водная гладь и буря

– это же так важно, пап, в самом деле! это даст мне новый опыт, это поможет посмотреть на работу с другой стороны. льюис светится от счастья и параллельно собирает чемоданы. один за другим, они формируются в противную тото стопку, которую больше всего сейчас хочется пнуть посильнее и выбросить за дверь. хэмилтон уходит. вот так просто. буквально на раз-два. как будто одиннадцать лет — это просто сон, который слишком сильно затянулся. тото хочет рвать и метать. тото хочет схватить нерадивого пасынка за голову, придавить к стене и накричать. тото хочет, чтобы льюис перестал на секунду улыбаться, мечтать и романтизировать, и задумался о последствиях. тото, в конце концов, хочет, чтобы льюис остался. потому что льюис — уже полноценная часть семьи, уже что-то настолько родное и важное, уже часть сердца и разума. хэмильтон важнее наград, кубков и болидов. хэмилтон — глупый, но по-настоящему любимый ребёнок. – тебе надо пересмотреть приоритеты, если тебе интересно моё мнение, – мужчина прячет руки в карманы и прижимается к спине стеной. – тебе... важнее опыт, или что-то большее? – ты знаешь ответ, пап. вот так просто. как будто «ты знаешь» может его хоть как-то оправдать. льюис уходит тем же вечером из родительского дома, и вольфф впервые чувствует потребность кому-то позвонить. *** кристиан заканчивает очередной день рядом с сыном. в последнее время они с максом ещё больше сроднились и сблизились. в последнее время макс стал больше говорить и показывать, и хорнер наконец-то научился его понимать. – так вот, ты когда-нибудь думал вообще, ну, чисто гипотетически, что будет, если мы пересоберём машину полностью? – макс к вечеру стабильно начинает говорить с уж очень явным акцентом, и это не может не вызывать у его старшего улыбку. – ну, чисто заменим всех поставщиков, придумаем что-то с... – подожди секунду, сынок. кристиан достаёт вибрирующий телефон из-под подушки и недовольно хмурится. кому он нужен в такое время? – странно, – хорнер сдвигает брови к переносице, и верстаппен подползает ближе, чтобы посмотреть в экран. – ты тоже это видишь? – мистер вольфф? зачем? – не могу ответить тебе на этот вопрос. и не знаю, стоит ли поднимать трубку. – наверное, это важно, – макс ненадолго замолкает. вибрация не прекращается. – ответь, пап. болтовня подождёт. *** – ты можешь говорить? – у тото стальной голос и дрожат руки. – ты мне нужен. – я с сыном. это срочно? – не называй его так, – он впервые протестует против макса в подобной форме. хорнер хочет откусить ему голову, но ещё больше — узнать, в чём причина. – попроси макса выйти. кристиан тяжело вздыхает и ненадолго закрывает динамик ладонью. оборачивается к максу, смотрит глаза-в-глаза и говорит почти виновато: – сынок, не подслушивай, пожалуйста. макс закрывает уши. просто, по-детски, но искренне. кристиан знает, что он не подслушает ни одного слова. – можешь говорить, – он снова сглатывает тонкую каплю яда с губ и чувствует, как каждое слово саднит в горле чем-то едким. – зачем ты на него агрессировал? – меня бросил мой пасынок, – тото замолкает, чтобы, кажется, заново переварить этот факт. кристиан больше не хочет откусить ему голову. – ушёл в феррари, представляешь? полный идиот. я не могу описать словами то, как я, блять, злюсь. насколько надо быть... – подожди. ты шутишь? – не шучу. ты новости не читал ещё? весь мир на ушах стоит. хорнер молчит, не зная, стоит ли говорить правду. видимо, да. вольфф всегда ложь читает и чувствует. – мы были заняты с максом. у нас каждый четверг отведён на семейный день. – ублюдок, – тото нервно смеётся, и это можно читать как одновременное проклятье и любовное признание. неизвестно, что сейчас корректнее и лучше. – издеваешься, да? а я ведь не шучу. – может, подурит и вернётся? он же к тебе прирос, в самом деле. я в нём никогда не сомневался, – кристиан трёт губы двумя пальцами, не зная, видимо, как продолжить. по ту сторону слышится ещё один смешок. более нервный. почти дёрганый. – почему ты мне позвонил? тишина. – потому что ты всегда выручал, очевидно? потому что я тебе доверяю. блять, нахуя мы вообще это сейчас обсуждаем. – я понял, понял, – кристиан снова смотрит на макса, всё ещё плотно закрывающего уши ладонями, и невольно улыбается. – тогда. что ты хочешь, чтобы я сделал? – если говорить откровенно, то, наверное, чтобы ты отказался от макса, чтобы я не завидовал, – слышно, что улыбается. идиот. кристиан бы откусил голову и оторвал руки, но не может. есть желание (и, наверное, силы) только на то, чтобы обнять. – но если мы реалистично смотрим на ситуацию, то, очевидно, ты можешь приехать. хорнер метается. вариант, безусловно, надёжный, но слишком... неправильный, что ли. неправильный по многим причинам. – я не могу оставить макса одного, он не поймёт. мы никогда не... – вы никогда не пропускаете ебаные четверги, я знаю. вы никогда их не пропускаете, и именно поэтому, – вольфф не сдерживается, ему перестаёт хватать воздуха. что-то летит в стену. кристиан слышит. слишком-хорошо-слышит. – и именно поэтому у нас пропали совместные завтраки четыре раза в месяц, именно поэтому мы не видимся, но блять. вы никогда не пропускаете четверги, а я никогда не терял до этого собственного сына. кристиан, кажется, не может выдавить из себя ни единого слова. макс читает его волнение и пододвигается ближе. всё ещё с закрытыми ушами и по-детски смущённым взглядом, но с таким трепетом и осторожностью, что его бы обнять, обхватить обеими руками и не выпускать больше. – я напишу тебе через две минуты, хорошо? тото отвечает односложно и тут же кладёт трубку. *** они переглядываются с максом, и верстаппен, увидев, что звонок завершён, неуверенно убирает ладони от ушей. кристиан осторожно берёт его за запястье и смотрит прямо в глаза. – сынок, мне нужно будет сейчас уехать, прости, – он не знает, как лучше выразиться, как объяснить всю ситуацию, как, в конце концов, не выглядеть в глазах макса предателем, но старается изо всех сил. – тото... не очень хорошо себя чувствует, можно сказать. ему очень нужен я. ты не обидишься, если мы закончим на сегодня? ты можешь продолжить рассказ завтра, если хочешь. верстаппен ненадолго зависает, будто переваривая услышанное, а затем дважды понимающе кивает. – конечно, пап, всё хорошо. я пойду спать в таком случае. передай мистеру вольффу пожелания всего самого светлого. пусть у него всё скорее наладится. кристиан уезжает ровно через двадцать минут и думает о том, как же ему, всё-таки, повезло с максом. тото, вероятно, больше из вежливости к предстоящему гостю, перестаёт бросаться предметами. *** тото выглядит отвратительно. кристиан не может смотреть на него с порога. нет, в самом деле, это преступление над собой — смотреть на него, знать всё, читать по глазам и мимике, по скованным мышцам и дрожащим рукам, думать-думать-думать и совершенно не знать, как помочь и вытянуть. кристиан ведь никогда не был на его месте. конечно, сюда бы отнести кого угодно вместо макса, сюда бы вспомнить себастьяна — своеобразного выросшего подростка, который вылетел из гнезда слишком рано. каким бы себ не был, он не занимал место безусловно любимого, в отличие от льюиса. блядского льюиса хэмилтона, который так просто — и, безусловно, жестоко — решил лишить(_ся) всего. – я не думал, что ты так быстро, – они проходят в зал, и хорнер мгновенно впивается глазами в разбитую посуду. – не успел прибраться. – я всё сделаю, – кивает мужчина и начинает складывать осколки тарелок и бокалов прямо в ладони — своеобразное желание занять себя хоть чем-то, лишь бы не думать о том, насколько всё отвратительно и бесповоротно. – не переживай, это сейчас не главное. вольфф буквально заползает в кресло и сжимается в несколько раз сильнее. его травит собственная злость, выросшая и взошедшая из невыносимой обиды; она давит на голову, сжимает голосовые связки, обездвиживает и дурманит. она делает всё, чтобы тото не справился и сдался с поличным. прямо так, откровенно и открыто перед хорнером. кристиан знает, что ему нужна буквально минута тишины, чтобы подать голос. тото хватает на сорок четыре секунды. – он идиот. я в нём, блять, не сомневался, – вольфф обхватывает себя за плечи и ругается по-немецки. кристиан впервые не протестует и не просит вольного перевода. – это такая глупая затея. его там нахуй загребут, его... – он провалится, думаешь? тото поднимает голову и неодобрительно поджимает губы. – я не знаю. я просто не был к этому готов. я собрал всё так, чтобы они оба были в любви и достатке, я, в конце концов, дал ему дом и заботу, которой не дают обычно другим, а он... – просто ушёл. я знаю, тот, он не прав. – он придурок, ты хотел сказать. кристиан скидывает в мусорный мешок последнюю партию осколков и чуть смеётся. – я не оскорбляю чужих детей. вольфф мог бы воротить нос от чужого спокойствия, но вместо этого тянет кристиана за запястья и придвигает к себе. – скажи мне честно и коротко, ты знал? хорнер впервые не вырывается от чужой хватки. это одновременно пугает и завораживает. это — своеобразное столкновение двух противоположных стихий. морская пристань и ураган. водная гладь и буря. что угодно, но на разных языках. – откуда я мог? нет, не знал. тото сильнее сжимает чужие запястья. кристиан не противится, но расправляет плечи. – тогда почему ты, блять, так спокоен? почему ты можешь ещё и хихикать в этой ситуации? – потому что в случае, если я буду впадать в панику или гнев, обзывать всё-ещё-твоего сына и говорить, что он конченный, тебя разъебёт, и я тебя оттуда уже не достану. вольфф резко расслабляет руки и отодвигается. его как будто бьёт током. кристиану страшно, но он держит тот же доброжелательный и спокойный взгляд и продолжает смотреть в чужие глаза. – я хочу достать тебя из этого, – повторяет хорнер чуть мягче и тише, без того вызова и нотки силы, которая, видимо, была крайне лишней. – я хочу, чтобы ты проговорил, чтобы ты успокоился и уснул. я хочу, чтобы я был рядом. мне на тебя не насрать. тото будто пугается каждого нового сказанного хорнером слова, но делает вид, что держит лицо. становится резко невыносимо. – а если я тебя выгоню? – идиотская проверка на прочность. – что ты будешь делать? – останусь. буду сидеть под дверью, спать на холоде и мёрзнуть. потом заболею, вернусь домой, и макс будет изо всех сил пытаться меня вылечить, параллельно с этим изучая специфику всех видов простуды. он будет писать тебе о моём самочувствии, спрашивать, как ты, и очень сильно беспокоиться. а потом перенервничает и расстроится. – он знает об этой ситуации? кристиан мягко улыбается и присаживается на корточки перед креслом. – не знает. но знает, что тебе плохо, и что я за тебя переживаю. тото долго молчит. кажется, даже слишком — кристиан начинает мягко гладить его ладонь и успокаивающе рисовать пальцами забавные узоры на чужой коже. он знает, что налаживать контакт с вольффом — это игра на везение. знает, но помнит, что каждый раз выигрывает. именно поэтому через пять-шесть-семь минут тишины тото молча сползает с кресла на пол, хватается за плечи хорнера и совсем уж по-детски утыкается в чужое тело носом, сжимаясь и дрожа то ли от злости, то ли от обиды. – мне лучше... – тебе лучше остаться. кристиан кивает и не двигается с места. на утро макс получает сообщение с просьбой привезти пару домашних комплектов в дом к вольффу и слова, что его отец задержится на несколько дней.