего пять, а Хроме, девочка без глаза, что следует за Рокудо Мукуро, искалечена не только духовно, но и физически. Тсунаеши тихо просит прощения у учителя и отправляет цзянь в полет легким движением руки. Потому что именно этому он ее научил.
Они ее научили.
Защищай слабых — от второго.
Борись со злом — от обоих.
Растопчи любого, кто угрожает твоей семье — от первого, обозленного на мир, но столь доброго к любой женщине и девочке, которую только может встретить.
Тсунаеши опускает маску своего образа и вновь становится Нин Инъин, когда листья отправляются к ее не сопернику и не врагу. К такому же покалеченному ребенку, каким когда-то стал не-ее-супруг.
Нин Инъин никогда бы не смогла стать Старшей Ученицей — она просто не умела вести за собой людей так, как умела поддерживать их.
Савада Тсунаеши никогда не станет Десятой Вонголой — ее настоящий отец, который воспитал ее сильной когда-то, воспитал в ней справедливость достаточно крепкую, чтобы не ступить на этот путь.
Но и одна, и другая всегда шли навстречу чести и благородству, даже если это может окончиться смертью.
Не в этот раз, конечно — ей еще нужно вернуться к своей семье, в свой родной дом.
